оскорбить перед  соплеменниками
его гордость, чтобы вынудить его на поединок. - Хотя я давно знаю, что
ты трус!  Ты не выйдешь,  так как не уверен в себе!  Давно уже  ты  не
воин, а жирный евнух! К тому же коварный, как шакал!
     Спахии в замешательстве перестали нападать на казаков, окружив их
кольцом. Ждали, что ответит Гамид. По правде сказать, они обрадовались
такому повороту дела - никто не хотел лезть под саблю этого шайтана.
     Но Гамид рассудил иначе.
     - Кидайте арканы!  Берите его живьем!  - закричал  он  воинам.  И
обратился  к аге первого отряда:  - Джаббар-ага,  это твоя добыча,  но
заклинаю тебя аллахом - отдай мне! Этот гяур - мой бывший раб!
     - Я с удовольствием отдаю его тебе,  Гамид-ага, - ответил молодой
красивый ага Джаббар.
     - Благодарю тебя,  Джаббар-ага.  Пускай аллах осуществит все твои
желания!.. Эй, аскеры, вперед! Схватить этого гяура!
     Над головами   казаков   прошелестело   несколько   арканов.  Они
перерубили их саблями.  Тогда Гамид вытащил  из-за  пояса  пистолет  и
выстрелил в Пивня.
     - О проклятый! - вскрикнул молодой казак, падая с Коня.
     Арсен остался в одиночестве против сотни врагов.  В кольце, как в
пасти.  Снова взвились над его головой арканы.  Несколько  из  них  он
успел  перерубить.  Но  вдруг в глазах потемнело:  страшная сила сжала
горло, вырвала из седла. Выпустив саблю, казак тяжело упал на землю.
     Его тут же подняли, ослабили на шее аркан.
     Гамид спрыгнул с коня, остановился перед ним:
     - И все-таки ты не убежал от меня, раб!
     Арсен не отвечал.  Для чего?  Разве впервые он смотрит  смерти  в
глаза?  Привык...  Беспокоила  мысль:  успеют ли товарищи добраться до
леса?  Взглянул через  головы  спешившихся  спахиев  -  заметил  вдали
маленькую,  чуть заметную в предвечерней мгле тучку пыли.  Уйдут! Даже
если сейчас спахии кинутся в  погоню,  -  уйдут!..  Но  турки  или  не
заметили  беглецов,  или  же  удовлетворились  кровавой  победой  и не
торопились  садиться  на  коней.  Одни  перевязывали  раненых,  другие
добивали  казаков,  а  третьи,  окружив агу и плененного запорожца,  с
интересом наблюдали, что будет дальше.
     - Повесьте,  собаку!  -  без  долгих  раздумий  указал  Гамид  на
одинокое дерево, что росло поблизости на холме.
     Всем это понравилось.
     - Повесить! Повесить! - раздались голоса.
     Двое наиболее  прытких  помчались  к  дереву  с  арканом в руках.
Другие потащили казака следом.  Кто-то толкнул его  в  спину,  кто-то,
выскочив  вперед,  дернул  за  жупан,  да  так  сильно,  что  отлетели
пуговицы.
     Из-за пазухи выпал белый свиток бумаги.
     - Ага,  у него письмо!  - выкрикнул  молоденький  безусый  аскер,
нагибаясь и поднимая свиток.
     - Письмо?  - Гамид  схватил  бумагу,  развернул  и,  увидев,  что
написано не по-турецки, поднял глаза на Звенигору. - Кому?
     - Великому визирю Мустафе,  пусть бережет его аллах! - ответил не
задумываясь Арсен.
     - Что?  -  Гамид  явно  оторопел.  Повертел   бумагу   в   руках,
бессмысленно  взглянул  на агу Джаббара,  который был поражен не менее
Гамида. - От кого?
     - От кошевого атамана Серко. От Урус-Шайтана, как вы его зовете.
