л он ему. -
Я тоже подключусь к расследованию.
   - Слушаюсь, сержант.
   Колеса их машины зашелестели по гравию  подъездной  аллеи,  они  миновали
несколько высоких пальм и фруктовых деревьев, затем припаркованный  ближе  к
дому белый "бентли" и остановились у помпезного парадного входа с затейливой
дверью, одна из створок которой была распахнута.  Когда  Эйнсли  и  Родригес
выбрались из машины, входная дверь открылась полностью и  на  пороге  возник
высокий немолодой мужчина, который держался с  таким  чувством  собственного
достоинства, что нельзя было не распознать в нем дворецкого. Он посмотрел на
их полицейские значки и заговорил с британским акцентом:
   - Доброе утро, джентльмены. Прошу вас войти. - В просторном, обставленном
дорогой мебелью холле он снова повернулся к ним. -  Миссис  Мэддокс-Даваналь
сейчас говорит по телефону. Она просила вас подождать здесь.
   - Нет,  так  дело  не  пойдет,  -  резко  возразил  Эйнсли.  -  Поступило
сообщение, что в доме была стрельба, и  мы  пройдем  на  место  преступления
немедленно.
   Вправо от холла уходил застланный ковровой дорожкой  коридор,  в  дальнем
конце которого маячила фигура полицейского в форме.
   - Тело здесь! - окликнул он детективов.
   Заметив, что Эйнсли готов направиться туда, дворецкий издал  протестующий
возглас:
   - Но миссис Даваналь особо просила...
   - Как вас зовут? - перебил Эйнсли.
   - Холдсворт.
   - А имя? - вмешался Хорхе, сразу заносивший все в блокнот.
   - Хэмфри. Но вы должны понять, что...
   - Нет, Холдсворт, - с нажимом сказал Эйнсли, - это вы должны понять,  что
этот дом - место преступления и тут  сейчас  распоряжаемся  мы.  Сюда  скоро
прибудет еще много наших людей. Не чините им препятствий, но и  не  уходите,
нам нужно будет вас допросить. Просьба также оставить все  вещи  в  доме  на
своих местах и ничего не трогать. Ясно?
   - Предположим, - ответил Холдсворт обиженно.
   - И передайте миссис Мэддокс-Даваналь, что она нам скоро понадобится.
   Эйнсли прошел коридором. За ним следовал Хорхе.
   - Сюда, пожалуйста, сержант. - Указал им путь  патрульный,  на  нагрудном
значке которого можно было  прочитать  фамилию  НАВАРРО,  подведя  к  дверям
комнаты, являвшей собой странное сочетание спортзала и  кабинета.  Эйнсли  и
Хорхе с блокнотами в руках остановились на пороге и осмотрелись.
   Это было очень большое и светлое помещение,  залитое  лучами  рассветного
солнца сквозь проемы  настежь  распахнутых  французских  окон,  с  видом  на
заросший цветами патио и дальше - на синеву залива и  океан  вдалеке.  Ближе
всего к детективам,  подобно  спартанцам-караульным,  выстроились  в  ряд  с
полдюжины тренажеров - сияющий хром, черная кожа. Командиром выделялся среди
них тренажер с грузами, рядом располагался  имитатор  академической  гребли,
бегущая дорожка  со  встроенным  компьютером,  шведская  стенка  и  еще  два
снаряда, назначение которых невозможно было определить сразу. Всего тысяч на
тридцать долларов, прикинул на глазок Эйнсли.
   И тут же располагался элегантный, нет - совершенно  роскошный  кабинет  с
удобными стульями, бюро, конторками, рядами  дубовых  книжных  полок,  тесно
уставленных переплетенными в натуральную кожу фолиантами. А в центре всего -
красивый,  современный  письменный  стол  и  далеко  отодвинутое  кресло   с
подвижной высокой спинкой.
   Между столом и креслом на полу распласталось тело мужчины. Труп лежал  на
правом боку, левая верхняя часть черепа была полностью  снесена,  по  плечам
расползлось багровое пятно с вкраплениями  раздробленной  кости  и  мозговых
тканей. Огромная лужа полусвернувшейся крови растеклась по  ковру,  пропитав
легкие брюки и белую рубашку мертвого человека.
   Орудия убийства нигде не  было  видно,  но  по  всем  приметам  это  было
огнестрельное оружие.
   - С тех пор как вы прибыли сюда, здесь никто ничего не  трогал?  -  Хорхе
адресовал этот вопрос патрульному Наварро.
