, красивая, тотчас надела  шляпку  и
шаль, а Бауз, скатав свои бумаги в трубку, заковылял через  всю  комнату  за
своей шляпой и палкой.
 - Вам уже пора уходить, мисс Фодерингэй? Вы по можете уделить нам  хотя
бы еще пять минут? Ну что ж, тогда  позвольте  старику  пожать  вам  руку  и
поверьте, я горжусь тем, что удостоился чести с  вами  познакомиться,  и  от
души хотел бы заслужить вашу дружбу.
 Выслушав эти любезности, мисс Фодерингэй низко  присела  майору,  и  он
проводил ее до дверей, где с чисто  отеческой  ласковостью  пожал  ей  руку.
Бауза такое проявление сердечности сильно озадачило. "Не может  быть,  чтобы
родные этого мальчика в самом деле задумали их поженить", - подумал он, и на
том они распрощались.
 "А теперь за дело", - подумал майор Пенденнис. И пока мистер  Костиган,
пользуясь отсутствием дочери, допивал вино, трясущейся  рукой  наливая  себе
рюмку за рюмкой мадеру из "Винограда", майор  подошел  к  столу,  взял  свою
недопитую рюмку и, осушив ее до дна,  весело  прищелкнул  языком.  Будь  это
лучшее южноафриканское вино из личных погребов лорда Стайна, оно и то,  судя
по его виду, не показалось бы ему вкуснее.
 - Мадера превосходная, капитан Костиган, -  сказал  он.  -  Где  вы  ее
достаете? Пью за здоровье вашей прелестной дочери. Честное  слово,  капитан,
меня не удивляет, что мужчины сходят  по  ней  с  ума.  Такие  глаза,  такая
царственная повадка! Не сомневаюсь, что она столь  же  благородна,  сколь  и
красива, столь же добра, сколь и умна.
 - Она хорошая девочка, сэр. хорошая девочка, -  подхватил  растроганный
отец. - Я с радостью подниму за нее бокал. Не послать ли в... в  погреб  еще
на одной пинтой? Это близко, два шага. Нет? Вот уж верно можно сказать,  что
она хорошая девочка, гордость и радость своего отца, честного старого  Джека
Костигана. Тот, кому она достанется, получит не жену, а чистое золото,  сэр.
Пью за его здоровье, а кто он есть, это вы, майор, и сами понимаете.
 - Не диво, что в нее влюбляются и стар и млад,  -  сказал  майор,  -  и
откровенно вам признаюсь:  когда  я  узнал  об  увлечении  моего  племянника
Артура, то очень рассердился на бедного мальчика, но теперь, после того  как
я видел предмет его страсти, охотно его прощаю. Клянусь честью,  не  будь  я
стар и беден, я бы и сам не прочь был с ним потягаться.
 - И отлично бы сделали,  сэр,  -  в  восторге  вскричал  Джек.  -  Ваше
расположение, сэр, для меня бесценно. Ваши хвалы  моей  дочери  исторгают  у
меня слезы... да, cэ, скупые мужские слезы... И  когда  она  променяет  мой
смиренный кров на ваши пышные хоромы, надеюсь, у  нее  найдется  уголок  для
старика отца, для бедного старого Джека Костигана. - И красные,  воспаленные
глаза капитана в самом деле наполнились слезами.
 - Такие чувства делают вам честь,  -  сказал  майор.  -  Но  одно  ваше
замечание не могло не вызвать у меня улыбки.
 - Какое же именно, сэр? - спросил Джек, не в силах сразу спуститься  на
землю с тех героически-сентиментальных высот, на которые он занесся.
 - Вы упомянули о пышных  хоромах,  имея,  очевидно,  в  виду  дом  моей
невестки.
 - Я имел в виду  дом  Артура  Пендеыниса,  эсквайра,  из  Фэрокс-Парка,
которого  надеюсь  увидеть  членом  парламента  от  своего  родного   города
Клеверинга, когда возраст позволит ему занять эту ответственную должность, -
надменно произнес капитан.
