л к девушке поближе, по временам легко и  как  будто  случайно
прикасаясь к ее руке или плечу. Случалось, он и вовсе  держал  подозреваемую
за руку в течение всего допроса, да так нежно, что  у  той  слезы  на  глаза
наворачивались, но с Торн, девицей явно очерствевшей, этот номер  не  прошел
бы. К тому же предварительная беседа не могла продолжаться до бесконечности.
   - Может, мне кому-нибудь позвонить от твоего имени, Мэгги?.. Нет? Что  ж,
если передумаешь, только скажи...
   За стеклянной стенкой Эйнсли продолжал изнывать от нетерпения: скорее  бы
Хорхе покончил с формальным  оглашением  прав  подозреваемой!  Эйнсли  успел
разглядеть девушку. Ее лицо казалось ему знакомым, но как он ни ворошил свою
память, узнать не мог. Это  ускользающее  воспоминание  действовало  ему  на
нервы.
   - ..Ладно, Мэгги, нам еще много о чем  нужно  поговорить,  но  сначала  я
должен спросить тебя... Ты хотела  бы,  чтобы  мы  продолжали  наш  разговор
наедине, без всяких адвокатов?
   В этот момент Хорхе был на волосок от нарушения закона, но...
   Торн едва заметно кивнула.
   - Вот и хорошо. Мне тоже хочется продолжать без помех. Давай  покончим  с
формальностями... Ты, наверное, знаешь наши правила. Поэтому для протокола я
обязан сказать тебе, Мэгги, что ты имеешь право хранить молчание...
   Отклонения от официальной формулировки допускались.  В  устах  Хорхе  она
далее прозвучала так:
   - Ты можешь отказаться говорить со мной и отвечать на мои  вопросы.  Все,
что ты скажешь с этой минуты, может быть использовано против тебя в суде. Ты
имеешь право воспользоваться услугами адвоката в любое  время.  Если  ты  не
располагаешь для этого средствами, помощь адвоката будет предоставлена  тебе
бесплатно.
   Эйнсли слушал внимательно.  Кто  знает,  позже  ему,  возможно,  придется
подтвердить в суде, что  "предупреждение  Миранды"  было  сделано  в  полном
соответствии с законом. И не имеет значения, что Хорхе пробубнил его  быстро
и небрежно. Нужные слова были  произнесены,  хотя  Мэгги  Торн  вряд  ли  их
слышала. Хорхе должен был сейчас сделать свой второй ход.
   - Теперь, Мэгги, мы либо продолжаем беседу дальше, либо я  возвращаюсь  в
свой офис, и больше мы с тобой не увидимся.
   На ее лице читалось сомнение: что будет, если этот  обходительный  парень
ее бросит? От Хорхе это не укрылось. Он был в полушаге от успеха.
   - Ты хорошо поняла, что я тебе сказал, Мэгги?..  Ты  уверена?..  Отлично,
значит, с этим мы покончили...  Хотя  вот  еще  что!  Мне  нужно,  чтобы  ты
подписала эту бумажку. Она всего лишь повторяет сказанное мною.
   Торн подмахнула официальный бланк, подтвердив каракулями,  что  она  была
ознакомлена  со  своими  правами  и  добровольно  предпочла   беседовать   с
детективом Родригесом без адвоката.
   Эйнсли отложил в сторону записи, которые  вел  все  время.  Хорхе  своего
добился, и Эйнсли, уже уверенный в  виновности  этих  двоих,  не  сомневался
теперь и в том, что в течение ближайшего часа в его  распоряжении  будет  по
крайней мере один протокол с признанием...
   Он ошибался: через час признались оба.

