где бы то ни было, не проинформировав и не
пригласив представителей общественности и средств массовой информации.
   Закончив  отвечать   на   вопросы   детективов   из   отдела   внутренних
расследований, Эйнсли и Боуи немедленно были доставлены к  Серрано,  где  за
закрытыми дверями  отчитались  перед  Фигерасом,  Янесом  и  самим  хозяином
кабинета. Отвечая на множество вопросов, Эйнсли и Боуи ни в чем не  солгали,
но, по правде говоря, их допрашивали не слишком тщательно и пристрастно.  Не
спросили, например, как случилось, что в здании  городского  совета  они  на
какое-то время расстались.
   В конце концов результатом разбирательства стало  написанное  Серрано  от
руки постановление, которое затем было основательно доработано  и  дополнено
полицейскими чиновниками. Смысл его сводился к тому, что  Малколм  Эйнсли  и
Руби Боуи действовали в рамках закона, а применение последней огнестрельного
оружия следовало рассматривать как меру необходимой самообороны.
   Свидетелями в пользу такого заключения стали патрульные - сержант Брайнен
и его напарник, которых Эйнсли вызвал по рации  сразу  же  после  того,  как
прозвучал выстрел; они прибыли в кабинет  комиссара  Эрнст  буквально  через
полминуты.
   Эйнсли и Руби Боуи  смогли  не  сразу  улучить  минутку  и  обсудить  все
происшедшее.
   - Я подождала несколько минут, а потом мне стало невмочь  от  тревоги  за
вас, - объяснила Руби. - Вы же не скажете, что я появилась не вовремя?
   - Что ты! - Эйнсли взял ее за плечи обеими руками и заглянул в глаза. - Я
тебе жизнью обязан! Если я чем-нибудь могу тебе помочь, только скажи.
   - Я подумаю, - сказала она, чуть заметно  улыбнувшись,  -  но  вообще-то,
если я вас и спасла, то из эгоистических побуждений. Без  вас  мне  было  бы
труднее работать. Не у кого  попросить  совета,  не  с  кого  брать  пример.
Надеюсь, я не смутила вас такими словами? Поверьте, это не лесть.
   - Признаться, смутила немного... И тронула... - Потом Эйнсли добавил:
   - Скажу тебе в ответ: для меня большая честь работать бок о бок с тобой.
   Эйнсли решил, что пока не время сообщать ей о решении уйти из  отдела  и,
может быть, из полиции вообще. Пусть это пока останется между ним и Карен.

***

   Подготовка  к  пресс-конференции  проходила  в  сумасшедшей  спешке,   но
заключалась,  главным  образом,  в  затяжных  телефонных  переговорах  между
управлением полиции и офисом прокурора штата. Совместно ими было решено, что
все наиболее важные факты относительно Синтии Эрнст должны стать  достоянием
гласности: три пункта  обвинения,  поддержанные  большим  советом;  дневники
Эленор;  сексуальные  домогательства  отца,  которым  подверглась  Синтия  в
детстве; ее беременность. Нужно было признать также,  что  сокрытые  Синтией
полтора года назад улики по  делу  о  другом  двойном  убийстве  нетронутыми
пролежали на складе вещественных доказательств полицейского управления.
   Заместитель начальника полиции Серрано  после  консультаций  с  Фэрреллом
Кетлиджем  и  Эвелио  Хименесом  -   офицером,   отвечавшим   за   связи   с
общественностью, - так резюмировал решение:
   - Все это  -  чудовищная  куча  дерьма,  из  которой  никому  не  удастся
выбраться и благоухать при этом розами. Но будет еще хуже,  если  мы  что-то
утаим, а какой-нибудь проныра-репортер докопается.
   Временно не подлежали огласке лишь  некоторые  детали  и  улики,  которые
должны были пойти в ход в суде против Патрика Дженсена и Виргилио. Об аресте
Дженсена и выдвинутых против него обвинениях было уже широко известно.
   Что до Виргилио, то его поимка и суд над  ним  представлялись  чем-то  из
области фантастики. Разумеется, и  полиция  Майами,  и  отдел  расследования
убийств округа Дейд сразу же объявили его в розыск, но он успел  скрыться  у
себя на родине. О его выдаче в руки американского правосудия не  приходилось
даже мечтать из-за крайне напряженных отношений между Колумбией и США.

