же я, по-вашему, с ней сделал? Отравил  ее, задушил,
разрубил на части топориком и вспрыснул ей подкормку?
     -- Какую подкормку? -- спросил инспектор Флинт, оживляясь.
     --  Чем  цветы  подкармливают,  -- пояснил Уилт.  --  Вон  бутылка,  на
подоконнике.
     Инспектор взял и эту бутылку.
     -- Что  вы с  ней сделали, мистер Уилт, мы знаем, -- сказал он.  -- Нас
теперь интересует, как вы это сделали.
     Они вышли  из  дому, сели в  полицейскую  машину  и поехали на Росситер
Глоув, к дому Прингшеймов.
     -- Вы пока посидите здесь с констеблем, а я пойду  и  посмотрю, дома ли
они, -- сказал инспектор Флинт и направился к входной двери.
     Уилт сидел и  смотрел, как он звонит в дверь. Вот  он позвонил еще раз.
Потом постучал дверным молотком и, наконец, пошел вокруг дома, через калитку
с  надписью "Для торговцев"  к  кухонной двери. Через минуту он  вернулся  и
сразу начал возиться с радио в машине.
     --  Вы попали в точку,  Уилт, --  рявкнул он. -- Их нет. В. доме полный
бардак. Такое впечатление, что там была оргия. Давайте-ка его сюда.
     Два детектива выволокли из машины Уилта, уже не мистера Уилта, а просто
Уилта,  хорошо осознающего значение  этой  перемены.  Тем временем инспектор
связался по радио с полицейским участком и начал  настойчиво говорить что-то
об ордерах и о том,  чтобы прислали, как  послышалось Уилту, бригаду Д. Уилт
стоял перед домом No14  на  Росситер Глоув  и  изумлялся,  что  же это, черт
возьми,  с  ним  происходит.  Весь  его  жизненный уклад, к которому  он так
привык, стремительно рушился.
     -- Мы войдем с заднего хода,  -- сказал  инспектор. -- Все  это скверно
выглядит.
     Они пошли по дорожке к кухонной двери и дальше, в сад, за домом. Теперь
Уилт понял, что имел в виду инспектор под  бардаком. Сад выглядел препогано.
Лужайка, кусты жимолости и  вьющиеся розы были усыпаны  бумажными тарелками.
Бумажные стаканчики, часть которых  была смята,  а  другие все еще наполнены
прингшеймовским  пуншем пополам с  дождевой водой, устилали землю.  Особенно
омерзительны  были бифбургеры, облепленные капустой и разбросанные  по  всей
поляне, что напомнило Уилту некоторые привычки Клема.
     Инспектор, казалось, прочел его мысли.
     --  Пес возвращается к своей блевотине, -- сказал  он. Они прошли через
террасу и  заглянули  в окна гостиной. Если  в саду было плохо, то внутри --
еще хуже.
     -- Разбейте стекло в кухонной двери и впустите нас, -- сказал инспектор
тому детективу, что был повыше ростом. Однако  окно гостиной распахнулось, и
они вошли в комнату.
     -- Ничего ломать  не пришлось, -- сказал  детектив. -- Задняя дверь  не
была заперта, как, впрочем, и окно. Похоже, они выметались отсюда  в большой
спешке.
     Инспектор  огляделся  вокруг  и поморщился.  В  доме  до сих пор  стоял
тяжелый запах травки, прокисшего пунша и воска от свечей.
     --  Если  они действительно уехали, -- зловеще сказал он и посмотрел на
Уилта.
     -- Они должны  были уехать, -- сказал Уилт, ощущая необходимость как-то
объяснить происходящее, -- никто не сможет жить все выходные в  таком  хаосе
без...
     -- Жить? Вы сказали "жить", не так ли?  -- переспросил Флинт,  наступив
на огрызок сгоревшего бифбургера.
     -- Я имел в виду...
