а,  французов  из  их
нарядного театрика или с подмостков Оперы, где они  танцевали.  А  на  своей
вилле на Темзе этот государственный муж устраивал пышные приемы, где десятки
светских молодых людей охотно общались с актерами и  актрисами,  особенно  с
последними, ибо на взгляд виконта Крокуса они были и воспитаннее  и  веселее
своих собратьев - мужчин.
 На следующий день Пен отправился в  свой  клуб,  уплатил  вступительный
взнос, поглотивший ровно одну треть от его ста фунтов, и позавтракал  там  с
превеликим удовольствием, как полновластный  хозяин  этих  чертогов.  Затем,
перейдя в библиотеку, погрузился в глубокое кресло и попробовал прочесть все
журналы подряд. Ему было очень любопытно, смотрят ли на  него  другие  члены
клуба и как это они решаются входить в шляпах в такие прекрасные комнаты. Он
написал в Фэрокс письмо  на  клубной  почтовой  бумаге,  упомянув,  как  ему
приятно будет отдыхать здесь после дня, проведенного за работой. Потом зашел
к дядюшке на Бэри-стрит, - не без  страха,  но  послушный  наказу  матери  -
первым делом навестить майора Пенденниса, - и с облегчением узнал,  что  его
еще нет в городе. Квартира стояла пустая. Мебель была в  чехлах,  на  камине
сложены счета и письма. Хозяйка дома сказала, что  майор  на  континенте,  в
Баден-Бадене с маркизом Стайном. Пен оставил на камине и свою  карточку,  на
ней еще значился его адрес в Фэроксе.
 Когда майор  воротился  в  Лондон  -  как  раз  к  ноябрьским  туманам,
насладившись которыми он намеревался уехать на Рождество за город к друзьям,
- его ждала еще одна карточка Артура, уже с адресом  "Лемб-Корт,  Темпл",  а
также письмо от молодого человека и его  матери,  сообщавшее,  что  Артур  в
столице, записан в Верхний Темпл и усиленно изучает право.
 Лемб-Корт,  Темпл,  где  это?..  Майор  Пенденнис  вспомнил,  как   две
великосветские дамы обсуждали  обед  в  Темпле  у  мистера  Эйлифа,  юриста,
который был  "принят  в  обществе"  и  состоял  при  Королевской  Скамье,  -
очевидно, у этой тюрьмы было отделение в Темпле и Эйлиф, скорее всего, там и
служил. И там же, помнится, проживал мистер Дьюсэйс, сын лорда Крэбса. Майор
отправил Моргана разузнать, где находится Лемб-Корт, и доложить ему  о  том,
какую квартиру выбрал себе мистер Артур. Ловкий  посланец  без  труда  нашел
жилище мистера Пена - в свое время ему доводилось разыскивать людей, которых
обнаружить было куда труднее.
 - Так что же это за место, Морган? - спросил майор  на  следующее  утро
из-за полога  своей  кровати,  пока  лакей,  весь  окутанный  густым  желтым
туманом, приготовлял ему одеться.
 - Место не сказать чтобы бойкое, - отвечал мистер Морган. -  Там  живут
законники, сэр, фамилии написаны на дверях. Мистер Артур живет на  четвертом
этаже, сэр. И с ним вместе мистер Уорингтон.
 "Не иначе как из Саффолкских Уорингтонов, - подумал майор. - Ну что же,
отличная семья. Младшие сыновья в наших лучших семьях часто идут в юристы".
 - А какова квартира? - спросил он.
 - Я, сэр, видел только дверь, и на ней фамилии - мистера  Уорингтона  и
мистера Артура, и еще бумажка приколота "Будем в шесть". А слуги  не  видел,
сэр.
 - Во всяком случае, экономно, - сказал майор.
 - Очень даже, сэр. Четвертый этаж, сэр. Лестница темная, крутая, не дай
бог. И как только джентльмен может жить в таком доме!
