нестерпимо важничала, спросила у леди Рокминстер,  кто  эта  молодая  особа,
нашла в ней сходство с некоей царицей лондонских балов и  заявила,  что  она
вполне презентабельна.
 Леди Рокминстер не допускала мысли, чтобы какая-нибудь ее протеже могла
быть непрезентабельной,  и  только  подивилась,  как  у  леди  Фоги  хватает
нахальства вообще судить об этом. Время от времени  она  оглядывала  Лору  в
лорнет и осталась вполне довольна безыскусственной  красотой  девушки  и  ее
веселым, невинным лицом. Руки у ней красноваты, но это с годами  пройдет,  А
держится она куда лучше, чем эта вертушка мисс Амори, что  танцует  напротив
нее.
 Мисс Бланш и в самом деле была Лориной визави, и  уж  она  и  улыбалась
своей лучшей подруге, и кивала ей,  и  переговаривалась  с  нею,  когда  они
оказывались рядом, и всячески ей покровительствовала. Белее ее  плечиков  не
было во всей зале, и они ни минуты не оставались в покое как  и  ее  глаза,
которые беспрестанно стреляли по сторонам как и  вся  ее  фигурка,  которая
точно говорила всем и каждому: "Смотрите на  меня,  а  не  на  эту  розовую,
здоровую, крепкую деревенскую девчонку - она и танцевать-то не умела, пока я
ее не выучила. Вот, полюбуйтесь, как танцуют в Париже... вот  самая  изящная
ножка в этой зале и самый изящный башмачок. Полюбуйтесь, мистер  Пинсент.  И
вы, мистер Пенденнис. Я знаю, почему вы там хмуритесь за  занавеской.  Знаю,
что вам до смерти хочется потанцевать со мной".
 Лора, танцуя, тоже поглядывала на Пена, укрывшегося  в  нише  окна.  Он
оставался в этом убежище до конца первой кадрили, и остался бы и дольше,  но
тут добрая леди Клеверинг поманила его к себе, и Пен, краснея  и  конфузясь,
как то обычно бывает с  очень  самоуверенными  молодыми  людьми,  подошел  к
почетному месту, где  сидели  пожилые  дамы.  Он  надменно  поклонился  леди
Рокминстер, которая  в  ответ  лишь  мельком  на  него  взглянула,  а  потом
засвидетельствовал свое почтение  вдове  покойного  Амори,  ослепительной  в
своих брильянтах, перьях, бархате, кружевах и прочих изделиях портновского и
ювелирного искусства.
 Танцевать с мисс Белл вторую кадриль удостоился юный мистер  Фоги,  еще
учившийся  в  Итоне  и  с  нетерпением  дожидавшийся  усов  и  зачисления  в
драгунский полк. Он не скрывал своего восхищения девушкой. Ему казалось, что
очаровательнее он никого не встречал. Он так и сказал ей:  "Вы  мне  гораздо
больше нравитесь, чем эта  француженка".  (Перед  тем  он  танцевал  с  мисс
Амори.) Лора весело рассмеялась и, все еще смеясь, заметила  Пена,  который,
со своей стороны, все еще дулся, напустив на себя нелепо  высокомерный  вид.
Потом заиграли вальс,  и  юный  Фоги,  с  грустью  вспомнив,  что  не  умеет
вальсировать, дал себе слово на ближайших вакациях нанять учителя.
 Мисс Лору опять ангажировал мистер Пинсент, и Пен с яростью увидел, как
рука этого джентльмена обвила ее талию и они закружились по зале. Прежде ему
и в голову не приходило сердиться, когда летними вечерами в  Клеверинг-Парке
они устраивали танцы - выносили столы и стулья, призывали сверху гувернантку
играть на фортепьяно, и сам  он,  и  шевалье  Стронг  (превосходный  танцор,
умевший сплясать и английскую жигу, и немецкий вальс, и испанское  фанданго)
поочередно приглашали Бланш и Лору.
