ь не угрожает. Ее жизни, во всяком случае. А
мы тем временем сделаем все, чтобы освободить ее.
     Воевода переглянулся с женой.
     - Мы всю ночь думали об этом,  - сказал он. - Я уже послал верных
людей в Сливен и в Загору, завтра или послезавтра мы получим подробные
сведения о Златке, если она еще там. Мы благодарны, друг, за сердечную
готовность  помочь нам освободить нашу дочь,  но,  думаю,  мы не можем
требовать от тебя участия в этом деле.  У каждого  свои  заботы,  своя
дорога.
     - Да,  у меня своя дорога. Но она так тесно переплелась с дорогой
Златки, что теперь их разведет разве что сам господь бог! Вот почему я
хочу и должен встретиться с Сафар-беем.
     Воевода снова переглянулся с женой. Сказано достаточно прозрачно.
Нет сомнения - казак влюблен в их дочь,  он и не скрывает этого.  Мало
того,  вроде  даже дает понять,  что имеет на нее не меньше прав,  чем
родители.  Это сразу не понравилось Анке.  Она сжала губы, раздумывая,
как  вести  себя  с чужеземцем,  чтобы и не оскорбить и не дать повода
надеяться на одобрение его чувств.
     Изменение настроения  Анки заметили и Звенигора и воевода.  Казак
не придал этому значения,  а воевода,  по-видимому думавший иначе, чем
жена, постарался сгладить неожиданно возникшую натянутость:
     - Если так,  дело решено:  тебе,  другар Арсен,  придется ехать в
Сливен.
     - Я тоже так думаю,  - спокойно сказал казак. - Кроме меня, никто
из ваших людей не знает ни Златки, ни Якуба.
     - Конечно...  Я рад,  что мы пришли к одной  мысли.  Надо  теперь
подумать,  как это сделать...  Анка, распорядись, пожалуйста, чтоб нам
подали завтрак сюда.
     Жена воеводы  вышла.  Вскоре  гайдутин внес на деревянном подносе
хлеб, холодную телятину, мед и кувшин виноградной ракии.
     Воевода наполнил ракией чарки и сказал:
     - Много лет не было в этой комнате более дорогого  гостя,  нежели
ты,  другар.  Известие  о  Златке  влило  в  наши  сердца  новые силы,
возвратило нас к жизни... За твое здоровье, другар! За наш успех!
     - За ваш успех,  воевода!  - с чувством произнес Звенигора.  - За
гостеприимную Болгарию!
     - Ты что-нибудь слышал о нашем гайдутинском восстании? - оживился
воевода Младен.  - Знаешь о его  целях?  Тебе  известно,  что  все  вы
оказались  среди  тех,  кто  поклялся не складывать оружия до тех пор,
пока болгарская земля стонет  под  властью  турецкого  султана  и  его
сатрапов?
     - Да,  я об этом знаю,  - отвечал Звенигора.  - Я  несколько  раз
бывал  в  Болгарии,  много  рассказывал о вашей борьбе Якуб...  Сейчас
многое вижу собственными глазами.
     - Ты нам сочувствуешь?
     - Еще бы!  Наши народы - братья.  У нас общий враг.  Я не  только
сочувствую, но готов и сам присоединиться к вам. К тому же у меня есть
поручение,  не выполнив  которое  я  не  имею  права  возвратиться  на
Украину...
     - Какое? Не могли бы мы помочь?
     Звенигора рассказал. Воевода развел руками:
     - Только счастливый случай поможет тебе. Турция велика, и найти в
ней человека, особенно невольника, так же трудно, как маковое зернышко
на песчаном морском берегу.  Что ж касается другого...  то и я слышал,
что  султан готовит войну против Московии и Украины.  Собственно,  это
еще надо проверить. Завтра или послезавтра ты поедешь в Сливен с моими
людьми,  чтобы вызволить Златку, и там вам обязательно придется близко
сойтись с Сафар-беем и  его  окружением.  Постарайтесь  проверить  эти
сведения.  Почему  я  остановил  свой выбор на тебе,  а не на ком-либо
другом?  Тебя никто  не  знает,  ты  не  болгарин,  которым  турки  не
доверяют. Ты можешь выдать себя за приезжего купца.
     - Если турки узнают, что я с Украины, меня могут схватить...
