ления  разделяло  два-три  месяца.  Этот  факт  заинтересовал
прессу и общественность. Сами собой  напрашивались  вопросы.  Может,  убийца
решил ускорить исполнение своей смертоносной миссии, какой бы она  ни  была?
Или у него возникло ощущение неуловимости и безнаказанности? Есть ли  тайный
смысл в том, что своей жертвой он избрал в этот раз городского комиссара? Не
угрожает  ли  опасность  жизни  других  высокопоставленных  чиновников?   И,
наконец, чем занимается  полиция,  пытается  ли  предугадать  следующий  ход
преступника?
   Хотя ответить на последний  из  этих  вопросов  публично  полицейские  не
могли, спецподразделение под командой  Эйнсли  начало  негласную  слежку  за
шестью подозреваемыми. Дело об убийстве Эрнстов тоже  было  решено  поручить
им.  Сержант  Брюмастер,  продолжая  официально  вести  расследование   дела
Эрнстов, вошел в состав подразделения Эйнсли  вместе  с  детективами  Дионом
Джакобо и Сетом Уитманом.
   Однако  спецкоманда  только  еще  разворачивала  свое  наблюдение,  когда
произошла встреча, которая, как Эйнсли прекрасно понимал, была неизбежна.

Глава 7

   Через два дня после того, как были найдены обезображенные трупы Густава и
Элинор Эрнст, Эйнсли приехал к тебе в отдел в  восемь  пятнадцать  утра,  по
дороге он заехал  в  дом  Эрнстов  получить  от  сержанта  Брюмастера  самую
последнюю информацию. К его разочарованию, ничего нового он не  узнал.  Итог
опроса  соседей  о  любых  подозрительных  незнакомцах,  которых  они  могли
заметить в последние дни, Брюмастер подвел одним  испанским  словом:  "Nada"
<Ничего (исп.).>.
   Первым, кого Эйнсли увидел, когда вошел в отдел, был лейтенант Ньюболд.
   - Тебя кое-кто хочет повидать у меня  в  кабинете,  Малколм.  Отправляйся
прямиком туда.
   Несколько мгновений  спустя,  с  порога  кабинета  начальника  отдела  по
расследованию убийств Малколм увидел в кресле Ньюболда Синтию Эрнст.
   Полицейская  форма  была  ей  на  удивление  к  лицу,  и  выглядела   она
потрясающе. Не забавно ли, подумал Эйнсли, что простецки  скроенная  мужская
одежда может смотреться на женщине так сексапильно? Сшитый на заказ китель с
майорскими золочеными  дубовыми  листьями  на  петлицах  только  подчеркивал
идеальные пропорции ее фигуры. Темные  волосы,  подстриженные  по  уставу  -
четыре сантиметра  над  воротничком,  оттеняли  нежно-розовую  кожу  лица  и
выразительные зеленые глаза. Эйнсли уловил запах знакомых духов, и  на  него
внезапно нахлынули воспоминания.
   Синтия была погружена в чтение  единственного  листка  бумаги,  лежавшего
перед ней на столе. Когда она подняла голову и заметила Эйнсли, на  лице  ее
не отразилось никаких эмоций.
   - Войдите и закройте дверь, - сказала она. Эйнсли не мог не  заметить  ее
покрасневших век. Она плакала...
   Встав у края стола, он начал:
   - Я хотел бы выразить свои глубочайшие соболез...
   - Спасибо, - резко оборвала майор Эрнст и сразу перешла на сугубо деловой
тон. - Я пришла, сержант, задать вам несколько вопросов.
   - Постараюсь исчерпывающе на них ответить, - невольно  в  тон  ей  сказал
Эйнсли.
   Даже сейчас, когда она держалась с ним так холодно, видеть ее, слышать ее
голос было для него так же радостно, как и в дни их любви. Теперь  казалось,
что это было  очень  давно  -  их  упоительно-эротичный,  волнующий,  слегка
безумный роман.
   Он  начался  пять  лет  назад,  когда  они  оба  работали  в  отделе   по
расследованию убийств. В тридцать три (на три года моложе Эйнсли)  она  была
необычайно хороша собой и притягательна. А сейчас она казалась ему еще более
желанной. Ее  подчеркнутая  суровость  к  нему  странным  образом  усиливала
вожделение, обостряла чувство, которое овладевало им при виде этой  женщины.
От Синтии исходили манящие импульсы, как от радиомаяка, так было  всегда.  В
этой совсем уж не романтической обстановке Эйнсли, к своему смущению, ощутил
в себе приливы желания.
