к  долине Трех баранов?  Оно ведет до Кызыл-Ирмака.  Возьми
свой отряд урусов и часть людей Бекира,  зайди в тыл  Гамиду  по  тому
ущелью  и  перережь  ему дорогу к отступлению - чтоб ни одна собака не
ушла. Иди и пусть бережет тебя аллах!
     Отряды отправились   каждый  в  своем  направлении.  Звенигора  с
вершины оглянулся назад и увидел  сгорбленную  фигуру  Свирида,  возле
которого неотлучно находился Ахмет Змея. Мустафа Чернобородый приказал
кузнецу строго следить за гяуром.
     Среди кустарника   отряд  Чернобородого  наткнулся  на  вражескую
засаду.  Пронесся тревожный  крик.  И  хотя  оба  дозорных  упали  под
саблями,   долина   сразу   наполнилась   бряцаньем  оружия,  топотом,
криками...
     Мустафа Чернобородый  первым  кинулся  вперед.  За ним двинулся в
наступление весь отряд. Навстречу повстанцам из-за скал ударил залп из
самопалов   и   пистолетов,   просвистели  в  воздухе  стрелы.  Кто-то
споткнулся, вскрикнул, упал на землю...
     Многогрешный бежал  вместе  со  всеми.  От него не отставал Ахмет
Змея.
     Заметив, что   перед  ними  упал  пронзенный  стрелой  повстанец,
Многогрешный нагнулся и выхватил из холодеющих рук убитого ятаган.
     - Не смей брать, гяур! - крикнул кузнец.
     Но Многогрешный или не слыхал,  или же не обратил внимания на эти
слова и быстро помчался вперед. Ахмет Змея бросился за ним.
     Впереди уже завязался рукопашный бой.
     Опьяненный мыслью,  что  Гамид на этот раз не выскользнет из рук,
Мустафа Чернобородый  выскочил  на  большой  валун  и  окинул  быстрым
взглядом  весь  вражеский отряд.  Гамида нигде не было.  А воины врага
были похожи не на слуг  спахии,  а  скорее  на  хорошо  вымуштрованных
янычар.  Они закрывались прочными щитами из дерева и буйволовых шкур и
медленно отходили на середину долины под натиском повстанцев.
     "Где же  Гамид?  Неужели  это  другой отряд?  Или тот старый гяур
обдурил нас?  - думал вожак отряда.  - Проклятье на его  голову!  Надо
допросить его!"
     Он заметил Ахмета  Змею,  что  на  целую  голову  возвышался  над
повстанцами,  а рядом с ним гяура. Мустафа хотел подбежать к ним, но в
этот миг по обеим сторонам долины разнесся грозный многоголосый боевой
клич.
     Глаза Чернобородого расширились от ужаса.  Из потайных засад,  из
ущелий  и пещер,  из-за кустов и скал вынырнули свежие вражьи отряды и
быстро начали окружать повстанцев.
     "Нас обманули!" - пронеслось в голове Мустафы.
     Первым его порывом было убить гнусного  гяура-изменника,  который
завел их в западню. Но не успел он соскочить с камня, как Многогрешный
внезапно повернулся к своему охраннику и всадил ему  в  грудь  ятаган.
Ахмет  Змея  несуразно  взмахнул  руками,  в  беззвучном  крике широко
раскрыл огромный черный рот и медленно осел на землю.  Убийца  быстро,
как молодой, помчался навстречу воинам Гамида.
     - Проклятье!  - проревел Чернобородый.  - Задержите его!  Убейте,
собаку!..
     Несколько повстанцев кинулись вслед за  беглецом.  Кто-то  метнул
копье,  но не попал.  Преследователи,  увидев,  что на них надвигается
вражья лавина,  повернули назад.  Их отчаянные крики и вопли внесли  в
ряды повстанцев неуверенность и страх.