 Сейчас  Лора  так  наслаждалась  танцем  и  была  так   оживлена,   что
расшевелила даже флегматичного мистера Пинсента. Бланш танцевала  прекрасно,
но ей попался неудачный кавалер  -  капитан  Слонки  из  драгунского  полка,
стоявшего в Чаттерисе. Ибо капитан Слонки, хоть и вкладывал  в  это  занятие
много старания и сил, но не поспевал за  музыкой  и,  будучи  начисто  лишен
слуха, сам не замечал, что движения его слишком медлительны.
 Таким образом, мисс Бланш видела, что не  только  в  кадрили,  но  и  в
вальсе ее лучшая подруга выглядела интереснее, и успех Лоры не  доставил  ей
радости. Сделав два-три тура  с  тяжеловесным  драгуном,  она  сослалась  на
усталость и потребовала, чтобы он отвел ее  на  прежнее  место  -  подле  ее
матушки, с которой беседовал Пен а Пена спросила, почему он не пригласил ее
на вальс и оставил на милость этого противного увальня в красном мундире и в
шпорах?
 - А я думал, что для молодых барышень нет ничего лучше мундира и  шпор,
- отвечал Пен. - Я и не посмел бы в своем черном фраке соревноваться с таким
великолепием.
 Мисс Амори пожала плечиками.
 - Вы очень недобрый, жестокий и нелюбезный. Лучше уходите. Ваша  кузина
смотрит на нас из-за плеча мистера Пинсента.
 - Пойдемте танцевать, - сказал Пен.
 - Только не этот  вальс.  Нельзя,  ведь  я  только  что  отделалась  от
толстого капитана. Поглядите  на  мистера  Пинсента,  видали  вы  что-нибудь
подобное? Следующий вальс я с вами буду танцевать, и  кадриль  тоже.  Я  уже
приглашена, но скажу мистеру Пулу, что обещала вам, а потом забыла.
 - Женщины легко забывают, - сказал Пен.
 - Но потом они всегда вспоминают и очень раскаиваются в своей вине. Вот
идет Кочерга, и с ним наша милая Лора. Какая она нынче хорошенькая.
 Лора, подойдя, протянула Пену руку, а  Пинсент  изобразил  нечто  вроде
поклона, уподобившись в грации тому  предмету  домашней  утвари,  с  которым
сравнила его мисс Амори.
 А Лора глядела приветливо, ласково.
 - Как хорошо, что  ты  приехал,  -  сказала  она.  -  Теперь  мы  можем
поговорить. Как маменька? Первые три танца кончились, следующий я  танцую  с
тобой.
 - Я только что ангажировал мисс Амори, -  отвечал  Пен  и  мисс  Амори
кивнула головкой и, присев, заявила:
 - Я его не уступлю, милочка.
 - Ну, тогда, душечка, он будет танцевать со мной вальс, - сказала Лора.
- Правда, Пен?
 - Вальс я танцую с мисс Амори.
 - Очень жаль, - сказала Лора и,  тоже  присев,  укрылась  под  надежное
крыло леди Рокминстер.
 Пен упивался своим коварством. Из-за него ссорятся две  самые  красивые
девушки. Решив, что мисс Лора наказана по заслугам, он изогнулся над спинкой
дивана и стал болтать с Бланш. Он беспощадно высмеивал всех присутствующих -
драгун в их тесных мундирах, разряженных  провинциалов,  безвкусные  туалеты
дам. У этой не прическа, а воронье  гнездо  та  нацепила  на  голову  шесть
фунтов винограда, вдобавок к фальшивому жемчугу. "Головной убор из миндаля с
изюмом, - сказал он. - Можно подавать на десерт". Словом, он был чрезвычайно
язвителен и забавен.
 Во время кадрили он продолжал злословить, и Бланш то и дело смеялась  -
и потому, что шутки его были остроумны, и потому, что Лора  опять  оказалась
их визави и могла слышать, как им весело и как они понимают друг друга.