   Она кивнула на кресло, стоявшее по противоположную от нее сторону  стола,
и сказала без улыбки:
   - Можете сесть.
   - Спасибо, майор; - Эйнсли все же позволил себе чуть заметно улыбнуться.
   Он сел, понимая, что с первых же слов Синтия очертила рамки их  отношений
- строгое соответствие субординации, а в звании она была теперь  значительно
старше его. Что ж, отлично! Всегда лучше с самого начала знать правила игры.
Жаль только, что она не позволила ему  высказать  искреннее  сострадание  по
поводу страшной смерти ее родителей. Синтия опять уставилась в  лист  бумаги
на столе. Спустя какое-то время она неспешно отложила его в сторону и  снова
посмотрела на Эйнсли.
   - Как я поняла, именно вам поручено  руководить  расследованием  убийства
моих родителей?
   - Да, это так. - Он начал рассказывать о спецподразделении и причинах его
создания, но она прервала его.
   - Это все мне уже известно.
   Эйнсли замолк, гадая, чего хочет Синтия. В одном он  не  сомневался:  она
была в глубоком, неподдельном горе. О многом  говорили  покрасневшие  глаза.
Насколько  он  знал,  Густава  и  Эленор  Эрнст  связывали  с  Синтией,   их
единственным ребенком, особо нежные отношения.
   При других обстоятельствах он бы потянулся и обнял ее или просто погладил
по руке, но догадывался, что сейчас не стоит этого делать. Уже четыре  года,
как между ними все кончилось, а  Синтия  к  тому  же  обладала  удивительной
способностью возводить вдруг  вокруг  себя  непреодолимую  стену,  полностью
отрекаться  от  всего  личного   и   становиться   жестким,   требовательным
профессионалом, чему он не раз был свидетелем.
   Работая вместе с  ней,  Эйнсли  открыл  для  себя  куда  менее  достойные
восхищения черты ее  характера.  В  своей  жесткой  прямолинейности  она  не
различала мелких нюансов, а именно внимание к мелочам  зачастую  приводит  к
успеху расследования. Она предпочитала действовать быстро и наверняка,  даже
если  приходилось  для  этого  выходить  за  рамки  законности  -  заключать
закулисные сделки с преступниками или  подбрасывать  "улики",  когда  трудно
было добыть доказательства иным путем. В свое время она находилась у него  в
подчинении, и Эйнсли  порой  выговаривал  ей  за  недостойные  методы,  хотя
высокая эффективность се работы  была  бесспорна,  что  шло  на  пользу  его
собственной репутации.
   А еще он знал близкую, нежную, яростно чувственную Синтию, хотя такой  он
ее никогда больше не увидит... Он поспешил отогнать от себя саму эту мысль.
   Она подалась вперед, упершись в стол ладонями:
   - Говорите по существу. Мне нужно знать, что конкретно вы делаете.  И  не
скрывайте от меня ничего.
   Эта сцена - точное воспроизведение множества других таких  же,  что  были
прежде, подумал Эйнсли.

***

   Синтия Эрнст поступила в полицию Майами на год раньше  Эйнсли,  когда  ей
было  двадцать  семь.  Она  быстро  продвигалась  по  службе,   злые   языки
утверждали, что только благодаря отцу, городскому комиссару. Впрочем,  ясно,
что такое родство никак не могло повредить  ей,  равно  как  и  кампания  за
равноправие расовых меньшинств и женщин, определенно  оказавшая  влияние  на
кадровую политику. Однако все, кто знал Синтию,  сходились  во  мнении,  что
успехами   она   обязана   исключительно    собственным    способностям    и
целеустремленности, готовности полностью выкладываться.
   Таланты  Синтии  проявились  в  самом  начале,  во  время   обязательного
десятинедельного  курса  в  полицейской  академии.  Она  обладала  блестящей
памятью, а столкнувшись с проблемой, умела действовать быстро и  решительно.
Инструктор по стрельбе оценил ее навыки обращения с оружием как  "отменные".
После четырех недель занятий в тире она могла разобрать пистолет молниеносно
и редко выбивала меньше двухсот девяноста восьми очков из трехсот возможных.
   Потом из нее получился весьма толковый офицер полиции.  Начальство  сразу
сумело оценить ее инициативность и изобретательность, но особенно  быстроту,
с которой она принимала решения  -  редкий  талант  в  следственной  работе,
которым   обладают   немногие   женщины.   Благодаря   этим   исключительным
способностям в сочетании с умением быть на виду, Синтия недолго засиделась в
патрульных. В отдел по расследованию убийств она была переведена всего через
два года после окончания академии.
