Там, у открытого окна,
стояла,  закрывшись черной шалью,  Адике.  Сквозь узкую щелку блестели
глубокие синие глаза. Девушка сделала рукой еле заметный знак. А когда
заметила,  что  невольник  не  понял  ее и молча смотрит на нее,  тихо
промолвила:
     - Возьми! Это тебе!
     Звенигора взял сверток, спрятал за пазуху.
     - Спасибо, джаним! - кивнул головой.
     Девушка на миг откинула  свое  покрывало  и  грустно  улыбнулась.
Теперь  она  казалась  еще  более бледной и печальной.  А от этого еще
красивее.
     Звенигора молча смотрел на нее,  как на чудо,  которое неизвестно
откуда и как появилось в его жизни.
     Сзади послышались шаги: возвращался Осман. Звенигора спохватился:
видение пропало.  Исчезла и Адике.  И если бы не сверток за пазухой  и
открытое окно, можно было подумать, что все это пригрезилось...
     Осман отвел его в погреб для невольников и запер  за  ним  двери.
Даже  скрежет  ключа  показался  Арсену  мелодичным.  После холодного,
темного подземелья, после того, как он смыл с себя многомесячную грязь
и  увидел  в глазах той чудесной девушки сочувствие,  даже этот подвал
выглядел для него приветливым.  Неважно,  что оконце пропускает совсем
мало света,  а на полу солома совсем перепрела...  Главное - он живой,
молодой, здоровый!.. А все остальное как-нибудь устроится.
     Вытащив из-за  пазухи  сверток,  он  подошел к окошку и развернул
его.  Там лежал пирожок,  кусок баранины  и  тонкий  шелковый  шарфик,
сохранивший   еще  какие-то  незнакомые  запахи  -  роз  и  невиданных
заморских трав.  Пирожок и баранина - это понятно.  А для чего шарфик?
Неужели   девушка,   вложив   его,   хотела  высказать  еще  раз  свою
благодарность?  Или,  может...  Нет,  даже думать смешно...  Опомнись,
казак! Не тешь себя призрачными мечтами...
     Однако на  душе  было  и  радостно,  и  тревожно.  Перед  глазами
возникла  гибкая  фигурка Адике,  пышная черная коса и грустные глаза,
что проникли в сердце голубыми весенними звездами. Звенигоре казалось,
что  судьба нарочно послала девушку в ту роковую минуту,  чтобы спасти
его. Это не он спас ее и дочку Гамида, а они - его!..
     Впрочем, кто  ж  такая Адике?  Гамид называл дочкой только Хатче.
Может, племянница или далекая родственница? Кто знает...
     Вечером начали сходиться невольники.  Первым появился, позванивая
цепями,  пан Спыхальский.  За ним тяжело ступал  долговязый  сумрачный
Квочка.  От обоих резко пахло дымом и свежим рапсовым маслом.  Тяжелая
усталость была написана на их пожелтевших,  изможденных лицах. (Рапс -
масличное растение. Масло из него идет на технические нужды.)
     Со света они  не  сразу  узнали  Звенигору.  Квочка,  как  только
переступил порог, сразу повалился в угол, а Спыхальский начал сгребать
солому и устраивать себе ложе помягче.
     - Сто дзяблов его матке!  - ругался он.  - Работаешь,  как вол, а
спишь,  как  свинья,  проше  пана!  За  день  так  угоришь  в  дыму  и
накрутишься у катка,  что голова идет кругом.  А придет ночь - даже не
отдохнешь как следует!  Этот паскудный Гамид - най бы его шляк трафив!
- свежей соломы жалеет...  (Най бы его шляк трафив (польск.) - Чтоб он
провалился, чтоб ему пусто было!)
     - Он  такой  же,  как вельможный пан Яблоновский,  пан Мартын,  -
устало сказал Квочка.  - Тот тоже своих хлопов за людей не считал. Да,
собственно,  пан  Мартын это хорошо знает,  ибо сам не раз,  на забаву
маршалка,  отбирал у хлопов их пожитки и оставлял  голых  и  замерзших
среди разоренных лачуг.
