го знает!  Будем надеяться  на  лучшее.  Если  буря  не
усилится,  то,  может,  и  обойдется  как-нибудь!  - прокричал в ответ
Звенигора.
     Однако новый порыв ветра поднял фелюгу на гребень огромной волны,
а потом стремительно кинул ее в ужасную бездну.
     Затрещала мачта  и с грохотом свалилась на носовую часть.  Другая
волна смыла обломки в море.
     Непрерывно сверкали   молнии.   Побелевшими   губами  Спыхальский
шептал:  "Езус,  Мария!" Звенигора почувствовал, как у него похолодело
под сердцем.  Какая нелепость!  Вырваться из неволи,  преодолеть такие
опасности для того, чтобы утонуть в море!..
     Так прошла  ночь.  Утром  Спыхальский  заметил  впереди  какой-то
черный предмет.
     - Арсен, скала! - выкрикнул он.
     Оба налегли на руль.  Фелюга круто повернула в сторону, подставив
правый борт натиску волн и ветра,  почти легла на гребень волны. И тут
Звенигора увидел, что это не скала.
     - Корабль!..  Галера... Она скоро пойдет на дно. Держись, Мартын,
мы сейчас стукнемся об нее!
     Они еще  сильнее  налегли  на  руль,  стараясь проскользнуть мимо
опрокинутого  вверх  дном  судна.  Но  расстояние   до   него   быстро
сокращалось,  и избежать столкновения они не смогли.  Фелюга, скользя,
чиркнула  кормой  о  галеру.  Раздался  оглушительный  треск  -   руль
переломился и скрылся в волнах...
     Теперь, когда руль был сломан и фелюга затанцевала на волнах  как
хотела, им уже нечего было делать на палубе, и они втиснулись в мокрую
и темную каморку.
     - Ну, что там? - простонал Квочка. - Буря сильней разыгралась? Мы
думали, что уже тонем, так затрещало все...
     - Пока еще не тонем, но... потонем, будьте уверены, пан Квочка, -
мрачно ответил Спыхальский.
     - Потонем?..  - Квочка надолго замолк,  а потом Тихо произнес:  -
Из-за меня все это...
     - Как это так? - спросил Звенигора.
     - Есть старое казацкое поверье:  когда в море выплывает  грешник,
то  обязательно накличет на себя и своих товарищей беду.  Буря потопит
или разбросает по морю их челны.  А я - великий грешник... Когда бежал
от  пана Яблоновского,  обещал матери и брату вырвать их из шляхетской
неволи,  забрать  с  собой,  чтобы  не  издевалась  над  ними  панская
сволота...
     - Ну,  ну,  пан  Квочка,  не  так  круто!  -  повысил  голос  пан
Спыхальский. - Можно найти и другое слово!
     - Я и говорю:  панская сволота чтоб не издевалась над ними! А как
ушел,  так  до  сих пор...  Проклятый!  Забыл мать и брата...  Нет мне
прощения! За это меня и карает бог, а вместе со мною и вас.
     - Не болтай глупости!  - повысил голос Звенигора,  поняв,  к чему
тот клонит. - Все мы грешники, кроме Яцька и Златки...
     - Не  уговаривай  меня,  Звенигора,  - запротестовал Квочка.  - Я
чувствую, что подходит пора, когда я должен предстать перед богом. Так
вот, в последнюю минуту я, может, помогу вашей беде. По Квочке плакать
никто не будет: жинка и дети в неволе, мать, наверно, давно померла...
А  брату  не  до слез - успевай только почесываться от панских плетей,
чума их побрала бы!
     - Кгм, кгм... - закашлялся пан Спыхальский, но промолчал.
     А Квочка продолжал:
     - Слыхал я от старых людей, что если такой грешник по доброй воле
кинется во время бури в море и оно примет жертву, то буря стихнет.
     - Глупости! - снова крикнул Звенигора, однако голос его прозвучал
неуверенно. - Мы не позволим тебе это сделать!
