ободно, как в дешевых трактирах, где  собирались
некоторые из его собратьев по перу.
 Энергия в нем била ключом, все ему было  интересно,  он  упивался  этой
пестрой сменой лиц и, легко приспосабливаясь к любой обстановке,  везде  был
желанным гостем или хотя бы не чувствовал себя лишним.  Так,  утром  он  мог
позавтракать у Пловера в обществе пэра,  епископа,  парламентского  оратора,
двух  ученых  женщин,  модного  проповедника,   автора   нового   романа   и
какого-нибудь льва, только что вывезенного  из  Египта  или  из  Америки  а
покинув это сборище избранных, спешил  в  редакцию  газеты,  где  его  ждали
перья, чернила и еще не просохшие  гранки.  Тут  он  узнавал  от  Финьюкейна
последние новости с Патерностер-роу сюда являлся  Шендон  и,  кивнув  Пену,
садился за другой конец стола писать передовую статью, а  мальчик-посыльный,
едва завидев его, молча ставил  перед  ним  пинту  хереса  или  в  приемной
раздавался зычный рев мистера Блодьера: свирепый критик, невзирая на  робкие
протесты управляющего мистера Букаша, сгребал с прилавка кучу  книг,  чтобы,
просмотрев их, продать все тому же лоточнику, а затем, выпив  и  закусив  на
выручку с этой сделки, потребовать чернил и бумаги и стереть в порошок того,
кто написал книгу и накормил его обедом. К концу дня мистер Пен,  забрав  по
дороге Уорингтона, пешком направлялся в свой клуб. Прочистив ходьбою  легкие
и нагуляв аппетит, он обедал,  после  чего  проводил  время  в  какой-нибудь
приятной гостиной, куда был вхож, а не то к его услугам был весь город с его
развлечениями. Опера таверна "Орел" бал в Мэйфэре тихий вечер с сигарой и
книгой и долгая беседа с Уорингтоном замечательная  новая  песня  в  Черной
Кухне - каких только мест и людей не перевидал Пен в эту пору своей жизни! И
как хорошо ему жилось - это он, верно,  понял  лишь  много  времени  спустя,
когда балы уже не прельщали его, и фарсы не смешили, и трактирные  шутки  не
вызывали улыбки, и после обеда он уже не вставал с кресла  даже  ради  того,
чтобы пригласить на тур вальса самую прелестную из дам. Ныне  он  человек  в
годах, и все эти радости для него в прошлом, да и  времена  изменились.  Как
будто и не так это было давно, а время ушло, и ушли почти все, кто был тогда
с  ним  рядом.  Блодьер  никогда  уже  не  будет  изничтожать  писателей   и
обсчитывать  трактирных  слуг.  Шендон  -  неразумный  мудрец,  острослов  и
расточитель - спит вечным сном. На днях хоронили Дулана: не будет он  больше
льстить и подлизываться, плести небылицы и тянуть виски.

 Лондонский сезон был в полном  разгаре,  и  светская  хроника  пестрила
сообщениями о великолепных обедах, раутах и  балах,  коими  развлекало  себя
высшее общество. Наша милостивая королева давала утренние и вечерние  приемы
в Сент-Джеймском дворце в оконных нишах клубов плотными кучками  собирались
почтенные краснолицые джентльмены с  газетами  в  руках  вдоль  Серпентайна
степенно  проезжали  тысячи  колясок  целые  эскадроны  нарядных  всадников
скакали по Роттен-роу. Словом, весь  свет  был  в  Лондоне,  и  майор  Артур
Пенденнис, не последний человек в свете, тоже, разумеется,  украшал  столицу
своим присутствием.
 Однажды утром сей достойный муж, с головой, повязанной желтым  шелковым
платком, и в ярком турецком халате,  накинутом  на  тощую  фигуру,  сидел  у
своего камина, опустив ноги в горячую ванну,  вкушая  первую  чашку  кофе  и
просматривая "Морнинг пост". Без двухчасового туалета, без этой ранней чашки
кофе и без "Морнинг пост" он был бы просто  не  в  состоянии  прожить  новый
день. Никто, кроме Моргана, даже сам  его  барин,  вероятно,  не  знал,  как
одряхлел майор за последнее  время  и  как  он  нуждался  в  непрестанном  и
заботливом уходе.
 Если нам, мужчинам, свойственно насмехаться  над  уловками  престарелой
красавицы,  над  ее  румянами,  духами,  локончиками,   над   бесчисленными,
неизвестными нам ухищрениями, с помощью которых она отражает набеги  времени
и восстанавливает  прелести,  коих  лишили  ее  годы,  то  и  женщины,  надо
полагать, догадываются о том, что мужчины не уступают им в тщеславии  и  что
туалет старого щеголя - процедура столь же сложная, как  и  их  собственный.
Как удается старому Бутону сохранять на щеках  бледно-розовый  румянец?  Где
достает старый Блондель то  снадобье,  от  которого  его  серебряные  волосы
кажутся золотыми? А видели вы, как слезает с лошади лорд Шпор, когда думает,
что его никто не видит? Вынутые из стремян,  его  лакированные  сапоги  едва
взбираются на крыльцо Шпор-Хауса. Поглядеть на него со спины на Роттен-роу -
он еще совсем молодцом, а когда спешится - старый-престарый! А пробовали  вы
вообразить, каков Дик Шнур (он уже  шестьдесят  лет  как  зовется  Диком)  в
натуральном виде, без корсета? Все эти мужчины являют собой для  наблюдателя
жизни и нравов зрелище столь же поучительное, как самая  пожилая  Венера  из
Белгрэйвии или  самая  закоренелая  Иезавель  из  Мэйфэра.  Старый  светский
развратник, который уже лет пятьдесят как не  молился  богу  (разве  что  на
людях) старый пьяница и волокита, который в меру своих слабых сил  все  еще
цепляется за привычки молодости, - вина он уже не пьет, но сидит за столом с
молодыми и, запивая сухарики водой, рассказывает скабрезные анекдоты женщин
он уже не любит, но до сих пор хвастает своими победами, как  любой  молодой
распутник, - повторяю, такой старик, если  бы  священник  в  Пимлико  или  в
Сент-Джеймсе велел приходскому надзирателю доставить его в церковь, усадил в
кресла и, избрав  его  предметом  своей  проповеди,  порассказал  бы  о  нем
молящимся, мог бы раз в жизни принести пользу и сам  бы  удивился,  что  дал
пищу для добрых мыслей. Но мы-то отклонились от своего предмета - майора,  а
ванна тем временем остыла, и вот  уже  Морган  достает  его  ноги  из  этого
очистительного сосуда, осторожно вытирает одну за другой, а  затем  начинает
приводить своего старого барина в благопристойный вид,  и  тут  идут  в  ход
бандаж и парик, накрахмаленный шейный платок, блистающие чистотой башмаки  и
перчатки.
 Эти-то часы майор и его лакей  посвящали  откровенным  беседам,  ибо  в
остальное время дня они почти не встречались: майор Пенденнис терпеть не мог
сидеть дома, в обществе собственных столов и  стульев,  а  Морган,  завершив
туалет своего барина и доставив его письма по адресам, был волен располагать
собой, как угодно.
 Свое свободное время  этот  деятельный  и  благовоспитанный  джентльмен
проводил в обществе  знакомых  -  слуг  и  лакеев  знатных  особ  и  Морган
Пенденнис, как его называли (ибо и своем узком кругу лакеи  обычно  известны
под такими составными именами), был частым и желанным гостем  во  многих  из
лучших домов нашей столицы. Он состоял  членом  двух  солидных  клубов  -  в
Мэйфэре и в Пимлико и, таким образом, знал все городские сплетни  и  мог  в
течение тех двух часов, что длился  туалет  майора,  занимать  его  приятным
разговором. Он знал десятки  былей  и  небылиц  о  самых  высокопоставленных
особах, ибо их челядь перемывает им косточки, точно так же, как наши - вами,
сударыня, горничные и кухарки толкуют о нас, о нашей  скупости  и  щедрости,
наших деньгах и долгах, и мелких семейных стычках.
 Если я оставлю эту рукопись открытой на столе, то  ручаюсь  вам,  Бетти
прочтет ее и нынче же вечером о ней будут судачить на кухне а завтра та  же
Бетти подаст мне утренний завтрак с таким непроницаемо-невинным  лицом,  что
ни  один  смертный  не  заподозрит  в  ней  соглядатая.  Если  вам  случится
повздорить с супругом - чего не бывает! - то  будьте  покойны:  за  кухонным
столом красноречиво и беспристрастно обсудят и причины ссоры, и ваш,  и  его
характер а если горничной миссис Смит случится в этот день зайти  на  чашку
чая к вашей прислуге, то от этого разговор  станет  только  оживленнее,  она
тоже найдет, что сказать, а на следующий день ее хозяйке уже будет известно,
что миссис Джонс опять не поладила с мужем. Ничто не остается тайной.  Джону
всегда все известно, как в нашем скромном кругу, так и в верхах: для  своего
лакея герцог не больше герой, чем мы с вами и слуга его светлости,  сидя  в
клубе в обществе себе подобных, высказывается о характере и  о  делах  своих
господ правдиво и без утайки, как и  подобает  джентльмену,  участвующему  в
задушевной беседе. Кто - скряга и держит деньги под замком кто попал в лапы
ростовщиков и пишет свое громкое имя  на  оборотной  стороне  векселей  кто
близок с чьей женой кто за кого метит выдать дочку, да не  пройдет,  не  на
таковского напали - все это  доверенные  слуги  доверительно  сообщают  друг
другу, обо всем этом знает и судачит каждый, кто притязает на принадлежность
к благородному обществу.
 Словом, если за старым Пенденнисом утвердилась слава человека, знающего
все к вся, одновременно изощренного в злословии и на редкость тактичного, то
справедливости ради должно сказать, что своей осведомленностью он в  большей
мере был обязан Моргану, который добывал для него новости по всему городу. В
самом деле, если задаться целью хорошо узнать лондонское  общество,  так  не
лучше ли всего  начать  с  основания,  то  есть  с  подвального  этажа,  где
помещается кухня?
 Итак, мистер Морган обряжал своего барина и вел с ним беседу.  Накануне
состоялся высочайший прием, и майор вычитал в газете,  что  леди  Рокминстер
представляла ко двору леди Клеверинг, а леди  Клеверинг  -  свою  дочь  мисс
Амори. (В другой заметке были описаны их туалеты - так подробно  и  в  таких
выражениях, что это и озадачит и рассмешит будущего  историка  нравов.)  При
виде знакомых имен Пенденнис перенесся мыслями в провинцию.
 - Давно ли Клеверинги в Лондоне? - спросил он. - Вы, Морган,  встречали
кого-нибудь из их людей?
 - Сэр Фрэнсис рассчитал своего иностранца, сэр, -  ответствовал  мистер
Морган, - и теперь взял в лакеи одного моего знакомого. Я и посоветовал  ему
туда обратиться. Вы, случаем, не помните Таулера, сэр? Такой высокий, рыжий,
только волосы-то он красит. Служил  дворецким  у  лорда  Леванта,  пока  его
милость не обанкротились. Для Таулера это не ахти какое место, сэр  ну,  да
бедным людям выбирать не приходится, - закончил Морган со слезой в голосе.
 - Да, не повезло Таулеру,  -  усмехнулся  майор.  -  Впрочем,  и  лорду
Леванту тоже, хе-хе.
 - Я знал, чем это кончится, сэр. И вам говорил, еще давно,  в  Михайлов
день четыре года сравнялось.  Это  когда  миледи  заложила  свои  брильянты.
Таулер и отвозил их к Добри - в двух кебах, а  следом  и  столовое  серебро,
почитай, все туда уплыло. Вы небось помните, сэр, мы его видели на  обеде  у
маркиза Стайна - на тарелках вензеля и герб Левантов, и сам же  лорд  Левант
из них кушал... Прошу прощенья, сэр, я вас порезал?
 Морган, занимавшийся в это время подбородком майора, стал ловко править
бритву, не прерывая своего рассказа.
 - Они сняли  дом  на  Гровнер-Плейс,  сэр,  широко  размахнулись.  Леди
Клеверинг решила три раза в неделю устраивать вечера, это не считая  обедов.
Да только ее доходы этого не выдержат - где там!
 - Когда я гостил в Фэроксе, у нее был  первоклассный  повар,  -  сказал
майор, проявив полное безучастие к судьбе доходов вдовы Амори.
 - Как же, сэр, Мароблан его звали... Только Мароблан от них ушел.
 Майор, на этот раз с искренним чувством, заметил, что это, черт возьми,
большая потеря.
 - Ох, и скандал получился с этим мусью Маробланом! - продолжал  Морган.
- На бале в Бэймуте он, нахал этакий, вызвал  мистера  Артура  на  дуэль,  а
мистер Артур совсем было нацелился вышвырнуть его в окно, и поделом  бы  ему
было, да тут подоспел шевалье Стронг и прекратил заваруху... прошу  прощения
- дискуссию, сэр. Гонору у этих французских поваров - не дай бог, точно  они
настоящие джентльмены.
 - Я слышал об этой ссоре, - сказал майор, - но ведь  не  из-за  нее  же
Мироболан получил расчет?
 - Нет, сэр, ту историю замяли, сэр, мистер  Артур  его  простил,  очень
поступил благородно. А уволили его через мисс Амори,  сэр.  Эти  французишки
воображают, что все по ним с ума сходят, так он возьми да и залезь по  плющу
к ней под окошко, и уже хотел спрыгнуть в комнату, да тут его поймали. Вышел
мистер Стронг, выкатили поливальную машину и ну его окатывать  водой.  Такая
вышла история, сэр, - не дай бог.
 - Вот наглец! Вы уж не хотите ли сказать, что она  дала  ему  повод?  -
вскричал  майор,  подметив  в  глазах  мистера  Моргана  какое-то   странное
выражение.
 Лицо лакея снова стало непроницаемым.
 - Насчет этого не знаю, сэр. Откуда слугам  знать  такие  вещи.  Скорее
всего, это со зла говорили. Чего не болтают о знатных  семействах.  Мароблан
убрался и все свое добро увез,  и  сковородки,  и  клавесин  -  у  него  был
клавесин, сэр, и он писал стишки по-французски, - снял квартиру в Клеверинге
и все слонялся вокруг господского дома, а еще говорят, будто мадам  Фрибсби,
модистка, носила записочки мисс Амори, да я этому никогда не  поверю.  И  не
поверю, что он пробовал отравиться  углем,  это  они  все  с  мадам  Фрибсби
выдумали, а один раз его чуть не подстрелил сторож в парке.

 Случилось так, что в тот же  день  майор  занял  позицию  в  просторной
оконной нише клуба Бэя на Сент-Джеймсстрит часа в  четыре  пополудни,  когда
там обычно собирается с десяток таких почтенных старых щеголей (сейчас  этот
клуб вышел из моды, и большинство его членов - люди преклонного возраста, но
во времена принца-регента эти старички собирались у того же  окна,  и  тогда
среди них числились самые прославленные денди нашей  империи).  Итак,  майор
Пенденнис стоял у окна и вдруг увидел, что по улице идет его племянник Артур
со своим приятелем мистером Попджоем.
 - Вон, поглядите, - говорил Попджой, - случалось вам пройти мимо Бэя  в
это время дня и не увидеть этой коллекции древностей?  Прямо  музей.  Их  бы
отлить из воска и поставить у мадам Тюссо...
 - Открыть новую комнату ужасов, - смеясь подхватил Пен.
 - Комнату ужасов? А хорошо сказано, ей-богу! - вскричал Поп.  -  Они  и
вправду страшилища, кого ни возьми. Вон старик  Блондель  вон  мой  дядюшка
Крокус - второго такого старого грешника во всей Европе не сыщешь а  вон...
э, кто-то стучит по стеклу и кивает нам.
 - Это мой дядюшка майор, - сказал Пен. - Он что, тоже старый грешник?
 - Отъявленный плут, - уверенно заявил Поп,  кивая  головой.  -  Он  вам
делает знаки, зовет войти.
 - Пошли вместе, - предложил Пен.
 - Не могу - два года как поссорился с дядей Кроком,  из-за  мадемуазель
Франжипан... всего наилучшего! - И молодой грешник, одним кивком простившись
с Пеном, с клубом Бэя и старшим поколением преступников, побрел к Блекьеру -
в близлежащее заведение, облюбованное гуляками помоложе.
 Крокус, Блондель  и  остальные  старые  франты  только  что  перед  тем
говорили о Клеверингах, о которых и майор, в связи с их приездом  в  Лондон,
расспрашивал в то утро своего лакея. Дом мистера  Блонделя  был  соседний  с
тем, который снял сэр  Фрэнсис  Клеверинг  мистер  Блондель,  сам  любитель
давать обеды, заметил некоторое оживление в кухне соседа. И в самом деле,  у
сэра Фрэнсиса был новый повар  -  тот  самый,  что  не  раз  служил  мистеру
Блонделю, ибо этот последний  постоянно  держал  только  повариху,  впрочем,
весьма искусную, а для званых обедов всякий раз приглашал того  из  кухонных
артистов, какой оказывался свободен.
 - Я слышал, - сказал мистер Блондель, - что денег  они  тратят  чертову
пропасть, а принимают у себя бог знает кого. Чуть не с улицы зазывают  людей
на свои обеды. Шампиньон говорит, у него сердце кровью обливается - на  кого
приходится готовить. Просто позор, что у таких  выскочек  столько  денег!  -
воскликнул мистер Блондель, чей дед был почтенным мастером  по  изготовлению
кожаных штанов, а отец ссужал деньгами принцев крови.
 - Жаль, что я вовремя не встретил эту вдовушку, -  вздохнул  Крокус.  -
Злосчастная подагра виновата, задержала меня в Ливорно. А то я бы сам на ней
женился - говорят, у ней шестьсот тысяч фунтов в трехпроцентных бумагах.
 - Чуть поменьше, - сказал майор Пенденнис. - Я знавал ее семью в Индии.
Отец ее был богач - плантации индиго... я все о ней знаю,  земли  Клеверинга
граничат с нашими... А-а, вон идет мой племянник, а с ним...
 - Мой, ветрогон несчастный, - сказал лорд Крокус,  хмурясь  на  Попджоя
из-под мохнатых  бровей  и,  когда  майор  Пенденнис  постучал  по  стеклу,
поспешил отвернуться от окна.
 Майор был  необычайно  в  духе.  Светило  солнце,  воздух  был  свежий,
бодрящий. Он уже с утра решил нанести в этот день визит  леди  Клеверинг,  а
теперь подумал, что очень недурно  будет  пройтись  к  ней  через  Грин-парк
вместе  с  племянником.  Пенденнис-младший  охотно  согласился  сопровождать
своего светского родича, - тот на одной Сент-Джеймс-стрит успел показать ему
с полдюжины важных персон, а переходя улицу, удостоился  поклона  от  одного
герцога, одного епископа (верхом на спокойной лошадке) и одного  министра  с
зонтиком. Герцог протянул старшему  Пенденнису  палец  в  добела  начищенной
перчатке, который майор пожал как нельзя более почтительно и Пена пронизала
сладкая дрожь,  когда  он,  можно  сказать,  соприкоснулся  с  этим  великим
человеком (ведь Пен держал майора под левую руку, пока тот  правой  держался
за палец его светлости). Ах, если бы по обе стороны улицы стояла сейчас  вся
школа Серых монахов, и весь Оксбриджский университет, и  Патерностер-роу,  и
Темпл, и Лора, и матушка, если бы видели, как они с дядюшкой  здороваются  с
самым известным в мире герцогом!
 - А-а, Пенденнис! Хороша  погодка!  -  Вот  какие  замечательные  слова
произнес герцог, а затем, кивнув маститой головой, пошел дальше  -  в  синем
своем  сюртуке  и  белоснежных  панталонах,  с  жестким   белым   галстуком,
застегнутым сзади сверкающей пряжкой.
 Старый Пенденнис, чье сходство с  его  светлостью  уже  было  отмечено,
сразу после этой встречи стал бессознательно ему подражать в разговоре. Всем
нам, вероятно, приходилось встречать военных, которые вот так  же  подражали
манерам некоего полководца того времени и, может быть, даже  изменили  своей
натуре и характеру только оттого, что судьба наделила их  орлиным  носом.  А
сколько других людей гордились тем, что высокий лоб придает  им  сходство  с
мистером Каннингом? Иные всю  жизнь  пыжатся  и  важничают,  вообразив,  что
смахивают на благословенной памяти Георга IV (мы говорим "вообразив", потому
что действительно походить на  этого  прекраснейшего  и  совершеннейшего  из
людей невозможно!). Иной ходит с раскрытым воротом, решив, что он -  вылитый
лорд Байрон. И еще совсем недавно  сошел  в  могилу  бедный  Том  Бикерстаф,
который, будучи наделен не более богатым  воображением,  чем  мистер  Джозеф
Хьюм, посмотрелся как-то в зеркало и решил, что он похож  на  Шекспира  для
вящего сходства с бессмертным бардом сбрил  волосы  надо  лбом,  без  отдыха
писал трагедии и к концу жизни совсем помешался - буквально погиб  от  мании
величия! Эти и  подобные  им  чудачества,  порожденные  суетным  тщеславием,
наблюдал, вероятно, каждый, кто знает свет. Плутишка Пен  втайне  посмеялся,
заметив, как майор стал подражать великому человеку, с  которым  они  только
что расстались однако на свой лад он и сам был, пожалуй, не менее тщеславен
и теперь выступал рядом с дядюшкой горделиво, как молодой индюк.
 - Да, мой милый,  -  заговорил  старый  холостяк,  когда  они  вошли  в
Грин-парк,  где  резвилась  бедно  одетая  детвора,  где  играли  в  орлянку
мальчишки-рассыльные и паслись на солнышке черные овцы, где актер,  сидя  на
скамейке, учил роль, прохаживались нянюшки с  детьми  и  бродили  влюбленные
парочки. - Да, мой милый, поверь мне: для человека небогатого самое важное -
хорошие знакомства. Кого ты сейчас видел рядом со мной в окне клуба? Двое из
них - пэры Англии. Хобаноб будет пэром, как только умрет его двоюродный дед,
а его уже в третий раз хватил удар остальные же имеют не менее  семи  тыся