ий атаман, ставший любовником Марины Мнишек.
   (Кстати, эти строчки не мешало бы перечесть нынешним казакам, которые
пока что вместо реальных дел лишь пыжливо разгуливают по улицам, увешав-
шись бутафорскими крестами и при каждом удобном случае не преминут ввер-
нуть, что их предки, изволите ли видеть, всегда служили России  верой  и
правдой...)
   В Москве в плотной осаде сидели поляки (королевича Владислава столица
так и не дождалась, что неудивительно - ни один  нормальный  человек  на
его месте не приехал бы). На севере "корпус" Делагарди, дочиста  ограбив
Новгород, попытался было проделать то же самое со Псковом, однако  Псков
отбился - правда, тут же попал в руки шайки некоего "вора Сидорки",  ко-
торый, не мудрствуя лукаво, объявил себя чудесно спасшимся от убийц "ца-
рем Дмитрием".
   Это был уже третий Лжедмитрий. Чуть позже появился и  четвертый  -  в
Астрахани, и его признало царем все Нижнее Поволжье.
   Таким образом, в России одновременно существовало целых  пять  прави-
тельств, каждое из них считало себя законным, издавало  указы,  жаловало
землями, а заодно, понятное дело, карало супротивников. По  сравнению  с
тогдашней ситуацией известное противостояние президента и  парламента  в
1993 г. - детская игра в коняшкн.
   Эти пять правительств были следующие:
   1. Так называемое Ярославское, состоявшее человек примерно из двадца-
ти вождей ополчения, которое мы теперь называем несколько проще:  "опол-
чение Минина и Пожарского".
   2. Боярская дума в Москве  ("шестибоярщина"),  под  крылом  польского
гетмана Ходкевича.
   3. Атаманы Трубецкой и Заруцкий, со  своими  войсками  обосновавшиеся
под Москвой.
   4. Лжедмитрий III в Пскове.
   5. Лжедмитрий IV в Астрахани.
   Речь идет только о тех, кто контролировал достаточно обширные  терри-
тории (Делагарди, правда, тоже захватил изрядный  кусок  русского  севе-
ро-востока, но он, по крайней мере, не издавал никаких указов, хотя гра-
бил, стервец, за троих).
   Где-то, словно киплинговская кошка, гулявшая сама по себе, мотался со
своим воинством Александр Лисовский, чье положение было самым  безвыход-
ным - за участие в шляхетском мятеже и прочие художества его приговорили
к вечному изгнанию из пределов Жечи Посполитой, и податься ему было  аб-
солютно некуда. "Лисовчики", своеобразное солдатское  братство,  в  пору
своего расцвета насчитывали до десяти тысяч конников.  Военные  историки
отмечают железную внутреннюю дисциплину этой ватаги,  ее  исключительную
отчаянность в бою и незаменимость при дальних  кавалерийских  рейдах  по
тылам противника. Однако, с другой стороны, по  грабежам  и  мародерству
эта теплая компания наверняка заняла бы первое место в европейском  чем-
пионате, вздумай его кто-нибудь проводить...
   По необъятным просторам Руси великой вольготно шатались  еще  десятка
полтора самозванцев вовсе уж мелкого пошиба. По меткому  замечанию  Ило-
вайского, "самозванство вошло в какую-то моду"  (в  самом  деле,  прежде
Русь самозванства практически не знала). Одни  называли  себя  сыновьями
Федора Иоанновича: "царевич Федор", Клементий, Савелий, Ерофей и прочая,
и прочая. Подозреваю, кое-кто из них не мог внятно ответить  на  вопрос,
кого же он изображает - "царевич", и все тут...
   Некий Лаврентий объявил себя внуком Ивана  Грозного,  сыном  царевича
Ивана. Его коллега по ремеслу Август пошел еще дальше - не чинясь, выда-
вал себя за родного сына самого Ивана Грозного от четвертой супруги Анны
Колтовской. Наглость вышеупомянутого Федора дошла до того, что он явился
к Тушинскому вору и вопросил совершенно в духе Остапа Бендера: "Дядюшка,
узнаешь ли родного племянника?"
   Лжедмитрий II, не  склонный  поощрять  конкурентов,  "племянника"  не
признал и велел тут же укоротить его на голову. А заодно прикончил  Лав-
рентия с Августом - после чего остальные "царевичи" обходили Тушино  де-
сятой дорогой...