***

   Во время пресс-конференции и еще целый день после нее Малколм  Эйнсли  не
сходил с экранов телевизоров по всей стране. Именно кадры его выступления, а
не речи полицейского начальства национальные телесети показывали бесконечное
число  раз  с  добавлением  все  новых  подробностей  и  комментариев.  Была
подготовлена специальная передача о Синтии  Эрнст,  центральной  действующей
фигурой которой был детектив Эйнсли. Эй-Би-Си в  передаче  "Ночные  новости"
оперативно поведала о зловещих символах в серийных убийствах и их трактовке,
"звездой" и тут был Эйнсли.
   Газеты тоже не отставали, сделав особый акцент на его  прошлом,  какой-то
репортер раздобыл материалы о его докторской диссертации  и  о  его  высокой
репутации ученого, упомянув о его  соавторстве  в  книге  "Эволюция  религий
человечества". О нем писали журналы "Тайм" и "Ньюсуик", а "Пэрейд" вышел  со
статьей об Эйнсли, поместив на обложку его фотографию и  заголовок:  "БЫВШИЙ
СВЯЩЕННИК СТАЛ СУПЕР-СЫЩИКОМ".
   На коммутатор полицейского управления Майами поступило множество  звонков
от продюсеров  кино-  и  телефильмов  с  деловыми  предложениями,  полностью
опровергавшими слова Серрано, что никто не выйдет из этой истории, благоухая
розами. Было очевидно, что как раз Малколму Эйнсли это вполне удалось.
   - Скорей бы эта свистопляска кончилась! - пожаловался он Лео Ньюболду.
   - Как я слышал, наше начальство разделяет твои чувства, - отозвался тот.
   Но как бы  то  ни  было,  все  были  довольны  тем  обстоятельством,  что
публичного разбирательства дела Синтии Эрнст в суде удалось избежать.

***

   Еще несколько дней спустя Эйнсли уведомил своего лейтенанта,  что  уходит
из отдела убийств. Ньюболд отнесся к  этому  с  пониманием.  Слишком  многие
детективы  прошли  этой  же  дорожкой,  слишком  сильно  было  эмоциональное
перенапряжение от работы в отделе, чтобы его  начальник  пытался  удерживать
кого-то из своих подчиненных, пусть даже наиболее ценных. В ожидании решения
дальнейшей судьбы Эйнсли лейтенант  перевел  его  с  оперативной  работы  на
"холодную" -  с  помощью  новых  технологий  он  должен  был  теперь  заново
рассматривать  старые  нераскрытые  дела.  Эта  сфера  деятельности  полиции
приносила неплохие результаты, не причиняя излишних стрессов тем, кто был  в
нее вовлечен.
   Еще через три недели Ньюболд мимоходом задержался у рабочего стола Эйнсли
и сказал:
   - Тебя хочет видеть Фигерас.

