лил ровные зубы.  Он видел,  как
янычары с тыла обходили воеводу и его раненого гайдутина,  потому и не
очень торопился нападать,  а постепенно отступал,  заманивая воеводу в
глубину двора.
     Воевода понял, что перед ним не простой янычар и сказал:
     - Молись, ага! Сейчас ты встретишься со своим аллахом...
     - Сафар-бей,  если  тебе так хочется знать мое имя,  гайдутинская
собака! - криво усмехаясь и уклоняясь от выпада воеводы, злобно бросил
Сафар-бей.
     - А-а,  Сафар-бей! Палач болгарских женщин и детей! Ну что ж, тем
больше у меня желания отправить тебя на тот свет!
     Воевода сразу словно окреп.  Его удары приобрели могучую  силу  и
ловкость.  Сафар-бей  перестал улыбаться,  еле сдерживая стремительный
натиск противника. Балканский шайтан! Нелегко будет взять его живым. А
жаль!  Как  бы  возросла слава Сафар-бея,  если заковать этого гяура в
кандалы и на цепи провести через всю Болгарию до самой столицы...
     Но и  прикончить воеводу оказалось не так просто.  После точных и
быстрых его ударов у Сафар-бея  разодрана  одежда,  а  из  левой  руки
капает кровь. С тыла воеводу защищал Светозар.
     Тем временем шум боя стал стихать.  Погибли один  за  другим  все
гайдутины,  что  прибыли  с  воеводой.  Янычары вытирали окровавленное
оружие,  перевязывали раны и...  с интересом  наблюдали  за  поединком
своего главаря с гайдутинским воеводой.
     Сафар-бей закусил губу.  Уж этого он никак не ожидал. Вместо того
чтобы сразу схватить вожака гяуров,  эти трусливые шакалы, мерзкие псы
решили  потешиться  необычным  зрелищем!  Он  отступал  все  дальше  к
окровавленному  и  заваленному трупами заслону.  Потом внезапно сделал
глубокий выпад.  Воевода вынужден был податься назад и уперся в  спину
Светозара. Против молодого гайдутина сражался тоже лишь один янычар.
     - Светозар,  слушай меня внимательно,  - повернув  набок  голову,
тихо  проговорил  Младен.  - Сейчас мы отступим к воротам...  Ты у нас
лучший бегун.  Попробуй добраться до наших... Передай мой приказ: всем
выйти из боя и разойтись по горам и лесам. Надо спасать людей!
     - Хорошо, - шепнул Светозар и потеснил противника назад.
     С боем,  сопровождаемые  толпой  янычар,  дошли  они  до арки,  и
Светозар,  выбив саблю у соперника, шмыгнул в ворота. Янычары не сразу
догадались,  что  гайдутин  убегает,  потому никто не погнался за ним.
Когда же опомнились,  было уже поздно.  Несколько  лучников  выпустили
стрелы, но Светозар прыгнул с обрыва в кусты и исчез.
     Подбодренный успехом молодого воина,  воевода решительнее пошел в
наступление.  Знал,  что  обречен  на  смерть,  и  жаждал  лишь  убить
Сафар-бея!
     Сафар-бей тоже дрался,  как приговоренный.  Гордость не позволяла
ему просить помощи у своих подчиненных.  Незначительная  на  вид  рана
сильно   кровоточила   и   причиняла  большие  страдания.  Смертельная
бледность свидетельствовала о неимоверном напряжении всех сил.
     Ага понимал, что стоит ему споткнуться - и он погибнет. У него не
хватит сил увернуться от сабли проклятого гяура.
     Это состояние   своего  командира  заметил  хитрый  и  вездесущий
Кагамлык. С криком "Он убьет его!" янычар раскрутил над головой аркан,
накинул на шею воеводы и резко потянул на себя.
     Воевода упал.  Кагамлык  прыгнул  вперед  и  наступил  на   саблю
воеводы, чтобы он не успел перерубить аркан.