   Кроме того, по лесам и дорогам разгуливали многочисленные ватаги  так
называемых "шишей" - партизанствующих крестьян, которых столь запутанная
жизненная коловерть довела до полного остервенения. Согласно официальной
традиции, они сражались исключительно с "интервентами", однако я позволю
себе в этом усомниться, помня, что творилось в России  во  времена  "бе-
ло-красной" гражданской войны. Вероятнее всего, попадались  и  отдельные
идеалисты, но большая часть "лесных братьев", ручаться можно, колошмати-
ла все, что движется, не обременяя  себя  детальными  выяснениями...  Во
всех прочих странах с "лесными братьями" в периоды неразберихи  и  внут-
ренних смут так и обстояло, вряд ли Русь была исключением.
 
   "ЖЕН И ДЕТЕЙ ЗАЛОЖИМ..."
 
   Минина с Пожарским принято рисовать самыми светлыми красками.  Образы
их едва ли не иконописны. Вот только реальность, как водится,  сплошь  и
рядом весьма далека от благостных картин...
   Я вовсе не намерен следовать дурацкому обычаю нашей достопамятной об-
разованщины и "развенчивать" кого-то - просто хочу  напомнить  читателю,
что действительность всегда сложнее наших представлений о ней, а  в  ха-
рактере практически любого крупного исторического  деятеля,  неважно,  в
нашем Отечестве или за его пределами, намешано столько противоречивого и
прямо-таки порой отвратительного,  что  изображать  кого-то  одной  лишь
краской попросту глупо. История - дочь времени, и все поголовно  истори-
ческие персонажи, - дети своего времени, к которому бесполезно  прилажи-
ваться с чернобелыми очками...
   Давно уже получила хождение "романтическая" версия сбора денег на ни-
жегородское ополчение, по страницам романов кочевал умилительный и  доб-
росердечный Кузьма Минин-Сухорук, со слезами на глазах призывавший  всех
присутствующих заложить жен и малых детушек, чтобы раздобыть средства на
снаряжение войска.
   Вообще-то, так и было. Закладывали. Только - не своих...
   Минин был человеком безусловно зажиточным -  торговлей  скотом  в  то
время занимались люди отнюдь не бедные, а потому к описываемому  времени
приобрел некоторую "крутость", практичность и сильную волю, свойственные
преуспевающим дельцам. Имеются совершенно достоверные сведения о том,  к
а к он собирал деньги на войско.
   Сначала Минин "пробил" решение, по которому все его приказания выпол-
нялись беспрекословно (за тем, чтобы это  соблюдалось,  следили  ратники
князя Пожарского). И разослал по Нижнему многочисленных оценщиков.  Иму-
щество каждого было оценено со всем возможным рвением, после чего с  жи-
телей в приказном порядке потребовали отдать пятую  часть  имущества  (а
кое от кого - и треть). Когда собранных денег не хватило, Минин без  ко-
лебаний "пустил на торг" наименее зажиточную часть горожан. Их небогатое
имущество продавали целиком, кроме того, отдавали в кабалу и их самих, и
их семьи. Холопы, надо отметить, шли за бесценок, потому что их было до-
вольно много. Именно такими средствами и были собраны нужные суммы. Нра-
вится это потомкам или нет, разрушает это иконописный образ или нет,  но
без подобных крутых мер нижегородское ополчение вряд ли смогло бы снаря-
диться в походи изгнать интервентов. Можно еще вспомнить, что Минин, хо-
тя и говаривал, будто ему являлись "видения",  побуждавшие  постоять  за
землю Русскую и веру православную, окрестные монастыри обложил столь  же
суровым налогом.
   Увы, бравый Кузьма тогда же, в 1612 г., был  изобличен  во  взяточни-
честве и "кривосудии". Речь идет об истории с Толоконцевским монастырем.