 - Артюр сегодня очарователен, - шепнула она Лоре из-за  куртки  корнета
Жерда, когда они трое пережидали, а Пен один выполнял  фигуру  танца,  очень
неторопливо, заложив большие пальцы в карманы жилета.
 - Кто?
 - Артюр, - произнесла Бланш на французский лад. - Такое красивое имя.
 А затем барышни перешли на сторону  Пена,  и  ту  же  фигуру  станцевал
корнет Жерд. У него не было жилетных карманов, куда  спрятать  руки,  и  они
торчали из тесных рукавов куртки, большие и будто опухшие.
 В перерыве между кадрилью и вальсом Пен только спросил Лору, интересный
ли кавалер корнет Жерд и так же ли он ей по душе,  как  другой  ее  кавалер,
мистер Пинсент. А вонзив ей в грудь эти два кинжала, снова  стал  болтать  с
Бланш Амори и острить удачно и неудачно, но всегда достаточно  громко.  Лора
не могла понять, почему Пен дуется на нее, чем она его  обидела  но  она  и
теперь нисколько на него не рассердилась, потому что была  незлобива,  да  к
тому же проявление мужской ревности порою даже приятно женщине.
 Раз Пен был занят, она охотно пошла с капитаном Стронгом - тот танцевал
еще лучше. А Лора, как всякая юная и жизнерадостная девушка, обожала танцы и
наслаждалась от души. Капитану Слонки на этот  раз  досталась  дама,  вполне
подходящая ему по размерам: мисс Бомбл,  крупная  особа  в  креповом  платье
цвета малинового мороженого, дочь той дамы с виноградом на  голове,  которой
любовался Пен.
 Тут и мистер Артур Пенденнис не спеша вошел в круг со своей  прелестной
дамой мисс Бланш, нежно прильнувшей к его руке, и, кружась под звуки вальса,
решил, что они с Бланш - замечательная пара. Возможно,  ему  интересно  было
удостовериться, согласна ли с ним в этом  мисс  Белл  но  она,  без  устали
танцуя с капитаном Стронгом, не замечала его или не хотела замечать.  Однако
триумф Пена был недолговечен, и бедной Бланш суждено было в этот злосчастный
вечер испытать еще одно унижение. Пока они с Пеном кружились легко и  ловко,
точно в балете, капитан Слонки и дама, за чью объемистую талию он  держался,
вращались неторопливо, с прохладцей, мешая другим танцующим.  Но  оказалось,
что больше всего они мешали Пенденнису, ибо он и Бланш, на  одном  из  самых
быстрых своих поворотов, налетели на драгуна и его даму с такой  силой,  что
все четыре вращающиеся тела потеряли равновесие капитан Слонки, мисс  Бомбл
и Пен не удержались на ногах, одной мисс Амори повезло - ее только отбросило
к стене, прямо на скамью.
 А Пенденнис растянулся на полу, разделив участь Слонки  и  мисс  Бомбл.
Капитан был тяжел, но добродушен, он первый же расхохотался над своей бедой,
чем и избавился от насмешек. Зато мисс Амори рвала  и  метала  мисс  Бомбл,
сидя на полу и жалобно  озираясь  по  сторонам,  являла  собою  зрелище,  на
которое трудно было смотреть без смеха а Пен, слыша вокруг смешки, пришел в
ярость. Он был из числа тех шутников, что не терпят шуток по своему  адресу,
и пуще всего на свете боялся показаться смешным.
 Когда он поднялся, над ним смеялись все - Лора и Стронг, Пинсент и  его
дама. Пен готов был убить их на месте. В бешенстве он отвернулся  от  них  и
стал, запинаясь, оправдываться перед мисс Амори. Виноват не он, а те двое...
эта женщина в розовом платье... он надеется, что мисс Амори  не  ушиблась...
Может, она отважится еще на один тур?
