Я хочу видеть,  как течет его кровь и кровь  детей
его!..
     Как безумный,  ринулся  он  к  гарему.  Пронзительный  женский  и
детский крик сотряс замок.  Но он не остановил юношу и тех повстанцев,
которые бросились за ним.  Как вихрь влетали они в комнаты, и их сабли
сеяли смерть, не жалея ни женщин, ни детей...
     По коридорам,  как снег в  метель,  закружились  белые  перья  из
распоротых перин. По полу заструились красные потоки.
     На дикий крик и гвалт в гарем ворвался Звенигора. Ему показалось,
что  повстанцы поймали Гамида и на радостях подняли такой шум.  Однако
вместо пленного спахии он увидел жуткую картину.
     В конце   коридора,   перед  закрытыми  дверями,  старая  женщина
загородила дорогу Исмету.  По ее одежде Звенигора догадался,  что  это
была  няня.  Исмет  хотел  оттолкнуть старуху,  но она,  словно кошка,
крепко вцепилась в него, не давая свободно орудовать саблей.
     - Не входи!  Умоляю тебя!  - кричала женщина.  - Не убивай Адике!
Она не дочь Гамида!..
     Услыхав имя Адике, Звенигора ринулся вперед.
     - Прочь,  старая ведьма!  - ревел Исмет.  - Отпусти меня!  Смерть
Гамидову отродью!
     - Безумный!  Опомнись!  Адике - сама  жертва  Гамида!  Она  дочка
болгарского  воеводы...  Звать  ее  Златка!  Пожалейте  ее!..  Я  тоже
болгарка.  Гамид вывез меня  из  Болгарии,  чтоб  я  присматривала  за
девочкой,  когда она была маленькой.  Будь человеком!.. Опомнись! Убей
лучше меня, а ее не трогай!..
     Звенигора остолбенел, пораженный услышанным.
     А Исмет не улавливал смысла полных отчаяния слов старухи. Оторвав
от  себя  ее  сухие руки,  оттолкнул к стене и ударил саблей.  Женщина
упала.  Исмет выбил ногой дверь.  В комнате раздался отчаянный девичий
крик.
     - Подожди,  Исмет!  - крикнул  Звенигора,  вбегая  за  Исметом  в
комнату и остановившись перед ним. - Стой! Не тронь дивчину!
     Исмет словно не понимал,  чего от него хочет  казак.  С  налитыми
кровью  глазами  он мрачно смотрел на Адике,  которая стояла в углу на
кровати в белой сорочке,  скрестив на груди руки. В ее глазах светился
ужас.  Мертвенная  бледность  разливалась по лицу.  Она,  кажется,  не
узнавала Звенигору, считая его одним из убийц.
     Видя, что  Исмет  старается  обойти его и ударить девушку саблей,
Звенигора схватил юношу за руку и изо всех сил  рванул  ее  назад,  за
спину. Исмет вскрикнул от резкой боли. Сабля упала на пол.
     Боль отрезвила повстанца.
     - Чего ты хочешь, Арсен? Зачем остановил меня?
     - Я хочу,  чтобы ты не трогал эту девушку! Ты же слышал, она сама
жертва Гамида. Понимаешь?
     Звенигора отпустил руку парня.  Исмет,  понурив  голову,  немного
помолчал, а потом ответил:
     - Делай как знаешь.  Мне теперь все равно.  Нет моей Ираз!..  Нет
моего счастья!..
     Он схватил саблю и выбежал из комнаты.
     Арсен повернулся   к  Адике.  Девушка  все  еще  не  верила,  что
опасность миновала.  Стояла в углу и  расширенными  от  ужаса  глазами
смотрела на струйку крови,  что тоненькой змейкой вползала из коридора
в комнату.
     - Адике,  не бойся меня, - произнес Звенигора, подавая ей руку. -
Иди сюда.  Я защищу тебя.  Ну, пошли. Здесь оставаться опасно. Сходи с
кровати, Адике... Или лучше я буду звать тебя Златкой... Ты знаешь это
имя? Его только что сказала твоя няня...