***

   - Добрый день, сержант Эйнсли! -  приветствовала  его  Теодора  Эрнандес,
секретарь Фигераса. - Прежде чем вы зайдете в кабинет, могу я вас кое о  чем
попросить?
   - Конечно.
   - Мои ребятишки видели вас по телевизору и  читали  про  вас  в  газетах.
Когда я сказала, что знакома с вами,  они  просто  запрыгали  от  радости  и
попросили, чтобы я взяла у вас автографы. - Она протянула ему  ручку  и  две
чистых карточки. - Не откажите в любезности.
   -  Но  я  ведь  не  какая-нибудь  знаменитость!  -   смущенно   попытался
протестовать Эйнсли.
   - Не скромничайте. Напишите, пожалуйста, на одной "На память  Петре",  на
другой "На память Хусто".
   Эйнсли взял ручку и карточки, написал на них два имени и расписался.
   - То-то дома будут счастливы! - сказала она  и  провела  его  к  двери  в
кабинет начальника следственных отделов, которая,  как  заметил  Эйнсли,  не
была плотно закрыта.
   Марк Фигерас поднялся с места, чтобы пожать руку посетителя.
   - Вот и наш герой!  -  сказал  он  с  легкой  ухмылкой.  -  Как  вы  себя
чувствуете в этой роли?
   - Не в своей тарелке, - скорчил гримасу Эйнсли.
   - Что ж, придется пока потерпеть. Вы готовы дальше нести бремя славы?
   - А куда деваться?  Не  знаю  только,  как  к  этому  относятся  в  нашем
департаменте.
   - Верно, здесь есть проблемы, - Фигерас жестом пригласил его сесть. -  Но
не об этом мне было поручено с вами  побеседовать.  Без  формальностей,  так
сказать, как мужчина с мужчиной. Впрочем, есть одна приятная формальность, с
которой нам лучше покончить сразу. С сегодняшнего дня вы - лейтенант Эйнсли.
- Он повторно протянул  Малколму  руку.  -  Поздравляю.  Лучше  поздно,  чем
никогда.
   Интересно, что за этим последует, подумал  Эйнсли.  Повышение  обрадовало
его; хотелось броситься к телефону и рассказать обо всем  Карен.  Но  сейчас
нужно было выслушать Фигераса до конца.
   - Ваша карьера на подъеме,  Малколм.  Перед  вами  открываются  несколько
путей - остается только выбирать. Первый из них - стать  начальником  отдела
расследования убийств. -  Эйнсли  вскинул  на  хозяина  кабинета  удивленный
взгляд, и тот пояснил:
   - Лео  Ньюболду  присвоено  звание  капитана.  Он  переводится  в  другое
подразделение. В вашем случае надлежало бы  поступить  так  же,  однако  ваш
послужной список в отделе расследования убийств настолько незауряден, что мы
готовы сделать исключение. При условии, разумеется, что  вам  такой  вариант
подходит.
   - Нет, - покачал головой Эйнсли. - Я ведь уже объяснил  Ньюболду,  почему
хочу уйти из отдела.
   - Неофициально меня информировали об этом, и ваше решение мне понятно. Но
нам бы хотелось, чтобы вы были в курсе всех возможностей.
   Это "нам" было красноречиво. Фигераса подготовили к  этому  разговору  на
самом верху.
   -  Хорошо,  давайте  вместе  рассмотрим  ваши  служебные  перспективы,  -
продолжал он. - Вы стали лейтенантом в тридцать девять лет. Через  три  года
вас повысят до капитана, еще через три произведут в майоры, но  это  уже  на
усмотрение руководства, и тут никаких гарантий быть не может. Вы  достигнете
этой ступеньки позже, чем другие, но вы и начали  служить  в  полиции  позже
большинства своих коллег. Майором, таким образом, вы  сможете  стать  лет  в
сорок пять, не  раньше.  Сами  знаете,  какая  конкуренция  за  звания  выше
майорского. Вполне может быть, что вы пойдете дальше, но  в  равной  степени
вероятно, что майор - это тот предел, которого вы достигнете до  пенсионного
возраста. Видите, я с вами совершенно откровенен, Малколм.
   - Я ценю вашу откровенность.
   - Тогда есть еще один аспект проблемы, в который я должен вас  посвятить,
надеясь на ваше понимание. В последнее  время  вы  привлекли  к  себе  такое
внимание публики, какого никогда не удостаивался прежде  ни  один  сотрудник
нашего управления. В первую очередь  это  объясняется,  конечно,  блестящими
результатами вашего расследования, но средства массовой информации далеко не
в  последнюю  очередь   были   привлечены   вашим   прошлым   священника   и
ученого-богослова. Здесь мы и подходим к сути дела.
   Эйнсли уже начал понимать, к чему он клонит.
   - Вся штука в том, Малколм, что из-за вашей нынешней популярности, что бы
вы теперь ни делали,  это  будет  обязательно  вызывать  повышенный  интерес
репортеров. Ничего страшного, но, честно сказать,  нашему  департаменту  это
причинит определенные неудобства. Сами знаете, у нас  практически  никто  не
попадает надолго в фокус общественного внимания, включая и самого начальника
полиции - его фамилия едва ли известна в Майами многим. Так было  всегда,  и
большинство из нас хотело бы, чтобы так продолжалось и впредь.
   - Давайте не будем ходить вокруг да около, - сказал Эйнсли. - Смысл ваших
слов сводится к тому, что несмотря на  мое  повышение,  на  самом  деле  вам
хотелось бы, чтобы я ушел из полиции.
   - Если вы так это восприняли, - сказал Фигерас, - то я плохо выражаю свои
мысли. Просто большинство из нас считает,  что  ваша  дальнейшая  карьера  в
управлении, даже в самом  лучшем  ее  варианте,  далеко  не  отвечает  вашим
способностям. Хотелось бы, чтобы вы занялись чем-то более выгодным для себя,
чтобы ваши знания и таланты смогли раскрыться в полной мере.
   - Беда в том, - с горечью сказал Эйнсли, - что я  в  последнее  время  не
читал объявлений о найме на работу. Видно, теперь придется.
   - Не придется, - улыбнулся Фигерас. - Эти разговоры  потому  и  возникли,
что некая сторонняя организация уже вошла в  контакт  с  нашим  начальником,
мэром и, вероятно, другими влиятельными лицами. Этой  организации  вы  очень
нужны, и потому, как  я  понимаю,  они  готовы  предложить  весьма  выгодные
условия.
   - И что же это за организация? - спросил заинтригованный Эйнсли.
   -  Короче  говоря,  нам  звонил   председатель   попечительского   совета
университета Южной Флориды, - Фигерас заглянул в бумажку на своем  столе,  -
доктор Хартли Аллардайс. Вы согласны встретиться с ним?
   Воистину жизнь полна неожиданностей, подумал Эйнсли и сказал:
   - Похоже, мне только и остается, что согласиться.