     - Друже,  даже  господь  бог не властен над смертью.  А ты хочешь
остановить ее. Напрасные старания!
     Они замолкли.  Фелюгу  бросало  из  стороны в сторону,  как сухую
скорлупку.  Все в ней трещало,  скрипело.  Каждая минута для нее могла
стать последней.
     После особенно  сильного  удара  грома  и  порыва  ветра,   когда
казалось,  что  судно поднялось торчмя и вот-вот опрокинется,  Квочка,
стоная, приподнялся на ноги, передвинулся вдоль лавки к дверям, открыл
их.
     - Ты куда? - спохватился Звенигора.
     Но Квочка остановил его, протянув перед собой руку.
     - Прощайте!  Я уже не жилец на белом свете!  А  вам  еще,  может,
посчастливится добраться до родной земли...
     В его словах  слышалась  какая-то  необычайная  сила  и  теплота.
Звенигора  вздрогнул,  ибо понял,  что так говорить можно только перед
смертью.  Он не посмел задержать этого измученного,  но сильного духом
человека.
     Квочка слегка взмахнул рукой,  улыбнулся, оперся здоровой ногой о
порог,  оттолкнулся и почти выпрыгнул на палубу. В тот же миг огромная
волна накрыла его с головой.  Когда фелюга вынырнула  из-под  нее,  на
палубе никого не было.
     - О святая Мария! - еле слышно прошептал пан Спыхальский.
     Все молчали.
     Следующий день не принес облегчения.  От беспрерывной болтанки  и
морской  болезни лица беглецов позеленели.  Мир опрокидывался перед их
глазами: то проваливался в бездну, то становился на дыбы, взбираясь на
быструю водяную стену.
     Только на третий день буря утихла.  По небу плыли  мрачные  серые
тучи,  море  тяжело  вздымало  высокие  волны  и  кидало  фелюгу,  как
соломинку.  Куда она плыла без руля и паруса,  никто не ведал.  Сквозь
тучи  нельзя  было  увидеть  ни  солнца,  ни  звезд,  чтобы определить
направление. Приходилось сидеть и терпеливо ждать своей участи.
     Прошел еще один день, а потом ночь. Медленно рассеивалась тяжелая
серая мгла.  И вдруг сквозь нее неясно обрисовались  контуры  высокого
берега.
     - Земля! Земля! - закричал Яцько.
     Уставшие беглецы  всматривались  в неизвестную землю.  Что это за
берег? Куда их прибило? Снова к Турции? К Крыму? А может, к Болгарии?
     Звенигора знал  наверняка  -  это  не  устье  Днепра  и не берега
Валахии или Молдавии, низкие и безлесные. Значит...
     Но думать было некогда.  Фелюга быстро приближалась к берегу. Уже
был слышен шум прибоя.
     Встревоженные беглецы   договорились,   как   вести   себя,  если
окажется,  что они снова  попали  в  Турцию.  Все  будет  зависеть  от
обстоятельств.  Но  все  согласились,  что Якуб будет выдавать себя за
купца из Трапезунда,  Златка - его дочка,  а Звенигора,  Спыхальский и
Яцько - невольники.
     У берега виднелась узкая коса.  Их несло на  нее.  Встреча  могла
оказаться фатальной не только для судна,  но и для людей.  Хотя буря и
утихла, прибой был очень сильным.
     Звенигора стал   рядом   со   Златкой,   чтобы  помочь  ей,  если
понадобится.  Якуб молитвенно сложил руки, будто просил аллаха послать
им  спасение.  Только Яцько чувствовал себя спокойно,  не представляя,
что встреча с берегом может обернуться  для  кого-нибудь  смертью  или
увечьем.
     - Берег совсем дикий,  - сказал паренек, всматриваясь в горы, что
спускались уступами почти до самого моря.
     Но ему никто не ответил. Фелюга внезапно остановилась, затрещала,
и люди с криком полетели в пенистую мутную воду...