     Спахии молча переглянулись.  Их  озадачило  письмо,  которое  так
неожиданно  изменило  всю  обстановку,  а  особенно удивила правильная
турецкая речь казака.  Не совершили ли они роковую  ошибку,  разгромив
казацкий  отряд  и схватив посланца самого Урус-Шайтана?  Кара-Мустафа
скор на расправу!  Слава аллаху,  что в последнюю минуту хоть о письме
узнали и оно будет вручено по назначению.
     И Гамид,  и ага Джаббар молчали.  Ага Джаббар побледнел:  это  он
приказал  преследовать и уничтожить запорожский отряд.  Ему и отвечать
перед визирем.
     Наконец Гамид нарушил молчание:
     - Что пишет Урус-Шайтан?
     Голос его дрогнул. Гамиду лучше, чем кому-либо из присутствующих,
было известно,  что султан хотел привлечь на свою сторону запорожцев и
что они ответили отказом.  Но,  может,  они изменили свое решение.  От
этих сорвиголов можно всего ожидать!  Гамид сразу понял, что Звенигора
снова  выскальзывает  у  него  из рук.  Эх,  почему он стрелял в того,
другого,  а не в этого проклятого гяура!..  Страх и злоба терзали  его
сердце, и он не знал, какое чувство пересиливает.
     - Ну, так что же пишет Урус-Шайтан?
     - Я  не имею права читать вам письмо,  предназначенное визирю!  -
отрезал Арсен,  почувствовав, что расстояние до дерева, на котором его
хотели  повесить,  значительно  увеличилось.  - За это визирь прикажет
снять головы и  мне  и  вам!  Запорожцы  решили  служить  солнцеликому
султану, и кошевой, наверно, оповещает об этом великого визиря.
     Гамид крякнул. У него отнялся язык, а злоба лишила разума.
     - Ты  брешешь,  гяур!  Зачем же ты убегал тогда?  Зачем рубился с
нами?
     - А что нам оставалось делать?  Не мы же напали,  а вы на нас. Мы
только защищались!
     - Я  сам  передам  письмо  визирю!  -  вдруг твердо заявил Гамид,
решившись на отчаянный поступок. - А ты, собака, должен поплатиться за
смерть  стольких  воинов,  которых ты убил вместе со своими шайтанами.
Эй,  люди,  ведите его к дереву!  Да подтяните  повыше,  чтобы  скорее
предстал перед аллахом!
     - Не трогайте! - выступил вперед ага Джаббар. - Гамид-ага, шайтан
помутил   твой  разум,  несчастный!  Что  ты  надумал?  Визирь  и  так
разгневается на нас. А что он скажет, когда станет известно ему о том,
что мы, зная уже, кто этот казак, казнили его?.. На коней! На коней! И
в ставку визиря! Положимся на его милость, и пусть бережет нас аллах!

3

     Кара-Мустафа был  в  отчаянии.  Еще  один   "генеральный"   штурм
Чигирина  потерпел  неудачу.  Тысячи  сынов  Магомета  сложили сегодня
головы в глубоких апрошах,  во рвах под  стенами  и  на  самих  стенах
города. О походе на Киев и на Левобережье, о чем лелеял глубоко в душе
надежду визирь,  нечего и думать.  Почему-то не  возвращается  обоз  с
речки Корабельной...
     Проклятый город!  Остались только одни руины да крепость на горе,
а  держится!  Думал,  сегодня никакое чудо не спасет его от падения...
Так нет же - выстоял! Гяуры-урусы умирают, но не сдаются! Ромодан-паша
и гетман Самойлович могут радоваться победе...  Радоваться? Нет, рано!
Одному  из  них  он,  визирь,  нанесет  удар  в  самое  сердце!  Такой
мучительный и страшный удар, от которого и сам шайтан содрогнется!
     Визирь хлопнул в ладоши. В шатер вошел ага.
     - Привезли уже князя Андрея, сына Ромодана-паши?