     Сафар-бей, ослепленный ненавистью и  пережитым  страхом,  ринулся
вперед с поднятым клинком, чтобы поразить поверженного врага.
     Но сквозь шум,  стоны раненых и выкрики янычар до  него  внезапно
донеслось от ворот короткое:
     - Ненко!

3

     Сафар-бей замер,  изумленно повел глазами.  Янычары,  решив,  что
поединок  закончен,  накинулись  на  воеводу и начали вязать ему руки.
Кагамлык подошел к Сафар-бею и с простодушным видом,  плохо скрывавшим
его хитрость, сказал:
     - Извини меня, ага, что я вмешался в поединок. Мне показалось, ты
вот-вот  прикончишь  воеводу.  А  я  помнил  твой  приказ  - взять его
живым...
     - Хорошо,  Кагамлык. Благодарю, - ответил Сафар-бей и отвернулся,
занятый совсем другой мыслью.
     Кто остановил его?  Кто выкрикнул это странное,  загадочное слово
"Ненко", которое преследует его всю жизнь? Он оглянулся.
     От ворот  спешил  янычар.  Что-то  уж  очень  знакомое показалось
Сафар-бею в его лице и походке.  Ба!  Да это же польский  купец!..  То
есть казак... Нет, невольник... Тьфу!.. Впрочем, один аллах знает, кто
он такой на самом деле! Может, шайтан в образе человека?
     - Ты?  -  кинулся  ему  навстречу  Сафар-бей,  еще  не веря своим
глазам. - Здесь?
     - Я. Слава богу, успел! - произнес Звенигора, вытирая рукой пот с
лица.
     - Что все это значит? Как ты здесь очутился?
     - Об этом потом.  Я видел,  ты взял в плен воеводу Младена.  Ради
всего  святого,  ради  самого  себя  сохрани  ему  жизнь,  не разрешай
издеваться над ним,  пока я не поговорю с тобою... - И добавил тише: -
Наедине...
     Сафар-бей как-то  странно  посмотрел  на  казака  и  распорядился
отвести воеводу и его жену в дом, держать под строгой стражей.
     То ли от потери крови,  то ли от неожиданной встречи  с  недавним
невольником, который знает тайну его прошлого, он еще больше побледнел
и казался  очень  взволнованным.  Черные  глаза  его  поблекли,  стали
мутными, будто налились желчью.
     Но никто из янычар не заметил, как изменилось лицо аги.
     Отдав приказание  идти  на помощь отряду Гамида и убрать трупы со
двора замка, Сафар-бей подозвал Кагамлыка. Тихо сказал:
     - Видишь этого янычара? - кивнул на Звенигору.
     - Да, ага.
     - Не спускай с него глаз!
     - Слушаюсь, ага.
     Сафар-бей подошел  к Звенигоре,  и они вместе направились к дому.
Кагамлык двигался за ними, следя за каждым движением незнакомца.
     Хмурым взглядом  обвел Сафар-бей зал.  Пусто и неприветливо.  Над
головой серый  каменный  свод.  Пол,  выложенный  неровными  каменными
плитами,  узкие окна-бойницы.  Вдоль стен - тяжелые деревянные скамьи.
Посреди зала такой же грубый,  потемневший  от  времени  еловый  стол.
Напротив и справа - двери в боковые комнаты.
     Смутные воспоминания всплывали в памяти аги. Радость - наконец-то
захватили гайдутинское гнездо,  много лет не дававшее покоя туркам,  -
уступила место глухой тревоге.  Когда он был в этом доме?  Почему  ему
кажется, что видел уже эти серые плиты под ногами и эти широкие скамьи
вдоль стен?..  Бред это или сон?  Нет,  не сон! Он все же бывал здесь!
Только не припомнит когда.
     Сафар-бей в смятении провел рукой по лбу... Звенигора внимательно
наблюдал за ним.  Неужели далекие воспоминания детства все же возникли
в его памяти?