 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

ХИЖИНА У МОРЯ

1

     Берег только на первый взгляд казался пустынным,  Если  бы  Яцько
мог  внимательнее  всмотреться,  то  заметил бы темную хижину из грубо
обтесанных сосновых бревен, приютившуюся в удобной ложбине под защитой
искривленных морскими ветрами деревьев.
     Низкие двери хижины широко раскрыты. На пороге примостился старик
с  рыбацкой  сетью,  унизанной тугими поплавками из белой коры березы.
Старик перебирал ее  узловатыми  пальцами,  находил  разрывы  и  ловко
сплетал оборванные концы кручеными пеньковыми нитками.
     Лицо у деда  темное,  изборождено  морщинами,  но  по-стариковски
красивое.  Седые  волосы  обрамляют  высокий  загорелый  лоб и спадают
тяжелыми  волнами  по  сторонам.  Черные,  слегка  потускневшие  глаза
внимательно  смотрят  из-под косматых бровей.  Воротничок чистой белой
сорочки стянут  синей  ленточкой,  свидетельствуя,  что  в  доме  есть
заботливые женские руки.
     И в самом деле,  из-за угла хижины выбежала небольшого  росточка,
пухленькая  девушка  с  деревянным  ведерком  в руке.  Расплескивая от
волнения густое козье молоко, бросилась к старику:
     - Леле,  мале!  Посмотри,  дедуся,  на море!  Корабль тонет! Люди
падают в воду,  люди!..  Надо спасать!  Бежим на берег!  Да скорее же!
(Леле, мале! (болг.) - Ой, мамочка!)
     Старик отбросил сетку, встал и, приложив руку ко лбу, взглянул на
море. Там, у прибрежной каменной гряды, чернело над водой перевернутое
вверх килем судно.  Прибой терзал его,  тащил к берегу. Поодаль в воде
барахтались люди. Сквозь шум волн доносились крики отчаяния.
     - Скорее!..  - вскрикнул старик и неожиданно быстро, что никак не
соответствовало его степенному виду,  подпрыгивая, побежал за девушкой
к берегу.
     В небольшом,  хорошо  защищенном  от ветра заливе стояла рыбацкая
лодка. Девушка добежала первой, схватила весла. Старик спешил за ней.
     - Подожди, Марийка! Я с тобою!
     Он с ходу прыгнул в лодку.  Под  сильными  взмахами  весел  лодка
быстро   выскочила   из   залива   и   ринулась  наперерез  бурунам  к
барахтающимся в волнах людям.
     Первым взобрался  в лодку Яцько.  Он помог неожиданным спасителям
вытащить из воды Златку и Якуба, который уже совсем обессилел.
     Звенигора и  Спыхальский  не  стали  влезать  в  лодку,  чтобы не
перевернуть ее, а плыли рядом, держась за борта.
     - Это твой отец? - спросила девушка, указывая на Якуба, когда они
добрались до берега.
     - Да, - ответила Златка.
     - А где мама?
     - У меня нет мамы. Я сирота.
     Это была  почти  правда.  Ведь  Златка  совсем  не  знала   своих
родителей. Да и неизвестно, живы ли они еще.
     - Бедняжечка,  - пожалела Марийка  гостью  и,  введя  ее  в  дом,
вытащила  свою  сухую  одежду,  чтобы Златка переоделась.  - Не горюй.
Хорошо, что осталась жива. А сирот много на свете... Я тоже сирота.
     - А разве это не твой папа?
     - Нет, это мой дедушка. Он один у меня родной. Папу и маму я даже
не помню. Их казнили, когда я была совсем маленькой...
     - Казнили? Кто?..
