ись в поле зрения.
     Внезапно что-то скрипнуло,  стукнуло.  Тут же послышался  громкий
грохот - и Чернобай исчез. На том месте, где он стоял на коленях, зиял
черный проем.
     - Проклятье!.. - вырвалось у Арсена.
     Все кинулись вперед.  Заглянули в яму. Но, кроме деревянной ляды,
качавшейся  на петлях,  ничего не увидели.  Снизу донесся чуть слышный
шорох: где-то в глубине осыпалась земля.
     Звенигора занес над ямой ногу, собираясь прыгнуть. Воинов схватил
его за руку.
     - Ты что,  рехнулся, Арсен? Куда? Кто ведает, какие неожиданности
приготовил там Чернобай для преследователей!..  - Он быстро нагнулся и
выстрелил в подземелье из пистолета.  Прогрохотало эхо,  пороховой дым
заволок узкий проем.
     Позади хлопнули  двери:  перепуганный насмерть слуга вышмыгнул из
комнаты.
     - Стой, пся крев! - метнулся за ним Спыхальский.
     Но парень далеко не ушел.  В сенях его схватил  Грива.  Прижал  к
стене. Арсен отвел тяжелую руку товарища:
     - Подожди,  Грива,  этот холуй нам нужен.  - И к  слуге:  -  Если
хочешь  жить,  говори правду,  как на исповеди!  Где дивчина,  которую
Чернобай привез сегодня? Куда вы ее девали?
     - Хозяин меня убьет. Отпусти, добрый пан!
     - Дурень, позаботься о том, чтобы не лишиться жизни сейчас!
     - У него есть... тайники.
     - Показывай все! Один - на мельнице, я сам знаю...
     - Два  тут,  в  крепости.  Один - в стене,  вход из конюшни...  Я
покажу. Но там сейчас нет никого...
     - А второй?
     - Поклянись, что отпустишь живого!
     - Отпущу. Вот тебе крест!
     Парень сразу оживился. Облегченно вздохнул:
     - Тогда скажу.  Может,  на душе легче станет, а то носишь это как
камень на сердце!  Но никому не говорите, что от меня узнали... Видели
во дворе собачью будку?  Между конюшней и амбаром... Это и есть вход в
тайник! Под будкой глубокий подвал, а в будке - собака... Поняли?
     - Поняли. А еще где?
     - Есть еще в лесу.  Версты за  две  отсюда,  в  урочище  Журавли.
Напротив родника в чаще тайный погреб... Но тот для зимы.
     - Ясно. Как тебя звать?
     - Минка...
     - Ну,  вот что,  Минка:  если не врешь,  не  утаиваешь,  мы  тебя
отпустим.  Хотя,  по правде говоря, все Чернобаево отродье заслуживает
висеть на одном суку. Веди нас к будке!

5

     Минка унял рассвирепевшего пса и запер его в амбар. Оттащил будку
в сторону. Под ней оказалась искусно сделанная ляда.
     - Тут,  - сказал Минка и, испуганно оглядываясь, не видно ли кого
из людей Чернобая, отступил за угол амбара.
     Звенигора с  Романом  подняли  тяжелую  ляду,  стали  на  колени,
заглянули в погреб. На них пахнуло сырой землей и плесенью.
     - Стеша!  - тихо позвал Арсен,  все еще не веря,  что здесь может
быть сестра. - Стеша! Сестричка!
     Вокруг него сгрудились товарищи и односельчане, которые прибыли с
ним. Все затаили дыхание.
     Из погреба донесся тихий шорох, послышалось шуршание соломы.
     - Стеша! Ты здесь? Это я - Арсен! - крикнул казак изо всех сил.
     - Арсе-ен! - не крик, а вопль вырвался из ямы.
     Звенигора сразу   узнал   голос   сестры.   Раздались  крики  еще
нескольких  девчат.  Послышался  топот  ног,  и  внизу,  как  раз  под
отверстием,   появилось   четыре   девичьих   лица.  Запорожец  увидел
измученные глаза Стеши,  ее растрепанные косы. Девушка протянула вверх
тонкие руки.