   - Нет, я службу знаю, - мотнул головой молодой полисмен, но  почти  сразу
его осенило. - Но вообще-то я застал  здесь  жену  покойного.  Она  могла...
Спросите лучше у нее самой.
   - Спросим непременно, - заверил Хорхе. - Но на этот вопрос вы сами должны
ответить для протокола. Насколько можно судить, отсутствует орудие убийства.
Вы видели его в этой комнате или где-либо еще?
   - Искал как проклятый. Ничего.
   - А что миссис  Мэддокс-Даваналь,  -  вмешался  Эйнсли,  -  как  она  вам
показалась по первому впечатлению?
   Наварро задумался, потом неуклюжим взмахом руки указал на труп.
   - Вообще-то, если подумать, что это был ее муж и все такое.., она  что-то
была странно спокойна, почти равнодушна. Я даже удивился. И потом она...
   - Что она? - нетерпеливо спросил Эйнсли.
   - Она сказала мне, что приедут телевизионщики WBEQ.  Это  их  собственный
канал.
   - Это всем известно. Дальше что?
   - Она хотела, чтобы я, то есть она приказала мне пропустить  их  сюда.  Я
сказал ей, что надо дождаться детективов из отдела убийств. Ей это очень  не
понравилось.
   Молодой полицейский снова замялся, и Хорхе пришлось слегка  поднажать  на
него:
   - Ну, что там у вас еще, выкладывайте!
   - Понимаете, у меня создалось впечатление, что эта леди привыкла  всем  и
вся командовать и не любит, когда ей перечат.
   - Приятно встретить наблюдательного  патрульного,  -  пробормотал  Хорхе,
делая пометку в своем блокноте.
   И   он   принялся    за    обычную    процедуру    вызовов    на    место
экспертов-криминалистов, судебного медика и представителя  прокуратуры.  Это
значило, что скоро в  этой  комнате  и  по  всему  дому  станет  многолюдно,
начнется кропотливая работа.
   - Пойду осмотрюсь, - сказал Эйнсли.
   Стараясь ступать осторожно, он подошел к балконной двери. Он еще с порога
заметил, что одна из ее створок чуть приоткрыта. Приглядевшись, он заметил с
наружной стороны свежие следы взлома.  Внутри  патио  он  увидел  коричневые
следы, какие мог оставить человек, ступивший во влажную землю или  грязь.  В
дальнем конце двора у самой стены была разбита цветочная клумба, на  которой
Эйнсли ясно различил те же следы, словно кто-то  перемахнул  через  стену  и
подобрался к дому с тыла. Отпечатки были оставлены  кроссовками  или  другой
спортивной обувью.
   Между тем за несколько минут ясное с утра небо заволокли угрожающие тучи,
в любой момент мог пойти дождь. Эйнсли  поспешил  вернуться  в  дом  и  дать
Наварро указание  обнести  полицейским  заграждением  задворки  и  выставить
патрульного охранять улики.
   - Как только прибудет группа криминалистов, - сказал он Хорхе, -  заставь
их сразу же сфотографировать следы в патио, пока не смыло  дождем.  И  пусть
сделают гипсовые слепки с отпечатков подошв на клумбе. Похоже, кто-то проник
в дом, - продолжал Эйнсли. - Сделать это можно  было  только  до  того,  как
покойный пришел в эту комнату.
   Хорхе взвесил услышанное и сказал:
   - Так или иначе, но Мэддокс-Даваналь видел незваного гостя, в  него  ведь
стреляли в упор, значит, тот подошел к нему совсем близко. Судя по всем этим
штуковинам для накачки мускулов, парень должен  был  оказать  сопротивление,
однако никаких следов борьбы что-то не видно.
   - Его могли застигнуть врасплох. Преступник спрятался, а потом неожиданно
напал сзади.
   - Но где же он прятался?
   Оба сыщика еще раз оглядели просторную комнату. Хорхе  первым  указал  на
зеленые бархатные шторы по обеим сторонам балконной двери. Правая штора была
собрана и закреплена в углу петлей декоративного шнура, зато  левая  свисала
свободно. Эйнсли подошел к ней и осторожно потянул на себя. Позади шторы  на
ковровом покрытии были видны следы грязи.
   - Я прослежу, чтобы криминалисты их  обработали,  -  сказал  Хорхе.  -  А
сейчас неплохо было бы разобраться с хронологией. Когда наступила смерть,  в
котором часу обнаружен труп...
   В этот момент появился дворецкий Холдсворт и обратился к Эйнсли:
   - Миссис Мэддокс-Даваналь готова принять вас. Извольте следовать за мной.