     А Сафар-бей  и вправду напрягал память.  Ему словно вспоминается,
что за теми дверями,  что перед  ним,  должна  быть  комната  с  одним
высоким  стрельчатым  окном.  Стены ее завешаны шкурами диких зверей и
оружием. А из нее есть еще дверь в другую, меньшую комнату...
     - О аллах,  неужели я в чем-то виноват перед тобой, что ты хочешь
помрачить мой разум?  - прошептал Сафар-бей,  открывая темные  дубовые
двери.
     Действительно, в комнате было высокое стрельчатое окно. На стенах
висят шкуры медведей, диких баранов и пятнистого барса. Справа - двери
в соседнюю комнату...  Сафар-бей заглянул и туда.  Сразу за  дверью  -
широкая деревянная кровать,  покрытая цветастым шерстяным одеялом, над
ней рога горного оленя...
     Сафар-бей растерянно    взглянул    на    Звенигору,   неотступно
следовавшего за ним, и, заметив Кагамлыка в дверях, насупился:
     - Прочь отсюда! Нечего тебе здесь делать!..
     Удивленный и обиженный Кагамлык пожал плечами и закрыл  за  собой
дверь.
     - Почему ты назвал меня Ненко?  - без всякого предисловия, словно
продолжая прерванный в подземелье разговор, спросил Сафар-бей.
     - Об  этом  узнаешь,  Сафар-бей,  через  несколько  минут,   если
позволишь... в присутствии воеводы и его жены...
     - Тогда пошли к ним, - согласился ага.
     Они вернулись  в  зал.  Кагамлык,  насупившись,  стоял  у  стола,
поблескивая широко посаженными, круглыми глазами. Часовые возле дверей
вытянулись.  Сафар-бей молча прошел мимо них,  но, будто предчувствуя,
что сейчас  может  произойти  что-то  такое,  когда  лишние  свидетели
нежелательны, приказал янычарам выйти во двор.
     Только после этого порывисто открыл двери.
     Это была довольно большая комната - наверно,  спальня.  Воевода и
Анка - связанные - сидели на кровати.  Анка,  закрыв  глаза,  склонила
голову на плечо мужа.  Увидев Сафар-бея и янычара, они выпрямились, но
позы не изменили.  Глаза их,  полные ненависти и презрения, говорили о
том, что ни пытки, ни смерть не испугают их.
     Звенигора плотно  прикрыл  дверь  и  стал  рядом  с   мрачным   и
безмолвным, словно язык проглотившим, Сафар-беем.
     Младен скользнул уничтожающим взглядом по их лицам и  вскочил  на
ноги. В его глазах промелькнули удивление, затем тревога и ярость.
     - Звенигора?!  Ты?..  С  Сафар-беем?  Предатель!..  -   прохрипел
воевода.  - Теперь ясно, кто помог собаке Сафар-бею проникнуть в замок
и захватить его!  О боже,  зачем ты лишил меня разума? Почему не помог
разгадать в этом человеке гадюку?  Я оторвал бы ядовитое жало вместе с
головой подлого изменника!..
     - Вы не правы,  воевода,  - промолвил Звенигора, вынимая ятаган и
разрезая веревки на руках пленников.  - Я не  изменник  и  не  помогал
янычарам захватывать ваш замок...  Только я немного запоздал выполнить
ваш наказ.  Но все же я выполнил его...  Ага, покажи им правую руку! -
обратился  он  к  Сафар-бею.  -  Прошу,  закатай  рукав!  Тогда вы все
узнаете.
     Сафар-бей побледнел  еще  больше.  Неимоверная  догадка как ножом
ударила в сердце.  Он молча закатал рукав,  протянул вперед  руку,  на
которой явственно выделялись три длинных узких шрама.
     И Младен,  и Анка, едва успев взглянуть на его руку, в один голос
вскрикнули:
     - Ненко!.. Ненко!..