   Там ее карьера с успехом  продолжалась,  она  познакомилась  с  Малколмом
Эйнсли, который уже сумел создать себе репутацию незаурядного сыщика.
   Синтия получила назначение в одну с Эйнсли следственную  группу,  которую
возглавлял тогда седовласый ветеран, сержант Феликс  Фостер.  Вскоре  Фостер
получил чин лейтенанта  и  был  переведен  в  другой  отдел.  Новоиспеченный
сержант Эйнсли принял группу под свое начало.
   Интерес же Синтии и Малколма друг к другу возник раньше. Некоторое  время
эта взаимная тяга оставалась подспудной, но  нужны  были  только  подходящие
обстоятельства, чтобы она переросла в роман.
   Случилось так, что Синтии доверили быть ведущим следователем  по  делу  о
тройном убийстве, распутать которое ей помогал Эйнсли. Чтобы проверить  одну
версию, им вдвоем пришлось слетать в Атланту  на  пару  дней.  Версия  сразу
нашла подтверждение, и на закате первого - трудного, но продуктивного -  дня
они сняли номера в мотеле неподалеку от города.
   Они ужинали в маленьком, на удивление хорошем  ресторанчике,  в  какой-то
момент Эйнсли посмотрел на сидевшую напротив  Синтию  и  понял,  что  вскоре
между ними произойдет.
   - Ты очень устала? - спросил он.
   - Как черт, - ответила она, но потом потянулась рукой к его руке. -  Хотя
не настолько, чтобы отказать себе в том, чего нам обоим сейчас больше  всего
хочется.., я не о десерте.
   В такси на обратном пути в  мотель  Синтия  приникла  к  нему  и  провела
кончиком языка по ушной раковине.
   - Мне просто невтерпеж, - горячо выдохнула она ему в ухо. - А тебе?
   Всю оставшуюся дорогу до мотеля она дразнила его рукой; он почти в  голос
стоная от желания. На пороге своей  комнаты  Эйнсли  нежно  поцеловал  ее  и
спросил:
   - Как я понял, ты хочешь зайти?
   - Так же сильно, как ты, - ответила она, кокетливо улыбнувшись.
   Эйнсли открыл дверь, и они вошли. Дверь сразу не захлопнулась.  Воцарился
мрак. Он всем телом прижал Синтию  к  стене  и  ощутил,  как  ускорилось  ее
дыхание, тело пульсировало от вожделения. Вдыхая  аромат  ее  волос,  Эйнсли
поцеловал Синтию в шею, рука его скользнула по талии и дальше вниз  за  пояс
брюк.
   - Боже - - прошептала она. - Я так хочу тебя. Сейчас же...
   -  Ш-ш-ш...  Замолчи,  ни  слова  больше.  -  Его  пальцы,  уже  влажные,
задвигались быстрее.
   Она резко и совершенно неожиданно повернулась к нему лицом.
   - Какого дьявола, сержант! - И впилась губами ему в губы.
   Не прерывая поцелуя, нервными рывками они стянули с себя одежду.
   - Как ты красива! - повторил Имели несколько  раз.  -  Как  ты  чертовски
красива!
   Синтия опрокинула его на постель и торжествующе уселась сверху.
   - Я хочу тебя, любовь моя, - сказала она, - и ты  не  посмеешь  заставить
меня ждать даже секунду...
   ...Разомкнув объятия, они лишь чуть перевели дух и  снова  погрузились  в
страсть. Так продолжалось всю ночь. В лихорадке мыслей отчетливо  выделялась
тогда одна:
   Синтия и в сексе взяла лидерство на себя. Она подчинила Эйнсли, завладела
им, он, однако, ничего не имел против.
   Через несколько месяцев Эйнсли  был  произведен  в  сержанты  и  мог  сам
планировать работу так, чтобы чаще бывать  вместе  с  Синтией  не  только  в
Майами, но и во время случавшихся командировок в другие  города.  Их  роману
ничего не мешало. Эйнсли часто ощущал тогда  всю  горечь  своей  вины  перед
Карен, но неутолимый сексуальный голод Синтии и  то  острейшее  наслаждение,
которое получал с ней он сам, заставляли голос совести умолкать.