     - Лестницу! - крикнул Звенигора.
     Принесли лестницу,  опустили  в  яму.  Пленницы  одна  за  другой
поднялись наверх. Арсен подхватил Стешу на руки, прижал к груди.
     - Сестренка!
     - Братик! Арсен! Откуда ты?..
     В это  время внизу,  у речки,  забили в набат.  Низкие отрывистые
звуки колокола  тревогой  отозвались  в  сердцах  казаков.  Все  сразу
притихли. Звенигора поискал взглядом Минку, но того как ветром сдуло -
исчез куда-то.
     - Чернобай скликает своих людей, - сказал Роман.
     - Да,  проворонили мы его,  собаку!  - глухо отозвался  Арсен.  -
Теперь здесь оставаться опасно... По коням, друзья!
     Они поспешно выехали  из  ворот  крепости,  повернули  в  поле  и
понеслись  галопом.  Впереди  мчались  девчата.  Арсен ехал последним.
Поворачивая  на  широкую  степную  дорогу,  сквозь  тучи  пыли   успел
заметить, что сзади, из-за склона, вынырнул конный отряд. Хотя до него
было не менее двухсот саженей, он узнал малиновый кунтуш Чернобая.
     Началась погоня.
     Гудела под  копытами  земля.  Бряцало  казацкое  оружие.   Справа
промелькнули  белые  хатки  села  -  и  оба  отряда вырвались в степь.
Передний заметно сбавлял ход.  Не привыкшие к  быстрой  верховой  езде
пленницы еле держались в седлах.
     Когда стало ясно, что до темноты оторваться от погони не удастся,
Звенигора крикнул:
     - Приготовить  мушкеты!  Стрелять  на  ходу  залпом!  Целиться  в
лошадей!
     Казаки сорвали из-за спин мушкеты, рассыпались лавой.
     - Пали!
     Прогремел залп.  Три или четыре преследователя рухнули на  землю.
Кони  поднялись на дыбы,  испуганно заржали.  Послышался крик раненых.
Потом все  исчезло  -  пороховой  дым  косматым  облачком  набежал  на
преследователей и скрыл их от казаков.
     - Вперед! - крикнул Звенигора.
     Прижав уши,  кони рванулись во весь дух.  Выстрелы,  крики, запах
дыма встревожили их,  придали новые силы, и беглецы быстро помчались к
лесу.
     Через две-три сотни шагов Звенигора  оглянулся.  Радостно  екнуло
сердце: испытанный в боях запорожский способ останавливать наступление
вражеской конницы оправдал себя и здесь.  Отряд Чернобая,  сбившись  в
кучу,  топтался  на  месте.  Очевидно,  смерть  или ранение нескольких
товарищей отбили у челяди охоту продолжать преследование.
     Вскоре вечерние  сумерки сгустились и темно-сизой пеленой покрыли
степь.  Теперь Чернобай если бы и хотел и имел силы,  все равно должен
был прекратить погоню.

6

     Действительно, неожиданный казацкий залп вызвал в отряде Чернобая
большое замешательство.  Двое слуг были ранены.  Еще четверо,  упав  с
подстреленных  коней,  так  разбились,  что не сразу пришли в себя,  а
остальные вгорячах сочли их убитыми.
     Сам Чернобай остался невредимым.  Он хотел продолжать погоню,  но
никто за ним  не  последовал.  Только  поэтому  он,  скрежеща  зубами,
приказал подобрать раненых и возвращаться домой.
     В крепости, бросив повод слуге, приказал!
     - Разыщи Минку и приведи ко мне!  И пошли за Митрофаном и Хорем -
пусть зайдут!
     Сам же  прошел  к себе в спальню,  сорвал со стены два пистолета,
засунув за пояс и присев у стола на скамью,  задумался.  Положение его
сразу  осложнилось.  Возвращение  Звенигоры было как гром среди ясного
неба.  Сегодня он спасся  только  чудом.  Арсен  может  в  любой  день
вернуться  с  большими  силами  или подстеречь его где-нибудь одного и
послать пулю в спину. Да, было о чем подумать сотнику.