     - Где  она?  -  прошептала  девушка,  не отводя взгляда от крови,
которая уже достигла середины комнаты.
     - Ее уже нет... Но этим она спасла тебя...
     Девушка закрыла лицо руками.  Плечи затряслись от  плача.  Арсену
показалось,  что  он  увидел,  как  под тонкой сорочкой затрепетало ее
сердце. Он произнес глухим голосом:
     - Не плачь... Одевайся быстрее. А я подожду за дверью.
     Казак вышел,  оттащил труп старухи в соседнюю комнату,  чтобы  не
попал на глаза девушке.
     Со двора  доносились  радостные  крики  повстанцев.  Где-то   там
затерялся  и  Яцько.  Но  Арсен  теперь  не  боялся  за  паренька:  не
маленький,  воин уже - и доказал это в бою.  Он  думал,  как  быть  со
Златкой. Куда ее деть? Взять с собою в отряд? А потом?
     Вскоре девушка вышла одетая.
     - Пойдем,  -  сказал  Арсен  и взял ее за руку.  - Не отставай от
меня.
     Во дворе к ним подбежал Яцько, возбужденный, с горящими глазами.
     - Арсен,  я тебя всюду ищу!  Надо отпереть невольников! Я уже был
там, но у меня не получается...
     - Яцько, - строго сказал Звенигора, - я поручаю тебе охранять эту
дивчину...  Отвечаешь за нее головой. Чтоб пальцем никто ее не тронул!
Понял?  Это - Адике. Златка. Я тебе рассказывал о ней. Смотри мне!.. А
я открою подземелье.
     - Понял,  - сказал паренек,  но  по  тому,  как  он  взглянул  на
девушку,  было видно,  что это ему совсем не понравилось.  Но перечить
Звенигоре не посмел. Ответил по-взрослому, степенно: - Коль надобно, о
чем говорить...
     Тем времнем небо становилось ярко-голубым, даже бирюзовым. Где-то
за горами всходило солнце.
     Повстанцы сносили  во  двор  дорогие  вещи,  оружие,  тащили   из
погребов съестные припасы.  Всюду стоял тот нестихающий галдеж и крик,
что так присущ восточным базарам.
     Сбив с  дверей подвала замок,  Звенигора сбежал вниз.  Невольники
давно не спали. Разбуженные выстрелами и криками, столпились у окошка,
стараясь понять, что творится наверху.
     - Братья,  воля!  - выкрикнул Звенигора. - Выходите все! Сбивайте
кандалы!
     Подвал сразу наполнился  радостными  выкриками.  Все  кинулись  к
выходу.  Пан Спыхальский зажал запорожца в своих могучих объятиях,  не
стыдясь слез, что текли по его рыжим усам.
     - А най его шляк трафив, я знал, что настанет для нас такой день!
Ты слышишь,  пан Квочка?  Не говорил ли  я  тебе,  что  мы  еще  будем
свободны? А ты скулил - пропадем, пропадем!.. Теперь не пропадем, чтоб
их гром разразил среди ясного неба!..
     Найдя в  кузнице  тяжелый  молот,  Звенигора  быстро  спустился в
подземелье. Двери в темницу Якуба были массивны, а запоры крепки. Хотя
во дворе уже почти развиднелось, здесь стоял густой мрак.
     От нескольких ударов замок слетел. Двери с грохотом открылись.
     - Ага Яку б, ты жив?
     Звенягора влетел в темницу. Сквозь открытые двери внутрь струился
голубоватый утренний свет.  Меддах заворочался, прикрывая глаза рукой.
Седая косматая грива спадала  ему  на  плечи.  Загремели  кандалы.  На
исхудалом, измученном лице промелькнула слабая недоверчивая улыбка.
     - Это ты, Арсен? Я рад снова слышать твой голос, друже!