 - А вы почем знаете, где может и где не может жить  джентльмен?  Мистер
Артур, да будет вам известно, занимается юриспруденцией,  -  произнес  майор
внушительно и, дав понять, что разговор окончен, стал  одеваться  в  облаках
желтого тумана.
 "Одно слово - молодежь, - думал размякший  дядюшка.  -  Письмо  он  мне
написал преотличное. Крокус говорит, что приглашал его обедать и что  манеры
у него самые джентльменские. Мать его - святая женщина. Если он  перебесился
и теперь возьмется за ум, из него еще может выйти прок... Подумать только  -
этот старый дурак Чарльз Мирабель женился на  его  бывшей  пассии,  на  этой
Фодерингэй!.. Он не решается прийти ко мне без спросу и  выразил  это  очень
мило и политично. Ох, и рассердился я на  него  тогда  за  его  оксбриджские
проделки!.. И задал ему жару, когда он  ко  мне  явился...  Возьму-ка  я  да
навещу его, ей-богу!
 И вот в один прекрасный день, удостоверившись у Моргана, что  добраться
до Темпла не составит труда, так как омнибус довезет  его  до  самых  ворот,
майор после завтрака в клубе - не в "Полиантусе", куда только что был избран
мистер Пен, а в другом, ибо майор был  человек  разумный  и  его  отнюдь  не
прельщало то и дело встречаться с племянником в тихом уголке, где  он  любил
проводить время, - в один прекрасный день, повторяем, майор Пенденнис влез в
омнибус и велел кондуктору высадить его у ворот Верхнего Темпла.
 Когда он очутился перед этим ветхим порталом, было около полудня очень
вежливый человек с бляхой и в фартуке повел  его  по  темным  проходам,  под
низкими арками, из двора во двор, один мрачнее другого, и, наконец, вывел  в
Лемб-Корт. Если и на Пэл-Мэл было темно, то что сказать о  Лемб-Корт?  Здесь
во многих комнатах горели свечи -  и  у  мистера  Ходжмена,  где  шесть  его
учеников строчили исковые заявления и у клерка сэра Хоки Уокера,  где  этот
клерк, куда более благообразный и обходительный, чем знаменитый адвокат, его
патрон, беседовал несколько  свысока  с  клерком  другого  адвоката,  рангом
пониже, и в унылой мастерской Завивинга, где в  полумраке  маячили  огромные
судейские парики, а голые болванки печально таращились на уличный фонарь  за
окном. Под этим фонарем два мальчика-рассыльных играли в орлянку. В одну  из
дверей вошла уборщица, стуча деревянными галошами из другой  двери  выбежал
газетчик. В  глубине  двора  двигалось  взад-вперед  белое  пятно  -  фартук
сторожа. Невозможно было вообразить место более унылое, и майор  содрогнулся
при мысли, что кто-то мог поселиться здесь по своей  воле...  "Боже  мой!  -
подумал он. - Бедный мальчик, надобно вытащить его отсюда!"
 Тусклые, чадящие керосиновые лампы, освещающие лестницы Верхнего Темпла
по вечерам, сейчас, разумеется, не  горели,  и  майор  Пенденнис,  с  трудом
разобрав фамилии племянника и мистера Уорингтона на стене дома э  6,  с  еще
большим трудом взобрался на четвертый  этаж  по  ужасающе  темной  лестнице,
цепляясь за влажные перила, от которых сразу отсырели его  перчатки.  Здесь,
на площадке перед одной из  двух  квартир,  стояла  зажженная  свеча  и  над
отворенной дверью были ясно видны фамилии "Уорингтон" и "Пенденнис". Дверь в
комнату ему отворила уборщица-ирландка с ведром и шваброй.
 - Это пиво? - раздался громкий бас. - Давайте его сюда!