   Эйнсли заколебался.  Вообще  говоря,  при  расследовании  убийства  сыщик
вызывал к себе для  допроса  свидетелей,  а  не  наоборот.  Хотя,  с  другой
стороны, вполне понятно, что несчастная  женщина  предпочла  бы  не  идти  в
комнату, где до сих пор лежит труп ее мужа. Разумеется,  Эйнсли  имел  право
допросить любого, включая и  членов  семьи  Даваналь,  в  здании  управления
полиции, но только что это могло ему дать?
   - Хорошо, пойдемте, - кивнул он Холдсворту, а Хорхе сказал:
   - Я вернусь с информацией о том, что и когда произошло.

***

   Гостиная, куда препроводили Эйнсли, по своим размерам, стилю и  роскошной
обстановке   была   совершенно   под   стать   остальному   дому.    Фелиция
Мэддокс-Даваналь сидела в большом, обитом парчой кресле с подголовником. Это
была красивая женщина лет сорока, с породистыми, аристократическими  чертами
лица:  прямым  носом,  широкими   скулами,   высоким   лбом   и   выдававшим
преждевременную  в  таком   возрасте   подтяжку   подбородком.   Ее   густые
светло-русые волосы, в которых играли лучи солнца, были  свободно  распущены
по плечам.  Короткая  кремовая  юбка,  ничуть  не  скрывавшая  точеных  ног,
сочеталась с того же оттенка шелковой блузкой и широким, украшенным  золотым
орнаментом поясом. Все в ее облике: лицо, прическа, маникюр - было тщательно
ухоженным, холеным, одежда - безукоризненной, и она отлично осознавала  это,
отметил про себя Эйнсли.
   Молчаливым  жестом  она  пригласила  его  сесть  в  стоявшее  перед   ней
антикварное французское кресло без подлокотников -  шаткое  и,  как  не  без
удивления обнаружил Эйнсли, решительно неудобное.  Впрочем,  если  это  была
попытка с самого начала заставить  его  испытывать  неловкость,  то  она  не
увенчалась успехом.
   Эйнсли начал беседу, как делал обычно при подобных обстоятельствах:
   - Позвольте выразить вам глубочайшие соболезнования  в  связи  с  гибелью
вашего мужа...
   - Не надо, - оборвала его Даваналь  тоном,  в  котором  не  слышалось  ни
малейших  эмоций.  -  Я  сама  справлюсь  с  личными   проблемами.   Давайте
ограничимся рамками официального разговора. Вы, я полагаю, сержант?
   - Сержант Малколм Эйнсли, - он чуть не добавил "мэм"  к  этой  фразе,  но
сдержался. Характер на характер, посмотрим, чья возьмет.
   -  Что  ж,  тогда  прежде  всего  позвольте  узнать,  по   какому   праву
телевизионной группе с моего собственного канала, а он принадлежит Даваналям
полностью, не дают войти в дом, который также является собственностью  нашей
семьи?
   - Миссис Мэддокс-Даваналь, - сказал Эйнсли негромко, но твердо, - в  виде
любезности я отвечу на ваш вопрос, хотя думаю, что ответ вам и так ясен.  Но
затем мы перейдем к допросу, и вести его буду я. - Он почувствовал  на  себе
холодный  немигающий  взгляд  ее  серых  глаз  и  выдержал  его  с  завидным
спокойствием.
   - Так вот, по поводу телегруппы, - продолжил он. - В  этом  доме  при  не
выясненных  пока  обстоятельствах  погиб  человек,  и,  кому   бы   дом   ни
принадлежал, на данный момент здесь распоряжается полиция.  Властью,  данной
нам законом, мы  имеем  полное  право  не  допускать  к  месту  преступления
журналистов. Подчеркну, любых журналистов. А теперь, когда с этим покончено,
я хотел бы услышать все, что вам известно о смерти вашего мужа.
   - Минуточку! - В него был уставлен изящный указательный  пальчик.  -  Кто
ваш непосредственный начальник?
   - Лейтенант Лео Ньюболд.
   - Всего лишь лейтенант? Тогда прежде чем продолжить нашу беседу, я обсужу
ваши методы с начальником полиции Майами.
   Эйнсли понял, что неожиданно и на пустом месте произошел конфликт. Он мог
бы отнести его за счет стресса, в который обычно повергает  людей  убийство,
но слишком живо помнил слова патрульного Наварро: эта леди привыкла  всем  и
вся командовать и не любит, когда ей перечат.
