он неладен? А  если со мной  что
случится, кто позаботится о моей семье?
     Полковник  угрюмо  вперился в  гравюру. Поистине,  английская  душа  --
темный лес, и постичь  ее  Эрвину  не дано.  Не зря французы называют Англию
"коварный  Альбион".  Шельмы  эти  англичане:  никогда  не  знаешь,  что они
выкинут. Однако надо как-то успокоить генерала.
     -- Передайте генералу, что  это сугубо частная проблема. Да  пошевелите
там Глаусхофа. Раз речь идет о безопасности, ему и карты в руки.
     Капитан направился к двери. Уилт вскипел.
     --  Если этот маньяк хоть пальцем притронется к моим  девочкам, кому-то
не поздоровится. Я не позволю и их травить газом!
     -- Вы отец --  вы и  призовите их  к порядку, -- проворчал полковник  и
вышел из кабинета.

23

     Когда Уилт и полковник подъехали к главным воротам, им стало ясно, что
дело приняло скверный оборот. Близняшки  выскочили  из  машины  и  бросились
спасать маму  от  охранников, хотя  никакой необходимости в  этом  не  было:
вспомнив  занятия на вечерних курсах самозащиты  от  изнасилования, Ева  уже
свалила одного охранника ударом в пах коленом. Второго  близняшки с  ног  до
головы обсыпали  перцем, чем начисто лишили боеспособности. Затем они заняли
караульное помещение  и  взяли лейтенанта заложником. Стараясь избавиться от
удушливого  запаха, лейтенант сорвал  с себя мундир, и  близняшки  без труда
завладели его револьвером. Второй револьвер был отобран у охранника, который
корчился  на  асфальте. Тут к шлагбауму подъехала  автоцистерна с мазутом, и
близняшки воспользовались ее появлением,  чтобы понадежнее защитить подступы
к  караулке.  Под  угрозой оружия  они заставили неосторожного шофера вылить
сотни  галлонов   мазута   на  землю.   Только   после  этого   автоцистерна
медленно-медленно  проехала  на  базу.  При  виде  этого  моря  разливанного
ужаснулась даже Ева.
     Джип лейтенанта  Хары  подлетел  к  караулке  и попытался  затормозить.
Попытался -- и тут же запутался в проволочном заграждении. Выкарабкавшись из
машины, Хара схватил переносную рацию и вызвал подкрепление.
     -- На территорию проникли посторонние! -- надрывно  вопил он.  -- Банда
левых террористов захватила караульное помещение!
     -- Какие  террористы?  Это  же просто девочки! --  крикнула  Ева, но ее
слова заглушил вой сирен: Саманта включила сигнал тревоги.
     Между тем снаружи вдоль ограды уже выстроились  "матери  против бомбы".
Сковавшись наручниками рука  к руке, они  образовали живую цепочку,  которая
перегородила  въезд  на  базу. Крайние укрепили  свои  наручники  на  ограде
висячими  замками.  Цепочка  пустилась отплясывать что-то наподобие канкана,
скандируя:
     -- К чер-ту пуш-ки! Мир на-ро-дам!
     Демонстранток    обступили    операторы    с   телекамерами   и   кучка
фотокорреспондентов.  Над  головами "матерей"  лениво  покачивался  на ветру
огромный   воздушный  шар   престранного   вида.  Он  смахивал  на  жилистый
напряженный пенис, а по бокам виднелись загадочные надписи: "Роддом бы, а не
бомбы"  и "Пусть крылатые ракеты  вам  и делают минеты".  На глазах  Уилта и
Эрвина  шар, который,  очевидно.  накачивали  водородом,  стал  раздуваться,
складки на  его  пластиковой оболочке разглаживались,  утрачивая сходство  с
крайней плотью, и наконец летучий агитчлен превратился в гигантскую ракету.
     Полковник  Эрвин,  который  только  что  любовался,  как  перепачканный
мазутом лейтенант Хара  пытается встать  на  ноги, при виде надувной  ракеты
затуманился:
     -- Старый бомбардяга этого  не переживет. Думаю, и президент будет не в
восторге.  Вон  сколько  телевизионщиков  понаехало:  всенепременно  отведут
чертову фаллосу лучшее эфирное время.
     Из-за  угла  вылетела  пожарная машина,  а  следом --  джип,  за  рулем
которого сидел  майор Глаусхоф. Его правая  рука болталась на перевязи, лицо
пылало.
     Капитан Форчен встревожился:"
     -- Если пожарные вляпаются в мазут, десятка три "матерей" унесут отсюда
вперед ногами.
     Но машина остановилась  благополучно, пожарные  бросились  раскручивать
шланги.
     Снаружи к  живой  цепочке  подкатил полицейский  автофургон.  Инспектор
Роджер  и   сержант   Ранк  вытаращили  глаза  на   демонстранток.  "Матери"
скандировали, выкидывая  ноги,  пожарные  поливали мазут  и  лейтенанта Хару
пеной,  а майор Глаусхоф здоровой рукой подавал  знаки подразделению  охраны
территории  объекта,   которое  выстроилось  на  безопасном  расстоянии   от
"матерей" и приготовило канистры с паралитическим газом.
     -- Стойте, олухи! -- гаркнул Глаусхоф. но перекричать  сирены не  смог.
Канистры полетели к ногам "матерей". Полковник Эрвин закрыл глаза. Он понял,
что майору хана, однако и его карьера под угрозой.
     -- Надо убрать  детей, пока телеоператоры их не заприметили! -- крикнул
Эрвин майору. -- Действуйте!
     Майор  покосился  на  асфальт,  залитый  мазутом  и  пеной,  на  марево
паралитического газа. Кое-кто из  "матерей" уже валился  на землю. А тут еще
Саманта как  бы невзначай выстрелила  из окна и вызвала ответный огонь ПОТО.
Положение становилось опасным.
     -- Что мне, жить надоело, -- отмахнулся майор.
     Тогда Уилт взял дело в свои руки. Не обращая внимания на мазут  и пену,
он добрался до караулки и вывел оттуда полную даму и четырех крошек.
     Роджер их  не  заметил. Как и телеоператорам,  ему было не до семейства
Уилтов. Но заваруха  возле  ворот его тоже не волновала. Почуяв запах ПГ, он
поспешил убраться подальше. Однако из-за газа же отъехать далеко не удалось:
полицейский фургон  дал  задний  ход, врезался  в  автобус "матерей", рванул
вперед, рикошетом отлетел  от машин телевизионщиков,  затем  его  занесло на
обочину,  и  фургон  повалился  на бок. В  тот же миг  на  Роджера  снизошло
озарение: а  инспектор Флинт не  такой уж болван. Поистине,  кто  свяжется с
Уилтами. плохо кончит.
     Полковник Эрвин тоже это уразумел.
     --  Мы вывезем вас  на вертолете, --  предложил  он  Уилту.  глядя, как
"матери" одна за другой валятся без чувств.
     -- А моя машина? Думаете, я оставлю...
     Но его протест был заглушен воплями близняшек. И Евы.
     -- Хотим покататься на вертолете! -- хором голосили близняшки.
     -- Увези меня отсюда! -- взывала Ева.