 Мисс Амори капризно  отвечала,  что  ушиблась,  даже  очень  больно,  и
танцевать больше не желает и  с  благодарностью  приняла  стакан  воды,  за
которым со всех ног помчался кавалер с трехконечной звездой на синей  ленте,
бывший свидетелем несчастья. Она выпила воду, с улыбкой попросила  господина
со звездой отвести ее к маменьке и взяла его под руку, нарочно не  глядя  на
Пена.
 Удостоенный  такой  милости,  господин  со  звездой  весь  задрожал  от
восторга. Он склонился над рукой Бланш, пылко прижал ее к своему  рукаву  и,
торжествуя, огляделся по сторонам.
 Счастливцем, которого Бланш выбрала в провожатые, был не кто иной,  как
Мироболан. Но девушка ни разу не удосужилась посмотреть артисту  в  лицо  за
все время, что он служил в их доме, и была в полной уверенности,  что  имеет
дело с каким-нибудь знатным иностранцем. Пен, увидев их рядом, от  удивления
забыл о своем позоре и воскликнул: "Да это повар!"
 Он тут же пожалел о своих словах - ведь Бланш сама  просила  Мироболана
проводить ее, - мог  ли  он  не  повиноваться  даме?  Бланш  в  волнении  не
расслышала, что он сказал, зато  Мироболан  расслышал  и  свирепо  оглянулся
через плечо, чем немало его позабавил.  Мистер  Пен  был  раздражен  и  зол
возможно, ему хотелось затеять с кем-нибудь ссору но мысль, что он оскорбил
повара или что такому человеку вообще доступно понятие чести, даже не пришла
в голову этому надменному молодому аристократу, сыну аптекаря.
 А бедному артисту никогда не приходило в голову, что как мужчина он  не
ровня кому бы то ни было или что он, по положению своему, не смеет идти  под
руку с дамой, которая сама его о том попросила. У себя на родине  он  видел,
как настоящие дамы (правда, замужние,  но  он  знал,  что  в  Англии  девицы
пользуются большей свободой, чем во  Франции)  танцуют  на  балах  с  первым
попавшимся Жаном или Пьером и он  подвел  бы  Бланш  к  леди  Клеверинг  и,
возможно, даже пригласил бы ее танцевать, но восклицание Пена, хлестнув его,
подобно пуле, жестоко оскорбило его и разгневало. Бланш не поняла, почему он
вздрогнул и пробормотал сквозь зубы гасконское ругательство.
 По счастью, Стронг,  осведомленный  о  душевном  состоянии  несчастного
нашей приятельницей мадам Фрибсби, как всегда, в нужную минуту оказался  под
рукой. Он быстро сказал что-то Мироболану  по-испански,  а  затем  предложил
мисс  Амори,  прежде  нежели  возвращаться  к   леди   Клеверинг,   откушать
мороженого. Незадачливый герой покорно выпустил ручку, которая всего  минуту
лежала на его рукаве, отвесил глубокий, скорбный поклон и отступил.
 - Разве вы не знаете, кто это? - спросил Стронг, уводя  млсс  Амори.  -
Это Мироболан, ваш французский повар.
 - Откуда мне было знать? - жалобно протянула Бланш. - У него  орден  и
вид такой ditigue {Благородный, воспитанный (франц.).}, и  очень  красивые
глаза...
 - Беднягу, кажется, свели с  ума  ваши  eaux  yeux  {Прекрасные  глаза
(франц.).}, - сказал Стронг. - Повар он отличный, но у него не все дома.
 - Что вы ему сказали на непонятном языке? - спросила мисс Бланш.
 - Он гасконец, вырос вблизи испанской границы. Я ему сказал,  что  если
он сейчас же не отойдет от вас, то потеряет место.
 - Бедный мосье Мироболан!
 - Вы видели, как он посмотрел на Пенденниса? - спросил Стронг, которого
вся  эта  история  чрезвычайно  развеселила.  -  Не  сомневаюсь,  что  он  с
удовольствием пронзил бы маленького Пена своим вертелом.
 - Противный этот мистер Пен, - сказала Бланш. - Бог знает  что  о  себе
воображает, а ловок, как медведь,
 - Слонки, кажется, тоже не прочь был его убить  и  Пинсент  тоже.  Вам
какого мороженого, сливочного или фруктового?