   -  Конечно,  мадам,  -  сказал  он,  -  вы  свободны   в   любой   момент
воспользоваться телефоном и позвонить мистеру Кетлиджу. Только  не  забудьте
проинформировать его, когда закончите свою беседу с ним, что вы задержаны, а
за отказ оказать полиции содействие в расследовании смерти вашего супруга  я
буду вынужден в наручниках доставить вас для допроса  в  управление  полиции
города.
   Они сидели друг против друга. Эйнсли кожей ощущал, до какой степени он ей
ненавистен. Фелиция Даваналь отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела
на Эйнсли и произнесла уже совершенно другим тоном:
   - Задавайте свои вопросы.
   Он не получил, да и не мог получить  удовольствия  от  своей  тактической
победы. Строго официальным тоном он спросил:
   - Когда и как вам стало известно, что ваш муж мертв?
   - Примерно в половине восьмого утра я зашла в спальню мужа - она  на  том
же этаже, что и моя. Мне нужно было его кое о чем спросить. Когда его там не
оказалось, я спустилась в кабинет. Он часто просыпался ни свет  ни  заря,  а
кабинет был его любимым местом. Так я обнаружила труп  и  сразу  же  вызвала
полицию.
   - О чем вы хотели его спросить?
   - О чем? - к такому вопросу Даваналь не подготовилась,  а  Эйнсли  упрямо
повторил его.
   - Я собиралась... - спесь улетучилась,  ей  теперь  не  хватало  слов.  -
Сейчас уже не помню.
   - Ваши с мужем спальни соединены между собой?
   - Нет... - наступила неловкая пауза. -  Вообще-то  странно  спрашивать  о
таких вещах.
   Так уж ли странно? - подумал Эйнсли. Пока было совершенно  неясно,  зачем
миссис Даваналь в такой час понадобилось увидеться  с  мужем.  А  отсутствие
двери между спальнями супругов многое проясняло в их отношениях.
   - В вашего мужа стреляли, - сказал он вслух. -  Вы  слышали  выстрел  или
похожий звук?
   - Нет, ничего.
   - Значит, не исключена вероятность, что вашего супруга убили  задолго  до
того, как вы обнаружили тело?
   - Не исключена.
   - У мистера Мэддокс-Даваналя  были  неприятности  или  враги?  Вы  знаете
кого-то, кто мог желать его смерти?
   - Нет, - миссис Даваналь, полностью овладев собой, продолжала:
   - Мне лучше сообщить вам сразу то, что  вы  все  равно  рано  или  поздно
узнаете. Мы с мужем не были близкими людьми в полном смысле этого  слова.  У
него были свои интересы, у меня - свои, и они никак не пересекались.
   - И давно вы с ним жили разными интересами?
   - Примерно шесть лет. А женаты мы были девять.
   - Между вами случались ссоры?
   - Нет, - решительно ответила она, но тут же поправилась:
   - У нас были, конечно, размолвки по разным пустякам,  но  никогда  ничего
существенного.
   - Кто-то из вас собирался подать на развод?
   - Нет, нас обоих вполне устраивала такая жизнь. Мне самой статус замужней
женщины давал определенные  преимущества,  в  какой-то  степени  делал  меня
свободнее. Что же до Байрона, то он извлекал из всего этого вполне  ощутимые
выгоды.
   - Какие же?
   - Видите ли, до того, как мы поженились, Байрон был очень привлекательным
и популярным у слабого пола молодым мужчиной, но и только  -  ни  денег,  ни
блестящей карьеры. После женитьбы на мне он добился и того, и другого.
   - Нельзя ли более конкретно?
   - Ему дважды доверяли  важные  руководящие  посты.  Сначала  в  правлении
универмагов Даваналей, затем - на телеканале WBEQ.
   - И он занимал один из них до сих пор? - спросил Эйнсли.
   - Нет, - Фелиция чуть помедлила с объяснением. - По правде говоря, Байрон
ни на что не годился. Он был ленив  да  и  особых  способностей  за  ним  не
замечалось. Под конец пришлось полностью отстранить его от всякого участия в
нашем бизнесе.
   - А что же потом?
   - Потом семья просто стала платить ему что-то вроде пенсии. Поэтому  я  и
сказала про ощутимые выгоды.
   - Не могли бы вы назвать мне сумму?
   - Это имеет какое-нибудь значение?
   - Быть может,  и  не  имеет,  хотя  на  одном  из  этапов  следствия  эта
информация все равно всплывет. Помолчав несколько секунд, Фелиция сказала:
   - Ему причиталось двести пятьдесят тысяч в год К тому  же  он  жил  здесь
совершенно бесплатно, и даже все эти его  любимые  тренажеры  достались  ему
даром.