***

   По мере того как Хорхе продолжал работать с подозреваемыми  -  сначала  с
Торн, а потом в соседнем помещении с Капрумом,  становилось  все  очевиднее,
что у преступников отсутствовал какой-либо план действий.  Потому-то  они  и
совершили  убийство,  хотя  могли  ограничиться  ограблением.   Не   меньшей
глупостью была и та ложь, которую они нагромоздили, чтобы уйти от ответа,  -
им самим она могла казаться вполне правдоподобной, но только  не  искушенным
сыщикам.
   - Кстати, о той  машине,  в  которой  ты  ехала  с  Кермитом,  когда  вас
повязали, - так вел Хорхе дальше свой разговор с Мэгги Торн.  -  Патрульному
ты сказала, что вы набрели на нее за несколько минут до того, увидели  ключи
в замке и решили покататься... Но у нас есть свидетель, который заметил  вас
в этой машине еще прошлой ночью, видел, как все  произошло.  К  тому  же,  в
машине найдено более десятка пустых банок из-под напитков и разных  оберток.
Со всего этого хозяйства мы снимем отпечатки пальцев. Что если там  окажутся
ваши с Кермитом пальчики?.. Нет, Мэгги, это  как  раз  доказательство.  Нами
будет установлено, что вы находились в машине куда дольше, чем те  несколько
минут, о которых ты толкуешь.
   Хорхе попивал кофе и ждал. Торн отхлебнула из своей чашки.
   - И вот еще что, Мэгги. При обыске у тебя нашли приличную сумму -  больше
семисот долларов. Не скажешь, откуда у тебя эти деньги?.. Где  ты  могла  их
заработать?.. Неужели? Неплохо  для  случайных  заработков.  Можешь  назвать
своих  работодателей?..  Всех  и  не  надо,  назови  одного-двух,  чтобы  мы
проверили... Никого не помнишь? Я вижу, ты совсем  не  хочешь  помочь  самой
себе, Мэгги.
   Ладно, пойдем дальше. Кроме долларов, при тебе обнаружены дойчмарки.  Где
ты их взяла?..  Дойчмарки,  Мэгги,  -  это  немецкие  деньги.  Давно  ты  из
Германии?.. Брось,  Мэгги,  этого  ты  не  могла  забыть!  Это  ведь  деньги
Нойхауса, так? Это ты его застрелила из своего револьвера, Мэгги? Экспертиза
все равно определит, из какого ствола стреляли.
   Я с тобой по-дружески разговариваю, Мэгги.  Ты  попала  в  беду,  большую
беду, и самой пора это понять. Я бы очень хотел тебе помочь, но для этого ты
должна говорить мне правду...  На,  попей  еще  кофейку..,  подумай,  Мэгги.
Скажешь правду, всем станет легко, тебе в первую  очередь.  Потому  что  как
только я узнаю правду, я дам тебе толковый совет, что делать дальше...
   И совсем другая, более  жесткая  линия  поведения,  отметил  Эйнсли,  при
допросе Кермита; у того действительно глаза навыкате напоминали лягушачьи.
   - Что ж, Кермит, я уже битый час слушаю, как ты отвечаешь на мои вопросы.
Мы оба знаем, что все твои показания ни хрена не стоят. Забудем  об  этом  и
рассмотрим факты. Вы со своей подружкой Мэгги тормознули машину  несчастного
старика, ограбили его, а потом убили. Теперь я уже могу  сказать  тебе,  что
Мэгги раскололась. У меня есть подписанный ею протокол, где она  утверждает,
что ты был  зачинщиком  преступления  и  что  именно  ты  застрелил  мистера
Нойхауса...
   Девятнадцатилетний Капрум вскочил на ноги и завопил:
   - Эта сука лжет! Это она его прикончила, она меня втравила...
   - А ну-ка, стоп! Замолчи, Капрум! Успокойся и сядь на место!
   Хорхе вытянул счастливый билет, подумал Эйнсли. Капрум попался в ловушку,
решил, что Мэгги предала  его,  и  теперь  торопился  доложить  свою  версию
событий. Если бы не бедняга немец, все это было бы даже забавно.
   Предупреждение  о  его  правах  Капруму  было   уже   зачитано.   Никакой
необходимости повторять его.
   - Стало быть теперь, Кермит, ты готов рассказать, что произошло, на  этот
раз правду? В твоем положении так будет лучше... О'кей, начнем с  того,  как
ты и Торн захватили машину... Ладно, я  запишу  имя  Торн  первым,  если  ты
настаиваешь... Итак, где вы оба были, когда...
   И Хорхе принялся записывать показания Капрума,  который  говорил  быстро,
сбивчиво,  совершенно  забыв  о  возможных  последствиях,  не  понимая,  что
совершенно не важно, кто что делал, ведь им предъявят обвинение в сговоре  с
целью  предумышленного  убийства.  Когда  Хорхе  спросил,  зачем  им  вообще
понадобилось стрелять, Капрум ответил так:
   - Этот старый козел понес на нас! Поливал нас грязью на своем тарабарском
языке... Не мог заткнуть свою поганую пасть, понимаешь?
   Когда допрос был закончен, Хорхе протянул Капруму ручку, и тот подписался
под полным признанием своей вины. Несколько часов спустя эксперты-баллйстики
дали заключение, что из трех пуль, обнаруженных  в  теле  немца,  одна  была
выпущена из револьвера Капрума, а две - Мэгги. Медики определили,  что  если
выстрел Капрума только ранил  туриста,  то  от  любой  из  двух  пуль  Мэгги
наступила немедленная смерть.
   Эйнсли отвлекли другие дела. Он вернулся в тот  момент,  когда  Хорхе  во
второй раз допрашивал Мэгги Тори. Под конец девица серьезно спросила:
   - Что с нами теперь будет? Может,  дадут  условно?  Хорхе  и  не  пытался
отвечать. Понятно почему. Что он мог  сказать  человеку,  который  до  такой
степени не осознавал всей тяжести совершенного преступления  и  неизбежности
скорого и грозного возмездия! Разве мог он сказать этой девушке:
   - Какое там условно! Тебя не только под залог не выпустят, но  ты  скорее
всего вообще никогда уже не выйдешь на свободу. Наиболее  же  вероятно,  что
суд признает вас обоих  виновными  в  убийстве  и  приговорит  к  смерти  на
электрическом стуле.