     - Выдавай  себя  за  польского купца.  Сейчас султан заигрывает с
польским королем,  чтобы тот не объединился с Русью...  К тому  же  ты
свободно владеешь турецким языком.  Это понравится тем, с кем придется
общаться в  Сливене.  Выдавая  себя  за  сторонника  ислама,  а  то  и
настоящего  потурнака,  очень  быстро  приобретешь  их  доверие.  Если
подтвердится,  что турки готовят военный поход,  мы найдем возможность
предупредить  Запорожье и ставку князя Ромодановского.  Таким образом,
ты сможешь хорошо послужить своей родине и оказать услугу  московскому
царю.
     Звенигора был  удивлен   осведомленностью   воеводы   Младена   о
событиях, происходящих далеко от его родных Балкан.
     Воевода, как бы угадывая мысли казака, говорил дальше:
     - Болгария - маленькая страна. Наших собственных сил для борьбы с
Портою мало.  Чересчур мало.  К тому же враг  посеял  раздор  в  нашем
народе: много болгар стали помаками, принявшими ислам. Но, на счастье,
мы не одиноки!  С нами и сербы, и волохи, и молдаване, а по ту сторону
Черного моря армяне,  грузины...  Греки тоже с нами,  арабы... Все они
только ждут благоприятного времени. Но наша наибольшая надежда на вас,
другари!  На Русь!.. Пусть только сунет спесивый султан голову в пасть
северному  медведю!  Это   станет   началом   его   конца   и   нашего
освобождения!..  Теперь ты понимаешь, друг, почему меня так интересуют
эти  сведения.  (Волохи,  или  валахи  (истор.),  -  жители  княжества
Валахии, впоследствии румыны.)
     Воевода умолк и взглянул в глаза казаку.
     - Я согласен, - ответил Звенигора.
     - Но  ты  не  представляешь  всю  глубину  опасности,  с  которой
неизбежно встретитесь там. Я должен предупредить об этом...
     - Э-э, казаку всю жизнь рисковать головой приходится.
     - Это совсем другое:  в бою, когда рядом друзья, опасность не так
страшна. А там вы встретитесь с Сафар-беем.
     - Ну и что?
     - Это наш самый заклятый враг!  Фанатичный приверженец  ислама  и
опытный воин. Всего два года возглавляет он здесь отряд янычар, а беды
натворил больше,  чем многие турецкие воеводы за двадцать лет. Сжигает
села,  убивает  всех,  на  кого  падает  подозрение  в  связях с нами,
беспощадно расправляется с пленными гайдутинами...  Мы  давно  за  ним
охотимся,  но  безуспешно.  Это хитрый и коварный враг!  Хорошо владея
болгарским языком,  он часто сам переодевается крестьянином,  ходит по
базарам,   выслеживает,  подслушивает  неосторожных  горцев,  а  потом
неожиданно налетает со своими головорезами на селения  и  все  предает
огню...  Я уверен, что про Момчила он тоже что-нибудь пронюхал. Момчил
- мой давний друг,  мои глаза на побережье, моя надежная рука там... Я
всегда знал,  сколько войск и каких турки забросили через побережье ко
мне в тыл.  Через Момчила мы получали от  венецианских  купцов  порох,
свинец  и  фузеи...  Теперь  старик схвачен.  Его смерть тоже будет на
счету Сафар-бея!..  Этому негодяю надо...  -  Воевода  резко  взмахнул
рукой,  что  могло означать только одно - снять голову с плеч.  (Фузея
(франц.) - кремневое ружье.)
     - Понимаю, - сказал Звенигора.
     - Но главное  задание,  Арсен,  дорогой  мой  другар,  освободить
Златку... Об этом надо думать прежде всего...
     - Подождите!..  У меня есть еще одна просьба!  - На пороге стояла
Анка.  Она вошла тихо и,  очевидно,  слышала конец беседы. - Много лет
прошло с тех пор, как украли наших детей. Теперь мы узнали о Златке. А
Ненко?..  У  меня до сих пор еще теплится надежда,  что я когда-нибудь
встречу нашего Ненко... Он жив! Материнское сердце чувствует... Может,
удастся, другар, встретить кого-нибудь еще, кто помнит негодяя Гамида,
расспроси осторожно о той давней истории.  Чего  доброго,  найдется  и
след сына...
     Воевода нахмурился и  отошел  к  окну.  Анка  остановилась  перед
Звенигорой.
     - Я постараюсь узнать,  пани Анка,  - тихо  сказал  казак.  -  Но
столько лет прошло...