     Минут  через десять  Уилт  с высоты птичьего  полета  взирал на кружева
тропинок и дорог, россыпь зданий  и  бункеров. У  ворот базы  стояли  машины
"скорой помощи",  в которые  загружали бесчувственных  "матерей".  Впервые в
жизни Уилт с теплотой подумал о Мэвис Моттрем.  Баба она, конечно, вздорная,
но зато у нее хватило ума бросить вызов  будничному  безумию  авиабазы.  Это
местечко --  сущий концлагерь.  Правда,  тут  никого не  загоняют в  газовые
камеры, нет дымящих труб  крематориев. Но сама жизнь на базе пронизана духом
слепого   послушания.  И  Глаусхоф,  и  даже  полковник   Эрвин  готовы,  не
задумываясь,  исполнить  любой  приказ. Все они такие,  все до  одного. Все.
кроме  Мэвис  Моттрем  и демонстранток у ограды.  Прочие  же,  когда пробьет
роковой час, скажут  "Есть!" -- и ввергнут мир в катастрофу. И  уже никто не
придет освобождать покоренных,  и потомки не воздвигнут памятники павшим, не
извлекут горькие уроки  из страшного прошлого, потому что потомков не будет.
Будет лишь тишина. Тишина, голос ветра, голос моря...
     То же  самое творится  и в России, и в  порабощенных  странах Восточной
Европы. Нет, там  еще страшнее. Там таких,  как Мэвис Моттрем, уже заставили
замолчать, побросали в тюрьмы, упрятали в  психушки. Оно и понятно: там, где
царит  безумие,  здравомыслящие  не  в  чести.   Новые   лагеря   смерти  не
удостаиваются внимания  телеоператоров  и фотокорреспондентов.  Это же надо:
двадцать миллионов  русских полегло на войне,  которая грозила народу полным
уничтожением, а теперь наследники Сталина смертельно боятся своего  народа и
не позволяют ему даже задуматься,  как наладить  нормальную  жизнь, чтобы не
производить технику, способную смести все живое с лица земли.
     Безумно,  бесчеловечно, глупо. А  главное --  заурядно.  Заурядно,  как
амбиции  доктора  Мэйфилда, мечтающего превратить  Гуманитех в академическую
империю, как стремление ректора сохранить свой пост и избежать нежелательных
пересудов.  А что там себе думают преподаватели, чему хотят учиться студенты
--  наплевать.  И вот  теперь  Уилт  возвращается  к  этой жизни.  Ничего не
изменилось. Ева будет и дальше колобродить без удержу, близняшки вырастут и,
вполне   вероятно,   станут  цивилизованными  людьми.  Да.  нет,   едва  ли.
Цивилизованный человек --  фикция,  выдумка писателей,  которые  замалчивают
человеческие недостатки  и слабости, а  примеры самоотверженности выдают  за
правило. Нет,  такими  цивилизованными людьми близняшкам не стать.  Дай Бог,
чтобы они и  дальше оставались независимыми и своенравными. А путешествие по
воздуху им, как видно, доставляет удовольствие.
     Вертолет приземлился в пяти милях от базы, возле, пустынной дороги.
     -- Высадим  вас здесь, -- сказал полковник. -- Я постараюсь прислать за
вами машину.
     -- Мы хотим долететь до самого дома! -- заверещала  Саманта, перекрывая
гул  пропеллера.  Пенелопа  тоже  подняла  крик:  она  требовала,  чтобы  ей
позволили  спрыгнуть  с парашютом  на  Оукхерст-авеню.  Но тут у Евы лопнуло
терпение, она по очереди  вытолкала  дочек из  вертолета  на жухлую траву  и
выпрыгнула за ними. Следом  прыгнул Уилт. Воздух  на мгновение стал упругим,
вертолет оторвался от земли и, покачиваясь, полетел прочь.
     Когда он скрылся из глаз, Ева наконец подала голос:
     -- Вот видишь, что ты натворил.
     Уилт окинул  взглядом пустынную местность. Мало ему допроса, теперь еще
хныканье жены выслушивать.
     -- Пойдем, -- сказал он. -- Никакой машины мы не дождемся. Лучше поищем
автобусную остановку.
     Он взобрался по насыпи на шоссе и пошел в сторону города. Далеко в небе
что-то  сверкнуло.  Над  землей  повис  огненный  шар.  Это  майор  Глаусхоф
трассирующей пулей  поразил надувной член  Мэвис Моттрем. Сегодня же вечером
этот огненный шар, над которым клубится грибообразное облачко, во всей красе
предстанет перед телезрителями. Старания демонстранток не пропали впустую.