     - Я  пришел,  чтобы освободить тебя,  ага Якуб.  Ты сам говорил -
ничто не вечно под луной. Сегодня закончилась твоя неволя!..
     - Пусть  будут  благословенны дни твои!  - пожелал меддах.  - Что
случилось? Как ты очутился здесь? И с оружием...
     - Замок в руках восставших крестьян,  Якуб! - И Звенигора с силой
ударил молотом по шкворню, вмурованному в стену.
     Шкворень сломался. Звенигора помог Якубу выйти из темницы.

3

     Увидев, как  через  проломанные  двери  в  селямлик хлынула толпа
повстанцев,  Гамид понял,  что все потеряно и надо спасать свою жизнь.
Поэтому он бросил всех на произвол судьбы и метнулся к потайному ходу.
Пока телохранители сражались в коридоре, Гамид спустился в подземелье.
А   через   полчаса,   грязный,   вспотевший,   вылез   через   хорошо
замаскированный выход  в  лесу  и  спустился  в  поросшую  кустарником
долину.
     Убедившись, что поблизости никого нет,  он быстро  пересек  узкую
полянку, на другой стороне которой стоял небольшой сарай, плетенный из
хвороста.  Навстречу ему кинулся  лохматый  пес,  но,  узнав  хозяина,
замолчал. На лай собаки из сарая вышел заспанный сторож.
     - Кого тут носит? - спросил он, всматриваясь в тьму.
     - Быстрее коня! - прошипел Гамид.
     Сторож, узнав хозяина,  молча повернул назад и вывел  оседланного
коня.  Гамид вырвал из его рук поводья,  вскочил в седло. Застоявшийся
конь рванул вскачь.  На сторожа, удивленного таким поспешным бегством,
полетели комья влажной земли.
     К вечеру Гамид почувствовал,  что силы совсем оставляют его и что
коню  тоже  необходима  передышка.  Вместо  того  чтобы  ехать прямо к
санджак-бею,  он   повернул   вправо,   переправился   паромом   через
Кызыл-Ирмак и вскоре въехал на просторный двор своего давнего приятеля
и свата Энвера Исхака. (Санджак-бей (турец.) - правитель области.)
     Слуга, приняв повод, помог Гамиду сойти с коня.
     - Что случилось,  дорогой Гамид-бей?  - спешил  навстречу  ему  с
протянутыми для приветствия руками высокий и черный,  как ворон, Энвер
Исхак.  - В таком  виде!  Конь  весь  в  мыле...  Ты  будто  бежал  от
смертельной опасности.
     - Это и  вправду  так,  дорогой  друг.  Эту  одежду  я  достал  у
знакомого  кафеджи,  а  то  был  совсем голым...  Аксу взяли приступом
повстанцы,  мерзкие каратюрки.  Я не знаю даже,  остался ли кто живой,
кроме меня... (Кафеджи (турец.) - хозяин кофейни.)
     - О аллах,  что творится на свете!  - воскликнул Исхак-ага.  -  Я
думал, что горе посетило только меня...
     - У тебя тоже горе? Расскажи!
     - Какой-то  разбойник  чуть было не убил нашего дорогого Ферхада.
Твоя дочка могла остаться вдовой,  Гамид-бей. Спас его верный слуга из
гяуров.  Теперь Ферхаду лучше, и он будет рад дорогому гостю... Прошу,
заходи, Гамид-бей.
     К ужину вышел и Ферхад. Он уже знал о несчастье тестя и сдержанно
поздоровался,  потому как не к лицу правоверному проявлять  чрезмерный
интерес к несчастью ближнего.
     Гамид уже выглядел  лучше:  помылся  и  переоделся  в  просторную
одежду Исхака-аги.
     После того как гость немного утолил голод и выпил кубок  сладкого
шербета, хозяин произнес:
     - Мы с сыном собирались этими днями к тебе, дорогой Гамид-бей.
     - Я  был  бы  рад видеть вас у себя,  - учтиво ответил Гамид,  не
спрашивая о причине предполагавшегося визита и ожидая,  пока Исхак-ага
сам объяснит ее.