     Какое-то время Чернобородый  не  знал,  на  что  отважиться.  Как
безумный смотрел он на две лавины,  которые вот-вот могли сомкнуться и
захлестнуть собой неприученных к  бою  повстанцев.  Отряд  оказался  в
западне.  В чем спасение?  Что делать? Увидев, что Звенигора ударил по
врагу с тыла,  Мустафа спрыгнул с  камня  и,  размахивая  над  головой
длинной кривой саблей, рванулся в самую гущу боя.
     - Вперед, друзья! Бейте шакалов! - загремел его голос. - За мной!
За мной!..
     Уверенность вожака придала людям смелость и  силу.  Громкий  клич
"Алла,  алла!" подстегнул их и погнал вперед.  Засверкали над головами
сабли, замелькали в синеватой вечерней мгле темные копья.
     Натиск был  такой  сильный  и  неожиданный,  что  почти  половина
вражеских воинов упала под ноги повстанцев.
     - Нажмем,  нажмем еще, друзья! - подбадривал Мустафа Чернобородый
своих  людей.  -  Вперед!  Вперед!  Не  дадим  окружить  себя!  Бекир,
прорывайся правым краем!..
     Бекир с группой повстанцев  пытался  пробиться  к  Звенигоре,  но
никак  не  мог.  У  него  осталось совсем мало воинов.  Остальные либо
полегли, либо были ранены. Однако он отважно налетел на вражью лавину,
саблей прокладывая дорогу товарищам. За ним ринулись другие...

6

     Златка сидела  под  скалой  рядом  с  Яцьком  и  прислушивалась к
далеким крикам.  Яцько был не в настроении.  Ему не хотелось  охранять
эту  турчанку,  о  которой  заботился Звенигора.  Яцьку хотелось стать
участником настоящего боя.  Штурм замка он не принимал в расчет. Разве
то был настоящий бой? Куда-то бежал, что-то кричал... Паренек мечтал о
таком бое,  где бы на него налетали десятки врагов, а он одним взмахом
сабли  разрубал  бы  их  от  плеча  до  пояса!..  И  все поражались бы
необычайной храбростью молодого героя...
     - Я  пойду  с  тобой,  Арсен,  - просился Яцько,  когда Звенигора
собирался в бой. - Ну позволь!.. Златка одна посидит...
     - Молчи  и  делай,  что приказываю!  - строго отрезал Звенигора и
подошел к девушке.
     Златка встала  и  вздохнула.  В  последние дни ее закрутило,  как
щепку в водовороте. Не успела прийти в себя после нападения повстанцев
на  замок  Аксу,  как  рассказы Звенигоры,  а потом Якуба о ее далекой
отчизне и родных еще больше  растревожили  душу.  Сердце  замирало  от
сознания того, что осталась она одна-одинешенька, как сломленная ветка
на дороге.  Разве может она надеяться на  встречу  с  родителями?  Они
существуют словно в другом времени и в другом мире. Встретиться с ними
так же невозможно,  как с теми, кто в могиле. Девушку охватывал страх.
И  только  ласковые  слова  Якуба  и  полный нежности взгляд отважного
казака,  который уже дважды спасал ее  от  смерти,  удерживали  ее  от
отчаяния.
     - Златка,  - говорил Звенигора, беря девушку за руку, - наступают
минуты,  которые  могут навеки разлучить нас.  Будет бой.  А в бою все
случается,  даже смерть! Поэтому я хочу тебе сказать, что мне очень не
хочется погибнуть после того, как я встретил тебя...
     Златка вспыхнула и опустила глаза.  Однако руку не отняла. Сердце
ее тревожно забилось.  Как приятно слышать это,  но не хочется,  чтобы
заветные слова,  о которых мечтает каждая девушка,  произносились  при
таких обстоятельствах.