***

   Само собой, адвокаты в суде будут с пеной у рта доказывать, что признания
Тори и Капрума были сделаны под давлением, что их ввели в заблуждение... И в
этом будет доля правды, признавал про себя Эйнсли.
   Однако  любой  судья,  заручившись  подтверждением,   что   подозреваемых
информировали об их  правах,  снимет  все  возражения  защиты,  и  признания
останутся в силе. Что же касается "введения  в  заблуждение",  то  с  годами
Эйнсли понял, что иногда без этого не  обойтись.  При  расследовании  многих
особо тяжких преступлений трудно добыть окончательные, стопроцентные  улики,
и ловкие адвокаты не раз помогали виновным избежать наказания. Взять хотя бы
дело О'Джей Симпсона. Признания же Торн и Капрума, каким  бы  путем  они  ни
были получены, помогут свершиться правосудию, а с точки зрения  общественных
интересов, как их понимал Эйнсли, только это имело значение.

***

   Подобные размышления вернули  Эйнсли  к  мыслям  об  Элрое  Дойле  и  той
причине, что побудила его самого отправиться в бесконечную ночную поездку. И
опять, уже в который раз после телефонного звонка из Рэйфорда, он  задавался
вопросом: какое признание ему предстоит выслушать?
   Эйнсли  всмотрелся  в  дорожные  указатели.  Их  автомобиль   выехал   на
Флоридское шоссе. Отсюда было около трехсот километров до Орлавдо -  первого
большого города на их пути.

Глава 3

   Малколм Эйнсли, который задремал, как только они миновали Форт-Лодердейл,
проснулся от толчка: то ли выбоина в полотне, то ли енот попал под колесо  -
по ночам они во множестве перебегали шоссе. Он потянулся и сел повыше, затем
посмотрел на  часы:  десять  минут  первого.  Впереди  замаячил  поворот  на
Уэст-Палм-Бич. Значит, треть пути до Орландо  позади.  Хорхе  вел  машину  в
крайнем левом ряду, движение на шоссе было достаточно оживленным.
   Эйнсли взялся за телефонную трубку и набрал  номер  лейтенанта  Ньюболда.
Когда тот ответил, Эйнсли сказал:
   - Доброй ночи, сэр. На связи лучшие кадры полиции Майами.
   - Привет, Малколм. Все в порядке?
   - Этот сумасшедший кубинец  пока  меня  не  угробил,  -  ответил  Эйнсли,
покосившись на водителя. Ньюболд хихикнул в трубку, а потом сказал:
   - Слушай, я изучил расписание самолетов и заказал для тебя билеты. Думаю,
ты сможешь добраться до Торонто завтра во второй половине дня.
   - Вот это хорошая новость, лейтенант, спасибо! - Эйнсли занес  в  блокнот
необходимые  детали:  рейс  компании  "Дельта"  в  десять   ноль   пять   из
Джексонвилла до Атланты, там пересадка на самолет "Эйр Канада"  до  Торонто.
Он попадет туда лишь двумя часами позже, чем его  семья,  отметил  Эйнсли  с
немалым облегчением. Придется, правда, пропустить  семейный  обед:  родители
Карен жили более чем в часе езды от  торонтского  аэропорта  Пирсон,  но  он
присоединится ко всем за ужином; для этого времени более чем достаточно.
   - Пусть Родригес довезет тебя до Джексонвилла. Это меньше ста километров,
вполне успеешь, - продолжал Ньюболд. -  Когда  вернешься,  мы  оплатим  тебе
дополнительные расходы на билеты.
   - Это может отчасти примирить меня с Карен.
   - Она огорчена? - спросил Ньюболд.
   - Не то слово.
   - Моя Девайна тоже устраивает мне веселую жизнь,  когда  я  застреваю  на
работе. Трудно винить их за это, - вздохнул Ньюболд. - Кстати, я позвонил  в
тюрьму штата. Они обещали пропустить тебя  без  обычных  формальностей,  это
ускорит твою встречу со Зверем.
   - Отлично!
   - Они  только  попросили,  чтобы  на  подъезде  к  Рэйфорду  ты  позвонил
лейтенанту Нилу Хэмбрику. Мне дали номер его телефона.
   - Очень хорошо, лейтенант, еще раз  спасибо,  -  сказал  Эйнсли,  записав
номер.
   - Счастливо добраться до Торонто...
   Отключив телефон, Эйнсли отметил про себя, что Ньюболду неизменно удается
сохранять прекрасные отношения со своими подчиненными. Как практически все в
их отделе, Эйнсли относился с симпатией и уважением к этому полицейскому,  у
которого за плечами были двадцать четыре года службы. И  это  при  том,  что
семья Ньюболдов эмигрировала в Штаты с Ямайки всего тридцать лет назад.  Лео
Ньюболду было тогда пятнадцать.  Потом  он  учился  в  университете  Майами,
избрав специальностью криминалистику, а в  двадцать  два  стал  полицейским.
Благодаря принадлежности к черной расе и реформам  восьмидесятых  годов  Лео
Ньюболд быстро получил лейтенанта, но, в отличие от многих  других  подобных
повышений, это не было встречено белыми коллегами в  штыки.  Все  сочли  это
признанием способностей и трудолюбия Ньюболда, который возглавлял  отдел  по
расследованию убийств полиции Майами вот уже восьмой год.