     - Что старое вспоминать...
     - Для предупреждения на будущее, - вклинился в разговор Звенигора
и вышел на середину, где было посветлее.
     - Матка   боска,  пан  запорожец!  Сердечный  поздрав!-  радостно
выкрикнул Спыхальский. - Живой?
     - Живой, как видите.
     Квочка тоже вскочил, пожал руки:
     - Мы думали, что тебя уж и на свете нет. Выходит, нашего брата не
так-то легко отправить к дьяволу в пекло? Мы рады видеть тебя!
     - Спасибо. А где же Яцько?
     - Яцька нет с нами,  - блеснул глазами Квочка.  - Еще зимой Гамид
подарил  кому-то  его  и  Многогрешного.  Как  собак!..  Холера  б его
забрала!..
     Звенигора нахмурился.  Радость, наполнявшая его сердце, поблекла,
завяла, словно ранняя трава на морозе.

СЕЛЬ

1

     Дым и чад выедают глаза.
     Звенигора, Спыхальский и Квочка уперлись грудью в толстые дубовые
бревна,  катят по деревянному желобу громадный  камень,  круглый,  как
жернов.  Камень  перетирает  семечки.  Он  желто-зеленый  от  густого,
тягучего масла.
     Звенигора и  Квочка молчат,  а пан Спыхальский,  тараща от натуги
глаза, ухитряется подшучивать над работниками-каратюрками.
     - Что,  Юсуп,  не  байрам  ли  у вас сегодня?  (Байрам (турец.) -
религиозный праздник мусульман.)
     - Байрам.
     - Что-то не похоже.  И сегодня ты такой же грязный и  закопченный
дымом, как и всегда. Какой же это у тебя байрам?
     - Молчи,  гяур!  - шипит старый, высохший Юсуп и грозит костлявым
кулаком.  -  Не  терзай сердце!  Не то разозлишь - получишь кулаком по
уху! Вонючий шакал! Ишак!
     И Юсуп,  и его товарищи злые с самого утра: даже в такой праздник
Гамид заставил их работать. Какое ему дело до того, что правоверные не
смогут вовремя совершить омовение и намаз? Ему бы только масло давали!
Ежедневно большими бочками его отправляют из Аксу во все концы округа.
Плывет их работа в чужие края,  как ручьи в ливень, чтобы возвращаться
золотым  потоком  в  карман  хозяина.  (Намаз  (турец.)  -  молитва  у
мусульман.)
     Юсупа успокаивает Бекир:
     - Придержи свой язык,  Юсуп!  Гяур правду говорит: Гамид, собака,
уже на голову всем нам сел.  Земля наших отцов и наша земля почти  вся
очутилась у него в руках. Чтобы построить лачугу, мы залезаем к нему в
кабалу.  Вот уже шесть лет на него работаю,  как на каторге, а конца и
не видно...
     - А я отрабатываю  отцовский  долг,  -  сказал  Реджеп,  молодой,
длиннорукий человек,  и сплюнул вбок. - Как запрягся в пятнадцать лет,
так и до сих пор...  Думаешь,  долг уменьшается?  Куда там!  Женился -
пришлось одолжить у Гамида снова. Каждую зиму тоже одалживаю, чтобы не
сдохнуть с голоду... Так без конца. Шайтан забери такую жизнь вместе с
Гамидом!  Говорят,  возле  Эшекдага  снова появился со своими ребятами
Мустафа Чернобородый... Плюну на все да пойду к нему!
     - Сдурел  ты,  Реджеп?  Шайтан  помутил  твой разум,  несчастный!
Узнает о таких словах Гамид, пропала твоя голова! - зашипел Юсуп и зло
закричал   на   невольников,   которые,   прислушиваясь  к  разговору,
остановились:  -  Крутите  каток,   проклятые   собаки!   Нечего   уши
развешивать! Грязные свиньи!..