     Теперь сомнений  не  было.  Родители  сами  признали  в Сафар-бее
своего давно потерянного сына.  Звенигора отступил в глубину  комнаты.
Он сделал все, что мог.
     - Сын!  - Анка вскочила, хотела крикнуть, но из ее груди вырвался
лишь хриплый стон: - Сынок!..  Ненко! Как же это?.. Боже... Ты... и...
Сафар-бей?..
     Она покачнулась,  стала терять сознание. Сафар-бей подхватил ее и
подвел к кровати.  Младен бросился ему на помощь.  Руки  отца  и  сына
соприкоснулись... Звенигора сжал зубы.
     Тяжело было  видеть  этих  двух  людей,  которые  полчаса   назад
рубились  насмерть,  а теперь склонились над той,  которая одному дала
жизнь, а второму всю жизнь была верным другом.
     Звенигора не  помнил,  когда плакал.  А теперь чувствовал,  как к
горлу подкатился клубок,  а глаза подернулись прозрачным  туманом.  Он
отвернулся и отошел в угол.
     Но Анка была женой воеводы и не зря делила с ним  тяготы  суровой
жизни. Она вскоре пришла в себя и встала. Отец и сын взглянули друг на
друга, одновременно опустили глаза и отступили от кровати.
     - Младен,  он ранен!  - воскликнула Анка,  заметив,  что из левой
руки Сафар-бея капает кровь. - Дай что-нибудь перевязать!
     Младен достал  из  сундука  небольшой сверток выбеленного тонкого
полотна,  передал Анке.  Звенигора протянул ей ятаган.  Женщина  ловко
отрезала кусок полотна, закатала рукав и перевязала рану.
     Все трое молчали.  Они были так потрясены,  что не находили слов.
Нужно   было  некоторое  время,  чтобы  опомниться,  понять,  что  же,
собственно,  произошло,  привести  хотя  бы  в  какой-нибудь   порядок
взбудораженные мысли и чувства.
     Звенигора решил открыть все карты сразу.  Ведь они еще ничего  не
знают  о  Златке.  Младен  и  Анка,  потрясенные невероятной встречей,
забыли даже спросить о дочке.  А Сафар-бей вообще не знает, что у него
есть сестра.
     - Вы должны знать еще и то,  - выступил вперед Звенигора,  -  что
нашлась и Златка...
     Младен и Анка встрепенулись.
     - О небо, что сегодня за день! - воскликнул Младен. - Где она?..
     - Драган повез ее и Якуба в хижину кмета Петкова... Там они будут
в безопасности.
     - Спасибо тебе,  друг!  Прости, что я плохо подумал о тебе... Так
переплелось  все  сегодня  -  и горе и радость...  Обезуметь можно!  -
растроганно произнес Младен.
     - И  надо  еще сказать Сафар-бею...  - Звенигора обратился к аге,
медленно приходившему в себя. - Златка, твоя сестра... это - Адике.
     Сафар-бей подскочил как ужаленный:
     - Что-о?..
     - Это  правда!  Адике  -  твоя сестра...  Об этом хорошо известно
Гамиду.
     - Гамиду? А он тут при чем?
     - Это он разлучил вас с родителями.  Выкрал маленькими и вывез  в
Турцию.  Тебя  поместил  на  воспитание в янычарский корпус,  а Златку
завез к себе в Аксу...  Разве ты  не  припоминаешь  этих  комнат,  где
провел  детство?  Оглянись  вокруг  - здесь ты родился и рос вместе со
Златкой...
     - Значит... и Адике ты выкрал? А кто же такой Якуб?
     - Я освободил Златку...  А Якуб...  Это долгая история. Сейчас не
время, да и не мне ее рассказывать.
     Сафар-бей тяжело опустился на скамью,  обхватил голову  руками  и
бессмысленно уставился взглядом в угол.
     - Рассказывайте!  - простонал он,  не глядя ни на кого и не меняя
позы. - Хочу все знать: кто я, почему все так случилось со мной...