 Говоривший сидел на столе, небритый, с  короткой  трубкой  в  зубах,  а
подальше, в кресле, сидел Пен, куря сигару и вытянув ноги к огню. Мальчуган,
состоявший у них в услужении, весело скалил зубы, глядя на майора,  которого
приняли за пиво. Здесь, на четвертом этаже,  было  посветлее,  и  майор  мог
разглядеть комнату.
 - Пен, мой мальчик, это я,  твой  дядя,  -  сказал  он,  давясь  дымом
однако, вспомнив, что сейчас  все  светские  молодые  люди  курят,  не  стал
сердиться.
 Мистер Уорингтон слез со стола, Пен в  некотором  смятении  поднялся  с
кресла.
 - Простите за ошибку, сэр, - произнес Уорингтон громко и приветливо.  -
Не хотите ли сигару? Пиджен, освободи-ка это кресло да пододвинь его к огню.
 Пен бросил свою сигару в  камин  и  с  радостью  ответил  на  сердечное
рукопожатие дядюшки. А майор, как только отдышался после лестницы и выдохнул
из легких табачный дым, стал очень дружелюбно расспрашивать Пена о нем самом
и о его матери как никак, кровь  не  вода,  и  он  был  рад  снова  увидеть
племянника.
 Пен  ответил  на  его  расспросы,  а  потом  представил   ему   мистера
Уорингтона, питомца колледжа св. Бонифация и нынешнего своего сожителя.
 Майор был очень доволен, узнав, что мистер Уорингтон - младший сын сэра
Майлза Уорингтона из Саффолка. С одним из его дядьев он  когда-то  служил  в
Индии и в Новом Южном Уэльсе.
 - Он там стал разводить овец, сэр, и разбогател, - сказал Уорингтон.  -
Это оказалось выгоднее, чем адвокатура или военная служба.  Я  и  сам  думаю
туда махнуть.
 Тут прибыло долгожданное пиво в жбане  со  стеклянным  дном  и  мистер
Уорингтон, шутливо заметив, что майор едва ли,  им  соблазнится,  со  смаком
выпил сам и удовлетворенно вытер губы тыльной стороной руки. Он держался как
нельзя более непринужденно. Одет был в старую домашнюю куртку, носил бороду,
черную и щетинистую, пил пиво, как грузчик, и все же в нем сразу можно  было
распознать джентльмена.
 Выпив, он еще посидел минут пять в кресле, а потом  вышел  из  комнаты,
чтобы дядюшка с племянником  могли,  если  захотят,  поговорить  о  семейных
делах.
 - Грубоват твой приятель, - сказал майор. -  Не  то  что  твои  лощеные
друзья в Оксбридже.
 - Времена не те, - краснея отвечал Артур. -  Уорингтон  только  недавно
сдал экзамен и еще не имеет своей конторы, но право он знает отлично  и  я,
пока не имею средств на регулярные занятия,  пользуюсь  его  помощью  и  его
книгами.
 - Вот это одна из них? - с улыбкой спросил майор: на полу возле  кресла
лежал французский роман.
 - Нынче у нас не рабочий день,  сэр.  Мы  очень  поздно  воротились  из
гостей... от леди Уистон,  -  добавил  Пен,  знавший  слабую  струну  своего
дядюшки. - Там был весь свет, кроме вас, сэр, -  графы,  посланники,  турки,
Звезды, Подвязки... сегодня все перечислены в газете... даже я, - сказал Пен
с тайной гордостью. - Я там встретил свою старую  любовь,  -  продолжал  он,
смеясь. - Вы ее знаете... леди Мирабель... я заново был ей представлен.  Она
обошлась со мной очень милостиво. Это вам я обязан, сэр,  что  выпутался  из
этой истории. Она и с супругом меня познакомила - этакий  старый  модник  со
звездой и в белокуром парике. Умом, кажется, не блещет. Она меня  приглашала
бывать у них теперь-то это для меня безопасно.