     - Не думай,  что мы не искали его! - Женщина побледнела, глаза ее
затуманились.  -  Младен  не жалел ни сил,  ни денег...  Однако ничего
определенного мы не узнали. Гамид словно в воду канул. А с ним исчезли
и  дети...  Одна-единственная  весточка  дошла  к  нам от одной старой
ахчийки из Ямболя.  Она рассказала,  что однажды в харчевне ее хозяина
остановился молодой ага со свитой.  С ним было двое детей, которых ага
приказал ей искупать...  Девочка тихо сидела в уголке и испуганно, как
затравленный  зверек,  смотрела  на  чужих людей,  а мальчик все время
плакал,  отбивался от аги,  отказывался  есть  и  был  очень  грязный.
Старушка  уговорила  мальчика  раздеться  и посадила в корыто,  начала
купать.  Когда ага на минутку вышел,  она спросила мальчика,  как  его
звать.  "Ненко", - ответил тот. Но в это время вернулся со двора ага и
приказал замолчать. Так ахчийка и не успела узнать у мальчика, кто они
и откуда. Однако хорошо запомнила, что у мальчика на правой руке, ниже
локтя,  три белых шрама... Такие шрамы были у нашего Ненко... (Ахчийка
(болг.) - кухарка.)
     Голос женщины задрожал,  она замолкла. Воевода обнял ее за плечи,
утешая, и незаметно подал знак Звенигоре, чтобы он оставил их.
     Звенигора молча поклонился и вышел.

3

     На следующий день на перевале Вратник появился большой купеческий
обоз. Взмыленные кони с натугой тянули тяжелые крытые возы. Возницы то
подбадривали усталых животных криками, то хлестали кнутами.
     Впереди обоза,  удалившись шагов на сто,  ехали два всадника. Это
были  Звенигора  и  Драган.  Но  их  трудно  было  узнать:   Звенигора
переоделся  богатым  львовским купцом-турком,  на боку у него кинжал и
два пистолета,  искрящихся на солнце перламутровыми рукоятками. Драган
одет  скромнее,  широкие  поля шляпы затеняют худое загорелое лицо,  в
руке тяжелая дубовая палица.
     Узкая каменистая   дорога   круто  поднималась  вверх.  По  обеим
сторонам мрачной стеной стояли сосновые и еловые леса. Зеленая тишина,
наполненная  густыми  запахами трав и смолы,  дышала тревожным покоем,
заставляла путников внимательнее всматриваться в пустые заросли.
     - Скоро? - спросил Звенигора.
     - Сейчас уж перевал,  - ответил Драган.  - За этим поворотом  нас
ждут. А застава стражников чуть дальше... Услышат стрельбу - прибегут.
     Несколько минут спустя обоз достиг вершины перевала.  Здесь  было
просторно.  В  одном месте дорога расширялась так,  что образовывалась
большая площадка,  поросшая вереском и загроможденная мелкими камнями.
Слева площадка заканчивалась крутым обрывом, справа стоял непроходимый
ельник.
     - Здесь, - сказал Драган и, приподнявшись, свистнул.
     И сразу же затрещали в лесу выстрелы из  пистолетов  и  янычарок.
Возницы  остановили коней,  начали торопливо разворачивать возы назад.
Снова загремели выстрелы.  Над головами просвистели  пули.  Бросив  на
произвол  обоз,  Звенигора и Драган ударили под бока коней,  понеслись
вперед, крича:
     - На помощь! На помощь! Разбой!..
     Издалека донеслись удары колокола. Драган завопил еще громче:
     - Сюда! На помощь! Грабят!..
     Стрельба прекратилась. Возы развернулись, и возчики погнали коней
вниз. На дороге осталось десятка два вооруженных людей, выскочивших из
леса.  Некоторые из них погнались было за Звенигорой и  Драганом,  но,
заметив конный отряд стражников,  вынырнувших с криком и свистом из-за
красноватой скалы, повернули назад и присоединились к своим товарищам.
     - Что  здесь происходит,  гнев аллаха на ваши головы!  - гаркнул,
останавливаясь перед убежавшими, дородный пожилой халавуз с окладистой
седой   бородой.   (Халавуз   (турец.)  -  стражник,  здесь:  старшина
стражников.)
     Звенигора соскочил  с  коня,  поклонился,  ударив  руками  о полы
кафтана:
     - Разбойники!  О  аллах!  Догоните негодяев!  Они забрали все мои
возы с товарами!  О вай,  вай! Что я теперь буду делать, несчастный?..
Прошу вас - догоняйте! Я щедро всем заплачу!..
     Однако стражники не тронулись с места.  Халавуз приложил  ко  лбу
руку козырьком и посмотрел на дорогу, где вдали виднелись гайдутины.
     - Их много? - спросил он.
     - А  кто  их  знает,  -  вмешался  в  разговор  Драган.  - Может,
двадцать, а может, и пятьдесят...
     - Нас слишком мало, чтобы их преследовать, - перебил халавуз.