     Воевода переглянулся с женой,  как бы  договариваясь,  кто  будет
говорить,  нерешительно  пожал  плечами.  Было заметно,  что встреча с
сыном больше взволновала его и  потрясла,  чем  обрадовала.  Не  такой
представлял ее себе старый воевода, ох не такой!.. И до сих пор не мог
полностью  осознать  страшную  истину,  что  Сафар-бей,  злейший  враг
гайдутинов,  -  его  сын...  Не укладывалось в голове!  Но сомнений не
могло быть.  Эти знакомые шрамы на руке...  А глаза!  Это же глаза его
Анки...  А  крутой  высокий  лоб  и нос с горбинкой - это от него,  от
отца!.. Безусловно - сын... Все их, родное... Одно чужое - сердце...
     Воевода тяжело перевел дыхание и начал рассказывать.  Издалека. С
того дня, когда Ненко появился на свет...
     Сафар-бей не перебивал,  не переспрашивал.  Сидел молча,  опустив
голову.  И трудно было понять, какие мысли бороздят его душу. Когда же
услышал о коварной двойной измене Гамида,  о краже детей воеводы,  еще
ниже опустил плечи, а руками впился в края скамьи.
     - Теперь мне все понятно...  - сказал глухо, с болью. - Но хватит
воспоминаний.  Я слышу,  сюда идут.  Это, очевидно, посланец Гамида...
Что же мне с вами делать?..
     За дверью послышался шум голосов: "Где ага? Где Сафар-бей?"
     Звенигора распахнул двери.  В зале толпились янычары. Увидев агу,
они поклонились, радостно загалдели:
     - Слава аллаху, победа! Нас прислал ага Гамид!
     - Взяли в плен несколько десятков гайдутинов!
     - Много убитых!..
     Сафар-бей поднял руку. Шум стих.
     - А где же сам ага Гамид?
     - Он не может прибыть. Ранен. Его повезли в Сливен...
     - Так...  -  Сафар-бей задумался.  - Хорошо.  Идите!..  Хотя нет,
подождите!  Возьмите этого гайдутина в янычарской одежде!  - Он указал
на Звенигору. - Но осторожно, он вооружен!
     Янычары мгновенно окружили казака, схватили за руки.
     - Сафар-бей,  это же подло!  - выкрикнул никак этого не ожидавший
Звенигора.
     Ага ему не ответил.
     - Отведите его к пленным. Усильте охрану. Я скоро приду.
     Арсена увели.   Сафар-бей   остался   наедине  с  родителями.  Те
удрученно молчали.
     - Ну  вот,  -  произнес  тихо  ага,  -  мы  одни и можем говорить
откровенно...  Очевидно, я должен верить, что я ваш сын! Но должен вас
разочаровать:  особой  радости от этого я не испытываю...  Всю жизнь я
разыскивал родных,  хотел встретиться с ними. Но, должно быть, я очень
прогневил  аллаха,  что он так посмеялся надо мной!  Разве это не злая
насмешка - мне оказаться сыном гайдутинского воеводы?
     - Ненко!  - воскликнул Младен.  - Опомнись!  Гайдутины - такие же
воины,  как и ты,  только они борются за свободу своего народа,  а  ты
угнетаешь  его!  Это не твоя вина,  конечно!  Тебя насильно отуречили,
сделали янычаром...
     - Я благодарю за это аллаха,  - надменно произнес Сафар-бей.  - И
горжусь тем, что я янычарский ага! Такая честь выпадает не каждому!
     Воевода умолк  и  горестно  покачал головой.  Бледная как полотно
Анка протянула к сыну руки.
     - Ненко! Сынок! Неужели мы еще раз потеряем тебя?
     - Лучше бы вы меня не находили!..
     Эти слова  хлестнули  мать,  как кнутом.  Руки опустились,  и она
сразу сжалась, поникла. В глазах заблестели слезы.