     Хлопнули двери, и слуги ввели Минку.
     Чернобай поднял голову, сурово взглянул на парня.
     - Подойди ближе! А вы - прочь отсюда!
     Когда слуги вышли,  Чернобай встал,  подошел  к  Минке.  У  парня
задрожали колени.
     - Это ты впустил тех разбойников,  негодяй?  - прошипел хозяин. -
Сколько они тебе заплатили?
     - Батечку, ей-богу, ничего! - забормотал Минка. - Пусть меня гром
разразит,   если  брешу!..  Я  думал,  люди  из  Немирова...  От  Юрия
Хмельницкого или от Многогрешного... А оказалось...
     - Ты слышал, что они здесь говорили?
     - Слышал...
     По тому,  как  у  Чернобая  сверкнули  глаза,  парень понял,  что
напрасно проговорился. Руки его задрожали.
     - Кому об этом рассказывал? Только правду!
     - Никому. Пусть у меня язык отсохнет, если брешу!
     - Побожись!
     - Разрази меня господь, никому!.. Что я - маленький?
     - Хорошо. Иди!
     Парень повернулся и шагнул к двери.  В тот же миг в руке Чернобая
блеснул  ятаган  -  и  слуга,  не  успев вскрикнуть,  свалился на пол.
Чернобай наклонился над ним и ударил еще раз,  в сердце.  Потом  вытер
ятаган об одежду убитого и снова сел на скамью.
     Через некоторое время в сенях послышались шаги.  Чернобай  встал,
высек огонь, зажег свечу. Потом приоткрыл дверь.
     - Это ты, Митрофан?
     - Я, - послышалось в ответ.
     - А Хорь с тобою?
     - А как же.
     - Входите!
     Слуги робко  вошли в светлицу.  После поездки за Днепр они крепко
спали и теперь,  узнав о нападении на крепость и погоне, в которой они
не участвовали,  не знали,  что ждать от хозяина. Увидав на полу труп,
остановились. Митрофан перекрестился:
     - Неужели Минка?
     Чернобай не ответил.  Закрыв за  ними  дверь,  подтолкнул  их  на
середину комнаты и стал напротив.
     Слуги почувствовали опасность.  Митрофан,  как стреноженный конь,
неловко переступал с ноги на ногу.  Хорь,  маленький,  юркий,  норовил
спрятаться за долговязого товарища. Но Чернобай прикрикнул на него:
     - Чего вертишься,  как муха в кипятке?  Перед кем стоишь, подлец?
Забыл?
     Хорь замер,  лихорадочно соображая,  откуда ждать беды.  Митрофан
придурковато  смотрел  на  хозяина.  Его  неповоротливый  ум  не   мог
сообразить, что произошло. А Чернобай сразу ошеломил обоих неожиданным
вопросом:
     - Куда девали Звенигору?
     Митрофан вытаращил глаза:
     - Какого Звенигору?
     - Не прикидывайся дурнее,  чем есть, остолоп! - крикнул Чернобай.
- Того казака,  которого я приказал посадить на кол,  а потом кинуть в
озеро!
     - А-а...  -  Митрофан  повернулся  к  Хорю с таким видом,  словно
говоря: "Видишь, я же тебе говорил!".
     Хорь подобострастно улыбнулся, виновато опустил глаза:
     - Мы продали его Али, хозяин.
     - Продали Али? Да как вы посмели, несчастные?
     - Митрофан подбил... Говорил: хозяин заработал хорошо, а мы разве
не люди? Я и не хотел, а он пристал... Угрожал...