***

   К удивлению Малколма, когда он позвонил, Карен  спала,  он  сообщил  свое
расписание на завтра  и  велел  ей  снова  немедленно  ложиться,  сказав  на
прощание:
   - Увидимся завтра часа в четыре.
   - Поверю, только когда в самом деле увижу тебя, - голос был заспанный, но
в нем улавливались нотки нежности.
   Эйнсли погрузился в размышления, из которых его скоро вывел Хорхе:
   - Вы все еще католик, сержант?
   - Прости, что ты сказал? - Вопрос застал его врасплох.
   Хорхе обогнал очередной длинномерный трейлер, какие часто  попадались  на
шоссе в это время суток, и пояснил:
   - Вы же были когда-то священником, потом ушли...  Бот  я  и  интересуюсь,
католик вы или уже нет?
   - Уже нет.
   - Все равно, как бывший католик, что вы  думаете  об  этой  поездке?..  О
смертной казни?.. Вот вы едете посмотреть в глаза Зверю,  Дойлу,  перед  тем
как его посадят на электрический стул,  а  сами  знаете,  что  вы  самолично
довели дело до этого.
   - Ну и вопросы ты задаешь на ночь глядя!
   - Хорошо, - пожал плечами Хорхе, - не отвечайте, если не хотите. Я же все
понимаю.
   Эйнсли медлил. Когда в тридцатилетнем возрасте он сложил с себя сан, хотя
имел богословское образование, был доктором философии и пять лет  приходским
священником, он постарался вообще забыть о религии. Как отрезал... Что же до
причин, то ими он поделился лишь с самыми близкими людьми, а  при  остальных
не особенно распространялся  об  этом,  не  имея  желания  влиять  на  чужие
убеждения. Однако с течением времени он стал замечать, что готов отвечать на
подобные вопросы.
   - В известном смысле, - сказал он Хорхе, - разница между  священниками  и
полицейскими не так уж велика. Священник старается, по крайней  мере  должен
стараться, помогать людям, быть поборником  справедливости  и  равенства.  У
нас, детективов, цель - поймать убийцу, доказать его вину, не дать  уйти  от
наказания.
   - Мне иной раз жаль,  -  признался  Хорхе,  -  что  я  не  умею  об  этом
рассуждать так же четко, как у вас получается.
   - Ты имеешь в виду смертную казнь?
   - Именно. Ведь я, как ни  крути,  полицейский.  Сколько  в  нашей  стране
сыщется полицейских, которые действительно против смертной казни?  Двое,  от
силы трое... А с другой стороны, я католик, и моя Церковь учит, что  казнить
людей не правильно.
   - А ты в этом твердо  уверен,  Хорхе?  Если  разобраться,  любая  религия
лицемерна, потому что одобряет убийство, когда это служит ее целям. О да,  в
теории все великолепно. Жизнь - это Божественный дар, и людям не дано  право
отнимать ее. Не дано, но только пока выгодно Церкви.
   - Разве это может быть ей невыгодно?
   - Конечно! Возьми, к примеру, войны, когда люди, а вовсе не  Бог,  лишают
жизни себе подобных. И все воюющие народы от ветхозаветных сынов  Израилевых
до нас, современных американцев, считают, что Бог на их стороне.
   - Это вы в точку! - сказал Хорхе с довольной улыбкой. - Я, черт побери, и
вправду хотел бы надеяться, что Он на моей стороне!
   - Тогда я бы на твоем месте грешил поменьше.
   - На моем? - удивился Хорхе. - Я-то что! Вот вы действительно сорвались с
поводка, так ведь? Сомневаюсь, что вы  у  Папы  Римского  в  первой  десятке
кандидатов в праведники.
   - Что ж, - едва заметно улыбнулся Эйнсли, - я  и  сам  в  последние  годы
невысоко ставлю ватиканских правителей.