 - А что, с тех пор были, верно, и другие увлечения?  -  спросил  майор,
пришедший в отличнейшее расположение духа.
 - Не без этого, - засмеялся мистер  Пен.  -  Но  теперь  я  отношусь  к
увлечениям не столь трагично. Это только первое пламя обжигает.
 - Правильно, мой милый. Пламя, стрелы, страсть - все это очень хорошо в
юности, а ведь ты был еще совсем юнцом, когда связался с этой...  как  ее...
Фодерингилл, Фодерингэй?.. Но светский человек такие глупости презирает.  Ты
еще можешь многого достигнуть.  Ты  получил  удар,  но  не  смертельный.  Ты
наследуешь кое-какое состояние, которое молва даже считает очень крупным.  У
тебя хорошее имя, хорошая голова, хорошие манеры  и  хорошая  наружность,  -
ей-богу, я не вижу, почему бы тебе не жениться на  деньгах...  не  пройти  в
парламент... не отличиться... ну, и все такое. Помни:  жениться  на  богатой
так же легко, как и на бедной,  а  хороший  обед  в  собственном  доме  куда
приятнее, чем бараньи ребра в жалкой  квартирке.  Ты  это  обдумай.  Жена  с
богатым приданым - профессия не в пример легче, нежели  право.  Так  что  не
зевай. Я тоже буду  присматривать  тебе  что-нибудь  подходящее  и  я  умру
спокойно, мой дорогой, если буду знать, что у тебя хорошая  жена  из  нашего
круга, и хороший выезд,  и  что  ты  вращаешься  в  обществе,  как  подобает
джентльмену.
 Так  говорил  любящий  дядюшка,  развивая  перед  Пеном  свою  нехитрую
житейскую философию.
 "Что бы сказали на это матушка и Лора?" - подумал Пен. И в самом  деле,
их нравственные мерки и жизненные правила были совсем иные.
 Едва закончился этот волнующий разговор, как Уорингтон вышел  из  своей
спальни, уже не в обносках, но одетый вполне  прилично,  видный  и  статный,
веселый и  радушный.  В  своей  обшарпанной  гостиной  он  держался  так  же
свободно, как хозяин роскошного лондонского особняка в своих апартаментах. А
комната, в которой находился майор, была и впрямь необыкновенная. Ковер весь
в дырах, на столе - крути от  выпитых  Уорингтоном  кружек  пива.  Небольшая
библиотека - юридическое право, поэзия и математика.  (Математику  он  очень
любил и в свое время в Оксбридже поражал всех упорством  в  академических  и
иных занятиях там до сих пор еще вспоминали, как Молодчага  Уорингтон  клал
на обе лопатки лодочников, греб на призы, получал награды на конкурсах и пил
молочный пунш.) Над камином висела гравюра, изображавшая колледж, на  полках
стояли потрепанные тома Платона со знакомым гербом колледжа  на  переплетах.
Два кресла, конторка, заваленная счетами на колченогом  столе  -  несколько
тощих папок с резюме судебных дел. Вся мебель словно побывала в сражениях  и
была изувечена.
 - А здесь, сэр, спальня Пена.  Он  у  нас  денди:  кровать  с  пологом,
серебряный несессер, сапоги блестят как зеркало.
 И правда, комната Пена была обставлена даже нарядно, стены  украшал  не
только рисованный пейзаж Фэрокса, но и несколько  хороших  гравюр  из  жизни
балета. А у Уорингтона всю обстановку составлял душ да куча книг у кровати с
соломенным тюфяком, на котором он полночи курил трубку и читал своих любимых
поэтов и математиков.
 Показав гостю квартиру, мистер Уорингтон направился к буфету в  поисках
завтрака.
 - Можно предложить вам баранью отбивную, сэр? Мы  их  готовим  сами,  с
пылу с жару, и я одновременно обучаю Пена  первоосновам  права,  кулинарного
искусства и морали. Он страшный лентяй, сэр, и слишком уж изнежен.