 Майор улыбнулся.
 - Фэрокс-Парк? Дорогой сэр, да известна ли вам история нашей семьи? Род
наш, правда, очень древний, но когда я вступал в  жизнь,  мне  едва  достало
денег  на  покупку  первого  офицерского  чина,  а  старший  мой  брат   был
провинциальным аптекарем, и все  деньги,  какие  он  сумел  скопить,  нажиты
ступкой и пестиком.
 - На это я согласился смотреть сквозь пальцы,  -  величественно  заявил
капитан,  -  поскольку  в  других  смыслах  респектабельность  вашей   семьи
общеизвестна.
 "Вот наглец!" - подумал майор, но ограничился поклоном и улыбкой.
 - Костиганы тоже испытали удары судьбы, и замок Костиган сейчас не тот,
что был когда-то. А аптекарями, сэр, бывают очень даже  порядочные  люди  в
Дублине я знавал одного, так он имел честь обедать у лорда-наместника.
 - Я чрезвычайно ценю вашу снисходительность, - продолжал  майор,  -  но
сейчас дело не в этом. Вы, как видно,  полагаете,  что  мой  юный  племянник
унаследует Фэрокс-Парк и еще невесть какие богатства.
 - Скорее всего, ценные бумаги, майор, а впоследствии  и  что-нибудь  от
вас.
 - Да поймите, сэр, мой племянник - сын провинциального аптекаря  когда
он достигнет совершеннолетия, он не получит ни шиллинга.
 - Полноте,  сэр,  вы  шутите,  -  сказал  Костиган.  -  Мне  доподлинно
известно, что мой молодой друг унаследует две тысячи годового дохода!
 - Держи карман!.. Прошу прощения, сэр, но  неужели  мальчишка  позволил
себе вас морочить? Это как будто не в его привычках. Даю вам  честное  слово
как джентльмен и как душеприказчик моего брата - он  всего-то  оставил  чуть
больше пятисот фунтов годовых.
 - При известной бережливости это не так мало, сэр. В Ирландии я  знавал
человека, который на пятьсот фунтов в год, при строгой  экономии,  и  кларет
пил, и в карете четверкой ездил. Уж как-нибудь мы на это проживем  -  верьте
Джеку Костигану.
 - Дорогой капитан Костиган, даю вам слово, что своему сыну  Артуру  мой
брат не завещал ни шиллинга.
 - Уж не смеетесь ли вы надо мной,  майор  Пенденнис?  -  вскричал  Джек
Костиган. - Уж не вздумали ли вы играть чувствами отца и джентльмена?
 - Я говорю вам чистую правду. Все, чем  владел  мой  брат,  он  отказал
своей вдове правда, после ее смерти часть имущества перейдет Артуру. Но она
женщина молодая, она может выйти замуж, если он чем-нибудь ее  обидит,  -  а
может и пережить его - у них в семье  все  доживали  до  глубокой  старости.
Судите же сами, как джентльмен и светский человек,  какое  содержание  может
моя невестка, миссис Пенденнис, положить своему сыну из пятисот  годовых,  -
больше у нее нет ничего, - и сможет ли он на эти деньги  обеспечить  себе  и
вашей дочери образ жизни, приличествующий столь несравненной девице?
 - Стало быть, сэр, молодой человек, ваш племянник, которого я миловал и
лелеял, как родного сына, - бессовестный обманщик? Стало быть, он  посмеялся
над чувствами моей нежно любимой дочери? - Генерал был вне себя от гнева.  -
Берегитесь, сэр, не задевайте честь Джона Костигана. Всякий смертный,  коего
я заподозрю в таком намерении, сэр, поплатится за это своею кровью, будь  он
стар или молод.
 - Мистер Костиган! - вскричал майор.