     Марийка запнулась,  словно  заколебалась  - говорить или нет?  Ее
загорелое смуглое  лицо  опечалилось,  а  глаза  покрылись  влагой.  У
девушки сильные натруженные руки,  широкие,  как у юноши, но по-женски
округлые плечи.  Невысокая, полная, крепкая, как наливное яблочко, она
была  сильной  и  по-своему  красивой.  Все,  кто  знал Марийку,  даже
дедушка,  звали ее дунда,  то  есть  толстушка.  Она  не  обижалась  и
приветливо отзывалась на прозвище.
     - В нашем селе скрывались тогда гайдутины,  повстанцы,  - сказала
Марийка  тихо.  -  Янычары дознались об этом,  наскочили.  Спалили все
хаты,  а людей поубивали.  Тогда и  мои  родители  погибли...  Дедушке
удалось  выхватить  меня  из  огня  и убежать в горы.  Назад он уже не
вернулся. Построил здесь хижину, и стали мы с ним жить у моря. Дедушка
ловит рыбу, а я пасу овечек и коз, собираю в лесу грибы, орехи, груши,
алычу...
     - А  гайдутины,  о которых ты говоришь...  они и до сих пор здесь
есть? - Златка понизила голос.
     - А почему ты об этом спрашиваешь?
     - Страшно стало... Вдруг сюда придут...
     - Глупенькая...  -  Марийка  засмеялась.  -  Гайдутины  - добрые,
хороших людей не трогают... Да и ты, хотя и турчанка, а вон как хорошо
по-нашему говоришь. Будто настоящая болгарка.
     - У меня няня была болгарка.
     - Вот оно что...
     Хотя голос у Марийки по-прежнему звучал ласково,  однако в глазах
появился  холодок.  Внимательно  взглянув  на Златку,  она поднялась с
места.
     - Ой,  леле!  Я  и  забыла,  что  у меня чорба варится!..  (Чорба
(турец.) - суп.)

2

     Марийка выбежала в сени, а старик обратился к своим гостям:
     - Прошу,  другари, в дом старого Момчила. Марийка наварила чорбы,
а к ней найдутся и хлеб и брынза.  Да и бутылочка ракии не помешает...
(Другар (болг.) - друг.)
     - Спасибо,  бай Момчил, мы с большой благодарностью воспользуемся
вашим  гостеприимством,  -  ответил  Звенигора.  -  По  правде говоря,
здорово животы подвело за эти дни.
     - Откуда путь держите, другари? И кто вы такие?
     Звенигора ждал этого вопроса.  И  хотя  дед  Момчил  казался  ему
честным человеком, ответил так, как уславливались:
     - Плыли из Трапезунда в Варну.  Со  своим  хозяином,  купцом.  Мы
казаки... А веры христианской...
     - Руснаки, выходит! - обрадовался старик. - Это хорошо! А чего же
вы панькаетесь со своим хозяином?  Можно подумать,  что он вам дядюшка
или брат... За ноги бы турка - да в море, антихриста! А сами - айда до
дому!
     Беглецы переглянулись и облегченно  вздохнули.  Оказывается,  они
попали к друзьям. Или, может, хитрый дед испытывает их? Но не похоже.
     - Про волю мы и сами думаем,  бай Момчил,  - отвечал Звенигора. -
Кто  не хочет вернуться домой,  на волю?  Но не пришло еще время...  А
хозяин наш,  Якуб,  человек добрый,  даром что турок...  А Адике,  его
дочка,  тоже хорошая девушка. Мы не можем причинить им зла. А если кто
нападет, будем защищать. Не так ли, друзья?
     - А  как  же!  - выкрикнул Спыхальский.  - За пана Якуба жизни не
пожалеем!
     - Гм, похоже, что этот турок вам все-таки вроде родич, - удивился
Момчил. - Ну да бог с ним... Пошли обедать!
     Звенигоре показалось,  что  старик  с подозрением оглядел их,  но
значения этому не придал.  Хотелось быстрее поесть и заснуть. Тяжелые,
бессонные ночи на море давали о себе знать.
     Обед был вкусный.  Ароматная чорба с бараниной всем  понравилась.
