людали за  Уилтом. Тот со скуки
рассматривал головку своего члена, выискивая первые признаки гангрены. Флинт
выключил телевизор, чтобы не видеть ненавистной рожи.
     --  Хотите  верьте,  хотите  нет,  --  начал он. -- Эта  зараза требует
забросить ее  в окно мансарды с вертолета. Хочет,  видите ли, воссоединиться
со своей полоумной семейкой.
     --  Надеюсь,  вы  не допустите  этого? -- сказал доктор Фелден.  --  Не
вздумайте рисковать. Вспомните,  что она  вчера  пообещала сделать  со своим
муженьком.
     --  Не  искушайте  меня.  Я  с  удовольствием  посмотрю  здесь, как она
разрывает  этого  недоноска  на кусочки.  --  Он замолчал, представляя  себе
чудесную картину.
     -- Черт побери, решительная малышка, -- сказал майор. -- Я, например, в
гробу видал  влетать  в  это окно на веревке. По  крайней мере,  без хорошей
огневой поддержки. Однако в этом что-то есть!
     -- Что? -- поинтересовался  Флинт, недоумевая, как у майора  повернулся
язык назвать миссис Уилт малышкой.
     --  Нужен  отвлекающий  маневр.  Представляете,  как  они  там  в  доме
запрыгают, увидев,  как эта  бабища висит под вертолетом. Признаюсь, я и сам
бы навалил в штаны от такого зрелища.
     -- Аналогично. Но поскольку у нас другая задача, я  хочу услышать более
дельные мысли.
     В соседней  комнате Ева грозилась  послать телеграмму с  жалобой  самой
королеве, если ее тут же не пустят к своей семье.
     -- Этого еще  не хватало! Нам  еще  массового убийства не хватало! А то
пресса жаждет крови. Вот шуму-то будет!
     -- Шум  будет, когда она влетит  в окно, -- резонно заметил майор. -- А
мы под шумок ворвемся в дом и...
     -- Нет! И еще раз нет! -- заорал Флинт и бросился вон из комнаты.
     --  Значит,   так,  миссис  Уилт!  Я   попробую  уговорить  террористов
пропустить вас к детям. Если они не согласятся, ничем не смогу помочь...
     Он обратился к сержанту на коммутаторе:
     -- Свяжитесь  с  копчеными и  дайте мне  трубку,  когда  закончится  их
обычная увертюра.
     Симпер вдруг почувствовал, что обязан вмешаться.
     -- По-моему, следует воздержаться от подобных расистских выражений. Это
противозаконно. Называть иностранцев "копчеными"...
     -- Я  не  называю  "копчеными" иностранцев. Я называю "копчеными"  двух
кровожадных убийц. Или, может, убийцами их тоже нельзя называть?
     Симпер пытался вставить хоть слово, но Флинт не давал:
     -- Убийца, он и есть убийца. Всегда и везде! И вообще, я сыт по горло!
     Террористы, видимо, тоже были сыты по горло. По крайней мере, из трубки
не неслись "фашистские свиньи" и тому подобное.
     -- Чего надо? -- спросил Чинанда. Флинт взял трубку.
     -- Есть предложение. Миссис  Уилт,  мать детей, которых  вы  захватили,
хочет попасть в  дом и  присматривать  за  ними. Она безоружна и согласна на
любые условия.
     -- А ну, еще раз и помедленней. Инспектор повторил.
     -- Прямо-таки на любые условия?
     -- Да, на любые. Она  сделает все, что вы говорите. --  Флинт посмотрел
на Еву. Она закивала.
     Террористы  начали совещаться. Их голоса едва слышались из-за  громкого
визга  близняшек и периодических стонов миссис Де Фракас.  Вскоре террористы
вернулись к телефону.
     -- Вот наши условия: прежде  всего  женщина должна быть голая. Слышали?
Го-ла-я!
     -- Слышал, только не пойму...
     --  Никакой  одежды!  Мы должны  видеть, что  она совершенно безоружна.
Ясно?
     -- Миссис Уилт может не согласиться...
     -- Я согласна, -- твердо сказала Ева.
     -- Она согласна, -- неодобрительно прорычал Флинт.
     -- Второе: свяжите ей руки над головой. Ева опять закивала.
     -- Третье: ноги тоже.
     -- И ноги? Черт возьми, как же она станет передвигаться?
     -- Сделайте веревку чуть длиннее. С полметра. Но чтоб бегать не могла.
     -- Понял. Она согласна. Дальше?
     -- Как только войдет она, выйдут дети.
     -- Не понял? -- сказал Флинт. -- "Выйдут дети"? То есть дети вам больше
не нужны?
     -- А кому они вообще нужны! -- не  выдержал  Чинанда.  -- На  хрена нам
здесь эти  грязные, мерзкие маленькие  стервы, которые засрали и зассали все
вокруг!
     -- Я вас понимаю, -- посочувствовал Флинт.
     -- Поэтому заберите ко всем  чертям этих мелких фашистских  вонючек! --
Чинанда бросил трубку.
     Инспектор Флинт повернулся к Еве с улыбкой во всю физиономию.
     -- Миссис Уилт, я ничего не говорил. Вы все слышали сами!
     -- Он еще  поплатится за это!  -- пообещала Ева. Ее глаза сверкнули. --
Где мне раздеться?
     --  Только  не  здесь, -- твердо  сказал Флинт. -- Пойдемте  в  спальню
наверх. А когда спуститесь, сержант вас свяжет по рукам и ногам.
     Пока   Ева   раздевалась,   инспектор  зашел   к   военным   психологам
проконсультироваться. Единого  мнения по  данному вопросу не было. Профессор
Маерлис  доказывал,  что  террористам  будет очень  выгодно с  точки  зрения
пропаганды обменять  четырех  однояйцевых  близнецов  на одну  женщину,  чья
польза для общества была, мягко говоря, сомнительна. Доктор Фелден с  ним не
соглашался.
     -- Вполне очевидно, что  террористы  испытывают сильное психологическое
давление  со  стороны  детишек.  Если  мы ликвидируем  этот  психологический
фактор, у них может подняться боевой дух.
     -- Наплевать на боевой дух, -- сказал Флинт. -- Я буду просто счастлив,
если эта сука уйдет отсюда к себе домой. А  потом майор пусть  начинает свою
операцию "Море крови", я умываю руки.
     -- Заметано! -- обрадовался майор.
     Флинт вернулся на узел связи, отвел взгляд,  чтоб не видеть  чудовищные
телеса Евы, и обратился к Госдайку.
     -- Адвокат,  давайте кое-что  себе уясним, -- сказал он. --  Вы  должны
знать: я категорически против  действий вашего клиента, поэтому  не  намерен
нести ответственность, если с ним что-нибудь случится.
     Госдайк кивнул головой:
     -- Да, да,  инспектор.  Я  тоже снимаю  с себя всякую  ответственность.
Миссис Уилт, прошу вас...
     Ева  его  не  слышала.  Со  связанными  над головой руками  и  короткой
веревкой,   привязанной   к  ногам,   она  являла  собой   зрелище  поистине
устрашающее. С такой дамой не рискнешь поспорить.
     -- Все готово, -- сказала она. -- Передайте им, я иду.
     Она вышла  на улицу и заковыляла  к  своему  дому. Даже  бывалые бойцы,
ветераны Северной Ирландии, и  то, увидев ее, побледнели. Один только майор,
наблюдавший за всем из окна спальни, мысленно благословил Еву.
     --  В  такие  минуты  гордишься, что родился  британцем! --  сказал  он
доктору Фелдену. -- Ей-богу, сильна баба, ничего не скажешь.
     В доме No 9 царило некоторое замешательство. Чинанда, увидев Еву в щель
почтового  ящика,  уже  пожалел,  что согласился  на  обмен.  Тут  из  кухни
нестерпимо  пахнуло  блевотиной. Пришлось  открыть дверь и  взять оружие  на
изготовку.
     -- Тащи сюда девчонок! -- крикнул он Баггишу. -- А я слежу  за бабой. В
случае чего, трахну ее по башке.
     -- Как трахнешь? -- удивился Баггиш, не расслышав  до конца. Он мельком
увидел огромную тушу, приближавшуюся к  дому. Но девчонок  уже не надо  было
тащить. Увидев Еву у самой двери, они бросились к ней с радостным визгом.
     -- Назад!!! -- взревел Баггиш. -- Назад, стрелять буду!
     Поздно.  Ева,  покачиваясь, встала  на  ступеньку крыльца,  и близняшки
облепили ее со всех сторон.
     -- Ой, мамочка, ты такая смешная,  -- запищала  Саманта и обхватила  ее
колени. Пенелопа, распихнув остальных, повисла у Евы  на шее. Ева неуверенно
шагнула  вперед,  споткнулась,  и все дружно грохнулись  на  пол в прихожей.
Девчонки отцепились от Евы и  разъехались  в разные  стороны по  начищенному
паркету.  От удара со стены сорвалась вешалка для шляп, угодила  по двери, и
та захлопнулась. Террористы  молча глазели  на  свою  новую  заложницу.  Тем
временем  миссис Де  Фракас, очнувшись, выглянула из кухни  и  увидев, столь
необычное  зрелище, снова потеряла сознание. Ева с трудом встала  на колени.
Руки оставались  связаны  над  головой,  но  ее  теперь  интересовали только
дочери.
     -- Не волнуйтесь, мои милые, мама с вами. Все будет хорошо.
     Террористы  ушли  на  кухню  и  оттуда,  с  безопасного расстояния и  с
растущей тревогой наблюдали эту сцену. Евин оптимизм они не разделяли.
     --  Теперь  как быть? --  спросил  Баггиш.  --  Может, вышвырнуть  этих
девчонок отсюда?
     Чинанда  покачал головой.  Он  не собирался подходить  близко  к  такой
мощной  даме.  Даже со связанными  руками  Ева  выглядела  довольно  опасно.
Чинанде вдруг показалось, что она потихоньку подбирается к нему.
     -- Ни с места! -- приказал он и поднял пистолет.
     Зазвонил телефон. Чинанда схватил трубку.
     -- Что еще нужно? -- спросил он Флинта.
     -- То же самое и  я хотел спросить, -- сказал инспектор. -- Женщина уже
у вас, а где обещанные дети?
     --  Думаешь, мне нужна эта хренова баба?  Ты свихнулся!!! -- возмутился
Чинанда. -- Эти гнусные мерзавки не  хотят  от нее уходить.  Поэтому  у  нас
теперь полный набор.
     На том конце провода Флинт хихикнул:
     --  Я  не  виноват.   Мы  не  требовали  освобождать   детей.  Вы  сами
предложили...
     --  Мы бабу тоже не требовали!!! -- почти в истерике заверещал Чинанда.
-- А сейчас приступим к делу! Вы...
     --  Да  брось ты,  Мигель.  --  Флинт решил  немного поиздеваться  ради
удовольствия. -- Дела больше не  будет. Хочу, чтоб ты знал: если пристрелишь
миссис Уилт, я тебе большое спасибо скажу. А в принципе ты, приятель, можешь
пристрелить кого  хочешь.  Тогда  мои ребята  ворвутся и  подстрелят тебя  и
товарища Баггиша. Только подыхать вы будете долго...
     -- Фашистский палач!!! -- Чинанда нажал на курок пистолета, еще, еще...
Пули продырявили висящую на стене таблицу всевозможных лекарственных трав, в
большинстве  своем сорняков.  Ева  отнеслась  к  этому весьма  болезненно, а
близняшки жутко завыли. У Флинта аж душа в пятки ушла.
     --  Ты убил ее?!  -- вскрикнул он, поняв, что такое  удовольствие может
грозить ему отставкой. Чинанда не ответил.
     -- Значит,  дело все-таки будет. Вы  возвращаете  нам Гудрун и готовите
самолет.  Даем вам час на все. С этой  минуты шутки  кончились. -- Он бросил
трубку.
     --  Дерьмо! -- зло  выругался  Флинт. -- Звоните Уилту, у меня для него
новости.
     20
     Пока суть да дело,  Уилт  снова решил изменить тактику. Он перепробовал
все  роли: безнадежного идиота,  деревенского кретина, не исключая, конечно,
революционного фанатика. По мнению Уилта, последняя представляла собой самую
зловредную разновидность идиотов и кретинов. В  результате  он сделал вывод,
что  неправильно  подходил к вопросу деморализации Гудрун  Шауц. Женщина она
идеологически  подкованная,  к  тому же немка. А ведь  немецкая общественная
мысль  --  это богатейшие  традиции,  корнями  уходящие в глубь  веков,  это
внушающее    трепет   культурное   наследие,    это   философы,   художники,
поэты-мыслители,     одержимые     познанием     смысла     и     содержания
социально-исторического  процесса.  Тут  Уилту  в  голову  пришло, а  точнее
взбрело  странное слово Weltanschauung. Его  значения  Уилт не  знал,  да  и
сомневался, что вообще! кто-либо,  знает. Вроде бы связано с мировоззрением,
и звучит так же здорово, как и слово Lebensraum -- дословно "жилая комната".
Хотя на  самом деле так  называлась оккупированная во вторую мировую Европа,
включая  ту часть  России, которую  Гитлер  успел прибрать  к  рукам.  После
Weltanschauung и Lebensraum ни  с того ни с сего вспомнилось Weltschmerz, то
есть  "мировая  скорбь",  что, как ни странно,  совершенно  не  противоречит
привычке  фрейлейн  Шауц   без  зазрения   совести  начинять  свинцом  своих
противников.  Причем всю эту жуткую концептуальную заразу  разносили Гегель,
Кант,  Фихте, Шопенгауэр и  Ницше -- сифилитик, помешавшийся  на сверхлюдях,
брунгильдах  и прочих  биройтских*  валькириях.  Уилт  как-то заставил  себя
прочитать "Так говорил  Заратустра" и пришел к такому выводу: либо Ницше сам
не знает, о чем  пишет, либо знает, но пытается  это  скрыть, прикрываясь за
частоколом бессмысленных  фраз.  С  веселой непринужденностью  он  умел лихо
манипулировать  различными бессмысленными  категориями.  Любителям  сурового
слова  должен понравиться  Гегель.  А  после мрачнейшего Шопенгауэра "Король
Лир"  покажется  вам буйным оптимистом, оказавшимся под действием веселящего
газа.  Короче  говоря, Гудрун  Шауц -- просто  несчастная  женщина. Можно до
посинения трепаться обо всех ужасах
     *Биройт  --   город   в  Северной   Баварии,  где  ежегодно  проводятся
музыкальные Вагнеровские фестивали.

     мира -- она и глазом не моргнет.  А вот если  ее славно позабавить, это
наверняка заденет ее за живое. Почему бы и  нет? Ведь под  маской  домашнего
ворчуна всегда скрывался Уилт-весельчак.
     Итак,  в то  время, когда  Ева в полном смысле  слова ввалилась в  дом,
Гудрун  Шауц, съежившись,  сидела  в ванной,  а  Уилт донимал  свою пленницу
хорошими новостями. О том, например,  что жизнь вокруг -- само совершенство.
Гудрун Шауц не соглашалась:
     -- Как вы можете так говорить! Знаете, сколько в мире голодающих?
     --  Конечно!  Но ведь если кто-то голодает, значит,  я --  сыт. -- (Эту
вполне логичную мысль Уилт подцепил у штукатуров из второй  группы.)  --  И,
кроме  того,  раз  мы  знаем,  что  кто-то  голодает,  следовательно,  можем
как-нибудь помочь. Было бы хуже, если б не знали. Тогда было бы не известно,
куда посылать гуманитарную помощь.
     -- А кто ее посылает? -- не подумав, спросила мисс Шауц.
     -- Америкашки, насколько я знаю, -- сказал Уилт. -- Думаю, русские тоже
посылали  бы,  если  б чего было.  А так как  нечего,  помогают  чем  могут:
посылают кубинцев и танки.:
     Пусть  голодные  людишки стреляют и не думают  о  пустом брюхе. В конце
концов голодают далеко не все. Посмотрите вокруг, ведь жизнь прекрасна.
     Гудрун   Шауц  посмотрела  по  сторонам,   но  ничего  прекрасного   не
обнаружила. Ванная комната удивительно походила на тюремную камеру. Но Уилту
она ничего не сказала.
     -- Возьмите, к примеру, меня, -- продолжал Уилт, -- у  меня  прекрасная
жена и четыре очаровательные дочки...
     Гудрун  Шауц  громко  фыркнула,  показывая,  что  верить  всем Уилтовым
выдумкам она не собирается.
     --  Может, вы так и не считаете, -- сказал Уилт, -- но я в этом уверен.
А  хотя бы  я  и не  прав. Все равно согласитесь:  мои  девочки --  существа
жизнерадостные. Пусть  некоторым они покажутся  несколько неугомонными, зато
никто не скажет, что они несчастны.
     -- А миссис Уилт, видимо, хорошая жена, -- с сомнением в голосе сказала
Гудрун Шауц.
     -- По крайней  мере, лучшей  я  не  ищу,  --  ответил  Уилт.  --  Вы не
поверите, но...
     --  Я поверю вам??? Я  же слышала, как она вас  обзывает...  Между вами
вечная грызня.
     --  Грызня?  Конечно,  наши  мнения  иногда  расходятся,  но без  этого
счастливому  браку не бывать. Как говорят у  нас в Англии: в споре рождается
истина.  Выражаясь  терминами  классиков  марксизма:  тезис  плюс  антитезис
равняется синтез. Наш синтез -- это наше счастье.
     -- Счастье, -- Гудрун Шауц фыркнула, -- что такое счастье?
     Уилт подумал, как лучше ответить.  Лучше  не  ударяться в метафизику, а
объяснить все на простых примерах их жизни.
     --  Для  меня  счастье  --  солнечным  морозным  утром  идти  к  себе в
Гуманитех, когда вокруг прогуливаются утки, зная, что сегодня не предвидится
никаких заседаний  и лекций; а вечером при луне возвращаться домой, где меня
ждет отменный ужин: тушеная говядина и клецки, а  потом завалиться в кровать
с интересной книжкой...
     -- Буржуазная свинья. У вас на уме только собственный комфорт.
     -- На  уме у  меня  не только  это, -- возразил Уилт, -- но  вы просили
объяснить,  что  такое счастье.  Я и объяснил,  как  сам понимаю.  Хотите, я
продолжу дальше?
     Гудрун Шауц не  захотела, но Уилт продолжил. Он рассказывал  о пикниках
жарким летним днем на берегу речки; о том, как нашел у букинистов книжку, за
которой  долго охотился; как радовалась  Ева, когда прорастал посаженный  ею
чеснок,  и  как  он, Уилт, был рад, что  она рада. Еще  говорил о  том,  как
здорово  вместе  с  дочками  наряжать рождественскую  елку; просыпаешься  на
следующий день, а они  сидят вокруг тебя и раскрывают коробки с подарками  и
потом прыгают по комнате с долгожданными новыми игрушками, которые наверняка
им надоедят через неделю, и...