     -- Неважно, что вы имели в виду,  Уилт. Давайте посмотрим, что здесь на
самом деле случилось.
     Они  перешли на  кухню,  где царил  такой же  хаос,  и затем  в  другую
комнату.  Везде  было  одно  и то же. Окурки сигарет в кофейных чашках и  на
ковре.  Осколки  пластинки, засунутые за диван,  повествовали  о  бесславном
конце Пятой симфонии Бетховена.  Смятые диванные  подушки  валялись у стены.
Обгорелые свечи свисали из бутылок, как мужские члены после любовной  оргии.
Завершал" весь  этот бардак портрет принцессы Анны, который кто-то нарисовал
красным фломастером на стене. Изображение Анны было окружено полицейскими  в
шлемах,  а внизу  красовалась  надпись: ЛЕГАВЫЕ И НАША АНЯ. ПЕНИС МЕРТВ,  ДА
ЗДРАСТВУЕТ П...А!  Такие  сентенции, по-видимому, были  обычным делом  среди
женщин, борющихся за эмансипацию, но они  вряд ли могли создать у инспектора
Флинта высокое мнение о Прингшеймах.
     -- У вас симпатичные друзья, Уилт, -- сказал он.
     --  Они  мне  не  друзья,  --  ответил  Уилт.  --  Эти  ублюдки даже  с
орфографией не в ладах.
     Они  поднялись  на  второй  этаж  и  зашли  в   спальню.  Постель  была
неприбрана, одежда, в основном нижнее белье, раскидана по  полу  или свисала
из  открытых  ящиков.  Открытый  флакон валялся  на  туалетном  столике, и в
комнате удушливо воняло духами.
     --  Господи  прости,   --   сказал   инспектор,  с  воинственным  видом
разглядывая подтяжки, -- только крови и не хватает.
     Кровь они обнаружили в ванной комнате.  Виной тому была порезанная рука
доктора Шеймахера. Ванна была вся в  пятнах крови, брызги  крови  были  и на
кафеле. Разбитая  дверь висела на одной  нижней петле, и  на ней  тоже  были
пятна крови.
     --  Так  я  и  знал,  --  сказал  инспектор,  разглядывая  это кровавое
послание,  а  также   другое,  написанное  губной  помадой  на  зеркале  над
раковиной.  Уилт   тоже   посмотрел.   На   его  вкус,  оно   было   излишне
персонифицировано.
     ЗДЕСЬ УИЛТ ТРАХАЛСЯ. А ЕВА БЕЖАЛА. КТО ЖЕ ШОВИНИСТИЧЕСКАЯ СВИНЬЯ?
     -- Очаровательно, --  заметил инспектор Флинт. Он оглянулся и посмотрел
на Уилта,  чье  лицо было одного цвета с кафелем. --  Полагаю, вы и тут не в
курсе? Ваша работа?
     -- Конечно нет, -- ответил Уилт.
     -- И это не  ваша? -- спросил  инспектор,  указывая  на  пятна крови  в
ванне. Уилт покачал головой. --  Полагаю, и к  этому вы  не имеете  никакого
отношения? Он показал  на противозачаточную спираль, прибитую  к  стене  над
унитазом. Уилт взглянул на нее с глубоким отвращением.
     -- Я просто не знаю что сказать, -- пробормотал он. -- Это все ужасно.
     -- Совершенно с вами  согласен, --  заметил инспектор и перешел к более
практическим вопросам. -- Она явно умерла не здесь.
     -- Откуда вы это знаете? -- спросил детектив помоложе.
     -- Мало крови. -- Инспектор неуверенно огляделся.  -- С другой стороны,
один хороший удар... -- Они пошли дальше по коридору. Кровавые пятна привели
их в ту комнату, где Уилт находился вместе с куклой.
     --  Ничего не  трогайте,  --  распорядился  инспектор,  открывая  дверь
локтем. -- Тут  для специалистов по отпечаткам пальцев раздолье. Он заглянул
внутрь комнаты и увидел игрушки.