     - Да,  великий  визирь.  Ханские  нукеры  только  что  прибыли  с
плененным княжичем.
     - Приведите его сюда!
     Два аскера  ввели  закованного  в кандалы,  желтого,  измученного
пленника.  Почти десять лет назад попал юный Ромодановский в  полон  к
татарам.  Хан,  под  нажимом Стамбула,  не отпускал его,  хотя воевода
Ромодановский предлагал за сына большие деньги  или  знатных  крымских
мурз, находящихся у него в плену.
     Визирь повел бровью - аскеры, кланяясь, вышли.
     - Ты понимаешь по-татарски, князь?
     - Немного, - слегка поклонился князь Андрей.
     - Ты знаешь,  что твой ата - воевода войска урусов под Чигирином?
(Ата (турец.) - отец.)
     - Знаю.
     - Завтра ты  будешь  вольный,  если  напишешь  отцу,  чтобы  сдал
Чигирин... То есть получишь волю после того, как воевода сдаст город!
     - Я этого не напишу, великий визирь.
     - Я заставлю тебя сделать это!
     - Даже  аллах  не  заставит!  Извини  меня  великодушно,  великий
визирь.
     - Тогда ты умрешь страшной смертью!
     - Значит, умру. Все мы смертны.
     Визирь с удивлением посмотрел на пленника. Юродивый или фанатик?
     В это время откинулся полог шатра - вошел ага. Поклонился.
     - Великий визирь,  отряд спахиев захватил в поле казака-запорожца
с важным письмом от Урус-Шайтана Серко.
     - О чем письмо?
     - Как   будто   о   том,  что  запорожцы  желают  служить  нашему
наияснейшему султану.
     - Введи казака!.. Постой, кто его захватил?
     - Джаббар-ага и Гамид-ага,
     - Пусть тоже войдут.
     Ага хлопнул в ладоши - аскеры  ввели  в  шатер  Звенигору.  Потом
зашли Гамид и Джаббар-ага. Поклонились визирю до земли.
     Звенигора был со  связанными  руками  и  поздоровался  с  визирем
легким поклоном головы.
     - Почему посланец связан? - нахмурил брови визирь.
     Джаббар-ага хотел что-то ответить,  но его опередил Гамид. Это он
настоял, чтобы казак был связан.
     - Я не доверяю ему, великий и высокочтимый визирь. Это мой бывший
раб,  невольник,  который поднял восстание, сжег мое поместье, а потом
убежал. Я прошу, великий повелитель правоверных, отдать мне его потом,
чтобы я мог свершить над  ним  справедливый  суд,  -  сказал  Гамид  и
поклонился еще ниже.
     Кара-Мустафа выслушал его рассеянно.
     - Где письмо?
     Джаббар-ага подал белый свиток.
     - Но  кто  же  мне  прочтет  его?  Позовите драгомана!  (Драгоман
(франц.) - переводчик при посольстве на Востоке.)
     - Я прочитаю, - выступил вперед Звенигора.
     - О, ты понимаешь по-турецки?
     - Да, великий визирь.
     - Развяжите ему руки!
     Блеснул ятаган аги, и веревка упала вниз.
     - Читай! - приказал Кара-Мустафа.
     Звенигора взял  бумагу.  На миг замялся,  соображая,  что делать.
Переводить действительный текст или продолжать  обманывать  и  визиря,
как обманул Гамида с Джабба-ром?  Если сделать первое, то, безусловно,
лишат головы,  зато визирь будет поражен в самое сердце  известиями  о
падении  Кызы-Кермена и разгроме турецкой флотилии...  Если же сделать
второе, то казнь оттянется на какой-нибудь час, пока придет драгоман и
переведет  письмо  правильно...  А потом?..  Потом все равно смерть!..
А-а, пан или пропал - читай, как есть, Арсен!