 С этими словами мистер Уорингтон взял рашпер, обтер его куском бумаги и
поставил на огонь, положив на него две отбивных, а из буфета достал тарелки,
ножи, серебряные ложки и судки.
 - Скажите только  слово,  майор  Пенденнис:  в  запасе  есть  еще  одна
котлета, а не то Пиджен сбегает  в  трактир  и  принесет  вам  все,  что  вы
пожелаете.
 Майора Пенденниса это очень позабавило, однако  от  еды  он  отказался,
сказав, что недавно завтракал.  И  Уорингтон  поджарил  котлеты  и  шипящими
шлепнул их на тарелки.
 Пен, взглянув на дядюшку и убедившись, что тот по-прежнему  в  духе,  с
аппетитом принялся за свою отбивную.
 - Понимаете, сэр, - объяснил  Уорингтон,  -  миссис  Фланаган  ушла,  а
мальчишке мы не можем поручить эту работу, он весь день занят: чистит Пенову
обувь. Ну вот, теперь запьем пивом,  и  все  в  порядке.  Пен  пьет  чай,  -
напиток, годный только для старушек.
 - Так вы, значит, вчера вечером были у леди  Уистон?  -  сказал  майор,
затрудняясь, о чем говорить с этим не очень-то светским малым.
 - У леди Уистон? Ну нет, сэр, не на таковского напали.  Я  не  любитель
женского общества. Очень уж оно скучно. Я провел философский вечер в  Черной
Кухне.
 - В самом деле? - спросил майор.
 - Я вижу, это название вам ничего не говорит. Спросите у Пена. Он  тоже
туда приехал от леди Уистон. Расскажи майору Пенденнису  про  Черную  Кухню,
Пен, - не стесняйся.
 Пен рассказал, что это - некое сообщество литераторов и светских людей,
к которому он  недавно  примкнул  и  у  майора  мелькнула  мысль,  что  его
племянник довольно много успел повидать и  узнать  после  своего  приезда  в
Лондон.

 ^TГлава XXIX^U
 Рыцари-темплиеры

 Колледжи,  школы  и  юридические  корпорации  еще  сохранили  кое-какое
уважение к прошлому и соблюдают немало обычаев и  установлений,  от  которых
люди, не питающие  особенного  почтения  к  своим  предкам,  а  может  быть,
попросту ничего о них не знающие, уже давно  отказались.  В  благоустроенном
работном доме или в  тюрьме  проявляется  куда  больше  заботы  о  здоровье,
удобствах и чистоте, нежели в иной солидной школе, в старинном колледже  или
в корпорации ученых юристов.  Эти  последние,  не  жалуясь,  спят  в  темных
каморках и платят за рабочую комнату и чулан, служащий им спальней,  столько
же, сколько другие - за удобную виллу с садом где-нибудь в пригороде, или за
просторный  дом  в  вышедшем  из  моды  квартале  Лондона.  Самый   скромный
мастеровой  в  Спиталфилдсе  имеет   в   своем   распоряжении   цистерну   и
неограниченное количество воды а джентльменам, проживающим  в  Темпле  и  в
университетах, сей предмет гигиены доставляют в кувшинах уборщицы,  и  самые
дома, в которых  они  живут,  построены  задолго  до  того,  как  чистота  и
опрятность вошли у нас в обычай.  До  сих  пор  еще  есть  среди  нас  люди,
презирающие простой народ и говорящие о нем не иначе, как  с  насмешкой.  Но
имейте в виду, господа, ваши предки  без  всякого  сомнения  были  из  Толпы
Немытых и в Темпле особенно легко  убедиться  в  том,  что  чистоплотность,
которую народная  мудрость  приравняла  к  праведности,  достигалась  ими  с
великим трудом, и то не в полной мере.