 - Мистер Костиган сумеет постоять  за  свою  честь  и  за  честь  своей
дочери, сэр. Взгляните на этот комод, в нем хранятся кучи писем, которые сей
коварный злодей слал моему невинному  дитяти.  Там  хватит  обещаний,  целая
шляпная картонка наберется, да еще с верхом. Я  затаскаю  этого  негодяя  по
судам, пусть все узнают, какой он бесчестный клятвопреступник а вон  в  том
ящике красного дерева, сэр, у меня есть и кое-что другое,  что  поможет  мне
свести счеты со всяким, - зарубите это себе на носу, майор Пенденнис,  -  со
всяким, кто присоветовал вашему племянничку оскорбить солдата и джентльмена.
Да чтобы сын какого-то аптекаря обманул мою  дочь  и  опозорил  мои  седины?
Клянусь небом, сэр, хотел бы я увидеть человека, который задумал такое дело!
 - Сколько я мог понять, - промолвил майор с невозмутимым  спокойствием,
- вы собираетесь, во-первых, предать  гласности  письма  восемнадцатилетнего
мальчика к двадцативосьмилетней женщине и, во-вторых, удостоить меня вызовом
на дуэль?
 - Именно таковы суть мои намерения, майор Пенденнис, - отвечал капитан,
дергая себя за взъерошенные бакенбарды.
 - Ну что ж, обо всем этом мы еще успеем договориться но прежде, нежели
дело дойдет до пуль и пороха,  соблаговолите  подумать,  дорогой  сэр,  чем,
собственно, я вас оскорбил? Я рассказал вам,  что  мой  племянник  живет  на
иждивении матери, которой доходы составляют чуть  больше  пятисот  фунтов  в
год.
 - Касательно правильности этого  утверждения  я  сильно  сомневаюсь,  -
сказал капитан.
 -  Тогда  вы,  может  быть,  наведаетесь  к  Тэтему,  поверенному  моей
невестки, чтобы самолично удостовериться?
 - Я не желаю иметь с  ним  дела,  -  заявил  капитан,  и  на  лице  его
изобразилось беспокойство. -  Если  ваши  слова  правда,  значит,  я  кем-то
вероломно обманут, и этот человек не уйдет от моего мщения.
 - Неужели это мой племянник? - воскликнул майор, быстро вставая с места
и надевая шляпу. - Неужели он вам сказал, что имеет две тысячи годовых? Если
так, я в нем ошибался. В нашей семье лгать не принято,  мистер  Костиган,  и
едва ли сын моего брата уже выучился этому. Подумайте, не сами  ли  вы  себя
обманули, не поверили ли вздорным слухам. Что до меня,  сэр,  прошу  понять,
что мне не страшны все Костиганы Ирландии и не страшны  никакие  угрозы,  от
кого бы они ни исходили. Я приехал сюда как опекун  моего  племянника,  дабы
воспрепятствовать браку, неравному и нелепому,  не  сулящему  ничего,  кроме
бедности и горя смею полагать, что этим я оказываю услугу не  только  своей
семье, но в не меньшей мере и вашей дочери (девице, я в том  не  сомневаюсь,
самых лучших правил) и  препятствовать  этому  браку  я  буду,  сэр,  всеми
средствами, какими только располагаю. Ну вот, я свое сказал, сэр.
 - Но я-то своего не сказал, мистер Пенденнис! Вы еще обо мне  услышите!
- свирепо огрызнулся мистер Костиган.
 - Вот дьявольщина! Что это значит, сэр? - спросил  майор,  оборотившись
на пороге и глядя в упор на неустрашимого Костигана.
 - Вы, кажется, помянули, что стоите в гостинице "Джордж",  -  горделиво
произнес мистер Костиган. - До  вашего  отъезда  из  города,  сэр,  вас  там
посетит мой друг.
 - Так пусть поторопится! - крикнул майор, не помня себя от ярости.
 - Желаю вам всего наилучшего, сэр. - И капитан  Костиган,  перегнувшись
через перила, проводил  отступающего  вниз  но  лестнице  майора  Пенденниса
издевательски-учтивым поклоном.