     -- Вы что, и детей тоже укокошили? -- мрачно спросил он.
     -- Детей? -- сказал Уилт. --Я не знал, что у них есть дети.
     -- В таком случае, -- сказал инспектор, который был семейным человеком,
-- бедняжкам есть за что благодарить судьбу. Не слишком за многое,  судя  по
всему, но все же.
     Уилт  тоже  заглянул  в  комнату  и посмотрел на  плюшевого  медведя  и
лошадь-качалку.
     -- Это игрушки Гаскелла. Ему нравится с ними играть, -- сказал он.
     -- Мне послышалось, вы сказали, что не знаете, есть ли  у  них дети? --
сказал инспектор.
     -- У них нет детей. Гаскелл --  это доктор Прингшейм.  Он  биохимик  и,
если верить его  жене, недоразвитый.  --  Инспектор  задумчиво  взглянул  на
Уилта. Пора было уже подумать о его официальном задержании.
     -- Я  полагаю,  вы не собираетесь сейчас признаться?  -- спросил он без
особой надежды.
     -- Не собираюсь, -- ответил Уилт.
     -- Я так и думал, -- сказал инспектор. -- Ладно, увезите его в участок.
Я подъеду попозже.
     Детективы взяли Уилта за руки. Это было последней каплей.
     -- Отпустите меня, -- закричал он. -- Вы не имеете права. Вы должны...
     -- Уилт, --  заорал инспектор Флинт. -- Я даю вам последний шанс.  Если
вы будете сопротивляться, я  сейчас  же  предъявлю вам  обвинение в убийстве
вашей жены.
     Уилт сдался. Ничего другого ему не оставалось.

     -- Винт? -- спросила Салли. -- Ты же говорил про рулевое управление?
     --  Значит,  я  ошибся,  --  огрызнулся  Гаскелл.  --  Это  не  рулевое
управление. Винт сломался. Наверное, на него что-нибудь намоталось.
     -- Например?
     -- Например водоросли.
     -- Почему же ты не спустишься и не посмотришь?
     -- В этих очках? -- спросил Гаскелл. -- Я ж ничего не увижу.
     -- Ты же знаешь, я плавать не умею, -- сказала Салли. -- Из-за ноги.
     -- Я умею плавать, -- сказала Ева.
     -- Мы обвяжем вас веревкой, вы не  утонете, -- обнадежил ее Гаскелл. --
Нужно только нырнуть и пощупать, нет ли там чего внизу.
     -- Мы знаем, что там внизу, -- съехидничала Салли. -- Грязь.
     -- Вокруг винта, -- уточнил  Гаскелл. --  И если  там что есть, то надо
снять.
     Ева спустилась в каюту и надела бикини.
     -- Честно. Гаскелл, иногда я думаю, что ты это нарочно делаешь. Сначала
рулевое управление, теперь винт.
     --  Ну,  надо  все  проверить. Мы не  можем стоять  и прохлаждаться, --
Гаскелл был явно раздражен. -- Мне завтра утром надо быть в лаборатории.
     -- Об этом раньше надо было думать, -- возразила Салли.  -- Теперь  нам
только не хватает проклятого Альбатроса10.
     --  По мне, так у нас  уже есть  один, --  продолжал злиться Гаскелл. В
этот момент Ева вышла из каюты, надевая купальную шапочку.
     -- Где веревка? -- спросила она.
     Заглянув в ящик, Гаскелл вытащил веревку и обвязал ею Евину талию.  Ева
перелезла через борт и плюхнулась в воду.
     -- Какая холодная! -- взвизгнула она.
     -- Это из-за Гольфстрима, -- объяснил Гаскелл. -- Он сюда не доходит.
     Ева немножко проплыла и встала на ноги.
     -- Здесь ужасно мелко и полно ила.
     Держась за веревку, она обошла катер и стала шарить под кормой.
     -- Я ничего не нахожу, -- крикнула она.