24

      Семестр  закончился. Преподаватели  собрались  в  лекционном  зале  и
изнывали  от  скуки,  как  прежде  студенты  на  их занятиях. Сегодня  место
докладчика  занял ректор. Минут десять он  терзал слушателей тем, что, плохо
скрывая истинные чувства,  расшаркивался  перед  мистером  Спайри  с кафедры
строительства,  который наконец-то уходил  на пенсию.  Еще двадцать минут он
сетовал на  финансовые  трудности  и объяснял,  почему о капитальном ремонте
инженерного корпуса не может  быть и речи -- даже  сейчас, когда неизвестный
благодетель  пожертвовал колледжу  на  приобретение книг невероятную  сумму:
четверть миллиона фунтов.
     Уилт с каменным лицом сидел вместе с другими заведующими кафедр и делал
вид, будто он тут ни при чем. Кто этот таинственный меценат, знали только он
и  ректор. Но им  приходилось  держать язык  за  зубами, поскольку это  была
государственная тайна.  Дело в  том,  что  нежданный  подарок был  платой за
молчание  Уилта.  Об  условиях  этой  сделки  с  Уилтом  договаривались  два
издерганных  сотрудника  посольства   США   в  присутствии  двух  жутковатых
субъектов якобы из юридического отдела Министерства  внутренних дел.  Однако
Уилта  их зловещий  вид  не  смутил. Он  был  чист  перед законом,  во время
переговоров его прямо распирало от чувства собственной правоты. Ева разинула
рот, услышав, что им предлагают новую машину.  Однако Уилт отказался. С него
хватит  морального  удовлетворения:  пусть  ректор  мучается  от  того,  что
Фенландский колледж гуманитарных  и технических наук  вновь  оказался обязан
своим благополучием человеку,  которого  он, ректор,  уволил бы с превеликим
удовольствием. Отныне  ему придется  терпеть  Уилта, пока  сам  не  уйдет на
пенсию.