   Как и в первый раз, каждая  их  интимная  встреча  начиналась  с  долгого
поцелуя, который длился все время, пока  оба  раздевались.  Именно  в  такой
момент Эйнсли заметил однажды, что у Синтии под брюками,  в  которых  обычно
ходили на службу женщины-детективы, закреплена у лодыжки  кобура  со  вторым
пистолетом.  Табельным  оружием  у   них   обоих   был   девятимиллиметровый
пятнадпатизарядный автомагический пистолет системы "Глок", а для себя Синтия
приобрела крошечный, весь сияющий хромом пятизарядный "Смит и Вессон"
   - Это на тот случай, милый, если  кто-то  помимо  тебя  рискнет  на  меня
напасть, - шепнула она. - Но меня  сейчас  занимает  только  одно  оружие  -
твое...
   Полицейским не возбранялось иметь при себе запасные пистолеты,  если  они
зарегистрированы, а владелец доказал в тире умение владеть  ими.  С  этим  у
Синтия все было в порядке. И вообще, ее второй пистолет однажды был пущен  в
ход настолько вовремя, что Эйнсли всегда вспоминал об этом с благодарностью.
***

   Синтия Эрнст в роли ведущего  детектива  и  Эйнсли,  ее  непосредственный
начальник,  расследовали  запутанное  дело,  типичную   "головоломку",   где
фигурировал банковский служащий, который,  предполагалось,  стал  свидетелем
убийства, но добровольно в полицию не заявил. Синтия и Малколм отправились в
банк вместе, чтобы допросить этого клерка, и  попали  туда  в  самый  разгар
ограбления.
   Время приближалось к полудню; в банке было многолюдно.
   Буквально за три минуты до их приезда  грабитель  -  высокий  мускулистый
белый, вооруженный пистолетом-пулеметом "Узи", тихо приказал  операционистке
переложить всю наличность из кассы в холщовый мешок, который он сунул  ей  в
окошко. На это почти никто не обратил внимания, пока  грабителя  не  заметил
охранник банка. Достав свой пистолет, он скомандовал:
   - Эй, ты, у стойки! Брось оружие!
   Бандит и не подумал подчиниться,  а  вместо  этого  резко  развернулся  и
выпустил очередь из "Узи" в охранника, который повалился  на  пол.  Началась
паника, женщины заголосили, но голос преступника перекрыл гам:
   - Это ограбление! Всем оставаться на местах! Не двигаться, тогда никто не
пострадает!
   Затем он потянулся, ухватил кассиршу за шею и  вытащил  ее  голову  через
окошко наружу. Его согнутая в локте рука действовала как удавка.
   Именно в тот момент, когда крики стихли и в операционном зале  воцарилась
тишина, Синтия и Эйнсли вошли в банк.
   Эйнсли туг же без колебаний выхватил свой "Глок".  Держа  пистолет  двумя
руками, широко расставив ноги для равновесия, он взял грабителя на  мушку  и
выкрикнул:
   - Полиция! Сейчас же отпусти женщину! Пистолет на стойку, руки за голову,
иначе - стреляю!
   Синтия между тем сумела встать поодаль от  Эйнсли,  сделав  вид,  что  не
имеет к полицейскому никакого отношения. Она не привлекла внимания  бандита,
тем более что в руке у нее была лишь маленькая дамская сумочка.
   Грабитель еще крепче сжал шею кассирши и уставил ствол ей в висок.
   - Нет, это ты брось пушку, дерьмо! - рявкнул он на Эйнсли. - Или эта баба
умрет первой. Брось! Ну! Считаю до десяти. Раз, два...
   - Умоляю, делайте, что он говорит, - раздался сдавленный голос  кассирши.
- Я не хочу... - договорить ей не дал еще крепче сжавшийся "замок" на шее.
   - Три, четыре... - отсчитывал грабитель.
   - Брось оружие и сдавайся! - повторил Эйнсли.
   - Сечас, разбежался! Пять, шесть...  Сам  бросай  свой  дерьмовый  пугач,
свинья! На счет десять я спущу курок.
   Стоявшая  в  стороне  Синтия,  сохраняя  присутствие  духа,  хладнокровно
рассчитывала траекторию стрельбы. Она знала, что Эйнсли  догадывается  о  ее
намерениях и стремится выиграть время, хотя и без особых  шансов  на  успех.
Ограбление не удалось, преступник уже понимал, что ему не уйти, и потому был
готов на все.
   - Семь... - продолжал он отсчет.