 ^TГлава XII,^U
 в которой речь идет о поединке

 Еще в начальных главах этой повести упоминался некий мистер  Гарбетс  -
первый трагик,  молодой,  но  многообещающий  актер  крепкого  телосложения,
любитель покутить и  поскандалить,  -  с  которым  мистер  Костиган  был  на
дружеской ноге. Оба они служили  украшением  веселых  сборищ  в  общей  зале
гостиницы "Сорока",  выручали  друг  друга  в  разнообразных  комбинациях  с
векселями, любезно ссужая одни другому свои ценные  подписи.  Короче  -  они
были друзьями, и  капитан  Костиган,  оставшись  дома  один,  решил  немедля
призвать  его  к  себе,  дабы  спросить  его  совета.  Гарбетс  был  мужчина
внушительный, рослый и громогласный,  он  обладал  лучшими  во  всей  труппе
ногами и мог играючи переломить надвое кочергу.
 - Беги, Томми, - наказал  мистер  Костиган  маленькому  посланцу,  -  и
приведи сюда мистера Гарбетса, он живет над лавочкой, где торгуют  требухой,
да ты, верно, помнишь, а заодно передай, пусть из  "Винограда"  пришлют  два
стакана грога, погорячей. - И Томми побежал со всех ног, а вскоре  появились
и грог и мистер Гарбетс.
 Капитан Костиган не стал посвящать его во все  события,  уже  известные
читателю с помощью горячего грога он сочинил  угрожающее  письмо  к  майору
Пенденнису, в коем призывал его не чинить препятствий браку  между  мистером
Артуром Пенденнисом и его, капитана Костигана, дочерью  мисс  Фодерингэй,  а
также назначить ближайший возможный срок их бракосочетания в  противном  же
случае требовал сатисфакции, как то  принято  между  джентльменами.  А  буде
майор Пенденнис попытается увильнуть от дуэли, намекал капитан, он  заставит
его принять вызов, приведя особу майора в соприкосновение с плеткой.  Точных
выражений этого письма мы не можем привести по  причинам,  о  которых  будет
сказано в своем месте но мы  уверены,  что  оно  было  составлено  в  самом
изысканном  штиле  и  старательно  запечатано  большой  серебряной   печатью
Костиганов  -  единственным  образчиком  фамильного  серебра,  каким  владел
капитан.
 Итак, Гарбетсу  было  поручено  доставить  это  письмо  по  назначению
генерал пожелал ему удачи, стиснул его руку и  проводил  его  до  дверей.  А
затем достал свои заслуженные дуэльные  пистолеты  с  кремневым  замком,  от
которых  в  Дублине  погиб  не  один  смельчак  осмотрев  их,  убедился   в
удовлетворительном их состоянии и стал выгребать из комода  стихи  и  письма
Пена, которые он всегда прочитывал прежде, нежели передать своей Эмили.
 Минут через двадцать Гарбетс воротился, вид у него был встревоженный  и
удрученный.
 - Видели его? - спросил капитан.
 - Видел, - отвечал Гарбетс.
 - Ну и когда? - спросил Костиган, пробуя замок одного из  пистолетов  и
поднимая это смертоносное оружие на уровень своего налитого кровью глаза.
 - Что когда? - спросил мистер Гарбетс.
 - Да встреча, милейший.
 - Неужто вы имеете в виду поединок? - спросил ошеломленный Гарбетс.
 - А что же иное, черт побери, я мог иметь  в  виду?  Я  застрелю  этого
негодяя, оскорбившего мою честь, или сам паду бездыханным.
 - Не хватало еще, чтобы я вручал вызовы на дуэль, - сказал Гарбетс. - Я
человек семейный, капитан, от пистолетов предпочитаю держаться подальше. Вот
ваше письмо, возьмите. - И, к  великому  изумлению  и  негодованию  капитана
Костигана, его гонец бросил на стол письмо с  кривыми  строчками  надписи  и
расползшейся печатью.