 Старый  Грамп,  судья  по  Норфолкскому  округу,  более  тридцати   лет
проживший в квартире под той, что занимали Уорипгтон и Пенденнис, и  не  раз
просыпавшийся от рева душей, которые эти джентльмены  у  себя  поставили,  -
особенно если  содержимое  тазов  просачивалось  сквозь  потолок  в  комнату
мистера  Грампа,  -  объявил  эти  души  идиотской  новомодной  выдумкой   и
каждодневно клял уборщицу, когда она мыла лестницу, которой ему  приходилось
пользоваться. Сам Грамп - а ему теперь уже сильно за пятьдесят - никогда  не
тратил времени на такие глупости. Он отлично обходился без воды, так же  как
наши отцы и деды. Неужели же среди всех рыцарей, баронетов, лордов и дворян,
чьи гербы украшают стены  знаменитой  обеденной  залы  Верхнего  Темпла,  не
нашлось ни одного благодетеля, который  построил  бы  подобие  Хаммамса  для
юристов, своих собратьев и преемников? В летописях Темпла  об  этом  нет  ни
слова.  Правда,  в  Темпле  имеется  Колодезный  двор  и  Фонтанный  двор  с
механизмом  для  подачи  воды  но  никто  не  слышал,  чтобы  видный  юрист
когда-либо плескался в фонтане и многим ученым законникам прежних  дней  не
мешало бы, думается, иногда прибегать к услугам колодца.
 И все же здания старинных этих  корпораций,  имеющих  своими  эмблемами
"Крылатого коня" и "Агнца со знаменем", привлекательны для тех,  кто  в  них
обитает, и сулят известную долю удобств и свободы,  о  которых  впоследствии
всегда приятно вспоминать. Я не знаю, позволяют ли себе ученые юристы  такую
роскошь, как увлечения, предаются ли они поэтическим  воспоминаниям,  думают
ли, проходя мимо особенно известных домов Темпла: "Вон там  жил  Элдон  -  а
здесь Коук размышлял о Литлтоне - здесь трудился Читти  -  здесь  Барнуэл  и
Олдерсон сообща писали свой знаменитый трактат - здесь  Байлз  сочинял  свою
великую книгу о законопроектах, а  Смит  готовил  свои  бессмертные  речи  о
прецедентах - здесь и теперь  еще  трудится  Густавус  со  своим  помощником
Соломоном..." Но литератор не может не любить те места, где жило столько его
собратьев или где бродят детища их фантазии, по сей день столь  же  реальные
для нас, как и писатели, их создавшие и для меня, например, сэр  Роджер  де
Коверли, гуляющий  в  садах  Темпла  и  беседующий  с  мистером  Зрителем  о
красавицах в кринолинах и мушках, что  прохаживаются  по  зеленой  траве,  -
фигура не менее живая, чем старый Сэмюел Джонсон, когда он вразвалку  шагает
сквозь туман в Кирпичный двор к доктору Гольдсмиту, а  по  пятам  за  ним  -
верный шотландец или  Гарри  Фильдинг,  когда  он,  обернув  голову  мокрым
полотенцем, в закапанных чернилами брыжах, глубокой ночью строчит статью для
"Ковент-гарденской  газеты",  а  в  прихожей  крепко   спит   мальчишка   из
типографии.
 Когда бы можно было узнать, что  делается  в  любом  из  четырехэтажных
домов в  том  темном  дворе,  где  обитали  наши  друзья  Пен  и  Уорингтон,
какой-нибудь местный Асмодей мог бы нарисовать нам  любопытную  картину.  На
первом этаже, к примеру, живет важный парламентский юрист,  который  что  ни
день ездит на званый обед в Белгрэйвию (и тогда его  клерк  тоже  становится
джентльменом, зовет в гости друзей и  наслаждается  жизнью).  А  еще  совсем
недавно он не имел ни одного клиента и голодал на каком-то чердаке здесь же,
в  Темпле  тайком  перебивался  литературными  поделками  надеялся,  ждал,