     Но близняшек держать  язык  за  зубами  не  заставишь. Они с  восторгом
вспоминали,  как  обдали лейтенанта нашатырным спиртом и обсыпали охранников
перцем,  и  порывались  хвастать  своими  подвигами  каждому   встречному  и
поперечному.  Ева по недомыслию  попросила  их  дать  слово,  что  они будут
хранить молчание, но Саманта заупрямилась:
     -- А что такого? Мы просто помогали папе убежать от сексуальной тети.
     -- Будете распускать языки -- придется помогать папе с мамой  бежать из
тюрьмы, --  пообещал Уилт. -- Сами знаете, что с вами будет,  если родителей
упрячут за решетку.
     --  А  что с  нами будет?  --  полюбопытствовала Эммелина,  которой  не
терпелось устроить папе с мамой побег из тюрьмы.
     --  Будет  то, что  вас отдадут на воспитание злющим-презлющим приемным
родителям. Всех четырех  в разные  семьи.  Вы  больше никогда  друг друга не
увидите и...
     Уилт  пустился  живописагь  невзгоды  и   унижения,  которые  поджидают
падчериц в приемных  семьях. От этих кошмаров  в  духе Диккенса у  близняшек
душа  ушла  в пятки, а  Ева даже  всплакнула.  Так  Уилт  одержал  еще  одну
маленькую  победу:  никогда  еще его  слова  не  производили столь  сильного
впечатления  на домашних. Конечно, это ненадолго, но пока близняшки осмелеют
и разболтают о происшествии, их  болтовня будет уже  не так опасна, и к тому
же им никто не поверит.
     После этого  разговора  прежние подозрения  Евы взыграли с новой силой.
Ложась в постель, она спросила мужа:
     -- И все-таки почему ты полгода врал, что преподаешь в тюрьме?
     Уилт ожидал этого вопроса.
     --  Ты же  сама слышала, что говорили эти субчики из  контрразведки про
государственную тайну.
     -- Разведка? Они сказали -- из Министерства внутренних дел. При чем тут
разведка?
     --  Как же,  Министерство внутренних дел! А  ты  и  уши  развесила. Это
контрразведка.  Да  ты сама виновата. Отдала девчонок  в самую дорогую школу
для липовых вундеркиндов, а на какие шиши нам жить, если...
     Спор затянулся за полночь,  но Ева все-таки отстала. Она вспомнила, как
рассыпались   в   извинениях  сотрудники   посольства,  сообразила,  что   о
посторонних женщинах не было сказано  ни слова,  и  успокоилась. Слава Богу,
Генри снова дома, а на происшествии в Бэконхите лучше поставить точку.

     И вот  Уилт  сидит рядом с доктором  Бордом и  радуется своей  скромной
победе. Хоть он и натерпелся от чужой глупости и бестолковости, но последнее
слово все-таки осталось за ним. Случалось, враги и обстоятельства брали  его
в оборот, однако Уилт в конце концов вышел победителем. Да, он победитель, а
не преуспевающий зануда  вроде доктора Мэйфилда или, хуже того, озлобившийся
неудачник.
     --  Чудны дела твои.  Господи! -- изумлялся, доктор Борд, когда  ректор
наконец  сел на место и преподаватели  потянулись из аудитории. --  Подарить
книг  на  четверть  миллиона!  Беспримерный  случай  в  истории  британского
образования!  Обычно если  миллионер  расщедрится,  то передает в дар  самым
никудышным студентам благоустроенные учебные корпуса А этот -- просто гений.
     Уилт  промолчал.  Очень  может  быть,  что   здравый  смысл  --  та  же
гениальность.