 - Вы что же, видели его, а письмо не  передали?  -  в  ярости  вскричал
капитан.
 - Видеть-то я его видел, капитан, а поговорить с ним не мог.
 - Проклятье! Это еще почему?
 - Да у него там сидел один,  с  кем  мне  не  хотелось  встречаться,  -
отвечал трагик замогильным голосом. - И вам бы  не  захотелось.  Стряпчий  у
него там сидел, Тэтем.
 - Трус и негодяй! - взревел Костиган. - Испугался, хочет  показать  под
присягой, что я грозил его убить!
 - Меня в эту историю не впутывайте, - упрямо сказал трагик. - Лучше  бы
мне было не  попадаться  на  глаза  этому  Тэтему,  а  еще  бы  лучше  -  не
подписывать...
 - Стыдно, Боб Акр! Вы мало чем лучше труса, - процитировал капитан,  не
раз исполнявший роль сэра Люциуса О'Триггера как на сцене, так и в жизни и,
обменявшись еще несколькими словами, друзья расстались нельзя сказать  чтобы
очень весело.
 Беседа их приведена здесь вкратце, ибо суть ее  читателю  известна  но
теперь ему также стало ясно, почему мы не  можем  подробно  изложить  письмо
капитана к майору Пенденнису ведь оно так и осталось нераспечатанным.
 Когда  мисс  Костиган  в  сопровождении  верного  Бауза  воротилась   с
репетиции, она застала своего родителя в сильнейшем волнении:  он  шагал  из
угла в угол, распространяя вокруг себя аромат спиртного,  которым  ему,  как
видно,  не  удалось  утишить  свою   смятенную   душу.   Письма   Пенденниса
громоздились на столе вокруг пустых стаканов и чайных ложечек, коими  в  них
еще недавно помешивали капитан и его приятель. Едва Эмили переступила порог,
как он схватил ее в объятия и с полными слез глазами, прерывающимся  голосом
воскликнул:
 - Приготовься, дитя мое, бедное мое дитя!
 - Вы опять выпивши, папаша, - сказала мисс Фодерингэй, отводя его руки.
- А обещали мне, что до обеда не будете пить.
 - Бедняжечка моя, да я одну  каплю,  только  залить  горе!  -  вскричал
безутешный отец. - В вине заботы я топлю.
 - Не так-то, видно, легко утопить ваши заботы, - в тон ему сказал Бауз.
- Что случилось? Уж не обидел ли вас этот сладкоречивый джентльмен в парике?
 - Коварный злодей! Он от меня не уйдет! - заорал Кос, в  то  время  как
Милли, высвободившись из его объятий, убежала к себе и уже  снимала  шаль  и
шляпку.
 - Я так и думал, что у него недоброе на уме, - сказал Бауз, - очень  уж
он был любезен. Что он вам наговорил?
 - Ох, Бауз,  он  меня  разбил  наголову.  Против  моей  бедной  девочки
затеваются дьявольские козни. Оба эти Пенденниса, и дядюшка и  племянник,  -
адские заговорщики и предатели, верно вам говорю. Стереть их с лица земли!
 - Да в чем дело? Что тут произошло? - спросил Бауз, теперь  уже  не  на
шутку встревоженный.
 Тогда Костиган пересказал ему слова майора - что у младшего  Пенденниса
не будет ни двух тысяч, ни даже двухсот фунтов годового  дохода,  -  и  стал
горько сокрушаться, что позволил такому самозванцу улестить  и  завлечь  его
невинное дитя и что пригрел такую змею на своей, капитана Костигана, груди.
 - Но я отшвырнул от себя эту ядовитую тварь, - добавил он яростно, -  а
что  до  дядюшки,  так  я  еще  ему  отомщу,  будет  знать,  как  оскорблять
Костиганов!
 - Что вы задумали, генерал? - спросил Бауз.