     Он расправил  бумажный  лист и начал громко переводить,  следя за
выражением лица визиря.  Сначала Кара-Мустафа  слушал  с  недоумением,
потом начал багроветь. Падение Кызы-Кермена! Флотилия с припасами! Это
была страшная неожиданность. Как гром среди ясного неба...
     - "...Июля 12 дня против Краснякова,  - продолжал Звенигора,  - в
устье Корабельной,  ударил на те все суды,  овладел ими,  одно  только
судно  парусами  и  многими  гребцы ушло...  Вызволены все невольники,
взято  пятьсот  полоненников,  семь  пушек,  тридцать  знамен  и   все
продовольствие,  а такожды корабельного пашу... Ясырь, предназначенный
для тебя,  ясновельможный гетман,  оставил под стражей в  Кардышине...
Пашу  с  верными людьми посылаю к тебе с тем,  чтобы ты отправил его в
подарок  его  царской  милости  государю  московскому...   А   сам   с
товариством иду на Буг к турскому мосту и заставе,  которую, даст бог,
погромлю... Кошевой атаман Серко".
     - Что  все  это  значит?  - выкрикнул визирь.  - Ты меня обманул,
гяур?
     - Нет, великий визирь, я обманул не тебя, а своего злейшего врага
Гамида. А тебе я прочитал настоящее письмо кошевого.
     - А ты ведаешь, что тебя ожидает?
     Вперед выступил Гамид:
     - Великий    повелитель    правоверных,   разреши   мне   наконец
расправиться с собакой!  Прошу даровать мне такую  милость,  мудрейший
советник властителя трех материков!
     Раздраженный Кара-Мустафа, кажется, только сейчас вспомнил, что в
шатре  находятся  посторонние  люди,  которым  не следовало бы слышать
такие горькие для турок вести из Запорожья. Он вспыхнул:
     - Прочь все отсюда! И забудьте о том, что здесь слышали!
     Гамид, Джаббар-ага,  а  также  стражники,  пятясь  и  беспрерывно
кланяясь, бесшумно скрылись за пологом.
     Князь Андрей коснулся плеча Арсена, сказал тихо:
     - Спасибо, казак, за добрые вести. Утешил мое сердце.
     - Кто ты такой?  - с сочувствием посмотрел Арсен на закованного в
кандалы невольника.
     - Князь Андрей Ромодановский.
     - Что?! - воскликнул Арсен. - Ты сын боярина Ромодановского?
     - Да. А ты знаешь моего отца?
     - Еще бы! Я недавно встречался с ним и разговаривал.
     Визирь молча следил за их беседой.  Не перебивал.  Вслушивался  в
чужую речь и о чем-то напряженно думал.  Глаза его горели.  На высоком
темном лбу собрались тугие морщины.
     Неожиданно он хлопнул в ладоши. Вошел ага.
     - Увести невольника!
     Князя Андрея повели из шатра.
     Визирь встал,  подошел  к  Арсену.  Долго   сверлил   его   молча
пронизывающим взглядом узких черных глаз. Наконец произнес:
     - Ты родился под счастливой звездой, гяур! Благодари аллаха!
     Арсен недоуменно взглянул в колючие глаза визиря,  не понимая,  к
чему тот клонит. А визирь продолжал:
     - Ты знаешь, кто этот невольник?
     - Знаю. Несчастный сын воеводы Ромодановского.
     - Да, сын Ромодана-паши... Его судьба сегодня тесно переплелась с
твоей.
     - Каким образом?
     - Сейчас я напишу письмо Ромодану-паше. А ты - отнесешь.
     - Значит...
     - Да,  ты будешь свободен.  Мои люди выведут тебя к самому  стану
урусов.
     Кара-Мустафа прошел в  глубину  шатра  к  походному  столику,  на
котором в подсвечнике горела свеча, взял длинное белое перо, задумчиво
посмотрел в маленькое слюдяное оконце.  Потом порывисто кинул перо  на
стол и повернулся к казаку:
     - Нет,  писать не буду! Передашь Ромодану-паше на словах... Слово
в слово!.. Слушай внимательно!