Пан Спыхальский, выпив кружку ракии, забыл шляхетские правила и громко
хлебал  наваристый  суп,  как  самый  обыкновенный   хлоп.   Звенигоре
виноградная ракия показалась далеко не такой крепкой,  как запорожская
горилка,  но,  не желая обидеть гостеприимного хозяина,  он  хвалил  и
ракию, и чорбу, и солоноватую брынзу.
     После обеда всех стало клонить ко сну.  Златку Марийка  повела  в
свою  комнатку,  а  мужчинам  постелила на чердаке.  Там лежало свежее
сено, и изможденные беглецы мигом заснули.
     Когда Звенигора  проснулся,  стояла  уже  ночь.  На  чердаке было
темно. И Яцько, и Спыхальский крепко спали.
     Звенигора повернулся  на другой бок,  подложил под голову кулак и
снова закрыл глаза.  Но на этот раз заснуть ему не удалось.  Из  сеней
донесся приглушенный шепот. Говорил Момчил:
     - Подожди,  Драган,  я закрою ляду на чердак,  чтобы гости,  чего
доброго, не слезли. Пусть храпят себе до утра!..
     Звенигора затаил дыхание.  В чем дело?  Что там происходит внизу?
Почему Момчил опасается их?
     Тихо стукнула ляда.  Скрипнул засов.  В сенях  снова  послышались
голоса,  но  теперь  ничего  нельзя  было  разобрать.  Потом открылись
наружные двери и настала черная тишина.
     "Эге, тут что-то неладно,  - подумал Звенигора.  - Не затевает ли
старый недоброе?  Может,  хочет выдать турецким властям? За пойманного
невольника-беглеца платят хорошие деньги".
     Арсен хотел разбудить товарищей,  но  передумал.  Втроем  в  этой
непроглядной  темноте  они  поднимут  такой  шум,  что  Момчил  и  его
сообщники сразу их услышат. Нет, лучше самому обо всем разузнать.
     Еще днем он по казацкой привычке, ложась спать, осмотрел чердак и
приметил,  что в забитой досками торцевой части крыши  есть  небольшие
дверцы,  через которые,  очевидно,  Момчил забрасывал сено. Осторожно,
ощупывая руками балки,  добрался до стены.  К счастью,  дверцы были не
заперты. Тихо открыл их, выглянул во двор.
     Впереди, на  фоне  звездного  темно-синего  неба,  чернели  горы.
Где-то сзади,  по ту сторону хижины, шумело море. Звенигора прикрыл за
собой дверцы и выглянул из-за ската крыши во  двор.  Там,  склонившись
головами  друг к другу,  стояло несколько темных фигур.  В кругу белел
чуб Момчила. В сторонке Марийка держала за поводья двух мулов.
     Мужчины о   чем-то  говорили,  однако  Звенигора  не  мог  ничего
услышать: мешал шум моря. Момчил сказал:
     - Пора!
     Марийка дернула  мулов  за  поводья  и  пошла  впереди.  За   ней
тронулись мужчины. С Момчилом их было четверо.
     Звенигора спустился с крыши и пошел следом.
     Они повернули на тропинку,  что вела к прибрежным песчаным дюнам.
Дорога была незнакомая,  и Звенигора ускорил шаг,  чтобы не потерять в
темноте  серые фигуры.  Вдруг в стороне,  между каменными глыбами,  он
заметил человека,  который,  как  и  он,  крался  за  Момчилом  и  его
товарищами.
     Неизвестный не  видел  Звенигоры  и,  пригибаясь,  тихо  двигался
следом за Момчилом и его спутниками.
     У обрывистого каменистого  берега  Момчил  остановился  и  что-то
сказал  Марийке.  Девушка  придержала мулов.  Мужчины исчезли в черной
низкой щели,  вымытой в известняке дождевыми потоками. Через несколько
минут они появились оттуда с тяжелыми узлами.