   Четверть миллиона долларов в год за то, чтобы ничего  не  делать!  Смерть
Байрона Мэддокса этой семье была,  безусловно,  выгодна,  заметил  про  себя
Эйнсли.
   - Если я правильно угадала, о  чем  вы  подумали,  те  должна  вам  сразу
сказать, что вы глубоко заблуждаетесь, -  сказала  миссис  Мэддокс-Даваналь.
Эйнсли промолчал, и она закончила свою мысль:
   - Послушайте, я не буду понапрасну тратить слова и время, убеждая вас, но
вы должны понять, что для такой  семьи,  как  наша,  эти  деньги  -  пустяк,
карманная мелочь, - она помедлила. - Гораздо важнее, что, хотя я и не любила
Байрона, давно уже не любила, он был мне по-своему дорог. Можно сказать, что
я буду тосковать.
   Последняя фраза была произнесена доверительно, как неожиданное признание.
С тех пор как началась их беседа, враждебность хозяйки куда-то  улетучилась.
Потерпев поражение в открытом противостоянии, она сдалась и  превратилась  в
доброжелательного союзника, подумал Эйнсли. Впрочем, он не  принял  на  веру
всего, что сообщила  ему  Фелиция  Мэддокс-Даваналь.  Особенно  сомнительным
представлялся ее рассказ о том, как она обнаружила труп мужа. В то же  время
чутье подсказывало ему, что она его не убивала, хотя,  вероятно,  знала  или
догадывалась, кто это сделал. Так или иначе, но что-то она скрывала.
   - Кое-чего я по-прежнему не понимаю, - сказал Эйнсли. - Вы уверяете меня,
что муж вам был дорог, несмотря на то, что вы отдалились друг от друга. Но в
то же время, когда вы обнаруживаете его тело, вас  больше  всего  беспокоит,
чтобы  сюда  побыстрее  прибыла  съемочная  группа  с  вашего   телевидения.
Создается впечатление...
   - Я понимаю, что вы имеете в виду! - перебила она.  -  Что  я  вела  себя
чересчур хладнокровно, не так ли? Должно быть, я действительно хладнокровный
человек, но прежде всего я прагматик.
   Она замолчала.
   - Договаривайте, раз уж начали, - сказал Эйнсли.
   - Я сразу поняла, что Байрон мертв, хотя не имела понятия, кто мог  убить
его. Передо мной был факт, и ничего изменить я уже не могла. Зато я  реально
могла сделать так, чтобы  именно  WBEQ  -  моя  телекомпания,  в  которую  я
вкладываю всю душу, опередила конкурентов и сообщила новость первой. Так я и
поступила. Вызвала группу, а когда ее сюда не пустили, позвонила на студию и
передала в отдел новостей все, что мне было известно. Сейчас  о  случившемся
уже знает вся Флорида, быть может -  вся  страна,  и  мы  дали  эту  новость
первыми, что крайне важно при той жесткой  конкуренции,  какую  ведут  между
собой телевизионщики.
   - Но ведь с вашим немалым опытом вы не могли не знать, что  телегруппу  к
месту преступления не допустят?
   - Конечно, я это знала, - скорчила гримасу Фелиция. - Попытка  не  пытка,
так ведь? Я всегда стремлюсь к невозможному. Это у меня в крови.
   - Достойно  восхищения  при  любых  других  обстоятельствах,  но  не  при
расследовании убийства. Они обменялись долгими взглядами.
   - А вы не совсем обычный полисмен, - сказала она затем. -  Что-то  в  вас
есть такое... Я пока не поняла, что  именно,  но  вы  отличаетесь  от  своих
коллег и.., это будоражит мое  любопытство.  -  Она  впервые  за  все  время
улыбнулась, и в этой улыбке таился легкий намек на чувственность.
   - У меня еще остались к вам вопросы, если не возражаете, - сказал  Эйнсли
по-прежнему сугубо официальным тоном.
   - Спрашивайте, раз нужно, - вздохнула она.
   - Кто еще находился в доме прошлой ночью, конкретно  -  в  семь  тридцать
нынче утром, когда вы, по вашим словам, обнаружили труп мужа?
   - Дайте подумать...
   Она ответила; в процессе разговора открылись новые факты.
   Ее родители - Теодор и Юджиния Даваналь - жили в этом же доме, но  сейчас
находились в Италии. Теодор, собственно говоря, и являлся ныне царствовавшим
монархом династии Даваналь, хотя многие  свои  полномочия  уже  возложил  на
Фелицию.