Глава 6

   - Быть может, это вас удивит, доктор Эйнсли, - сказал Хартли Аллардайс, -
но в нашем университете было много разговоров о вас, с тех пор как  о  ваших
талантах и вашем прошлом стало известно.
   - Да, это меня действительно удивляет, - кивнул  Эйнсли.  -  Меня  вообще
почти все удивляет в последнее время.
   Со времени его разговора с Марком Фигерасом  прошло  три  дня.  Эйнсли  и
Аллардайс встретились за ужином в городском клубе в  центре  Майами.  Эйнсли
было странно слышать обращение "доктор". Нет, с формальной точки зрения  все
было правильно, просто много лет никто к нему так не обращался,  а  он  сам,
даже еще будучи священником,  избегал  прибавлять  к  своей  фамилии  ученое
звание. Впрочем, в нынешних обстоятельствах...
   Разговорчивый доктор Аллардайс между тем продолжал:
   - Публика обожает героев, которые живут по соседству. Всегда  обожала.  И
вы превратились для всех в героя, потому что сумели раскрыть череду  ужасных
преступлений.  Но  особенно  важно,  что  вы  смогли   это   сделать   чисто
интеллектуальным путем, используя свою научную эрудицию. Вот почему вами так
восхищаются в университетском мире. Я, кстати, не исключение.
   Помимо воли Эйнсли улыбнулся и пробормотал слова благодарности.
   Аллардайс невозмутимо продолжал:
   - Вы оказались в лучах славы как нельзя более вовремя  -  для  меня,  для
тех, кого я представляю, и, надеюсь, для вас самого.
   Хартли Аллардайс был мужчиной весьма представительной внешности: седой, с
красивыми  чертами  лица,   бронзовым   загаром,   уверенными   манерами   и
ослепительной улыбкой. Он родился в богатой семье и сумел  приумножить  свои
капиталы во главе международной инвестиционной компании, обогатив при этом и
других.  Проблемы  образования  были  второй  его  страстью   -   отсюда   и
общественный пост, который он занимал в университете Южной Флориды.
   - Я уже шестой год председательствую в попечительском совете,  -  пояснил
он. - И с самого начала моей мечтой было ввести в программу курс  лекций  по
сравнительной  истории  религий.  Само  собой,  что  у  нас  есть  факультет
философии и религии,  но  сравнительным  анализом  на  нем  занимаются  куда
меньше, чем мне хотелось бы.
   Аллардайс сделал паузу, потому что официант  принес  им  основное  блюдо,
заказанное к ужину - баранье филе под беарнским соусом.
   - Между прочим, мне кажется,  вино  должно  вам  понравиться.  Это  "Опус
Первый". Его создали два величайших винодела в  мире  -  Роберт  Мондави  из
долины Нала в Калифорнии и покойный Филипп де Ротшильд из Бордо. Попробуйте.
   - Вино великолепное, - подтвердил Эйнсли, что было чистой правдой. Он был
наслышан об этом знаменитом  вине,  но  зарплата  полицейского  ни  разу  не
позволила ему его отведать.
   - А теперь перейду  к  сути  дела,  -  сказал  Аллардайс.  -  Ради  чего,
собственно, я хотел встретиться с вами. Видите ли,  большинство  современных
молодых людей стремятся получать знания, которые гарантируют  им  престижные
профессии - бизнесмена, врача,  юриста  или  инженера.  А  мне  бы  хотелось
привить молодежи интерес к сравнительному исследованию религиозных верований
человечества.  Ведь  различные  религии  могут  поведать  нам  куда   больше
традиционной истории о том, как жили люди в разные эпохи, о чем они  думали,
на что надеялись, в чем  находили  источник  удовольствий,  чего  боялись  -
осознанно и  подсознательно.  Здесь,  конечно,  в  первую  очередь,  следует
говорить о страхе смерти, о  самом  ужасном  вопросе,  который  стоит  перед
всеми: есть ли что-нибудь после смерти  или  забвение?..  Налейте  себе  еще
вина, доктор Эйнсли!
   - Спасибо, мне уже достаточно. Однако прежде чем мы продолжим эту беседу,
мне необходимо кое-что вам сказать...
   - Я меньше всего хочу свести нашу беседу к монологу.
   - Думаю, вам лучше будет  знать,  что  хотя  я  и  увлечен  сравнительным
анализом религий, сам я уже не верую. Давно не верую.
   - Я догадывался, - живо отозвался Аллардайс, -  и  это  не  имеет  ровным
счетом никакого значения. Напротив, по  всей  вероятности,  это  делает  вас
только еще более объективным в вашей работе... Вы  уверены,  что  не  хотите
больше вина?
   - Да, вполне. Спасибо.
   - Так вот, причина, по которой я хотел встретиться с вами, проста. Совсем
недавно мне удалось заручиться достаточной  суммой  денег,  чтобы  построить
новое здание для факультета философии  и  религии  в  нашем  университетском
городке. Наибольший взнос - а это несколько миллионов долларов - исходит  от
одного моего друга. Он, однако,  узнав  о  вас  и  вашем  уникальном  опыте,
поставил свой дар в зависимость  от  одного  условия.  Он  хочет,  чтобы  на
факультете появилась должность  профессора  сравнительной  истории  религий,
которую бы занял известный авторитет в этой  области.  Таковым  он  согласен
теперь считать только вас, доктор Эйнсли.
   - Вы это серьезно? - удивленно вскинул брови Эйнсли.
   - Вполне.
   - Могу я поинтересоваться, кто этот ваш друг? Аллардайс покачал головой.
   - Извините, но богатые жертвователи не любят огласки. А в наши дни причин
для того, чтобы оставаться инкогнито, только прибавилось. Как бы то ни было,
но университет подпишет с вами первоначальный контракт  на  три  года.  Ваше
ежегодное содержание составит сто тысяч долларов. Простите, что заговорил  о
деньгах, но иногда от этого никуда не деться.
   Несколько секунд они молчали, прежде чем Эйнсли сказал:
   - Никак не могу винить вас за это, доктор. И  знаете  что...  Пожалуй,  я
все-таки глотну еще немного вина.
   - Вам предстоит пройти через некоторые  формальности,  -  вновь  оживился
Аллардайс, - но это не составит для вас никакого труда.