     Снова невольники налегли грудью на перекладины.  Снова  заскрипел
каток, зазвенели кандалы. Но вдруг снаружи донесся пронзительный крик.
Все бросились к дверям.
     По дороге  от  Аксу  что  есть  силы бежала девушка с корзинкой в
руке.  Это была Ираз,  дочурка Бекира.  Ее догонял  Осман  и  старался
схватить  за  длинный  белый  шарф,  перекинутый через плечо.  За ними
трусил на лошади Гамид и что-то кричал да смеялся.
     Бекир растолкал  плечами  товарищей  и  выскочил навстречу.  Хотя
Осман был вооружен и на голову выше  Бекира,  маслобойщик  налетел  на
него  как ястреб и с размаху ударил кулаком по уху.  Ираз вырвалась из
рук охранника и вскочила в круг людей.
     Ошеломленный неожиданным  нападением,  Осман было растерялся.  На
его сытом круглом лице мелькнуло  удивление.  Но  тут  же  лицо  стало
наливаться  кровью.  Телохранитель  набросился  на  Бекира с нагайкой.
Посыпался град тяжелых ударов.
     - Стой,  Осман,  - унял его Гамид,  подъезжая на сером коне.  - Я
хочу поговорить с Бекиром. Оставь нагайку.
     Осман, сыпля  проклятия,  отошел  в сторону.  Бекир тоже не хотел
оставаться в долгу  и  обещал  своему  обидчику  свернуть  шею,  желая
сдохнуть,   как   паршивой   собаке,  или  подхватить  десяток  быстро
перечисленных им наихудших болезней.
     - Да  замолчите,  шайтаны!  -  прикрикнул на них Гамид,  слезая с
коня.
     Бекир направился к маслобойне. Гамид шел следом.
     - Я и не знал,  что у тебя такая красивая дочка, Бекир, - говорил
Гамид. - Сколько ей лет?
     - Пятнадцать, ага, - мрачно ответил Бекир.
     - Ты давно избавился бы от долгов,  если бы послал ее на работу в
замок. Она будет чесать и прясть шерсть или прислуживать в гареме...
     Они остановились на пригорке.
     - Йок!  Йок!  - выкрикнул Бекир,  порывисто обернувшись  лицом  к
спахии.  - Не трогай ее, Гамид-бей! Она еще молодая, ей хватает работы
и дома. У меня больная жена... (Йок (турец.) - нет.)
     Но Гамид настаивал на своем.
     - Ты уже много лет отрабатываешь то,  что взял  на  строительство
сакли,  Бекир,  а долг не уменьшается, ибо человек так создан аллахом,
что должен есть и пить...  А тут ты сразу избавишься от долга,  как от
засохшей болячки! Подумай!
     - Я отработаю сам свой долг,  Гамид-бей!  Буду работать  еще  два
года, но дочку в замок не отдам! Это не место для молодых девушек!
     Гамид вспыхнул.
     - Думай,  что мелешь,  Бекир!  - зашипел он. - Рано или поздно ты
все равно пошлешь ее ко мне.  Долг  давно  просрочен...  Ну,  чего  ты
упираешься? Всем будет хорошо!
     - Нет,  Гамид-бей,  этого не будет! - решительно ответил Бекир. -
Все знают, что девушек, которые служили в замке, никто не берет замуж!
Зачем ты хочешь сделать несчастными сразу четырех человек:  меня,  мою
жену, дочку и ее жениха Исмета?
     - Поганая собака!  - взвизгнул спахия.  - Ты еще пожалеешь!  Я не
забуду  твоих слов!..  Паршивая свинья,  вонючая гиена,  как ты смеешь
болтать такое о своем господине?..  Даю тебе неделю для уплаты  долга!
Если не уплатишь или не отработаешь вместе с женой и дочкой, я выброшу
тебя из дома и выгоню из Аксу!