     Звенигора будто прочитал ее мысли и, помолчав, сказал:
     - Если  меня  не  станет,  положись  на  Якуба.  Он найдет путь в
Болгарию...  Если и его убьют,  тогда твоим защитником останется  один
Яцько. Пусть прикинется глухонемым, и вы, как брат с сестрой, сможете,
помогая друг  другу,  пробираться  в  Болгарию  или  на  Украину.  Мир
огромен, и ты еще найдешь свое счастье... Чтобы легче было в дороге, я
оставлю тебе свой пояс,  в нем золото.  Пока я жив, оно не принадлежит
мне, а уж если погибну, ты можешь использовать его.
     Он протянул ей тяжелей широкий пояс.
     - Надень на себя.
     Златка, не совсем  понимая,  для  чего  это,  спрятала  пояс  под
покрывало.
     В это мгновение из долины донеслись громкие крики. Звенигора сжал
холодные пальцы девушки и шепнул:
     - Златка... Милая...
     - Пусть бережет тебя аллах,  - прошептала девушка чуть слышно.  -
Иди! Я буду ждать тебя...
     Звенигора повел свой отряд в бой.
     Яцько взобрался на вершину небольшой скалы...
     У него  сжалось  сердце,  когда он увидел,  как вражеские лавины,
хлынувшие из  укрытий,  окружили  повстанцев  со  всех  сторон.  Битва
разгоралась  сильнее.  Звенигора  со своим отрядом мог бы вырваться из
кольца врагов,  но,  видно,  он не думал об этом, так как врубался все
глубже и глубже в строй янычар, и блеск его сабли наводил на них ужас:
они расступались перед ним, как отара перед разъяренным быком. Рядом с
ним  рубились  Якуб  с Исметом,  и эта тройка,  как клином,  рассекала
густые ряды врагов...
     Зашло солнце,  и в глубоком горном ущелье сразу стало темно.  Все
слилось в глазах у Яцька, - казалось, что копошится муравейник. Вскоре
тьма  черной  пеленой  окутала  и  его.  Долетали  лишь страшные крики
озверевших людей, бряцанье оружия да стоны и проклятия раненых.
     Постепенно шум  боя начал стихать.  И в сердце паренька нарастала
тревога.  Он уже не тешил себя мыслью о победе повстанцев  -  чересчур
неравны были силы, - однако надеялся, что кто-нибудь из своих спасется
и он не останется одиноким в этой кровавой долине.
     Но вот до его слуха донесся голос Звенигоры:
     - Яцько, беги! Не жди нас! Беги!..
     Яцько вздрогнул  и напряг все внимание,  стараясь хоть что-нибудь
увидеть внизу или еще раз услышать голос старшего друга.  Но ничего не
было  слышно и видно.  Битва закончилась.  Воцарилась тишина,  которую
изредка нарушал предсмертный крик или стон раненого...
     Что же  делать?  Бежать  со  Златкой  подальше от этого страшного
места?  А как же Звенигора?  Может,  он раненый лежит  где-нибудь  под
кустом и ждет помощи?
     Плечи Златки вздрагивали от беззвучных рыданий.
     - Все наши погибли, - не то утверждала, не то спрашивала она.
     - Может,  и нет,  -  буркнул  Яцько.  -  Стемнеет  совсем,  пойду
поищу...
     Эта мысль - пойти на поиски  -  возникла  внезапно  и  не  давала
покоя.  Он  еле  дождался,  когда  в  долине стихла суета победителей,
которые стаскивали своих раненых к кострам,  запылавшим под  горой,  в
стороне от поля боя.
     Издалека было слышно, как перекликаются часовые.
     Строго наказав  Златке никуда не отлучаться,  Яцько слез со скалы
вниз и лощиной, между кустами, пополз к полю битвы.
     Больше часа  шнырял  он,  стараясь  среди  множества трупов найти
Звенигору.  Ночь  была  темная,  далекие  костры  давали  лишь  слабые
отблески.  Паренек поднимал головы убитых, поворачивал к свету костров
и тихо опускал на землю. Звенигоры нигде не было.
     Где же он? Может, раненый и в плену?