***

   Понятно, что Карен его новости привели в совершеннейший восторг.
   - О, милый, соглашайся непременно! Это то, что тебе  нужно.  Ты  в  самом
деле признанный авторитет в своей области и к тому  же,  как  выясняется,  у
тебя есть педагогическая жилка. Я  тебе  не  говорила,  но  после  случая  в
городском совете я позвонила Руби Боуи, чтобы поблагодарить ее - от  себя  и
от Джейсона. Кроме всего прочего, она рассказала мне, как ценят тебя молодые
детективы из вашего отдела, как многому ты научил их.
   -  Мне  еще   предстоит   выдержать   собеседования   с   университетским
начальством, прежде чем меня утвердят, - напомнил ей Эйнсли.
   - Для тебя, милый, это сущие пустяки.

***

   Ему устроили несколько собеседований, самое ответственное - с проректором
университета доктором Гэвином Лоренсом, тихим,  невысокого  роста  брюнетом,
чьи манеры, однако, выдавали человека неглупого и властного.
   Он еще раз заглянул в лежавшее раскрытым перед ним на столе  личное  дело
Эйнсли и сказал:
   - Что ж, с точки зрения научной подготовки, вы вполне достойны занять эту
кафедру.
   - Есть одно  обстоятельство,  о  котором  я  хотел  бы  поставить  вас  в
известность, - Эйнсли повторил то, что прежде говорил Аллардайсу  об  утрате
веры.
   - Здесь есть и об этом, - сказал проректор, опустив  на  папку  с  личным
делом ладонь. - В своем отчете Харли упомянул о вашем  признании,  заключив,
что оценил вашу прямоту. Мне она тоже по  душе,  и  я  склонен  согласиться:
неверие не может стать в данном случае препятствием. - Лоренс  откинулся  на
спинку кресла и свел вместе кончики пальцев. - До меня  доходят  слухи,  что
некоторые наши богословы ч