     - Мой невольник-пастух сообщил, что покушение на Ферхада совершил
твой невольник-беглец...
     - Мой невольник?  - вскрикнул удивленно  Гамид-бей.  -  Проклятый
урус! Это же он, одним из первых, ворвался в мой замок и пытался убить
меня! О, если бы он попал в мои руки!..
     - Мы  поймаем  его,  -  вставил слово Ферхад.  - Если он в отряде
повстанцев, то мы найдем пути проникнуть туда.
     - Как?
     Вместо ответа Ферхад хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
     - Позови Свирида!
     После того как  Многогрешный  спас  молодого  хозяина,  Исхак-ага
окружил  невольника невиданным до сих пор вниманием.  Он дал ему новую
одежду,  приказал кормить с хозяйской кухни,  обещал даже отпустить на
волю.  Свирид  будто  помолодел.  Плечи  его  расправились.  На  своих
товарищей-невольников стал смотреть с нескрываемым превосходством.
     Войдя в комнату, он низко поклонился и тихо произнес приветствия.
     - Мир вам,  о правоверные!  Приветствую тебя, мой добрый господин
Гамид-бей! - отдельно поклонился он прежнему хозяину.
     Исхак-ага указал на войлочный коврик,  что лежал  у  порога.  Это
была высокая честь для вчерашнего раба.
     - Алейкум юсселям,  ага  Свирид,  -  ответил  старший  хозяин.  -
Садись, садись. С тобой хочет говорить мой сын Ферхад.
     - Ага Свирид,  очевидно, хорошо запомнил того разбойника, который
совершил на меня нападение? Не так ли? - спросил Ферхад.
     - Да, эфенди.
     - Мой высокочтимый отец и я обещали тебе, ага Свирид, волю за то,
что ты спас меня...  Но ты должен сделать для нас еще одно  одолжение.
После  этого  я  сам  отвезу  тебя  в  Стамбул,  разыщу  польских  или
молдавских купцов,  они за вознаграждение,  которое я им дам, доставят
тебя на Украину...
     - Что я должен  сделать?  -  спросил  с  плохо  скрытой  радостью
Многогрешный.
     - Ты должен разыскать того мерзавца и убить его или сообщить  мне
о  месте,  где  он  находится.  Есть сведения,  что он пристал к шайке
грабителей и убийц, которые называют себя повстанцами. Ты проникнешь к
ним под видом беглеца.  Узнаешь,  сколько их, какое у них оружие и где
их лагерь. Постарайся понравиться их главарям и выведать их намерения.
Если  все  это  закончится  удачно,  ты  станешь свободным и не бедным
человеком.
     - Благодарю, эфенди. Я сделаю все, что смогу.
     Когда пастух вышел, Гамид поднялся:
     - Позволь мне, уважаемый Исхак-ага, немного отдохнуть, так как на
заре я должен ехать дальше.  Завтра с войсками санджак-бея  тронусь  в
обратный  путь,  и  дня  через  два-три мы вступим в бой.  Я жду тебя,
Ферхад,  с твоим отрядом. Думаю, что у вас наберется сотня преданных и
отважных воинов...
     На другой день утром во двор влетел султанский чауш  -  гонец.  С
коня  клочьями  падала  желтая  пена,  а сам он еле держался на ногах.
Слуги ввели его в селямлик,  где Исхак-ага,  Ферхад и Гамид завтракали
после утреннего намаза.
     - Воля и слово хандкара!  -  устало  объявил  вместо  приветствия
чауш.  (Xандкар, или хюндкяр (турец.; дословно - "человеко-убийца"), -
один  из  титулов  султана,  свидетельствующий  о  его  неограниченной
власти.)
     - Пусть славится имя его! - склонились в низком поклоне спахии.
     - Что привело тебя к нам,  почтенный посланец султана?  - спросил
хозяин, когда гонец отпил из пиалы шербет.