     -- Должно  быть, подальше,  --  подсказал Гаскелл,  глядя  на нее.  Ева
погрузила голову в воду и нащупала руль.
     -- Это руль, -- объяснил Гаскелл.
     -- Разумеется, -- ответила Ева. -- Сама вижу, я же не дурочка.
     Она снова  исчезла под катером. На этот раз она  нашла винт, но на  нем
ничего не было.
     --  Здесь просто  очень  много ила.  вот  и все,  --  подтвердила  она,
вынырнув. -- Грязь вдоль всего корпуса.
     -- Ничего  удивительного,--  заметил Гаскелл. -- Мы ведь и  застряли  в
грязи.
     Ева снова нырнула, но и на валу ничего не обнаружила.
     -- Что я  тебе говорила, --  сказала Салли,  когда они подняли  Еву  на
борт.  -- Ты  заставил ее  туда  лезть,  просто чтобы посмотреть  на  нее  в
пластиковом  бикини и  в  грязи. Иди сюда,  крошка  Боттичелли,  Салли  тебя
помоет.
     -- О, Господи, -- вздохнул Гаскелл.  -- Пенис, встающий  из волн. -- Он
вернулся к двигателю. Может, забились шланги подачи горючего? Не похоже,  но
стоит попытаться. Не могут же они торчать в этой грязи вечно.
     На верхней палубе Салли поливала Еву из шланга.
     -- Теперь нижнюю половину, дорогая, -- сказала она, развязывая шнурок.
     -- Салли, не надо, Салли.
     -- Губки-крошки.
     -- Салли, вы просто невозможны.
     Гаскелл сражался с гаечным ключом. Вся эта касательная терапия начинала
на него действовать. И бикини тоже.

     Тем временем  директор техучилища  изо всех  сил  старался умиротворить
комиссию по  образованию, которая  требовала полного расследования  практики
найма на работу на отделении гуманитарных наук.
     -- Позвольте мне пояснить,-- сказал он, набравшись терпения и оглядывая
членов комиссии,  представляющих деловые и  общественные  круги.  -- В Указе
1944 года об образовании  сказано, что ученики должны освобождаться от своей
основной работы и посещать дневные лекции в техучилище...
     -- Мы это знаем, -- сказал строительный подрядчик, -- как я то, что это
пустая  трата времени  и денег. Стране  было бы  куда  полезней, если  бы им
разрешили заниматься своим делом.
     --  Лекции, которые они  посещают, -- продолжил директор, не дожидаясь,
когда  вмешается  какой-нибудь  общественно-сознательный  член  комиссии, --
профессионально  ориентированы.  Все, за  исключением  одного  часа,  одного
обязательного часа, отведенного на гуманитарные науки. Основная  трудность с
гуманитарными науками в том, что никто толком не знает, что это такое.
     -- Гуманитарное образование означает,  --  вмешалась миссис  Чэттервей,
которая  считала  себя сторонницей прогрессивного образования, и выступая  в
этой  роли,  сделала   немало,  чтобы  повысить  уровень  безграмотности   в
нескольких  дотоле  вполне  благополучных  начальных  школах,  --   привитие
социально обездоленным подросткам, прочных гуманитарных взглядов  и развитие
их культурного кругозора...
     --  Это  означает, что их следует научить читать и  писать,  --  сказал
директор фирмы. -- Какая польза от рабочих, не умеющих прочесть инструкцию.
     -- Это означает все, что заблагорассудится, -- поспешно сказал директор
училища.  --  Теперь, если  перед вами  стоит  задача  найти преподавателей,
согласных  провести  свою  жизнь  в  классе  с газовщиками, штукатурами  или
наборщиками, которые  вообще  не понимают,  чего ради они там оказались, при
этом обучая  их предмету, которого, строго  говоря, не существует в природе,
вы не можете себе позволить быть слишком разборчивым в выборе сотрудников. В
этом суть проблемы.