Монастырь этот, довольно древний, в свое время получил от Грозного жало-
ванные грамоты и был полностью самостоятельным. Позже, при Федоре  Иоан-
новиче, игумен монастыря Калпикет "проворовался и пропил всю  монастырс-
кую казну" - и, стремясь, должно быть, раздобыть деньжат  на  опохмелку,
за бесценок спустил все документы богатому соседу, Печерскому монастырю,
тут же радостно завладевшему всем оставшимся достоянием толоконцевцев. С
наступлением Смутного времени толоконцевские монахи пожаловались в Моск-
ву, дьяку Ивану Болотникову (не путать с Иваном Болотниковым-атаманом! -
А.Б.) Однофамилец "воровского воеводы" прислал комиссию, которая  быстро
во всем разобралась и вернула  толоконцевцам  самостоятельность.  Однако
стоило комиссии уехать,  печерский  архимандрит  Феодосии  отправился  к
"местному авторитету" Минину, сунул ему взятку, и Кузьма вновь присоеди-
нил толоконцевские владения к землям Печерского монастыря.*
   * При Михаиле толоконцевцы жаловались ему уже на Минина, но чем  кон-
чилось дело, мне не удалось доискаться.
   Как бы там ни было, Минин и Пожарский все же выгнали из Москвы  поля-
ков (среди которых гораздо больше было немецких наемников, кстати, неже-
ли поляков и литвинов). Правда, это святое дело не обошлось без досадных
инцидентов: когда из города выходили жены и дочери бояр, сидевших в оса-
де вместе с поляками, казаки собирались их ограбить и,  когда  Пожарский
принялся их унимать, всерьез грозили пришибить князя.  Как-то  обошлось,
но казаки в поисках морального удовлетворения  перебили  часть  пленных,
нарушив свое же честное слово сохранить всем сдавшимся жизнь.
   Кстати, именно под давлением казачьей части ополчения -  о  чем  есть
недвусмысленные упоминания - и был избран царем Михаил Романов. Не  иск-
лючено, что могла бы пройти и другая кандидатура: "выдвигались"  многие,
в том числе и Пожарский, сохранились туманные  упоминания,  что  сначала
был все-таки выбран князь Трубецкой, и лишь несколькими днями спустя под
давлением казаков остановились на Михаиле...
   Прежде чем перейти к подведению итогов, следует обязательно упомянуть
об одной насквозь мифической фигуре, без всяких на то оснований произве-
денной в народные герои...
 
   ГЕРОЙ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО
 
   Советский энциклопедический словарь 1964-го года отзывается  об  этой
героической личности со всем  уважением:  "Сусанин  Иван  Осипович  (ум.
1613) - крестьянин с. Домнино Костромского у.,  нар.  герой,  замученный
польскими интервентами, отряд  к-рых  он  завел  в  непроходимую  лесную
глушь. Героич. поступок С. лег в основу мн.  нар.  преданий,  поэтич.  и
муз. произв.".
   Энциклопедический словарь 1985-го еще более уважителен  и  прямо-таки
эпичен: "Сусанин Иван Осипович (? -1613) - герой освободит, борьбы  рус.
народа нач. XVII в., крестьянин Костромского уезда. Зимой 1613 завел от-
ряд польск, интервентов в непроходимое лесное болото, за что  был  заму-
чен".
   Пожалуй, автор, писавший в 85-м, гораздо больше заботился о достовер-
ности, нежели его коллега из 64-го. "Болота", нужно  признать,  выглядят
не в пример убедительнее "лесной глуши", из которой "чертовы ляхи" отче-
го-то не нашли выхода - любой нормальный человек в такой ситуации,  заб-
лудившись зимой в лесу, вышел бы оттуда по собственным следам на  снегу.
Отряд должен был оставить за собой такую колею, что обратный путь  можно
отыскать и ночью...
   Ну, а о том, что этот  злодейский  отряд  направлялся,  дабы  извести
только что избранного на царство юного государя Михаила Федоровича Рома-
нова, знают даже дети. Гораздо менее известно, что вся эта красивая  ис-
тория - выдумка от начала до конца.  Авторы  энциклопедических  словарей
правы в одном: с давних пор известны "многие народные предания", живопи-
сующие о том, как Сусанин завел поляков в болота, о том, как героический
Иван Осипович еще допрежь того укрыл царя в яме на собственном подворье,
а яму замаскировал бревнами. Беда в том, что меж народным  фольклором  и
реальной историей есть некоторая разница...