4

     - Невероятно!  -  воскликнул  боярин  Ромодановский,  вскакивая с
изящного, обтянутого красным бархатом стула. Он находился у гетмана, а
тот  любил роскошь и уют - даже в походах возил за собою дорогие вещи:
кресла,  кровати,  наряды.  - Невероятно! Ты видел моего сына? В шатре
самого Кара-Мустафы? Значит, татары все же поддались настояниям турок,
выдали им князя Андрея! Что же сказал визирь?
     Ромодановский был  взволнован.  Нервно  дергал  себя  за  бороду,
тяжело дышал. Подошел, положил руку на плечо Арсену:
     - Говори!  Все  говори,  ничего  не скрывая.  Я догадываюсь,  что
нелегкую весть ты принес мне сегодня...  Но лучше горькая правда,  чем
сладкая ложь!
     - Боярин,  мне тоже нелегко решиться передать слова визиря.  Но я
должен.  Так что прости ради бога, когда мои слова причинят тебе боль,
- потупился Звенигора.
     Ромодановский молча   кивнул   головой,  а  Самойлович,  нахмурив
седоватые брови, кинул строго:
     - Говори же!
     - Визирь хотел написать письмо,  но передумал.  Хитрый.  Побоялся
доверить свои мысли бумаге.  Потому решил все передать устно...  И это
спасло меня от смерти...  Визирь сказал:  "Передай Ромодану-паше,  что
его  сын в моих руках.  Ты видел его и можешь подтвердить это боярину,
чтобы он поверил мне... Князь Андрей еще молодой человек и хочет жить.
Ромодан-паша имеет возможность спасти сына,  если любит его...  Но для
этого он должен сдать Чигирин!..  Я не требую,  чтобы  Ромодан-паша  и
гетман  сдавались  мне  с войском.  Знаю,  что на такое они никогда не
пойдут.  Это была бы  чересчур  высокая  плата  за  головы  даже  трех
сыновей!..  Но Чигирин, в котором уже нечего защищать, они могут сдать
без ущерба для себя.  А мне нужно взять хотя бы руины города, ибо я не
хочу разделить участь Ибрагима-паши!.." Так сказал визирь Мустафа.
     Арсен замолк. Ромодановский с усилием поднял голову.
     - Что еще сказал визирь? Все говори!
     - Он сказал:  "Если я завтра к полудню не вступлю в  Чигирин,  то
прикажу  с  головы живого князя Андрея содрать кожу,  набить соломой и
отвезти старому Ромодану-паше в подарок!.." Прости, боярин, я повторяю
слова проклятого басурманина.
     Ромодановский стиснул руками виски, застонал.
     - Боже, за что посылаешь мне такое испытание!..
     Самойлович обнял его за плечи,  посадил на кровать. Поднес кружку
вина.
     - Григорий Григорьевич,  дорогой, успокойся! Все будет хорошо! Ты
только вдумайся в слова визиря... Ведь в них признание того, что турки
потеряли веру в победу.  Кара-Мустафа отступил бы и сегодня, но боится
гнева султана. Ему нужно хотя бы на один день вступить в Чигирин... Ну
так пусть берет его!
     Заметив напряжение и недоумение на лице Звенигоры,  гетман махнул
ему рукой,  чтоб вышел,  а потом,  закрыв за  казаком  тяжелый  полог,
продолжил свою мысль:
     - Чигирин дотла разрушен. С каждым днем его все трудней и трудней
оборонять...
     - Однако  турки  не  могут  его  взять!  -  возразил   князь.   -
Сегодняшний штурм закончился,  как и все предыдущие, отступлением... К
тому же разрушен только город,  а крепость почти не повреждена!  В ней
много пушек, пороха, припасов...