     Комиссия взирала на него с сомнением.
     -- Не хотите ли вы сказать,  что  преподаватели гуманитарного отделения
не являются творческими личностями,  преданными своему делу?  -- воинственно
спросила миссис Чэттервей.
     --  Ни  в коем  случае,  --  ответил директор. -- Я  совсем не то хотел
сказать. Я хотел  лишь заметить, что на гуманитарном отделении  работают  не
такие люди,  как на других. Они  всегда со странностями: или после того, как
поработают какое-то время, или уже тогда,  когда еще  только приходят к нам.
Это, так сказать, свойственно профессии.
     --  Но они все высококвалифицированные  специалисты.  -- сказала миссис
Чэттервей. -- У всех научные степени.
     -- Совершенно верно. Как вы правильно говорите, у всех научные степени.
Они  все  высококвалифицированные преподаватели,  но  стрессы,  которым  они
подвержены,   оставляют  свой  отпечаток.  Давайте  скажем  так.   Заставьте
специалиста  по  пересадке  сердца  всю  жизнь  обрубать собакам  хвосты,  и
посмотрите,  что  с  ним будет  через  десять лет.  Аналогия  очень  точная,
поверьте мне, очень точная.
     --  Ну,  единственное,  что  я  хотел  бы  заметить,  --  запротестовал
строительный подрядчик,-- так это то,  что не все преподаватели гуманитарных
наук кончают тем, что хоронят своих убитых жен на дне ям под сваи.
     -- А я, --  возразив директор, -- я чрезвычайно удивлен,, что среди них
таких не большинство.
     Собрание закончилось, так и не приняв никакого решения.

11

      Сероватый рассвет  уже  занимался над Восточной  Англией, а Уилт  все
сидел  в комнате для допросов в полицейском участке, полностью изолированный
от  внешнего  мира.  Он  находился  в  совершенно   спартанской  обстановке,
состоявшей из  стола,  четырех стульев, детектива в ранге  сержанта  и лампы
дневного  света,  которая  слегка жужжала под потолком.  Окна отсутствовали,
только  бледно-зеленые стены и  дверь,  через  которую постоянно  входили  и
выходили люди и через которую дважды по нужде выходил и Уилт в сопровождении
констебля.  В  полночь  инспектор  Флинт  пошел  спать и  его сменил  другой
детектив, сержант  Ятц, который  сразу заявил,  что  намерен  начать  все  с
начала.
     -- С какого начала? -- поинтересовался Уилт.
     -- С самого начала.
     -- Бог создал небо и землю и всех...
     -- Кончайте умничать, -- сказал сержант.
     -- Ну вот, -- заметил Уилт с удовлетворением, -- здесь  мы сталкиваемся
с неортодоксальным случаем использования слова "ум".
     -- Вы про что?
     --  Умничать. Это жаргон, но это хороший жаргон, с умной  точки зрения,
если вы понимаете, что я хочу сказать.
     Сержант повнимательней к нему пригляделся.
     -- Это звуконепроницаемая комната, -- заметил он наконец.
     -- Я обратил на это внимание, -- сказал Уилт.
     --  Человек  может  орать  здесь до  потери сознания,  и никому снаружи
ничего на ум не придет.
     -- Ум? -- переспросил Уилт с сомнением. -- Ум и знание это не одно и то
же. Кому-нибудь снаружи может не прийти в голову, что...
     -- Заткнись, -- сказал сержант Ятц.
     Уилт вздохнул.
     -- Если бы вы дали мне немного поспать...
     -- Поспишь после того, как расскажешь, почему ты  убил свою жену и  как
ты ее убил.
     -- Полагаю, бесполезно говорить, что я ее не убивал.
     Сержант покачал головой.
     -- Абсолютно, -- сказал он. -- Мы знаем, что ты ее убил. Ты знаешь, что
ты ее убил. Мы знаем, где она. И мы ее оттуда достанем. Мы знаем, что  ты ее
туда засунул. Ты сам в этом признался.