     У Митрофана еще больше выкатились глаза.  Лицо его побагровело от
гнева. Он задыхался, слыша, как Хорь сваливает свою вину на него, и не
мог ничего сказать в свое оправдание.  Он обычно орудовал  кулаками  и
потому недолго думая двинул Хорю в ухо.  Тот отлетел к окну и выхватил
пистолет.  Прогремел выстрел. Митрофан вскрикнул, схватился за грудь и
медленно осел на пол.
     Чернобай же неподвижно стоял у  стола,  только  зорко  следил  за
каждым  движением  Хоря,  держа  пистолет  на взводе.  Хорь бросился к
Митрофану, лежащему рядом с Минкой, заглянул в лицо.
     - Готов!..
     - И ты думаешь,  что этим спас свою мерзкую шкуру? - тихо спросил
Чернобай.  -  Думаешь,  я  так  и поверил,  будто Митрофан подбил тебя
продать Звенигору татарину?
     Хорь позеленел.   Упал  на  колени,  пополз  к  хозяину,  пытаясь
обхватить его ноги руками. Но Чернобай резко оттолкнул холопа.
     - Ты,  Хорь,  хитрый. Но и тебе пришел конец! Твоя хитрость могла
стоить мне жизни.
     - Прости  меня,  добрый господин!  - всхлипнул Хорь.  - Не иначе,
дьявол меня попутал!  Но,  клянусь богом,  я еще услужу...  Только  не
убивай!..  Вспомни, сколько раз я спасал тебе жизнь... Я всегда служил
тебе верой и правдой.  Ну,  и  только  раз  согрешил  -  позарился  на
деньги... Каюсь...
     Он снова подполз к хозяину и,  плача,  целовал его  вымазанные  в
глине сапоги.
     Чернобай молчал.  Лишь после нескольких  минут  раздумий  схватил
Хоря  за  сорочку  и  поставил перед собой.  Свеча,  мерцая,  освещала
перекошенное от страха лицо слуги желтым призрачным светом, и от этого
оно казалось неестественно зеленым,  мертвым,  безобразным. Чернобай с
омерзением оттолкнул парня от себя.
     - Хорошо, Хорь... Я помилую тебя...
     Из груди парня вырвался радостный стон.
     - Однако  не  думай,  что  я  тебя прощаю...  Ты должен заслужить
прощение! Слушай внимательно... Ты проберешься в Запорожье, вступишь в
сечевое  товариство.  А  там  выберешь  удобную  минуту  и  прикончишь
Звенигору... Он тебя в лицо знает?
     - Нет, не знает.
     - Вот и хорошо.  Это поможет нашему замыслу...  Да не  оттягивай!
Пока  Звенигора  жив,  я не могу оставаться в Чернобаевке.  Сегодня же
отправлюсь в Крым, к Али... Я буду ждать известия от тебя... Слышишь?
     - Слышу... Все будет сделано, как приказал, хозяин.

НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ

1

     Доставив девчат   в  Дубовую  Балку,  Звенигора  с  товарищами  -
Романом, Спыхальским, Гривой - повернул на юго-запад, к Запорожью.
     На третий  день,  поздно вечером,  четыре всадника остановились у
ворот сечевой крепости.  Звенигора рукояткой пистолета стал колотить в
крепкие дубовые ворота. Гулкое эхо усиливало этот грохот.
     Где-то вверху,  в  темноте,  скрипнул  ставень,  и  сонный  голос
недовольно спросил:
     - Экой черт, прости господи, дубасит там?
     Звенигора чуть было не расхохотался. Радость распирала ему грудь.
После всего пережитого на чужбине вот он наконец стоит у ворот  родной
Сечи и сам себе не верит:  сон это или явь?  Будто не было ни тяжелого
пути  в  Крым,  ни  Гамида  с  Сафар-беем,  ни   гайдутинов   Младена,
ненавистной галеры,  долгого пути через Болгарию, Валахию и разоренную
Правобережную Украину к  тихой  Суле.  Кажется  ему,  что  лишь  вчера
вечером выехал он из этих ворот,  а сегодня уже возвращается назад.  И
встречает его не  кто  иной,  как  сам  батька  Метелица!  Улыбаясь  в
темноте,  Арсен представляет,  как там, вверху, высунувшись из оконца,
старый казачина всматривается вниз,  стараясь рассмотреть, кто прибыл.