     Тот молча  вынул  из-за  пазухи  пергаментный  свиток.  Исхак-ага
удивленно воскликнул:
     - Фирман хандкара! О аллах, война с неверными! С урусами! (Фирман
(турец.) - указ.)
     Гамид и Ферхад переглянулись: этот фирман обязывал их в недельный
срок собраться вместе со своими людьми в поход.  Но  кого  мог  теперь
выставить Гамид?  Вся его стража погибла,  а оружие разграблено. Ехать
одному?
     Когда чауш,  поев и отдохнув немного,  уехал,  Исхак-ага дал волю
своим чувствам.
     - О вай,  вай!  - закачался он вперед и назад,  подняв молитвенно
руки вверх.  - Какое несчастье!  Гордыня обуяла сердце падишаха!  Мало
ему победы над Ляхистаном, хочет покорить и урусов... Однако той земле
ни конца, ни краю, народу - не счесть, леса непроходимые, а зимы такие
лютые,   что  птицы  замерзают  на  лету!..  О  вай,  вай,  горе  мне!
Единственный сын,  единственное утешение моей старости,  должен идти в
поход в тот далекий край!..  Три моих сына сложили уже головы во имя и
славу падишаха...  Ферхад - последняя моя радость и надежда!..  И  его
забирают у меня! О вай, вай!
     - Не все погибают в походе,  - старался утешить  отца  Ферхад.  -
Зачем ты заранее оплакиваешь меня?
     - Я знаю, что такое война, сынок. На ней гибнут люди.
     Гамид некоторое время хмуро молчал, потом заявил:
     - Высокочтимый Исхак-ага,  мой дорогой Ферхад,  послушайте  меня.
Аллах  разгневался  на меня,  наслал лютую шайку разбойников,  которые
разорили мое гнездо, мое имущество. Я не знаю, остался ли кто живой из
моих...  Сердце  мое обливается кровью,  а разум отказывается верить в
то,  что случилось...  Мести!  Вот чего я жажду.  Кровавой мести!.. И,
клянусь  аллахом,  я сумею отомстить,  хотя бы пришлось уничтожить все
население Аксу!..  Но не об этом речь.  Мне жаль  Ферхада,  мужа  моей
любимой Хатче. Хоть я намного старше его, но сумею еще удержать в руке
саблю.  И если будет ваша милость и согласие, мой дорогой Исхак-ага, я
стану во главе ваших воинов вместо Ферхада. А Ферхад останется дома. У
него и причина есть - он еще не поправился после нападения гяура.
     Ферхад, с трудом скрывая радость,  вяло пытался протестовать,  но
Исхак-эфенди растроганно обнял Гамида и прижал к своей груди:
     - Спасибо,  Гамид-ага!  Аллах подарил тебе доброе сердце, и он не
обойдет тебя на дорогах войны своей милостью.  Ты вернешься из  похода
увенчанный  славой,  с  богатой добычей.  Снова расцветет долина Аксу,
снова забурлит жизнь в твоем поместье,  а  потомки  будут  прославлять
твои подвиги!
     - Во всем воля аллаха! - торжественно произнес Гамид.

4

     После успешного нападения на замок Аксу отряд  Чернобородого  уже
третий день отдыхал в труднодоступном ущелье на берегу горного озера.
     К шатру,  где собрались на совещание вожаки отряда, среди которых
был и Звенигора, внезапно донесся шум и крики.
     - Что там? - раздраженно спросил Мустафа часового.
     - Дозорные  захватили  какого-то  гяура.  Он  так избит,  что еле
держится на ногах.
     - Давай его сюда, - приказал Мустафа.
     Два вспотевших   дозорных   подтащили   к   шатру    оборванного,
окровавленного человека, почти висевшего у них на руках.
     Звенигора еле удержался,  чтобы не вскрикнуть от удивления: перед
ним  стоял  Многогрешный.  Сквозь лохмотья просвечивало исполосованное
кнутами тело; под левым глазом красовался огромный припухший синяк; из
разбитой губы стекала на бороду густая черная кровь.