 - Я задумал его убить, Бауз, убить этого двоедушного негодяя.  -  И  он
свирепо и грозно постучал по видавшему виды ящику с  пистолетами.  Бауз  уже
неоднократно слышал, как он  взывал  к  этому  вместилищу  смерти,  готовясь
поразить своих врагов но поскольку капитан умолчал о том, что послал майору
Пенденнису вызов, мистер Бауз и на сей раз  не  придал  пистолетам  большого
значения.
 Тут в гостиную воротилась мисс Фодерннгэй, всем своим видом,  здоровым,
довольным, безмятежным,  составляя  разительный  контраст  с  отцом,  совсем
потерявшим голову от горя и гнева. Она принесла с собой пару когда-то  белых
атласных туфель, намереваясь по возможности отчистить их с помощью  хлебного
мякиша, дабы лишиться в них рассудка в ближайший  вторник,  когда  ей  опять
предстояло играть Офелию.
 Она увидела гору бумаг на столе, остановилась, словно хотела  о  чем-то
спросить, но передумала и, подойдя к буфету, выбрала  там  подходящий  кусок
хлеба, чтобы поколдовать над  атласными  туфлями  а  потом,  воротившись  к
столу, удобно уселась, оправила юбки и спросила у отца самым своим  домашним
ирландским голосом:
 - Вы зачем это, папаша, вытащили письма и стихи мистера Артура?  Неужто
захотели перечитывать эту чепуху?
 - Ох, Эмили! - вскричал капитан. - Бедная моя! Этот юноша,  которого  я
любил, как родного  сына,  оказался  гнусным  обманщиком.  -  И  он  обратил
трагический взор на мистера Бауза,  а  тот,  в  свою  очередь,  с  некоторой
тревогой поглядел на мисс Костиган.
 - Это он-то? Полноте! - сказала она. - Он, бедняжка, еще глупенький. Вы
разве не знаете - все мальчики любят писать стихи.
 - Он прокрался к нашему очагу, как змея, он втерся в  нашу  семью,  как
предатель!  -  воскликнул  капитан.  -  Говорю  тебе,  он  самый   настоящий
самозванец.
 - Что же он такого сделал, папаша? - спросила Эмили.
 - Сделал?! Он  вероломно  обманул  нас.  Он  играл  твоей  любовью,  он
оскорбил меня в  моих  лучших  чувствах.  Выставлял  себя  богачом,  а  сам,
оказывается, вроде нищего! Я ли тебе не  говорил,  что  у  него  две  тысячи
годового дохода? А у него шиш в кармане, только то и тратит,  что  ему  мать
дает а она и сама-то еще молодая, может снова замуж выйти и проживет,  чего
доброго, до ста лет, и доходу у  нее  всего  пятьсот  фунтов.  Как  он  смел
предлагать тебе сделаться членом семьи, которая тебя и обеспечить не  может?
Ты злодейски обманута, Милли, и сдается мне,  тут  не  обошлось  без  козней
дядюшки, этого негодяя в парике.
 - Этого старого комплиментщика? А что он сделал, папаша? - осведомилась
Эмили все так же спокойно.
 Костиган  рассказал,  как  после  ее  ухода  майор  Пенденнис  на  свой
медоточивый лондонский манер сообщил ему, что у юного  Артура  нет  никакого
состояния, и предлагал ему  (Костигану)  пойти  к  стряпчему  ("Знает  ведь,
мерзавец, что у них мой вексель и я не стану туда соваться", - заметил он  в
скобках) и посмотреть завещание Артурова отца  и,  наконец,  что  эти  двое
бессовестно его надули и что он твердо решил: либо  быть  свадьбе,  либо  им
обоим несдобровать.
 Милли терла белые  атласные  туфли  с  видом  очень  сосредоточенным  и
задумчивым.
 - Раз у него нет денег, папаша, так и выходить за него  ни  к  чему,  -
наставительно произнесла она.
 - Так зачем же он, злодей этакий, выставлял себя богачом? - не