     - Ла  хавла!  - поднял вверх руки Бекир.  - Пусть будет так,  как
суждено быть.  Но дочь тебе не отдам! Ты сможешь ее взять, только если
я умру,  Гамид-бей!  Таково мое последнее слово.  (Ла хавла (турец.) -
идиома, примерно соответствует выражению: "На все воля бога".)
     Бекир произнес   это   так   решительно,  что  все  с  удивлением
посмотрели на него. До этого времени он никогда ни в чем не перечил ни
Гамиду,  ни  телохранителям,  которые  постоянно сопровождали хозяина.
Поэтому Гамид,  считая Бекира умным и опытным маслобойщиком,  назначил
его старшим над другими наемными рабочими и невольниками.  Работу свою
тот выполнял старательно, и Гамид был доволен им. Теперь Бекира трудно
было  узнать:  глаза  горят,  кулаки сжаты,  скажешь ему еще слово - в
горло вцепится!
     Гамид ничего не ответил. Только пристально посмотрел на Ираз, что
выглядывала,  как испуганный зверек, из-за плеч работников, вскочил на
коня и,  нахлестывая нагайкой,  погнал его галопом.  Осман поспешил за
хозяином.
     - Собака!  Жирная  свинья!  - хрипло сказал Бекир.  - Я свободный
турок,  а он хочет превратить меня в раба. Он хочет посягнуть на честь
моей дочери и на мою честь!  Но мы еще посмотрим,  кого накажет аллах!
Недаром появился в наших краях Мустафа Чернобородый:  может, найдет он
тропинку и к замку Аксу.

2

     На другой день,  к полудню,  стала собираться гроза. Воздух навис
тяжелый и душный.  На юге в горах громыхало.  Небо  закрыли  черные  с
багряно-бурым отсветом тучи. Их то и дело разрывали ослепительно-белые
молнии.  Хотя  над  Аксу  ярко   светило   солнце,   батраки-каратюрки
забеспокоились.
     - Будет сель,  - сказал Реджеп. - Надо скорее идти домой, пока не
поздно.
     Звенигора не знал,  что такое сель  и  почему  так  встревожились
турки.
     - И вправду будет сель,  - подтвердил Бекир  и,  глянув  на  кучу
поджаренных семян,  добавил:  - Давайте быстрее закончим и пойдем.  Не
можем же мы бросить все это так...
     - А  почему  бы и нет?  - спросил Реджеп.  - Не твое же...  Пусть
лежит до завтра. Шайтан его не заберет!
     - Если бы не вчерашняя ссора, - ответил Бекир. - Теперь опасно...
Дознается Гамид,  будет мне еще хуже.  Впрочем, я вас не держу, идите.
Мы с урусами сами закончим...
     Когда все ушли, Бекир горячо взялся за работу. Он метался, как на
крыльях. Мгновенно насыпал семечки в полотняные мешочки, закладывал их
под  пресс.  На  его  круглой  бритой  голове  обильно  выступил  пот.
Загоревшее худое лицо пылало.
     Невольники не отставали  от  него.  Бекир  всегда  хорошо  к  ним
относился,  и  им хотелось помочь ему в беде.  Все же работу закончили
только перед вечером.  Пока добрались до селения,  на землю опустились
сумерки.
     Селение, где  жил  Бекир,  лежало   на   противоположном   берегу
небольшого ручья,  который впадал в Кызыл-Ирмак. Его всегда переходили
вброд или по большим серым валунам,  выступавшим из  воды.  А  теперь,
подходя к ручью, Звенигора издали услышал рев воды и крики людей...
     Бекир опрометью кинулся к берегу, выкрикнув одно короткое слово:
     - Сель!
     Невольники тоже прибавили шагу. Еще издалека увидели, как с ревом
катилась  лавина  грязной  воды и камней,  покрывая во всю ширь долину
Аксу.  Вода прибывала и прибывала,  затапливая селение.  Мутные  волны
подступали к глиняным лачугам, поглощая их на глазах.
     Так вот что такое сель!
     Звенигора с товарищами подошел к Бекиру, который стоял над водой,
охватив  голову  руками.  В  черных  глазах  турка  застыло  безмерное
отчаяние.