     - Кто ты? - спросил его Мустафа.
     - Я раб спахии Энвера Исхака-аги,  пусть проклято будет имя его и
имя сына его Ферхада!  - выкрикнул Многогрешный  на  ломаном  турецком
языке.  -  Это  он  с  сыном,  которого  я на свою погибель выходил от
смерти, чуть не убил меня в долине Трех баранов...
     - Почему  в  долине Трех баранов?  И откуда ты знаешь эту долину,
гяур?
     - Как?  Разве  почтенный  ага  не  знает,  что  там  стоит войско
Гамйд-бея и Ферхада-аги? - выкрикнул удивленно Многогрешный.
     - Гамид - живой!  Посчастливилось сбежать,  собаке!  - заговорили
вокруг.
     Звенигора вскочил  на  ноги и стал перед Многогрешным,  тот сразу
узнал запорожца, и его глаза блеснули злобой.
     - А,  это ты, висельник! - закричал он. - Чтоб я тебя не видел!..
Смотри, к чему привела наша встреча! На мне живого места нет...
     - Не об этом сейчас разговор,  - перебил его Звенигора. - Сколько
у Гамида и Ферхада войска и из кого оно состоит?
     - У  Ферхада тридцать воинов,  своих слуг...  Да еще Гамид привел
полсотни или, может, чуть больше...
     Звенигора перевел Мустафе ответ и снова спросил:
     - Почему они стоят в долине Трех баранов?
     - Они  ждут  подкрепления от санджак-бея,  который обещал подойти
через несколько дней с большим отрядом янычар...
     - Какие у них намерения?
     - А кто знает?.. Да уж наверно не ради развлечения они жарятся на
солнце  в этих проклятых богом ущельях!  Особенно злющий Гамид...  Так
зол, что готов без помощи санджак-бея напасть на вас...
     - А как же ты, дядько Свирид, вдруг оказался с ними?
     - После  того  как  я  выходил  Ферхада,  он  проникся   ко   мне
благодарностью  и  сделал  своим  слугой.  Таскал меня всюду за собой,
кормил как на убой...  Одел, обул, дал коня. Казалось, лучшей доли для
невольника и желать не надо...
     - Почему же ты убежал от него?
     Многогрешный провел языком по разбитой губе, помрачнел, маленькие
желтоватые глазки заблестели.
     - Посылал меня шпионом к вам. А я отказался. За это Ферхад заехал
мне в зубы,  а Гамид велел приготовить из меня шашлык...  Чуть было  и
вправду  не  сделали,  шайтановы дети,  но я ночью убежал.  Еле живого
подобрали меня ваши люди...
     Звенигора пересказал Мустафе разговор с Многогрешным.
     - Он принес важные  вести,  если  все  это  правда,  -  задумчиво
проговорил  Чернобородый.  -  Безусловно,  Гамид  сделает  все,  чтобы
разгромить нас. Но мы будем хитрее. Надо сегодня же напасть на Ферхада
и Гамида,  пока к ним не подошел санджак-бей. До долины Трех баранов -
два фарсаха.  Если мы выступим через час,  то к  вечеру  будем  там  и
схватим обоих врагов сразу, вместе с их людьми.

5

     Дозорные донесли,  что  в  долине  Трех  баранов,  названной так,
очевидно,  потому,  что ее обрамляли скалы,  чем-то похожие  на  диких
жителей  этих  пустынных мест - баранов,  стоит небольшой отряд врага.
Мустафа Чернобородый приказал с ходу напасть на него и уничтожить всех
до одного. Только Гамида хотел поймать живьем.
     - Слушай,  урус,  -  обратился  он   к   Звенигоре,   когда   они
остановились  на  перевале,  с  которого  открывался  вид  на глубокую
долину,  поросшую редким кустарником.  - Ты видишь ущелье,  что справа
прилегает