Но  ничего  не  видит и от этого злится,  готовый разразиться от гнева
отборной бранью.
     Голос загремел снова:
     - Или тебе уши заложило, идол? Чего барабанишь, спрашиваю?
     Тут уж  Арсен  не  выдержал  и  от души рассмеялся.  Именно такие
слова,  сказанные  точно  таким   тоном,   присущим   только   бывалым
запорожцам, не боящимся ни бога, ни черта, он и ожидал услышать сейчас
от своего старого учителя.
     - Узнаю родню! - сквозь слезы и смех произнес Арсен. - Отчиняйте,
батько Корней! Неужели не признали?
     Метелица на время замолк. Потом охнул и послышалось, как отскочил
он от смотрового оконца.  С надвратной башни снова донесся его  зычный
голос.  Он будил дежурных запорожцев, которые, пренебрегая опасностью,
спокойно улеглись спать.
     - Вставайте!  Да вставайте же, иродовы души! Секач, Товкач, будет
спать! Просыпайтесь! Дорогой гость прибыл!..
     По деревянным   ступеням   затопали   тяжелые  сапоги.  Заскрипел
подъемник, звякнул железный засов, и ворота открылись. Из них выскочил
заспанный  Метелица.  За  ним,  недовольно  бурча,  торопились Секач и
Товкач, так и не разобравшиеся спросонок, зачем их так быстро подняли.
     - Арсен!  Чертяка! - воскликнул Метелица и сгреб Звенигору в свои
медвежьи объятия. - Живой! Прилетел, соколик! Ох ты боже!..
     Он крепко  прижал  Арсена  к  груди,  расцеловал  в  обе  щеки и,
наконец, прослезился.
     Удивленные и  обрадованные  Секач  и  Товкач  насилу  вырвали  из
могучих ручищ Метелицы своего товарища и побратима,  которого уже и не
надеялись увидеть живым.
     - Арсен! Брат!..
     После первых  бурных  проявлений  радости,  когда  слышались лишь
отдельные выкрики,  Метелица первый вспомнил,  что прибывшие устали  и
нуждаются в отдыхе.
     - Без передышки от самого Дуная,  батько,  - сказал Арсен.  - Так
что и я и мои други не откажемся от гостеприимства.  Последние три дня
мчались,  как на крыльях.  Соскучился по товариству сечевому да и дела
неотложные... А что, кошевым все еще Серко?
     - А кто же? Отказывался, правда, очень. Говорил - старый стал. Но
товариство настояло... Да и времена тревожные...
     - Мне бы сразу к нему...
     - Постой,   постой,   парень!  Глухая  ночь  на  дворе,  а  ты  к
кошевому...  Горит,  что ли?  Выспишься,  а тогда делай как знаешь,  -
охладил  Арсена  Метелица.  -  Заезжайте!..  Товкач,  поставь  коней в
конюшню!   А   ты,   Секач,   раздобудь   чего-нибудь   казакам!    Да
поворачивайтесь поживей, увальни!.. А я уж постою на часах...
     После сытного ужина  Метелица  отправил  Романа,  Спыхальского  и
Гриву  спать,  а  Звенигору  заставил  поведать  о  своих  скитаниях и
бедствиях.  Старый запорожец и его  молодые  товарищи  затаив  дыхание
долго слушали необычные рассказы,  и лишь на рассвете утомленный Арсен
заснул.
     Утром вся  Сечь  узнала  о  возвращении  Звенигоры.  Каждый хотел
собственными глазами увидеть его и послушать обо всем, что он перенес.