     - О аллах,  там у меня больная жена и дочка!  - простонал  он.  -
Сель  подступает  уже  к  нашему  дому!  Еще  минута - и его снесет...
Слышите, как кричат люди? Они выносят все ценное, выгоняют скот... Кто
поможет моим?
     - Люди помогут и твоим, - утешил его Звенигора.
     Но Бекир безнадежно махнул рукой.
     - Ты сам видел,  как помогли мне мои соседи. Поднялись и пошли, а
ты оставайся как хочешь...  Нет, надо перебраться на ту сторону! Аллах
поможет мне, я умею плавать... И здесь, кажется, не так глубоко. А вы,
- обратился он к невольникам, - идите в замок сами... Вы ж не убежите,
правда?
     Он шагнул  в  воду  и,  опасаясь  бурлящей  мути,  начал медленно
переходить речку.  На середине споткнулся - и поплыл.  Сильное течение
подхватило,  закружило, понесло в Кызыл-Ирмак. Бекир пытался плыть, но
безуспешно.  Его сносило на середину потока...  Вдруг  он  пропал  под
водой.  Потом  сразу  же  вынырнул,  и над шумом и ревом воды пронесся
полный ужаса крик:
     - А-а-а!..
     Отчаянный крик ударил Звенигору в самое сердце. Он кинулся вниз.
     - Ты сдурел? Куда? - крикнул Квочка.
     Но Звенигора уже был в воде. Если бы год назад кто-нибудь сказал,
что  он,  запорожец Звенигора,  будет рисковать жизнью ради турка,  он
первый обозвал бы такого выдумщика дурнем. А вот довелось!..
     Ему повезло.  Несколько валунов пронеслось мимо,  но ни один даже
не задел. Тяжелые кандалы тянули вниз, рвали кожу на руках и ногах, но
он не обращал на это внимания.  Рассекал воду,  не спуская глаз с того
места, где последний раз видел Бекира. Широкая накидка, которую обычно
носил  Бекир,  на этот раз хорошо услужила своему хозяину:  среди волн
мелькнули ее полы,  и Звенигора схватил их,  а потом вытащил и Бекира.
Почувствовав под ногами землю,  Звенигора взял его на плечи и понес на
ту сторону.
     Бекир долго отплевывал воду,  стонал.  Потом открыл глаза. Увидев
склоненное над собой лицо Звенигоры, слабо улыбнулся:
     - Спасибо, Арсен... Помоги мне подняться... Надо скорее идти!..
     Они пошли вместе.  Переправляться назад через Аксу было безумием,
и Звенигора решил идти с Бекиром.
     Густели сумерки.  На чистом небе загорались звезды. Вдали черными
привидениями вздымались громады гор.  Из селения долетали крики людей,
рев скотины и вой собак.
     Бекир и Звенигора свернули в узенькую боковую улочку.  Здесь вода
доходила уже до пояса.  Кто-то маячил впереди и ругался,  не находя  в
темноте  дороги.  Где-то  на  крыше жалобно мяукала кошка.  По улицам,
огороженным  глиняными  заборами,  плыли  разные   лохмотья,   солома,
хворост.
     За углом они столкнулись с темной фигурой.
     - Это ты, Бекир? Торопись! У тебя несчастье...
     - Какое? - кинулся Бекир.
     - Исчезла Ираз.
     - Утонула? О аллах!..
     - Нет, ее схватили люди Гамида.
     - Люди Гамида?! Проклятье! - Бекир простер к черному небу руки. -
Неужели это правда?  О аллах,  как же ты допустил это!..  Как же ты не
поразил громом этих смердящих шакалов!..  Моя Ираз,  мое  единственное
утешение!..
     Он ринулся вперед,  охваченный отчаянием.  Звенигора еле поспевал
за ним.
     Еще издали  они  услышали  женский  плач.  Бекир  как   безумный,
закричал:
     - Гюрю,  почему ты не уберегла  Ираз?  Как  это  случилось?  Гнев
аллаха на твою голову, несчастная! Почему ты не уберегла Ираз?