   Вообще-то, авторы вышеприведенных статей сами ничего не надумали, что
их, в общем, извиняет. Они лишь добросовестно переписали абзацы из  тру-
дов гораздо более ранних "исследователей". "Классическая версия" появля-
ется впервые, пожалуй, в учебнике Константинова (1820 г.)- польские  ин-
тервенты выступают в поход, чтобы погубить юного царя, но Сусанин, жерт-
вуя собой, заводит их в чащобу. Далее эта история  получает  развитие  в
учебнике Кайданова (1834 г.), в работах Устрялова и Глинки,  в  "Словаре
достопамятных людей в России", составленном Бантыш-Каменским. А яма, где
якобы укрыл Сусанин царя, впервые появилась в  книге  князя  Козловского
"Взгляд на историю Костромы" (1840 г.): "Сусанин увез Михаила в свою де-
ревню Деревищи и там скрыл в яме овина", за что впоследствии "царь пове-
лел перевезти тело Сусанина в Ипатьевский монастырь и похоронить  там  с
честью". Князь в подтверждение своей версии ссылался на некую  старинную
рукопись, имевшуюся у него, - вот только ни тогда, ни потом никто посто-
ронний этой рукописи так и не увидел...
   Ясно, что спасение царя от злодеев-поляков - событие  столь  знамена-
тельное, что неминуемо должно было остаться не в одной лишь народной па-
мяти, но и в хрониках, летописях,  государственных  документах.  Однако,
как ни странно, о злодейском покушении на Михаила нет ни  строчки  ни  в
официальных бумагах, ни в частных воспоминаниях. В известной речи митро-
полита Филарета, где скрупулезно перечисляются  все  беды  и  разорения,
причиненные России польско-литовскими интервентами, ни словом не  упомя-
нуто ни о Сусанине, ни о какой бы то ни было попытке  захватить  царя  в
Костроме. Столь же упорное молчание касаемо Сусанина хранит "Наказ  пос-
лам", отправленный в 1613 г. в Германию, -  крайне  подробный  документ,
включающий "все неправды поляков". И, наконец, о  покушении  польско-ли-
товских солдат на жизнь Михаила, равно как и о самопожертвовании Сусани-
на, отчего-то промолчал Федор Желябужский, отправленный в 1614 г. послом
в Жечь Посполитую для заключения мирного договора. Меж тем  Желябужский,
стремясь выставить поляков "елико возможно виновными", самым  скрупулез-
ным образом перечислил королю "всякие обиды,  оскорбления  и  разорения,
принесенные России", вплоть до вовсе уж микроскопических инцидентов. Од-
нако о покушении на царя отчего-то ни словечком не заикнулся...
   И, наконец, о якобы имевшем место погребении Сусанина  в  коломенском
Ипатьевском монастыре нет ни строчки  в  крайне  подробных  монастырских
хрониках, сохранившихся до нашего времени...
   Столь дружное молчание объясняется просто - ничего этого не было.  Ни
подвига Сусанина, ни пресловутого "покушения на царя", ни погребения ге-
роя в Ипатьевском монастыре. Неопровержимо установлено: в 1613 г. в при-
легающих к Костроме районах вообще не было "чертовых ляхов" -  ни  коро-
левских отрядов, ни "лисовчиков", ни единого интервента либо  чужестран-
ного ловца удачи. Столь же неопровержимо доказано, что в то время, когда
на него якобы "покушались", юный царь Михаил вместе с матерью  находился
в хорошо укрепленном, напоминавшем больше крепость Ипатьевском монастыре
близ Костромы, охраняемый сильным отрядом дворянской конницы, да и  сама
Кострома была хорошо  укреплена  и  полна  русскими  войсками.  Для  ма-
ло-мальски серьезной попытки захватить или убить  царя  понадобилась  бы
целая армия, но ее не было ни поблизости от Костромы, ни вообще в приро-
де: поляки с литовцами сидели на зимних квартирах в соответствии с  обы-
чаями того времени. По Руси, правда, в превеликом множестве бродили раз-
бойничьи ватаги: дезертиры из королевской армии, жаждавшие добычи  аван-
тюристы, "воровские" казаки вкупе с "гулящими" русскими  людьми.  Однако
эти банды, озабоченные лишь добычей, даже спьяну не рискнули бы  прибли-
зиться к укрепленной Костроме с ее мощным гарнизоном.
   Вот об этих бандах и пойдет речь...