     К вечеру "купцы" в сопровождении двух стражников прибыли в Сливен
-  небольшой  городок  в  южном  предгорье  Средней  Планины.  Кривыми
улочками добрались до базарной площади,  завернули  в  хан  -  заезжий
двор,  где можно было поесть и переночевать.  Хозяин хана,  старый, но
расторопный Абди-ага,  хорошо разбирался в людях и сразу,  по  одежде,
оценил нового постояльца.
     - Весь мой дом к  услугам  высокочтимого  аги,  -  поклонился  он
Звенигоре. - Что будет угодно?
     - Комнату для меня и моего проводника.  Ужин на двоих. И - покой.
Я хочу отдохнуть после всего, что пережил на Вратнике...
     - На перевале на вас напали разбойники?
     - Да. Они захватили моего отца и забрали все мое добро, которое я
вез из самого Львова.
     - Аллах экбер, какая утрата!
     - И что хуже всего - я мог бы возвратить мои  возы,  если  бы  не
трусость  стражников,  побоявшихся погнаться за гайдутинами.  Пугливые
ишаки! Я пожалуюсь беглер-бею на них, будьте уверены!
     - О-о,  ага  -  смелый  человек,  если действительно отважится на
такое!
     - Ты думаешь, это небезопасно?
     - Для нас - да.  Но ты  чужестранец.  К  слову,  если  мне  будет
позволено, я хотел бы дать совет...
     - Пожалуйста.
     - Нет надобности ехать к беглер-бею. Как мне известно, сливенский
паша и ага Сафар-бей имеют чрезвычайные полномочия вершить все дела  в
околии. Обратись, ага, к ним. (Околия (болг.) - округ.)
     - Этот совет стоит обдумать. Благодарю, Абди-ага.
     - Не за что. Прошу извинить меня, тороплюсь уйти: надо рассказать
соседу о такой важной новости.  Он снаряжает караван в Сучаву и должен
знать,  что  Вратник  опасен...  А  вы  отдыхайте.  Все  будет к вашим
услугам.

САФАР-БЕЙ

1

     После завтрака  Звенигора  побрился   перед   небольшим   тусклым
зеркальцем  и  начал  одеваться.  Дорогая  одежда,  раздобытая  людьми
воеводы Младена,  была тесновата,  зато хорошо  подчеркивала  стройную
фигуру и крепкие мышцы плеч.
     - Ну и купец! - усмехнулся Драган. - Настоящий Самсон! Непривычно
видеть торговца с выправкой воина.
     - Тесс!  -  подморгнул  Звенигора,  подкидывая  на  ладони  тугой
кошелек.  -  Вот  веское  доказательство  того,  что я купец.  Спасибо
воеводе,  не поскупился!.. Ну, а на случай чего надо, иметь при себе и
кус острого железа.  Признаться, к нему я больше привык, чем к золоту.
- Он пристегнул к потайному поясу небольшой  кривой  ятаган  в  мягком
сафьяновом чехле, который утонул в широких складках шаровар.
     Послышался скрип ступеней,  и в  комнату  вошел  хозяин  заезжего
двора:
     - Мир вам, правоверные! Я рад видеть вас в добром здоровье.
     - Благодарю,  ага-джан,  -  отвечал Звенигора.  - Мне приходилось
останавливаться в богатых  ханах,  но  такого  гостеприимства,  как  у
Абди-аги,  не  встречал  нигде.  С  этих  пор все мои друзья и я будем
останавливаться только здесь!
     - Высокоуважаемый  Кучук-эфенди будет еще более высокого мнения о
своем слуге покорном,  когда узнает, что я принес радостную весть... -
расплылся в улыбке старый турок.
     - Что, схватили тех разбойников? Вернули мои богатства?
     - К  сожалению,  нет.  Но  тебя  приглашает к себе городской паша
Каладши-бей.  Он желает из первых уст услышать о нападении  гайдутинов
на купеческий обоз.
     - Всего-то? - Звенигора не скрыл своего разочарования.
     - Разве  этого мало?  - удивился турок.  - Не каждого чужеземного
купца,  пусть даже правоверного,  наш паша удостаивает  такой  высокой
чести... Но буду вполне откровенен: не в нем сила. Мне стало известно,
что там будет и Сафар-бей - гроза гяуров, главный защитник ислама!
     - Он сможет помочь мне в моей беде?
     - Ну конечно!  Сейчас вся военная власть в околии  в  его  руках.
Достаточно  одного его слова,  и на поиски вашего обоза выступят сотни
аскеров... А это что-нибудь да стоит!