     Одержав полную победу,  вражеские воины устраивались у костров на
отдых. Лишь несколько силуэтов часовых виднелось вокруг лагеря.
     Яцько осторожно подкрался поближе  к  ним  и  залег  под  кустом.
Послышался  тихий  стон,  долетевший  из  ночной тьмы,  а вслед за ним
грубая ругань часового:
     - Буду я еще искать для тебя воду,  нечестивый! Сдохнешь и так до
утра! Замолчи, а то прикончу, собака!
     Кому это  так отвечает часовой?  Наверняка не своему раненому,  а
пленному повстанцу. Может, и Звенигора там же?
     Яцько пробрался  под кустами и очутился рядом с часовым,  который
сидел на камне,  подстелив под себя какие-то  лохмотья.  Перед  ним  в
неглубоком  овражке,  вырытом  дождевыми  потоками,  лежало  несколько
связанных  пленных.  Яцько  не  мог  рассмотреть,  был  ли  среди  них
Звенигора: ближний костер начал уже гаснуть.
     Сердце паренька  забилось  сильнее.  Значит,  не  все   повстанцы
погибли!  Может,  и Звенигора среди них, ведь в самом конце боя он был
еще живой.
     В это  время часовой зашевелился,  встал и поплелся к костру,  на
ходу  собирая  хворост.  Яцько,  согнувшись,  мигом  перебежал   через
открытое  место и прыгнул в яму.  Скатившись по крутому склону на дно,
он ударился лицом обо что-то твердое.
     - Кто здесь? - послышался тихий голос.
     - Арсен! - прошептал Яцько. - Это ты? Жив? Не ранен?
     - Яцько? - обрадовался Звенигора. - Как ты сюда попал?
     Яцько не отвечал.  Судорожно  нащупал  связанные  руки  казака  и
ятаганом разрезал веревку.
     - Быстрее! - шепнул он. - Пока нет часового, бежим!
     - Здесь  еще  Исмет и Якуб.  Исмет ранен.  Дай ятаган,  я разрежу
веревки...
     Он быстро  освободил от пут товарищей и выглянул из ямы.  Часовой
возвращался назад.
     - Жаль,  не  успеем  выбраться  до  него.  Придется  отправить  к
праотцам...  Ты ляг, Яцько, мы с Якубом сами. Если поднимется тревога,
беги, не дожидаясь нас!
     Звенигора и Якуб притаились за валуном в тени. Часовой, ничего не
подозревая,  примостился на своем джеббе и сладко зевнул. В тот же миг
жесткий шерстяной кляп заткнул ему  рот,  а  железные  руки  Звенигоры
сдавили  горло.  Часовой заметался,  стараясь вырваться,  но Звенигора
быстро заставил его успокоиться.
     - Айда, друзья! - шепнул он и поднял на плечо Исмета.
     Хворост, который  янычары  подбросили  в  это  время  на  костер,
пригасил  огонь,  и  вокруг сгустилась тьма.  Три фигуры проскользнули
незамеченными через мрачное поле,  где вперемешку лежали  повстанцы  и
янычары.  На  земле повсюду блестело оружие.  Беглецы взяли по сабле и
прошмыгнули в ущелье, где пряталась Златка...
     - Пошли быстрее, Златка! - шепнул Звенигора.
     Вскоре они достигли берега  Кызыл-Ирмака.  Нашли  здесь  довольно
большой  челн.  Вместо весел вырубили длинные шесты.  Звенигора уперся
шестом в берег.  Но вдруг до его  слуха  донесся  глухой  стон.  Потом
послышался топот ног. Беглецы замерли, притаились за кустами. Никто не
сомневался,  что по их следам может идти погоня. Выплывать на середину
реки  было  опасно,  и  Звенигора  держался  руками  за ветви,  хорошо
защищавшие их от постороннего взгляда.
     Кто-то быстро  приближался.  Под ногами шелестела трава,  трещали
сухие ветки.