   Единственный источник, из которого черпали сведения  все  последующие
историки и писатели, - жалованная грамота царя Михаила от  1619  г.,  по
просьбе матери выданная им крестьянину Костромского уезда села Домнино "
Богдашке" Собинину. И говорится там следующее: "Как  мы,  великий  госу-
дарь, царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси,  в  прошлом  году
были на Костроме, и в те годы приходили в Костромскнй  уезд  польские  и
литовские люди, а тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина  литовские  люди
изымали, и его пытали великими немерными муками, а пытали у него, где  в
те поры мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович всея
Руси были, и он, Иван, ведая про нас, великого государя, где мы в те по-
ры были, терпя от тех польских и литовских  людей  немерные  пытки,  про
нас, великого государя, тем польским и литовским людям, где мы в те поры
были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти".
   Царская милость заключалась в том, что Богдану Собинину и  его  жене,
дочери Сусанина Антониде, пожаловали в вечное владение деревушку Коробо-
во, каковую на вечные времена освободили от всех без исключения налогов,
крепостной зависимости и воинской обязанности. Правда,  уже  в  1633  г.
права Антониды, успевшей к тому времени овдоветь, самым  наглым  образом
нарушил архимандрит Новоспасского монастыря -  отчего-то  он  не  считал
"привилегию" чересчур важной. А это весьма странно, если вспомнить,  что
Антонида - дочь отважного героя, спасшего жизнь царю...
   Антонида пожаловалась Михаилу. Тот урезонил архимандрита и выдал вдо-
ве новую "грамоту о заслугах" - но и в ней о подвиге Сусанина говорилось
точно теми же словами, что и в предыдущей. Исключительно о том, что  Су-
санина "спрашивали", а он ничего не сказал злодеям. И только. Царь, пол-
ное впечатление, и понятия не имел о том, что на его  особу  покушались,
но Сусанин увел "воров" в болота...
   И, кстати, в обеих грамотах черным по белому  указано:  "Мы,  великий
государь, были на Костроме". То есть - за стенами  могучей  крепости,  в
окружении многочисленного войска. Сусанин, собственно  говоря,  мог  без
малейшего ущерба для венценосца выдать "литовским людям" этот секрет по-
лишинеля, ровным счетом ничего не менявший...
   И еще одна загадка: почему "литовские люди" пытали о царе одного  Су-
санина? Будь у врагов намерение добраться до царя, несмотря ни  на  что,
они обязательно пытали и мучили бы не  одного-единственного  мужичка,  а
всех живущих в округе.  Тогда  и  привилегии  были  бы  даны  не  только
родственникам Сусанина, но и близким остальных потерпевших...
   Однако о других жертвах налета на деревушку Домнино нигде не упомина-
ется ни словом. Кстати, в "записках" протоиерея села Домнино Алексея так
и написано: "...НАРОДНЫЕ ПРЕДАНИЯ, послужившие источниками для составле-
ния рассказа о Сусанине".
   Выводы? Самая правдоподобная гипотеза такова: зимой 1613 г. на  дере-
веньку Домнино напала шайка разбойников-то ли поляков, то  ли  литовцев,
то ли казаков (напомню, "казаками" тогда именовались едва ли не все "гу-
лящие" люди). Царь их не интересовал ничуть - а вот добыча  интересовала
гораздо больше. В летописи о подобных налетах, крайне  многочисленных  в
те времена, сообщается так: "...казаки воруют, проезжих всяких людей  по
дорогам и крестьян по деревням и селам бьют, грабят, пытают, жгут огнем,
ломают, до смерти побивают".
   Одной из жертв грабителей - а возможно, единственной  жертвой  -  как
раз и стал Иван Сусанин, живший, собственно, не в самой деревне,  а  "на
выселках", то есть в отдаленном хуторе. О том, что налетчики "пытали Су-
санина о царе" известно от одного-единственного источника - Богдана  Со-
бинина...
   Скорее всего, через несколько лет после смерти  убитого  разбойниками
тестя хитромудрый Богдан Собинин сообразил, как обернуть  столь  тяжелую
утрату к своей выгоде, и обратился к известной своим добрым сердцем  ма-
тери царя Марфе Ивановне. Старушка, не вдаваясь в детали, растрогалась и
упросила сына освободить от  податей  родственников  Сусанина.  Подобных
примеров ее доброты в истории немало. В жалованной грамоте  царя  так  и
говорится: "...по нашему царскому милосердию и по совет" и прошению  ма-
тери нашей, государыни великой старицы инокини Марфы Ивановны".  Извест-
но, что царь выдал множество таких грамот с формулировкой, ставшей  пря-
мо-таки классической. "Во внимание к разорениям,  понесенным  в  Смутное
время". Кто в 1619 году проводил