     - Изверг!.. - Тихое слово упало, как глыба.
     Сафар-бей встрепенулся:
     - Нет,  я не изверг!  И докажу это тем, что спасу вам жизнь. Хотя
мне это, наверно, дорого обойдется... Есть отсюда выход?
     Отец и мать молчали.
     - Должен быть.  В таких замках  всегда  строят  потайной  ход  на
случай осады.
     - Мы выйдем отсюда только вместе с казаком Звенигорой,  -  сказал
воевода.
     - Он не выйдет вместе с вами!  - решительно ответил Сафар-бей.  -
Он мне нужен. Но я обещаю сохранить жизнь и ему! Где ход?
     Воевода отодвинул кровать, поднял за кольцо каменную плиту. Внизу
зиял черный лаз.
     Сафар-бей криво улыбнулся:
     - Уходите скорее!
     Анка спустилась  первой.  За  ней  уходил  Младен.  Уже  стоя  на
ступенях,  так, что над полом виднелась только его голова, он взглянул
на Сафар-бея затуманенным от слез взглядом,  приподнялся,  схватил агу
за колени и прижался к ним щекой:
     - Прости меня,  сынок,  что не уберег тебя!  Я сам  виноват,  что
потерял тебя.  Сам,  потому что не разгадал до конца коварного замысла
собаки Гамида... Прощай!
     Он исчез в темноте.
     Сафар-бей долго стоял над лазом.  Потом молча нагнулся, установил
плиту  и подвинул на место кровать.  С болезненным стоном,  похожим на
рыдание, опустился на нее и склонил голову на спинку.
     - О  аллах...  -  простонал  он  глухо.  - За что ты покарал меня
сегодня? Зачем разбил мое сердце и поселил в нем змею сомнений, боль и
терзания?..  Чем провинился я пред тобою,  о всемогущий,  что ты лишил
меня вовсе радостей и душевного покоя?..  Я чувствую, как адский огонь
пожирает  мою  душу и жжет все внутри!..  Аллах экбер,  я пытаюсь быть
твердым и холодным,  как камень,  потому и оттолкнул  от  себя  людей,
которые хотели принять меня в свои сердца... Прости меня, о аллах, все
это я делаю во имя твоего могущества и славы!.. Я - твой раб, я - твой
сын.  Научи,  как  стать  мудрым,  и  защити от коварных посягательств
шайтана на мою душу!..
     Он бился  головой  о  твердую спинку тисовой кровати,  поднимал к
небу  руки  и  горячо  шептал  слова  молитв  и  проклятий.  А  в  его
пробужденной, обескураженной и встревоженной душе бурлили неведомые до
сих пор чувства и мысли...
     Он вспоминал,  как глухими,  темными ночами думал о том,  что и у
него, одинокого, безродного янычара, где-то, наверно, есть мать, отец,
родина, что, может, когда-нибудь встретит их...
     И вот он встретил их...  Но радости  от  этой  встречи  не  было.
Только  боль  и  муки!..  Ну разве мог он вот так,  сразу,  склониться
сердцем к тем, кого долгие годы считал своими злейшими врагами?
     А Гамид?..
     Он содрогнулся, вспомнив жирного агу, которого всю жизнь, сколько
помнил себя, считал старшим другом и наставником, почти родным...
     - О Гамид!  - вскрикнул он зло. - Ты не человек - гадина! Шайтан!
С тобой у меня еще будет разговор!.. У-у...
     Мысль об Адике острым ятаганом пронзила его сердце.  Он  понимал,
что,  потеряв ее как любимую, нашел как сестру, но не знал, радоваться
ли этому.  Все перемешалось в его воспаленном  воображении.  "Адике...
Златка...  Сестра...  О  аллах!  Спасибо  тебе  хотя бы за то,  что не
допустил взять в жены свою сестру!.."
     Вспомнил, что  служба  в  эни  чери  -  янычарском  корпусе  - не
принесла  ему  ни