   Эйнсли застыл, изготовившись для стрельбы. Синтия знала,  что  теперь  он
целиком полагается на нее. В банковском  зале  стояла  мертвая  тишина,  все
замерли в напряжении. К  этому  моменту  уже  наверняка  сработали  потайные
сигналы тревоги, но до приезда патрульных пройдет еще несколько минут, да  и
что они смогут сделать в такой ситуации?
   Позади преступника никого нет, отметила про себя Синтия. Он  стоял  прямо
напротив нее, но ее словно бы вообще не  видел,  не  сводя  глаз  с  Эйнсли.
Голова операционистки, стиснутая рукой преступника, была слишком близко,  но
выбора у Синтии не оставалось. Она успеет выстрелить лишь один раз,  и  этим
выстрелом должна уложить громилу наповал...
   - Восемь.., Одним неуловимым движением она расстегнула свою сделанную  на
заказ "сумочку", которая с успехом заменяла  ей  с  недавних  пор  кобуру  у
лодыжки. Из нее она молниеносно извлекла маленький пистолетик, сверкнувший в
руке, когда она подняла ее.
   - Девять...
   Задержав дыхание и почти не целясь, она выстрелила.
   На резкий и неожиданный звук все, кто был в зале, повернулись к  ней,  но
сама Синтия смотрела только на человека, который качнулся  назад,  когда  из
маленькой аккуратной дырочки почти точно в центре его лба брызнула кровь,  и
повалился навзничь. Кассирша успела  вырваться  из  его  железных  тисков  и
рухнула на пол, содрогаясь от рыданий.
   Не переставая держать поверженного противника на мушке, Эйнсли подошел  к
нему, осмотрел уже не подававшее признаков жизни тело и только  потом  убрал
пистолет в кобуру. Он сказал с кривой усмешкой Синтии:
   - Ну, ты дотянула... Хотя, конечно, все равно спасибо.
   В помещении банка стал постепенно нарастать гул  голосов,  затем  до  них
дошло, что  же  случилось,  и  невольные  зрители  устроили  овацию  Синтии,
сопровождавшуюся возгласами  восхищения.  Она  в  ответ  заулыбалась,  потом
прислонилась к Малколму, облегченно вздохнула и шепнула ему:
   - Неделя со мной под одеялом, вот как ты меня отблагодаришь.
   Эйнсли кивнул.
   - Но только нам придется соблюдать особую  осторожность.  Ты  становишься
знаменитой.
   Стараниями прессы она действительно пребывала  в  роли  звезды  несколько
дней.

***

   Уже много позже, когда Эйнсли  мысленно  возвращался  к  своему  бурному,
страстному роману с Синтией, он спрашивал себя: не потому ли ты  сорвался  с
цепи, что долгие годы прожил в противоестественном священническом  целибате?
Так или иначе, но время, которое он про себя называл "Годом Синтии",  всегда
вспоминалось ему прежде всего остротой физического наслаждения.
   Временами он спрашивал себя, должны ли его мучить  угрызения  совести?  И
словно бы уходя от ответа на этот вопрос,  торопился  напомнить  себе  сонмы
исторических прецедентов - такое случалось еще в тысячном году до  Рождества
Христова или около того. Память клирика (избавится  ли  он  когда-нибудь  от
этого наваждения?) тут же подсказывала ему и имя библейского царя Давида,  и
подходящие отрывки из одиннадцатой главы Второй книги Царств:
   "Однажды под вечер,  Давид,  встав  с  постели,  прогуливался  по  кровле
царского дома, и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень
красива".
   Это была, конечно же, Вирсавия, жена Урии, который сражался тогда вдалеке
на одной из ветхозаветных войн.
   "Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему,  и  он  спел  с  нею...
Женщина эта сделалась беременною, и  послала  известить  Давида,  говоря:  я
беременна".
   К  несчастью  Давида,  тогда  еще   не   было   презервативов,   которыми
пользовались Малколм и Синтия. Не было у Эйнсли  и  соперника  в  лице  мужа
любовницы, каким  был  воин  Урия,  отправленный  царем  Давидом  на  верную
гибель...
   Удивительно, но  за  время  продолжительного  романа  с  Синтией,  любовь
Малколма Эйнсли к Карен ничуть не померкла. Просто  образовались  словно  бы
две параллельные жизни: в одной, семейной, все было стабильно  и  постоянно;
другая же была сплошной безумной авантюрой, которая - он всегда понимал  это
- рано или поздно закончится. Эйнсли и мысли всерьез не допускал, что  может
уйти от Карен и Джейсона. Мальчику тогда исполнилось три,  и  Эйнсли  в  нем
души не чаял.
   Знает ли, догадывается ли Каре