     - Однако ж,  боярин,  вспомни и о сыне...  У меня  самого  сердце
кровью обливается при одной только мысли,  что Чигирин надо сдать.  Но
что поделаешь?..  Чигирин  -  не  Украина  и  не  Москва!  Мы  взорвем
крепость,  подожжем  город  -  и  пусть тогда Кара-Мустафа въезжает на
белом коне на Чигиринскую Каменную гору!  Не  велика  для  него  будет
честь!
     - А что скажет царь? - воскликнул боярин.
     Видно было,  что в душе он был согласен с доводами гетмана о том,
что вступление турок в Чигирин  никак  не  означало  бы  покорения  им
Украины,  а  тем более России.  Но он боялся,  что эта сдача,  которая
спасла бы жизнь князя Андрея,  будет расценена и на Украине и в России
как поражение войска русского и украинского.
     - А что скажет царь,  если турки отступят?  - настаивал на  своем
Самойлович.  - В том,  что они отступят, я уверен! Уже сейчас они едят
одну конину.  Запорожцы перерезали все дороги,  захватили  флотилию  -
подвоза почти никакого!  У нас сто двадцать тысяч войска,  много ядер,
пороха, продовольствия... Визирь знает об этом. Ему остается один путь
- бежать на юг,  в Турцию. А это означает, наконец, что победили мы! И
войско нам спасибо скажет,  ибо этим мы сохраним тысячи  стрелецких  и
казацких голов... Ну, решай, Григорий Григорьевич!
     Ромодановский долго молчал.  Потом вздохнул и сказал  глухо,  как
сквозь слезы:
     - Гетман, я ценю твою доброту ко мне. Однако согласиться с твоими
рассуждениями  не  могу...  Завтра или послезавтра Кара-Мустафа начнет
новый штурм, и мы должны быть готовы к тому, чтобы отбить его! Поэтому
я  сегодня  же  введу  в Чигирин свежий стрелецкий полк,  а тебя прошу
подкрепить гарнизон полком сердюков.
     У Самойловича  опустились плечи.  Этот приказ - смертный приговор
для  княжича  Андрея.  Гетман  сокрушенно  покачал  большой  седоватой
головой, подошел к боярину, обнял его.
     Ромодановский долго стоял неподвижно, закрыв ладонями лицо, потом
горестно застонал и хрипло прошептал:
     - Сынок мой, прости меня!..

5

     Выйдя из шатра воеводы, Арсен некоторое время постоял на песчаном
холме,  откуда  был  виден  Чигирин  и  турецкие  окопы  по ту сторону
Тясмина.  Синяя  вечерняя  дымка  поднималась  с  лугов   и   медленно
обволакивала   все   вокруг.  Стояла  необычайная  тишина.  Ни  одного
выстрела.  А всего какой-нибудь час назад земля  дрожала  от  пушечной
пальбы и взрывов бомб, от топота и криков многих тысяч воинов.
     Звенигора старался  рассмотреть  сквозь  дымку   дом   коменданта
города.   Там   где-то   Роман.   Жив  ли  он?..  Когда  шел  к  князю
Ромодановскому,  хотел еще раз попросить  его  за  друга,  но  старому
воеводе теперь не до того...
     Напрямик, пологим  песчаным  склоном,  направился   Звенигора   к
Калиновому мосту.

     Чигирин тех  времен  -  достаточно  большой  город.  Он привольно
раскинулся на покатой равнине под крутой  Чигиринской,  или  Каменной,
горой.  Земляной  вал с палисадами тянется от Тясмина до самого южного
края Каменной горы,  на которой высится мощный замок,  построенный  из
рыжеватого тесаного песчаника.
     Несмотря на ночь, в городе шумно. Горят костры. Снуют черные тени
стрельцов и казаков. Изредка проскачет всадник.
     Звенигора с Гривой и  Кузьмой  Рожковым  остановились  у  костра,
разложенного  прямо  посреди  площади.  Вокруг  костра  большая группа
воинов.  В кругу,  на  сосновой  колоде,  сидит  кобзарь.  Красноватые
отсве