     Он говорил  о простых семейных радостях.  Их не  суждено испытать  этой
женщине, но они-то  и составляют основу жизни Уилта. Все,  о чем Уилт сейчас
рассказывал, вдруг приобрело для него смысл, и  словно  бальзам пролился  на
душу, заставляя забыть все  нынешние страхи и опять почувствовать себя самим
собой:  просто хорошим  человеком,  тихим  и  скромным, женатым на такой  же
хорошей женщине,  только  суетливой  и изобретательной.  И  наплевать,  если
кто-то  в этом сомневается. Ведь главное -- он такой,  как есть, каким стал,
благодаря  своим  поступкам;  причем Уилт  не  мог вспомнить,  чтоб хоть раз
поступил неправильно. Пусть не всегда получалось, но старался творить добро.
     Тем  не  менее  Гудрун  Шауц  воспринимала  все  по-другому.  Голодная,
замерзшая и напуганная, она слушала, как Уилт говорит о  простых  вещах, и в
ней  росло  чувство   нереальности  происходящего.  Слишком  много  зверств,
творимых ради грядущего счастья  на всей земле, повидала  она на своем веку,
как  она могла постичь  прелести жизни в семейном мирке? Что можно  было ему
ответить?  Назвать  фашистской  свиньей?  В глубине души она  понимала:  это
пустая трата  слов,  и  по-прежнему молчала.  Уилт  даже решил ее  пожалеть,
сократив  до  минимума  несколько  приукрашенное  повествование  о  семейном
путешествии по Франции, но тут зазвонил телефон.
     --   Слушай,   Уилт,  --   сказал   Флинт,  --   закрывай   свой   клуб
путешественников. Тут такое дело: твоя мадам  находится  на  первом этаже  с
детьми. Если  Шауц  сейчас же не спустится вниз, в избиении младенцев будешь
виноват ты.
     -- Это я уже слышал, -- ответил Уилт.
     -- А вот и не слышал. В общем, шутки в сторону. Если ты не отправишь ее
вниз, это сделаем мы. Ну-ка, глянь в окошко.
     Уилт выглянул в окно. На  пустыре стоял вертолет, в него один за другим
лезли солдаты.
     --  Все увидел?  --  продолжил  Флинт. --  Так вот, ребята высадятся на
крыше  и первым достанут тебя. В дохлом виде. А  эту сучку Шауц  будем брать
живьем.
     -- Может, лучше наоборот?
     Но инспектор  уже  повесил  трубку.  Уилт прошел через  кухню и отвязал
дверь ванной комнаты.
     --  Можете  выходить, --  объявил  он. -- Ваши  друзья  внизу,  похоже,
добились своего. Они ждут вас.
     Из ванной ответа не последовало. Уилт подергал дверь  и  обнаружил, что
она заперта.
     -- Ну послушайте же!  Вы должны выйти. Я серьезно говорю. Там внизу мою
жену и детей держат геноссе Баггиш и Чинанда. Полиция собирается уступить их
требованиям.
     В ванной по-прежнему было тихо. Гудрун Шауц явно не собиралась уступать
требованиям Уилта. Уилт прижал ухо к двери и прислушался. Похоже, эта стерва
ухитрилась сбежать или, того хуже, отправить себя на тот свет.
     -- Вы там? -- глупо спросил он. Ответом был чуть слышный всхлип.
     -- Вас никто и пальцем не тронет! Сидеть там абсолютно бессмысленно...
     Дверную ручку с той стороны подперли стулом.
     -- Черт! -- прорычал Уилт, и  уже спокойнее продолжил. -- Прислушайтесь
к голосу  разума. Если вы  не выйдете и не отправитесь вниз, здесь  начнется
черт знает что и кто-нибудь обязательно пострадает. Поверьте мне.
     Но Гудрун Шауц уже наслушалась от Уилта достаточно  всякого бреда, чтоб
поверить на этот раз. Она тихонько бормотала по-немецки.
     --  Ну  и  что  вы  этим  добьетесь?   Уилт   понял:  с  новым  методом
деморализации  он  слишком переборщил.  Тогда