Однако   Звенигора,  сбросив  с  себя  турецкий  наряд,  отправился  к
кошевому.  Зато Спыхальский,  Грива и Роман на все лады рассказывали о
своих мытарствах в неволе.  Особенным успехом пользовался у запорожцев
пан Мартын.  Рассказывал он интересно, с шуткой, частенько ввертывая в
свою речь те польские словечки,  что похлеще,  и изображал Арсена чуть
ли не сказочным богатырем и непобедимым воителем.  Слушая его,  казаки
то  и  дело  разражались  веселым хохотом,  так как Спыхальский даже о
трагичных событиях их жизни умел рассказать остроумно и весело.  Тогда
и  пан  Мартын сам хохотал громче всех,  запрокинув голову и нацелив в
небо свои рыжие усы-копья.  Потом напускал на себя важный вид и  вновь
принимался развлекать своих слушателей новыми приключениями, в которых
правда нередко украшалась буйной выдумкой неутомимого рассказчика.
     Проходя мимо,  Звенигора  встретился  взглядом с паном Мартыном -
тот стоял на бочке,  перевернутой вверх дном запорожцами,  чтобы  всем
было его видно.  Спыхальский хитро улыбнулся, подморгнул и продолжал в
том же духе:
     - А  однажды  -  это  было  уж на Днестре - послал меня пан Арсен
переправу разведать...  Шмыгнул я в кусты и иду себе  по-над  берегом.
Остерегаюсь,  чтобы  какой-либо татарин не заметил меня.  Вдруг вижу -
бежит к речке хорошенькая  татарочка  с  высоким  медным  кувшином  на
плече.  Я остановился. Думаю, что же будет дальше? Татарочка поставила
кувшин на камень,  оглянулась вокруг и - о панство!  -  начала  быстро
раздеваться...  Я  закрыл  глаза...  Когда  мне  надоело  стоять,  как
слепому, я приоткрыл один глаз...
     - Га, га, га! - захохотали вокруг запорожцы.
     - Смотрю  -  осталась  татарочка  в  одних   цветастых   шелковых
шароварах...  Ох,  Езус!.. А как только я открыл и второй глаз, она уж
успела...
     Звенигора не разобрал, что там "уж успела" татарочка, но по тому,
какой громовой раскат хохота пронесся над толпой,  стало ясно, что пан
Мартын веселым словом и шуткой сумел полонить казацкие сердца.
     В комнате войсковой  канцелярии  Звенигору  встретил  сам  Серко.
Арсен  впервые  видел  кошевого  таким  взволнованным  и возбужденным.
Старый атаман раскрыл объятия и,  не позволяя младшему поклониться  по
старинному казацкому обычаю до земли, прижал его к груди.
     - Ты все-таки вернулся! Слава богу! А я уже и не надеялся увидеть
тебя живым и тяжкий грех держал на своей душе...
     - Вернулся,  батько,  но,  к  сожалению,  без  вашего  брата.  Не
нашел...
     Серко усадил Арсена напротив себя. Вздохнул.
     - Вижу. Если б нашел, вместе с ним прибыл... Значит, не доведется
бедняге умереть на родной земле...  Однако ты не  даром  там  побывал:
сослужил службу родной матери -Украине и всему Кошу Запорожскому. Твоя
весть о походе Ибрагима-паши на Чигирин помогла  нам  подготовиться  к
встрече  и  успешно  отбить  нападение...  Напрасно Ибрагим-паша и хан
Селим-Гирей три недели беспрестанно штурмовали Чигирин. Помногу раз на
день  бросали  они свои войска на приступ,  вели подкопы и закладывали
под стены города  пороховые  мины  -  ничто  им  не  помогло!  Чигирин
выстоял,  а Ибрагим-паша с Селим-Гиреем бесславно отступили... Да и мы
здесь,  в Понизовье,  тоже не сидели сложа руки - совершали набеги  на
татарские улусы, громили турецкие переправы через Буг, подстерегали на
Муравской дороге и разоряли вражеские обозы  с  припасами...  Во  всем
этом  есть  и  твоя  доля!  Вовремя получить предупреждение о замыслах
врага - это уже наполовину выиграть сражение!
     - Рад твоим словам,  батько, - скромно ответил Звенигора. -