     Растрепанная, мокрая женщина упала на грудь  Бекира,  забилась  в
рыдании.
     - Я не пускала ее...  Она сама вышла на Аксу стирать  белье...  О
моя доченька!.. Там он ее и схватил...
     - Кто?
     - Осман... Кто же еще?
     - Бешеный пес! А Исмет уже знает?
     - Знает...  Смотреть  на  него страшно!  Прибегал спасать меня от
селя.  Вынес несколько узлов - все,  что смог, и выгнал скотину... Вот
он сюда идет!
     К ним,  по пояс в воде, приблизился забрызганный грязью юноша. Не
здороваясь, тихо спросил:
     - Ага Бекир, об Ираз ничего нового не слышно?
     - Ничего...
     - Я убью Гамида!
     - Нет, это я должен его убить, - сказал Бекир твердо.
     - Тогда мы убьем его вместе!  Я не успокоюсь до тех пор,  пока не
омою свои руки его бешеной кровью!
     - Хорошо, сынок. Мы это сделаем вместе, - согласился Бекир.
     Они стояли  по  грудь в воде и беседовали так,  словно дело шло о
покупке бычка или о поездке на базар.
     - О чем вы говорите?  - вскрикнула Гюрю. - Не прибавляйте к одной
беде другую! Спасайте, что осталось! Скоро все возьмет вода...
     Мужчины молча  подняли  мокрые  узлы  и двинулись в темноту ночи.
Звенигора с мешком, позванивая кандалами, брел сзади.

3

     Сель спал так же быстро, как и нахлынул.
     Когда взошло   солнце,   Звенигора   медленно   шел   по   берегу
Кызыл-Ирмака. Брел по жидкому илу, таща тяжелые кандалы.
     Над рекой  поднимался  розовый  утренний  туман.  Глухо  рокотали
мутные воды. Их шум напоминал рокот днепровских порогов.
     Звенигора остановился   над  обрывистым  берегом,  вдыхая  полной
грудью  ароматный  весенний  воздух,  любуясь  обширными  видами,  что
открывались вдали.
     Неожиданно за спиной зазвучал топот коней.
     - Вот где он, Гамид-бей! - послышался радостный возглас Османа. -
Поймали собаку!
     Три всадника подскакали к Звенигоре.
     - А я и не думал бежать,  - сказал Арсен спокойно.  -  Вечером  я
спас Бекира,  когда он чуть не утонул,  переплывая Аксу.  Там с ними и
заночевал...
     Но Гамид зло крикнул:
     - Не выкручивайся,  гяур! Никто не заставлял тебя спасать Бекира.
Пускай  бы тонул,  собака!..  Ты знал,  что каждый вечер должен быть в
замке!  Тебя ничему не научил каземат? Ты заставил нас всю ночь искать
тебя,  негодяй!..  Эй,  Осман, отрежь ему на первый раз ухо! Это будет
напоминать, что он всего лишь раб. Да и другим будет наука.
     Осман схватил Звенигору за руку, ему на помощь бросился Сулейман,
на ходу вынимая из-за пояса небольшой кривой кинжал.
     Звенигора метнул  быстрый взгляд вокруг,  как бы ища спасения,  и
вдруг,  оттолкнув от себя Османа,  прыгнул с высокого берега  вниз,  в
рыжие воды Кызыл-Ирмака.
     - Держи  его!  Лови!..  -  закричал   Гамид,   приподнявшись   на
стременах.
     Но быстрое течение подхватило беглеца и вынесло на середину реки.
Осман и Сулейман бежали по берегу,  кидали камни. Но не попадали. Они,
очевидно, жалели, что не взяли с собой луков. Теперь только стрела или
пуля  могли  догнать  невольника.  Бросаться  же  в воду ни Осман,  ни
Сулейман не изъявили желания.
     Посреди реки Звенигора почувствовал под ногами каменистую