     Якуб прикрыл лицо Исмета кауком, чтобы стон раненого не выдал их.
Яцько сжал в руке саблю.  Златка съежилась, дрожа от ночной прохлады и
страха. Только Звенигора, уловив острым слухом, что идет кто-то один с
тяжелой ношей, спокойно ждал, пока неизвестного поглотит ночная тьма.
     Но неизвестный  остановился  как  раз  напротив  лодки  и  что-то
неразборчиво пробормотал себе под нос.  Звенигора мысленно  выругался:
придется, должно быть, отправить непрошеного гостя к чертям в пекло.
     Держась левой рукой за ветку,  Звенигора стал осторожно тянуть из
ножен саблю. Но из-за кустов раздался знакомый голос:
     - Брось меня здесь,  пан Мартын...  Не тащи...  Я уж не жилец  на
белом свете... Спасайся сам, пока не поздно...
     - Э,  пан Квочка,  это было б не по-рыцарски,  - прогудел в ответ
голос  Спыхальского.  -  Разрази меня гром,  если я оставлю товарища в
беде!
     - И сам погибнешь - и меня не спасешь...
     Звенигора спрятал саблю назад в ножны и облегченно вздохнул.
     - Сюда, пан Спыхальский, сюда! - позвал он шепотом. - Спускай его
в лодку.
     - О матка боска!  - воскликнул пан Спыхальский. - Ты слышишь, пан
Квочка? Там наши! Теперь мы спасены!
     На берег  вышел,  сгибаясь  под тяжелой ношей,  мокрый от крови и
пота поляк. Звенигора принял у него раненого, положил на дно лодки.
     - Быстрее садись, пан Мартын! Отплываем.
     Спыхальский сел  на  лавочку.  Звенигора  сильно  оттолкнулся  от
берега,  и  лодка,  подхваченная  стремительным  потоком,  выплыла  на
середину реки.

ФЕЛЮГА В МОРЕ

     Целые сутки плыли без отдыха.  Только на второй день,  когда всех
одолел голод, причалили к берегу возле какого-то небольшого селения, и
Якуб купил несколько десятков сухих ячневых  коржей  и  круг  овечьего
сыра.
     На третий день похоронили  в  водах  Кызыл-Ирмака  Исмета.  А  на
восьмой  -  добрались  до  заболоченного,  заросшего тростником устья,
напомнившего Звенигоре необозримые днепровские плавни. Тяжелое зеленое
море  болотной  растительности  весело колыхалось под порывами свежего
ветра.  Стаи разноцветных птиц  носились  над  бескрайними  просторами
зарослей.   На   тихих  плесах  и  в  мутных  заводях  лениво  сновали
неповоротливые рыбачьи лодки.
     Поздно вечером  подгребли  к одному из островов,  намытых морским
прибоем и речными наносами.  Еще издалека Звенигора  заметил  в  узкой
протоке белый парус фелюги и направил к ней лодку.
     На берегу пылал огонь.  Вкусно пахла вареная рыба.  Вокруг костра
сидели  рыбаки  и  ели  из  казанка  ароматную  уху.  В темноте они не
заметили лодки, что тихо причалила к их фелюге.
     Беглецы молча  взобрались  на  судно,  быстро  поставили  паруса.
Наклонившись на левый борт,  фелюга скользнула в протоку,  соединявшую
устье реки с морем.
     Только тогда послышался пронзительный крик рыбаков,  но вскоре он
растворился в шуме прибоя.
     Звенигора стоял у руля,  и радость  переполняла  его.  Перед  ним
открылся путь на родину! Время, проведенное в неволе, казалось тяжелым
сном,  который прошел безвозвратно.  Теперь он хотел только  одного  -
попутного ветра и удачи. А там...
     Фелюга шла резво.  Поскрипывали снасти,  гудел парус.  Порывистый
ветер все дальше и дальше гнал судно от чужих мрачных берегов.