   - Почему же?
   - Не все придерживались тех правил, которые предписывали остальным. Взять
хотя бы папу Пия XII, ты о нем наверняка слышал. Ведь он остался  равнодушен
к истреблению Гитлером евреев, не протестовал, хотя мог бы спасти  множество
жизней. Это только один из  примеров  того,  как  Церковь  попустительствует
убийствам просто потому, что не хочет вмешиваться.
   - Да, родители говорили мне, что им было  стыдно,  когда  об  этом  стало
известно, - кивнул Хорхе. - Но только ведь, по-моему, недавно прошел слух  о
покаянии Церкви.
   - Да, в девяносто четвертом году, но  прожила  эта  сенсация  ровно  один
день. В Израиле всплыл некий  документ  якобы  из  папской  канцелярии,  где
говорилось, что Ватикан признает свою вину и скорбит о жертвах Холокоста. Но
уже на следующий день Ватикан заявил: "Нет, это не наш документ. Может быть,
когда-нибудь, в будущем". Они, правда, извинились за Галилея.
   - Я слышал что-то, но плохо знаю эту историю. Расскажите.
   - В тысяча шестьсот тридцать третьем  году  Галилео  Галилея  обвинили  в
ереси и продержали под домашним арестом восемь лет, потому что  он  доказал,
что Земля вращается вокруг Солнца, вопреки католической доктрине о Земле как
неподвижном центре Вселенной. И вот в девяносто втором нашего столетия после
"тринадцати лет изучения вопроса в Ватикане" - так было официально  заявлено
- папа Иоанн Павел II признал, что Церковь была не права.  Признал  то,  что
наукой было установлено несколько столетий назад!
   - Неужели это правда?  Церковь  упрямилась  с  тысяча  шестьсот  тридцать
третьего года?
   - Триста пятьдесят с лишним лет! Ватикан никогда не спешит исповедаться в
собственных грехах. Хорхе не сдержал смеха:
   - А стоит мне попользоваться в пятницу презервативом, в  субботу  беги  и
кайся на исповеди. Эйнсли тоже улыбнулся:
   - Воистину мы живем в  обезумевшем  мире.  Но  если  вернуться  к  твоему
вопросу, то я был против убийства в любой его форме, когда носил рясу, да  и
сейчас не одобряю. Однако же верю в  силу  закона,  а  пока  смертная  казнь
узаконена, мне придется с этим мириться.
   Последняя фраза Эйнсли еще висела в воздухе, как он сам вдруг  подумал  о
той  маленькой  группе  несогласных,   -   обвинение   определило   их   как
безответственных людей, - которые считали вину Дойла недоказанной, поскольку
он не признал ее. С этим Эйнсли не мог  согласиться.  Он  был  убежден,  что
Дойла  полностью  изобличили.  Но  в  чем  же  все-таки  убийца   собирается
покаяться?
   - Вы задержитесь, чтобы глянуть, как Дойла казнят? - спросил Хорхе.
   - Надеюсь, нет. Разберемся, когда доедем. Хорхе помолчал, а потом выдал:
   - По управлению гуляет слух, что вы написали книгу  о  религии.  Говорят,
шла нарасхват. Небось денег вам отвалили...
   - На книге по сравнительному анализу религий не разживешься, - рассмеялся
Эйнсли. - Тем более что я не единственный ее автор. Понятия не имею, сколько
экземпляров успели продать, но книжку в самом деле перевели на многие языки,
и ее можно найти в любой приличной библиотеке.

***

   Часы на щитке приборов показывали два пятнадцать.
   - Где мы? - спросил Эйнсли, когда  понял,  что  опять  на  время  впал  в
забытье.
   - Только что проехали Орландо,  сержант.  Эйнсли  лишь  кивнул  в  ответ,
припомнив куда более приятные поездки по этому же  маршру