     - Воевода будет очень доволен тобой, бай Момчил, - сказал один из
спутников старика.  - Эта помощь очень своевременна.  Собака Сафар-бей
готовит  нападение  на  Чернаводу,  и  мы  его   встретим   свинцовыми
гостинцами...
     - Здесь пять пудов свинца и столько же пороха,  - ответил Момчил.
- Через неделю,  если будет хорошая погода,  жду вдвое больше. Поэтому
захвати,  Драган, с собой четырех или пять мулов, да и денег не забудь
- надо платить вперед.
     - Я передам воеводе...
     Они уложили на спины мулам тяжелую поклажу и двинулись назад.
     Звенигора, прижавшись к скале, не пропустил ни слова. Он мало что
понял из этой беседы.  Однако убедился, что Момчил и его друзья ничего
злого против них не затевают.
     Теперь его  еще больше встревожил незнакомец.  Без сомнения,  это
враг. Другу нечего прятаться и подкрадываться.
     Заметив, что болгары двинулись назад, неизвестный припал к земле,
подождал,  пока затих шум шагов,  и поднялся на ноги.  В этот миг  его
схватила за ворот твердая рука.
     - О аллах! - вскрикнул незнакомец.
     - Ты кто? - спросил Звенигора. - Что здесь делаешь?
     В ответ незнакомец  выхватил  кинжал.  Но  Звенигора  опередил  и
ударил ятаганом меж лопаток. Тот вскрикнул и, падая на землю, выпустил
из рук оружие.
     На крик  прибежали болгары.  В это время вышла луна,  и Звенигора
увидел, что один из них был молодой сухощавый юноша, а другой - полный
великан в белом кожушке без рукавов.
     - Это ты, руснак? - удивился Момчил, узнав Звенигору. - Что здесь
произошло? Кого ты убил? Как ты очутился здесь?
     Звенигора поведал о  своем  приключении  и,  заканчивая  рассказ,
толкнул ногой труп незнакомца.
     - А кого убил, не знаю.
     Момчил перевернул неизвестного, заглянул ему в лицо.
     - Ба, да это Василев, стражник с Каменного брода. Помак. Плохой и
злой человек!..  Он,  наверное,  следил за нами.  Драган,  - обратился
старик к юноше,  - вам надо немедленно уходить отсюда.  Как знать, нет
ли здесь поблизости отряда стражников или янычар.
     - А разве вам,  бай Момчил,  не угрожает опасность?  - спросил  в
ответ Драган. - Я за вас беспокоюсь.
     - Ты хочешь сказать - за Марийку, хитрец, - улыбнулся в седые усы
Момчил.  - Не бойся! Пока вас не поймают, нам бояться нечего. Спроважу
эту собаку в море, никто и не узнает, куда он делся.
     - Я наведаюсь к вам через несколько дней,  бай Момчил, - произнес
Драган.  - После горы Орлиной Дундьо сам поведет мулов дальше. Там уже
безопасно. А я возвращусь сюда.
     - Как хочешь,  - ответил Момчил и попросил  великана-толстяка:  -
Дундьо,  помоги  мне отнести эту падаль к берегу.  Я привяжу к его шее
камень и сброшу подальше от берега в море.
     Момчил начал  было  поднимать тело стражника,  но Дундьо опередил
его.  Схватив в охапку,  будто куль соломы,  бегом помчался к  берегу.
Через несколько минут вернулся. Переводя дух, сказал густым басом:
     - Уже.
     - Отнес?
     - Закинул.
     - Как - закинул? Куда? - встревожился Момчил.
     - В море. Взял за ноги, раскрутил и забросил. Только булькнуло!
     - Эх,  что  ж ты наделал,  Дундьо!  - вскрикнул Момчил.  - Его же
прибьет к берегу!
     - Не прибьет, - мрачно ответил великан.
     - Уж если Дундьо закинул, то не прибьет! - засмеялся Драган