     Два дня   прошли   без    происшествий.    Несколько    кораблей,
встретившиеся беглецам, не обратили на них внимания и проплыли мимо. В
трюме  было  достаточно  воды  в  бочках  и  вяленой  рыбы.  Ничто  не
предвещало беды.  Звенигора рассчитывал, что вот-вот покажутся пологие
берега. А там рукой подать и до Днепра...
     Но беда нагрянула внезапно, когда ее никто не ждал.
     На третью ночь стих ветер,  и парус  повис,  как  тряпка.  Фелюга
остановилась.  Однако  море  было  неспокойно.  Оно тревожно вздыхало,
глухо стонало,  легко покачивая небольшое суденышко на  своей  могучей
груди.
     Луна спряталась за тучи,  и вокруг наступила  непроглядная  тьма.
Стало тяжело дышать.
     - Собирается гроза,  - сказал Якуб,  подходя к Звенигоре, который
только что сменил у руля Спыхальского.
     Звенигора перегнулся через борт,  приложил к уху ладонь.  До  его
слуха  донеслось  чуть слышное рокотанье,  оно поднималось будто бы из
самых глубин моря.  Он знал:  такой гул в степи - верный признак того,
что  идет  конница.  А  на  море...  Неужели буря?  Неужели,  когда до
днепровского  устья  осталось  дня  два  хода,   им   преградит   путь
неожиданная помеха?
     - Снять парус! Да не забудьте люки закрыть. Торопитесь, друзья! -
крикнул он, прислушиваясь к глухому нарастающему гулу.
     В темноте нелегко было справиться с большим  и  тяжелым  парусом.
Снасти запутались. Их пришлось обрубить. Полотнище упало вниз, и его с
трудом затолкали в трюм.
     Тем временем грозный гул,  который несся,  как казалось,  со всех
сторон,  внезапно перерос в тяжелый рев и  свист.  Фелюга  вздрогнула,
наклонилась  на левый борт.  Звенигора налег на руль и развернул судно
кормой к ветру, который подхватил ее, словно пушинку, затряс, завертел
и понес в темноту ночи.
     Холодные волны перекатывались через  палубу.  Звенигора  выплюнул
изо рта соленую воду и что есть силы вцепился руками в мокрый руль:
     - Якуб,  Яцько, идите вниз! Вам здесь нечего делать! Мы останемся
наверху вдвоем с паном Мартыном!
     Промокшие до нитки Якуб и Яцько,  держась за снасти, пробрались в
носовую часть фелюги.  Открыли дверцы и втиснулись в тесную каморку. В
уголке,  качаясь в подвешенной  на  металлических  цепочках  лампадке,
желтым  огоньком  коптила  свеча.  Златка сидела на лавке,  вцепившись
руками в небольшой столик, а Квочка лежал прямо на полу, возле ее ног.
Рана его загноилась,  нога распухла.  От острой боли раненому хотелось
кричать, выть, но не было сил, и он только жалобно стонал.
     Якуб и  Яцько  перешагнули  через  Квочку и устроились на лавках,
молясь своим разным,  таким непохожим, богам об одном: чтобы спасли их
от разъяренной стихии.
     Буря крепчала.  Кругом  ревело,  клокотало,  бесновалось,  как  в
кипящем  котле.  Пронизывающий  ветер  сгибал мачту,  швырял на палубу
мокрые космы туч,  хотел во что бы то ни стало закрутить,  перевернуть
утлое  суденышко,  смахнуть  его  с  поверхности  моря,  как росинку с
листка.  На фелюге что-то  скрипело,  стонало,  трещало,  и  казалось,
вот-вот она рассыплется, развеется в бурлящем мраке.
     Звенигора всей грудью навалился  на  руль,  чувствуя,  что  судно
перестает слушаться.  Спыхальский вцепился с другой стороны,  и только
общими усилиями они выровняли фелюгу.
     - Выдержит? - спросил Спыхальский.
     - А черт е