     -- Я повторяю, что я бросил надувную...
     -- Миссис Уилт, что, была надувная?
     -- Черта с два она была, -- сказал Уилт.
     -- Ладно, давай забудем всю эту муру насчет надувной куклы...
     --  Бог --  свидетель, я  бы  хотел забыть, -- сказал  Уилт. -- Я  буду
счастлив, когда вы  добересь  до  нее. Конечно, она  лопнула под  всем  этим
бетоном, но все  равно можно  будет  распознать  в ней пластиковую  надувную
куклу.
     Сержант Ятц перегнулся через стол.
     -- Сейчас я тебе кое-что скажу. Когда мы доберемся до миссис Уилт, будь
уверен,  мы  ее узнаем,  -- он замолчал и внимательно посмотрел на Уилта. --
Конечно, если ты ее не изуродовал.
     --  Изуродовал?  --  Уилт  глухо рассмеялся.  -- Когда  я  видел  ее  в
последний раз, не было нужды ее уродовать. Она и так выглядела жутко. На ней
была эта лимонная  пижама, а лицо было покрыто... -- Он заколебался. На лице
сержанта появилось странное выражение.
     -- Кровью? -- предположил он. -- Ты хотел сказать, кровью?
     -- Нет, -- сказал  Уилт. --  Совершенно определенно, нет. Я имел в виду
пудру. Белую  пудру и алую  губную помаду.  Я ей  сказал, что  она  выглядит
омерзительно.
     --  Нечего  сказать,  миленькие у  тебя  с женой отношения,  --  сказал
сержант. --  Я, к примеру,  никогда не говорю  своей жене, что  она выглядит
омерзительно.
     -- Наверное, потому, что у вас нет жены, которая выглядит омерзительно,
-- сказал Уилт, пытаясь найти общий язык с сержантом.
     -- Это мое личное  дело,  какая у меня жена, -- сказал  сержант.  -- Не
надо вмешивать ее в этот разговор.
     --  Ей  повезло, --  заметил Уилт.  -- Хотел  бы я,  чтобы  и моей  так
подфартило.
     К двум часам они оставили в покое  внешность  миссис  Уилт и  перешли к
зубам и вопросу опознания трупов по зубоврачебной карте.
     --  Послушайте,  --  взмолился  уставший  Уилт,  --  у  меня  создалось
впечатление, что  зубы  вас зачаровали, но в два часа  ночи  лично я  вполне
обойдусь без них.
     -- У тебя вставные зубы, что ли?
     -- Нет, да нет  же, -- сказал Уилт, возражая в  основном только  против
множественного числа.
     -- А у миссис Уилт?
     -- Нет, -- ответил Уилт, -- у нее всегда были очень...
     -- Премного вам обязан, -- перебил  сержант Ятц. -- Я так  и думал, что
когда-нибудь этим кончится.
     -- Чем кончится? -- переспросил Уилт, все еще думающий о зубах.
     -- А  вот  этим  "были". Прошедшее  время.  Вы себя  выдали.  Ладно, вы
признаете, что она умерла. Давайте теперь начнем отсюда.
     -- Я  ничего такого не говорил, -- сказал  Уилт. -- Вы спросили: "У нее
были вставные зубы?" Я ответил, что не было...
     -- Вы сказали "у нее были". Вот  это "были" меня очень интересует. Если
бы вы употребили настоящее время, тогда другое дело.
     --  Может,  это   и  звучит   иначе,  --  сказал   Уилт,  быстро  заняв
оборонительные позиции, -- но это ни в коей мере не меняет суть дела.
     -- Какую суть?
     -- Что моя жена, по всей вероятности, сейчас где-то в полном здравии...
     -- Вы  опять себя  выдаете,  Уилт,  --  сказал  сержант. --  Теперь  вы
говорите "по всей вероятности", а что касается "полно