     - Тогда я и правда очень благодарен, почтенный Абди-ага, за такую
весть. Постараюсь воспользоваться твоим советом.
     На площади,  перед домом паши,  толпились,  тихо переговариваясь,
люди, в основном военные и гражданские чиновники.
     Когда Звенигора  и  Драган  подошли  к  дверям  дома,  дорогу  им
заступили два аскера:
     - Входить нельзя!
     - Но меня пригласил паша Каладжи-бей, - удивился Звенигора. - Как
же так?
     - Твое имя?
     - Купец Кучук.
     - Сейчас. - И аскер исчез за дверями.
     Вскоре он  вернулся  в  сопровождении  слуги,  который  пригласил
Звенигору следовать за ним Драган остался на площади.
     По деревянным  скрипучим  ступеням  Звенигора  поднялся на второй
этаж и  вошел  за  слугой  в  большой  зал,  где  группками  стояли  и
беседовали друг с другом десятка два нарядно одетых людей.
     Слуга низко поклонился и громко объявил:
     - Купец из Львова ага Кучук!
     Звенигора шагнул вперед и тоже поклонился:
     - Мир   этому   дому!   Я   приветствую   тебя,  светлейший  паша
Каладжи-бей!  Благодарю,  что  позволил  предстать  пред  очи  твои  и
усладить слух твоими мудрыми речами!
     Разговоры сразу прекратились,  и все присутствующие обернулись  к
злосчастному  купцу,  о  котором вчера и сегодня только и говорилось в
городе.
     Паша Каладжи-бей,  невысокий,  носатый толстяк,  несмотря на свою
тучность, быстро пересек зал и остановился перед Звенигорой. В отличие
от   гостей  он  был  одет  по-домашнему,  в  черный  шелковый  халат,
подпоясанный тонким шелковым поясом с цветными кистями на концах.  Его
седые лохматые брови от удивления высоко поднялись:  он не ожидал, что
какой-то там купчишка из далекой варварской страны  сумеет  так  тонко
ему  польстить.  А  лесть  в высших кругах Османской империи считалась
признаком хорошего тона и  не  вызывала  осуждения  и  отвращения.  От
удовольствия выпученные карие глаза паши заблестели.
     - Я рад приветствовать в своем доме купца из  дружественного  нам
Ляхистана!  Мы  слышали,  что  нашего  друга  постигло несчастье:  его
имущество захватили разбойники.  Я и мои друзья  искренне  сочувствуем
тебе...   э-э-э...   высокочтимый...  э-э-э...  (Ляхистан  (турец.)  -
Польша.)
     - Ага Кучук, - подсказал Звенигора.
     Паша кивнул головой и заговорил снова:
     - Я приложу все силы, чтобы покарать разбойников...
     - И возвратить мне мое добро, - вставил Звенигора.
     Но паша сделал вид, что не расслышал этих слов.
     - Я пригласил тебя, ага, чтобы узнать о подробностях нападения...
Может,  это  наведет  славных защитников падишаха,  непобедимых воинов
властителя трех материков, на след мерзких грабителей.
     Звенигора почувствовал   себя  непринужденно.  Все  идет  хорошо.
Легкое волнение,  которое он испытал  перед  входом  в  зал,  исчезло.
Появилась уверенность, что все закончится благополучно.
     - Благодарю за сочувствие,  эфенди. Правда, я был очень расстроен
случившимся. Но, к счастью, немалая часть моего богатства осталась при
мне в виде драгоценностей, с которыми в дороге я не расстаюсь.
     - О!.. - вырвалось у Каладжи-бея.
     - Это позволит мне,  о светлейший паша,  засвидетельствовать тебе
свое  уважение  скромным  подарком...  -  Звенигора  вынул  из кармана
золотой перстень с драгоценным камнем.
     По залу  прокатился  сдержанный гул.  Гости вытягивали шеи,  чтоб
лучше рассмотреть и подарок и необычного купца.
     От наблюдательного  взгляда  Звенигоры не ускользнуло,  как жадно
блеснули глаза паши.  Он с удовольствием принял перстень, надел его на
палец,   некоторое   время   полюбовался  самоцветом,  подставлял  его
солнечным лучам, а потом взял Звенигору под руку:
     - Благодарю,  мой друг! Позволь познакомить тебя с моими гостями.
Это  достойнейшие  люди  нашего  города,  а   также   отважные   воины
солнцеликого падишаха, да продлит аллах его годы!
     Он вел Звенигору вдоль ряда гостей и называл  их  имена.  Наконец
Звенигора услышал имя, не выходившее у него из головы: