миться. Ну, с большинством  из  них  я способен ужиться.  Ей
свое, мне свое. Но если речь идет об оральном участии под ее вопли о женской
эмансипации, то тут уж, пожалуйста, увольте.
     -- Чего я  никак  не могу  понять, так  это  почему нам, чтобы добиться
сексуальной  свободы и  женской эмансипации, нужно вновь стать животными, --
сказал Брейнтри. -- Откуда эта вздорная идея, будто ты должен быть все время
страстно влюблен?
     -- Мартышки, -- заметил Уилт угрюмо.
     -- Мартышки? Почему мартышки?
     -- Вся эта ерунда  насчет поведения  животных. Мол,  если  животные так
поступают, то и  люди должны. Ты ставишь все с ног  на голову и, вместо того
чтобы  возвыситься,  ты  оказываешься  отброшенным  на  миллион  лет  назад.
Следуешь прямиком за орангутаном. Эгалитаризм самого низшего пошиба.
     -- Я все же не совсем понимаю, при чем здесь секс, -- сказал Брейнтри.
     -- Я тоже, -- сказал Уилт.
     Они отправились в таверну "Поросенок в мешке" и напились.

     Была уже полночь, когда Уилт добрался домой.  Ева спала. Уилт  тихонько
пробрался в  постель и долго лежал в темноте, размышляя о высоком содержании
гормонов.

     Прингшеймы вернулись к  себе на Росситер Глоув  от Ма Танте  усталыми и
раздраженными.
     -- Нет ничего зануднее шведов. -- заявила Салли, раздеваясь.
     Гаскелл сел и уставился на свои ботинки.
     --  Унгсторм в порядке.  Его только что бросила  жена,  ушла к  физику,
специалисту  по  низким  температурам  из  Кембриджа.  Он  не  всегда  такой
подавленный.
     --  Никогда бы не догадалась. Кстати  о женах.  Я  тут познакомилась  с
такой неэмансипированной женщиной --  я  подобных просто не встречала. Зовут
Ева Уилт. У нее сиськи, как дыни.
     --  Не  надо, -- сказал доктор Прингшейм.  --  Меньше всего мне  сейчас
требуются неэмансипированные жены с  большими  сиськами. --  Он  забрался  в
постель и снял очки.
     -- Я ее сегодня здесь имела.
     -- Имела?
     Салли улыбнулась.
     -- Гаскелл, солнышко, у тебя поганый умишко.
     Гаскелл  Прингшейм близоруко  улыбнулся  своему отражению в зеркале. Он
гордился своим умом.
     -- Просто я тебя  знаю, любовь  моя, --  сказал он.  --  Знаю  все твои
маленькие  причуды.  Кстати  о  причудах. Что  это  за коробки в комнате для
гостей?  Надеюсь,  ты не тратила  деньги?  Ты же  знаешь,  что у нас  в этом
месяце...
     Салли улеглась в постель.
     -- Деньги-меньги, -- сказала она. -- Я отошлю все завтра назад.
     -- Все?
     -- Ну,  не  все,  так  большую  часть.  Надо  же  мне  было  произвести
впечатление на эту крошку с сиськами.
     -- Для этого совершенно необязательно скупать полмагазина.
     -- Гаскелл, солнышко,  дай  мне закончить, -- сказала Салли.  -- Она же
маньяк,  прелестный,  очаровательный, одержимый  маньяк. Она не  в состоянии
посидеть  ни  минуты, чтобы  что-нибудь  не  чистить, прибирать, драить  или
стирать.
     -- Нам  только и  не хватает  в доме  еще одной одержимой женщины. Кому
нужны две?
     -- Две? Разве я маньяк?
     -- С моей точки зрения, маньяк, -- ответил Гаскелл.
     --  Но  у  той  есть  сиськи,  крошка,  понимаешь,  сиськи.  Короче,  я
пригласила их на вечеринку в четверг.
     -- Какого черта?
     -- Ну, я тебя сто раз просила купить мне посудомоечную машину, но воз и
ныне  там. Поэтому  я  решила  раздобыть  ее  себе  сама. Такую  симпатичную
старательную маниакальную посудомоечную машину с сиськами.
     -- Господи, -- вздохнул Гаскелл. -- Ну и сучка же ты.

     -- Генри Уилт, -- сказала Ева на следующее утро, -- ты зануда. -- Генри
сидел  в постели.  Чувствовал он себя просто ужасно. Нос болел еще  сильнее,
чем накануне, голова разламывалась, и  он провел полночи,  смывая антисептик
со стенок унитаза. Его настроение не улучшилось от того. что его разбудили и
обозвали занудой. Он взглянул на часы. Было  уже восемь, а  в  девять у него
были занятия  в группе каменщиков. Он вылез  из постели и двинулся  в ванную
комнату.
     -- Ты слышал, что я сказала? - спросила Ева, тоже выбираясь из постели.
     --  Слышал, -- ответил Уилт и тут увидел, что она голая. Голая Ева Уилт
в восемь  часов  поутру представляла  собой почти такое  же  душераздирающее
зрелище, как и пьяная Ева Уилт в пижаме лимонного цвета  и с сигарой в зубах
в шесть часов вечера. - Какого черта ты ходишь здесь в таком виде?
     --  Кстати  о виде. Что это  с твоим  носом?  Наверное,  ты  напился  и
грохнулся. Он весь красный и распухший.
     --Он  действйтельно красный и распухший. И  чтоб  ты знала, я вовсе  не
грохнулся. Теперь, Христа  ради,  не путайся  под ногами.  У меня  лекция  в
девять.
     Он протиснулся мимо нее,  прошел  в ванную комнату и посмотрел  на свой
нос.
     Вид у него был ужасный. Ева вошла следом за ним.
     -- Если ты не падал, то что же  тогда случилось? -- настойчиво спросила
она.
     Уилт выдавил пену из тюбика и осторожно размазал ее по подбородку.
     -- Ну? -- спросила Ева.
     Уилт взял бритву и подставил ее под струю горячей воды.
     -- Несчастный случай, -- сказал он.
     --  Не  иначе как  столкновение  со  столбом. Так я  и  знала,  что  ты
пьянствовал.
     -- С наборщиком, -- невнятно сказал Уилт и начал бриться.
     -- С наборщиком?
     -- Вернее, меня ударил по лицу один особо задиристый ученик-наборщик.
     Ева уставилась на его отражение в зеркале.
     -- Ты что, хочешь сказать, что студент ударил тебя при всех?
     Уилт кивнул.
     -- Надеюсь, ты дал ему сдачи.
     Уилт порезался.
     -- Нет, черт побери, -- сказал он, пытаясь остановить кровь. -- Ну вот,
посмотри, что из-за тебя произошло.
     Ева на жалобу внимания не обратила.
     -- Ты должен был дать ему сдачи. Ты не мужчина.
     Уилт положил бритву.
     -- Меня бы  уволнля. Да еще поволокли бы в  суд, обвинив в нападении на
студента. Прекрасная идейка, ничего не скажешь.
     Он взял губку и вымыл лицо.
     Ева отступила в спальню, удовлетворенная исходом спора. Теперь о пижаме
лимонного цвета будет  забыто.  Она выбросила  из  головы  терзания о  своем
маленьком  расточительстве,  заменив их чувством  обиды,  которое  на  время
полностью  вытеснило  все другие  мысли.  К  моменту,  когда  она  закончила
одеваться.  Генри съел свою овсянку,  выпил  полчашки  кофе и  уже мучился в
автомобильной пробке  у  поворота.  Ева  спустилась  вниз, приготовила  свой
завтрак и приступила к ежедневной уборке, чистке, стирке, обработке порошком
и т.д.

     --  Следование  целостному  подходу,  --  говорил  доктор  Мейфилд,  --
является неотъемлемой частью...
     Шло  заседание  Объединенного комитета  по развитию  гуманитарных наук.
Уилт ерзал в своем кресле, мечтая оказаться в  другом месте. Доклад  доктора
Мейфилда  "Знания  учащихся  и   внешкольные  занятия"  был  ему  совершенно
неинтересен  и, кроме того, был  настолько закручен и  монотонен, что Уилт с
трудом удерживался, чтобы не уснуть. В окно ему  хорошо  видны  были машины,
работающие на строительстве нового административного корпуса. Контраст между
практической деятельностью на улице и абстрактными теориями доктора Мейфилда
был  разительным.  Если доктор  действительно рассчитывал,  что ему  удастся
внушить какие бы то ни было знания газовщикам из 3-й группы, то он наверняка
не в  своем уме.  Хуже того, его проклятый доклад неизбежно вызовет споры об
учебных часах.  Уилт посмотрел  вокруг. Здесь были представлены все фракции:
новые  левые,  левые,  старые левые, независимый центр, культурные правые  и
реакционные правые.
     Себя Уилт считал независимым. В молодые годы он принадлежал политически
к левым, а  в культурном  отношении к правым. Иными  словами, он был  против
атомной  бомбы, за аборты  и ликвидацию  частной  системы обучения и  против
смертной казни, чем  заслужил себе репутацию радикала. В то  же  время  Уилт
поддерживал идею  возвращения  ремесел колесного  мастера, кузнеца и ручного
ткачества, что  немало мешало  попыткам  техучилища  привить своим студентам
любовь к достижениям современной  технологии.  Время и непримиримая грубость
штукатуров внесли  свои коррективы.  Идеалы Уилта  испарились,  а вместо них
возникло убеждение, что человеку,  который  сказал,  что перо сильнее  меча,
прежде  чем  открыть рот, следовало  бы  попытаться  прочесть  "Мельница  на
Флоссе"3 в 3-й группе механиков. По мнению Уилта, меч в  этом случае подошел
бы куда больше.
     Пока  зудел  доктор  Мейфилд и  шли  глубокомысленные споры  по  поводу
расписания,  Уилт  изучал  ямы  под  сваи  на  строительной  площадке.   Они
превосходно  подходили  для того, чтобы  спрятать там  тело. К тому же будет
приятно сознавать, что Ева, столь  невыносимая при жизни, после смерти будет
держать  на  себе  вес  многоэтажного  здания. Кроме  того,  ее  практически
невозможно будет  разыскать, а уж об опознании не  сможет быть и речи.  Даже
Еве,  которая любила  похвастаться своей крепкой  конституцией и  еще  более
крепкой  волей,  вряд ли удастся сохранить свои отличительные  черты  на дне
такого шурфа. Главная трудность заключалась в том,  как ее туда, в эту дыру,
засунуть.  Поначалу  казалось,   что   можно   воспользоваться   снотворными
таблетками,  но  у  Евы  был прекрасный  сон, и она не  верила  ни  в  какие
таблетки.  "Хотел  бы я знать почему,  --  мрачно подумал Уилт.  -- Ведь она
готова поверить практически во все остальное".
     Его  размышления  были прерваны  возгласом мистера Морриса, объявившего
собрание закрытым.
     -- Прежде  чем мы разойдемся, -- сказал он, -- я хотел бы коснуться еще
одного вопроса.  Заведующий  инженерной кафедрой обратился к  нам с просьбой
организовать курс лекций о современном обществе для практикантов-пожарников.
Я составил список тем и преподавателей, которые будут читать эти лекции.
     Мистер Моррис раздал  темы как  Бог  на  душу положит.  Майору Милфилду
достались  средства массовой  информации, связь и демократия,  о  которых он
ничего не знал и знать  не  хотел.  Питер  Брейнтри получил  новую  животную
чувственность в архитектуре,  ее происхождение и социальные признаки, а Уилт
-- насилие и развод. В конечном итоге он посчитал, что ему еще повезло. Тема
была весьма созвучна его сегодняшнему настроению. По-видимому, мистер Моррис
был того же мнения.
     --  Мне  подумалось,  что  эта  тема  может  вас  заинтересовать  после
вчерашнего маленького  эпизода  с  наборщиками,  --  сказал  он,  когда  они
выходили. Уилт  вяло  улыбнулся  и  отправился  во  2-ю  группу  слесарей  и
наладчиков.  Он  дал им читать  "Шейна",  а сам  занялся подготовкой тезисов
своей будущей лекции. Он  слышал шум машин,  бурящих шурфы. Уилт  представил
себе  Еву, лежащую на дне ямы, и бетон, льющийся  сверху на пижаму лимонного
цвета. Мысль была приятной  и  помогала  ему в работе. Он придумал название:
преступление в семье,  подзаголовок: убийство одного  из  супругов,  падение
уровня преступности после введения законов о разводе.
     Да, ему будет о чем побеседовать с практикантами-пожарниками.

4

     -- Терпеть  не  могу вечеринки, -- говорил Уилт вечером в четверг.  --
Если  и есть  еще что-то хуже вечеринок,  так это университетские тусовки, а
которые  с  выпивкой,  те  самые  мерзкие.  Ты  приносишь  с  собой  бутылку
приличного бургундского, а кончается тем, что пьешь чье-то жуткое пойло.
     -- Это не просто вечеринка, -- сказала Ева, -- это пикник.
     --  Здесь сказано "Приходи и прикоснись;  вечер с Салли и  Гаскеллом  в
21.00 в  четверг. Приноси свою амброзию  или рискни отведать прингшеймовский
пунш и что Бог пошлет  еще". Если под амброзией не подразумевается алжирская
затхлая вода, то я не знаю, что это такое.
     -- Я думала, ее мужики пьют, чтобы член стоял, -- заметила Ева.
     Уилт взглянул на нее с глубоким отвращением.
     -- Изысканных фраз ты набралась от этих новых знакомых. Член  стоял! Не
представляю, что это взбрело тебе в голову.
     -- Конечно, не  представляешь. Где уж тебе! -- сказала Ева, направляясь
в   ванную.   Уилт  сел  на   кровать   и  стал   разглядывать  приглашение.
Отвратительная  карточка имела  форму...  Какую  же она, черт  побери, имела
форму?  Так  или  иначе,  она  была  розового  цвета  и  открывалась снаружи
вовнутрь,н там  были эти  двусмысленные  слова. Приходи  и прикоснись. Пусть
только  кто-нибудь  его коснется,  он мм скажет, что он о них думает. И  еще
это,  насчет  "что  Бог   пошлет  еще"?  Сборище  согбенных  ученых   мужей,
покуривающих  травку  и  рассуждающих  о  теории систем для  манипулирования
данными   или   значении   допопперовского   гегельанизма  для   современной
диалектической обстановки, или  еще  о  чем-то  столь же нечленораздельном и
время от времени вставляющих слова из  трех букв, чтобы доказать, что  ничто
человеческое им не чуждо?
     -- А вы чем занимаетесь? -- спросят они его.
     -- Ну вообще-то я преподаю в техучилище.
     -- В техучилище? Надо же, как интересно, -- глядя поверх его плеча в им
только  понятные вдохновляющие горизонты, и он вынужден будет провести вечер
в   обществе  какой-нибудь   страхолюдной   бабы,   твердо  убежденной,  что
техучилище.  приносит  реальную  пользу, что интеллектуальные  достижения  в
значительной  степени переоцениваются и что людей  следует ориентировать  на
умение жить в обществе, а ведь  техучилища  именно этим и занимаются, не так
ли? Уилт-то знал, чем занимаются техучилища. Платят таким как он 3500 фунтов
в год, чтобы они заставляли газовщиков вести себя тихо в течение часа.
     -- Что же, черт возьми, мне надеть?
     -- У тебя  есть мексиканская рубашка, которую ты купил в прошлом году в
Коста дель Сол, --  отозвалась  Ева из ванной. -- У  тебя  как  раз  не было
повода ее надеть.
     --  И  сейчас не  собираюсь,  -- пробормотал Уилт,  копаясь в ящиках  в
поисках   чего-нибудь    неброского,   способного   продемонстрировать   его
независимость. В конце концов он надел полосатую рубашку и джинсы.
     -- Надеюсь,  ты не собираешься идти  в  таком  виде? --  спросила  Ева,
появляясь из ванной в  полуголом виде. Лицо  ее  было  покрыто толстым слоем
пудры, а губы накрашены помадой карминного цвета.
     --  Бог  ты  мой,  --  поразился  Уилт.  --  Марди  Гра,  умирающая  от
злокачественной анемии.
     Отпихнув его в сторону, Ева прошла мимо.
     -- Я буду Великим Гэтсби, -- возвестила  она. -- И если бы у тебя  было
побольше  воображения,  ты  придумал  бы что-нибудь  поинтереснее  будничной
рубашки и голубых джинсов.
     -- Между прочим, -- заметил Уилт, -- Великий Гэтсби был мужчиной.
     -- Ну и черт с ним, -- сказала Ева и надела желтую пижаму.
     Уилт прикрыл в изнеможении  глаза  и  снял рубашку.  Когда они  наконец
вышли  из дома, на  нем была  красная  рубашка и джинсы, а Ева,  несмотря на
теплую погоду, напялила новый плащ и фетровую шляпу.
     -- Лучше пойдем пешком, -- сказал Уилт.
     Они поехали на машине. Ева была еще не готова к  тому, чтобы шествовать
по Парквью в фетровой шляпе,  плаще  с поясом и желтой пижаме. По дороге они
заехали в магазинчик, где Уилт купил бутылку красного кипрского вина.
     --  Не думай,  что я буду пить эту  мерзость. -- сказал он. --  И лучше
возьми ключи от машины.  Если эта вечеринка оправдает мои худшие ожидания, я
рано уйду домой.
     Они оправдались.  Даже более того. В  своей  красной рубашке  и голубых
джинсах Уилт выглядел белой вороной.
     --  Ева,  дорогая,  --  сказала  Салли,  когда  они  наконец  нашли ее,
беседующей  с  мужчиной   в  набедренной  повязке,  сделанной  из  кухонного
полотенца  с рекламой ирландских  сыров, --  ты выглядишь потрясающе.  Стиль
20-х  годов тебе к лицу.  А вы,  конечно, Генри,  тоже в костюме.  --  Генри
совсем  не  хотел,  чтобы с  ним фамильярничали.  --Генри,  познакомьтесь  с
Рафаэлем.
     Мужчина в набедренной повязке внимательно разглядывал джинсы Уилта.
     -- Видать, 50-е вернулись, --  сказал он  апатично. --  Наверное, так и
должно было быть.
     Уилт уставился на рекламу сыра и попытался улыбнуться.
     -- Угощайтесь. Генри. -- сказала Салли и повела Еву знакомиться с самой
эмансипированной женщиной, которой  не терпелось увидеть крошку с  сиськами.
Уилт пошел в  сад, поставил свою бутылку на стол  и поискал глазами  штопор.
Такового не оказалось. В  конце  концов он  заглянул  в  большое  ведро,  из
которого торчала поварешка.  Пол-апельсина и  детали изуродованного  персика
плавали  в  пурпурного  цвета  жидкости. Он  налил  себе  пунша  в  бумажный
стаканчик  и  осторожно  попробовал.  Как  он и  ожидал,  по  вкусу  напиток
напоминал  сидр, смешанный с  метиловым спиртом  и  раздавленным апельсином.
Уилт посмотрел по сторонам. В одном углу сада мужчина в поварском колпаке  и
штанах на помочах жарил,  вернее, жег сосиски на жаровне с  углями. В другом
углу десяток человек улеглись кружком на траве, слушая уотергейтские пленки.
Было  также  несколько пар,  углубившихся в беседу, и  еще  некоторое  число
индивидуумов, стоявших сами по себе с  надменным  и  отрешенным видом.  Уилт
узнал  в них себя и потому приглядел самую  несимпатичную девицу, исходя  из
теории, что лучше брать быка за рога: в конце концов он все  равно неизбежно
окажется именно в ее обществе.
     -- Приветик,  -- сказал он, сознавая, что следом за  Евой переходит  на
американский. Девица бросила на него пустой взгляд и гордо удалилась.
     -- Очаровательно, -- сказал  Уилт и прикончил пунш. Десять  минут и еще
два  стаканчика спустя он втянулся в оживленное  обсуждение беглого чтения с
толстеньким человечком  маленького роста, которого эта тема, судя по  всему,
очень волновала.

     В это время Ева резала на кухне французскую булку, а Салли, со стаканом
в руках, беседовала о Леви Стросе4 с эфиопом, который только что вернулся из
Новой Гвинеи.
     -- Я всегда  чувствовала, что у Леви Строса не  все в порядке по  части
женщин, -- говорила она, лениво  разглядывая Евин зад. -- Я имею в виду, что
он пренебрегает врожденным сходством... -- Она замолчала и взглянула в окно.
-- Простите, я на минутку,  --  сказала она и  отправилась вызволять доктора
Шеймахера из клещей  Генри  Уилта. -- Эрнст  такая  душка,  -- сказала  она,
вернувшись.  -- Просто невозможно поверить, что  он  получил  Нобелевскую по
сперматологии.
     Уилт стоял в центре сада, допивая третий по счету стакан. Он налил себе
четвертый  и направился послушать уотергейтские записи. Он  подошел как  раз
вовремя, чтобы услышать заключительную фразу.
     -- В хитрюге Дике5 гораздо легче разобраться квадрофоническим способом,
-- заметил кто-то, и все разошлись.
     -- С очень  одаренным ребенком должны быть особые взаимоотношения. Мы с
Роджером обнаружили. что для Тонио лучше всего конструктивный подход.
     --  Все  это  куча дерьма. Только послушайте хотя бы, что он  говорит о
квазарах...
     -- Честно, я не понимаю, что такого плохого в подслушивании.
     -- Плевать я хотел на то, что Марккьюз говорит о терпении. Я утверждаю,
что...
     -- При температуре минус 250џ водород...
     -- У Баха есть свои плюсы, наверное, но у него есть и свои минусы...
     -- Мы купили этот дом в Сент-Троп...
     -- И все же я думаю, что Калдор был пра...
     Уилт  допил  свой  четвертый стакан  и  пошел  искать Еву.  С него было
достаточно. Его остановил окрик мужчины в поварском колпаке.
     -- Бургеры готовы. Подходите и берите.
     Уилт, спотыкаясь,  подошел  и взял. Две сосиски, обгоревший бифбургер и
кучка рубленой капусты на бумажной тарелке. Ни ножей ни вилок не было видно.
     -- Бедный Генри кажется таким  одиноким, -- сказала Салли. --  Пойду-ка
вдохну в него жизнь.
     Она вышла в сад и взяла Уилта под руку.
     -- Вам так повезло с Евой. Она такая прелестная крошка.
     --  Ей тридцать пять, -- пьяным голосом сказал Уилт. -- Тридцать пять и
ни днем меньше.
     -- Чудесно встретить  человека, который говорит  что думает, -- сказала