     В отделе дорожного движения полицейского участка  Ипфорда,  у терминала
компьютера  сидел  бывший  инспектор,  а  ныне  сержант  Роджер. Он  пытался
сосредоточиться на проблеме распределения транспортного потока и  размещения
стоянок   между  часами   пик.  Роджер   еще   не   оправился   от  действия
паралитического  газа и от совсем уж убийственных действий старшего офицера,
который  под  руководством  главного  констебля  расследовал  методы  работы
инспектора Роджера.
     Откровения сержанта Ранка выставили Роджера не в лучшем свете.
     --  Инспектор  Роджер  дал  понять,  что  радиоэлектронное  слежение за
машиной мистера Уилта проводится  с санкции старшего офицера, -- рассказывал
сержант.  -- Я только выполнял приказ инспектора. То же самое  касается дома
Уилтов.
     -- Дома Уилтов? Это что же, у них и дома были установлены микрофоны?
     --  Так  точно,  сэр. Они и сейчас там  Нам оказали  содействие соседи,
мистер Геймер и его жена.
     --  Час от часу не легче, -- пробормотал главный констебль. -- Если  об
этом пронюхают бульварные газетенки...
     -- Едва  ли, сэр, -- успокоил  его  Ранк.  --  Мистер Геймер  съехал, а
миссис Геймер продает дом.
     --  Ну так уберите оттуда микрофоны! Да побыстрее, пока их не нашли, --
прогрохотал главный констебль и принялся когтить Роджера. Во время экзекуции
того чуть удар не  хватил.  Его  разжаловали  в  сержанты, перевели в  отдел
дорожного  движения и пригрозили, что если  он еще хоть раз проштрафится, то
угодит в собачий питомник, где на нем будут натаскивать служебных собак.
     Но окончательно добило  Роджера известие о том, что начальником  отдела
по борьбе с наркотиками назначен Флинт.
     -- По части наркотиков  этому  малому нет равных! -- восклицал  главный
констебль. -- Надо же, как ловко раскрыл дело.
     У старшего офицера были кое-какие сомнения, но он оставил их при себе.
     -- Это у них фамильное, -- глубокомысленно заметил он.
     Во время  суда "Ипфорд  кроникл"  и  даже центральные  газеты  поминали
Флинта каждый день. Столовая участка  гудела от поздравлений. Вот  он каков.
Флинт Гроза  Контрабандистов. А может,  и  Гроза  Адвокатов. Как ни силилась
защита доказать незаконность его методов --  основания для этого имелись, --
но  Флинт   был  во  всеоружии.  Он  засыпал   присяжных  цифрами,  фактами,
названиями,  датами,  предъявил доподлинные улики,  и в конце концов  победа
осталась за ним. После  дачи свидетельских показаний  он вернулся на  место,
сохранив незапятнанной свою репутацию честного  полицейского старой закалки.
Поползновения  защиты только настроили присутствующих  в  его пользу. Стоило
сравнить бравого  Флинта  с  темными  личностями  на скамье подсудимых --  и
становилось ясно,  на чьей стороне  правда.  А уж судья и присяжные даже  не
колебались. Подсудимые  получили кто девять, кто  двенадцать лет, а Флинт --
долгожданное повышение. Теперь он стал старшим офицером.
     Отголоски  разоблачений  Флинта  долетели  туда,  где  газетной  шумихи
боялись как огня.
     -- Что? Она привезла наркотики из Калифорнии, от двоюродных братьев? --
выдавил из себя лорд Линчноул, когда главный констебль при встрече рассказал
ему о выводах следствия. -- Быть этого не может! Наглая ложь!
     -- Увы, старина. Никаких сомнений. Она привезла зелье в  бутылке из-под
виски.
     --  Силы  небесные!  Я-то думал, она  раздобыла  его в своем  треклятом
Гуманитехе.  Я был категорически против того, чтобы  она там училась. А  все
мать виновата, лорд Линчноул замолк и отсутствующим взглядом обвел холмистую
равнину. -- Как, говоришь, называется эта пакость?
     -- "Формалин". А еще "ангельская пыль". Ее обычно курят.
     -- Не представляю, как  это: формалин -- и вдруг курят. Впрочем, женщин
не поймешь, правда?
     -- Где уж их понять, -- махнул рукой главный констебль.
     Заверив приятеля,  что в окончательном  заключении криминалистов смерть
миссис Линчноул  будет представлена как несчастный случай, главный констебль
откланялся и отправился выяснять отношения с  женщинами, постичь которых ему
было не под силу.

     Из-за настырного  интереса  Роджера  к  семейству  Уилтов  больше всего
пострадала  авиабаза в  Бэконхите.  На подмогу к  Мэвис  Моттрем  и "матерям
против бомбы" стекались  женщины со  всей страны. Демонстрации у ворот стали
многолюднее.  Вокруг  базы образовался  целый  лагерь  из палаток и  наскоро
сколоченных  лачуг.  По  телевизору  то   и   дело  показывали,  как  вполне
добропорядочных  пожилых  англичанок одурманивают  газом и, надев наручники,
волокут  к укрывшимся неподалеку машинам "скорой помощи". Понятно, что после
таких сцен  отношения  американцев и  Фенландской  полиции изме