 - Фруктового. Кто этот странный человек, почему он на меня так смотрит?
И он тоже с орденом.
 - Это мой знакомый, полковник Алтамонт,  очень  любопытная  фигура,  на
службе у набоба Лакхнаусского... Э, что там стряслось? Я сейчас. - И шевалье
опрометью бросился в бальную залу, откуда несся какой-то шум и крики.
 Буфет, где находилась мисс Амори, представлял собой длинную комнату,  в
которой хозяин гостиницы мистер Ринсер намерен был предложить желающим  ужин
за плату по пяти шиллингов с человека. Здесь же было приготовлено изысканное
угощение для богатых семейств, приехавших на бал простую  публику  сюда  не
допускали лакей, стоявший в дверях, всем объяснял, что эта комната отведена
для леди Клеверинг и леди Рокминстер с  их  гостями,  а  для  публики  будет
открыто только к ужину,  после  полуночи.  Правда,  Пинсент,  танцевавший  с
дочками избирателей, приводил их сюда  вместе  с  мамашами  и  Стронг,  без
которого не обходился ни один праздник, имел, разумеется, сюда доступ.
 Но сейчас единственным, кого он здесь застал,  был  господин  в  черном
парике и с орденами в петлице -  офицер  на  службе  его  высочества  набоба
Лакхнаусского.
 Господин этот расположился в буфете еще в самом начале вечера, сообщил,
что у него дьявольски пересохло в  горле,  и  заказал  бутылку  шампанского.
Лакей сразу смекнул, что это какая-то важная особа,  и  через  минуту  перед
полковником появилось вино и ужин, который он  и  начал  поглощать,  любезно
вступая в разговор со всеми, кто заходил в комнату.
 Здесь его застали сэр Фрэнсис Клеверинг и мистер  Уэг,  когда  покинули
бальную залу: сэру Фрэнсису захотелось выкурить сигару и  потолкаться  среди
публики на набережной - он сказал, что там куда веселее а  мистер  Уэг  рад
был пройтись под ручку с баронетом  -  он  во  всяком  обществе  прилипал  к
высшему по званию. Когда они проходили через буфет, полковник  Алтамонт  так
странно на них воззрился, что Клеверинг спросил у хозяина, кто он  такой,  и
выразил уверенность, что офицер набоба пьян.
 Мистер Пинсент тоже удостоился чести побеседовать со слугой  индийского
князя. Пинсент взял себе за правило разговаривать со  всеми  (что,  к  слову
сказать, не всегда получалось у него ловко), и господина в черном парике  он
принял за избирателя, - может быть, капитана торгового корабля, а может, еще
за какую местную достопримечательность. Итак, когда он вошел в  буфет,  ведя
под  руку  жену  какого-то  избирателя,  полковник   предложил   ему   бокал
шампанского. Пинсент поклонился с невозмутимо серьезным видом, отведал вина,
признал его превосходным и, еще раз вежливо  поклонившись,  отошел  к  своей
даме. Никакое иное поведение, вероятно, не поразило бы полковника  Алтамонта
больше, чем эта церемонная вежливость. Он тупо уставился Пинсенту в спину, а
потом бросил через стойку хозяину: "Хорош гусь!" Тот смутился и не знал, что
ответить. Мистер Пинсент - внук графа, метит в парламент. С другой  стороны,
полковник Алтамонт награжден орденами, обсыпан драгоценностями, в кармане  у
него позванивают золотые и платит он щедро. Не  зная,  что  сказать,  мистер
Ринсер заторопился: "Так точно, полковник... так точно, сударыня, вам чаю?..
Чашку чая, миссис Ринсер!" - и, таким образом, увильнул от оценки достоинств
мистера Пинсента, хотя офицер низама, как видно, был не прочь их обсудить.
 Поскольку мистер Алтамонт провел в буфете весь вечер  и  не  терял  там
времени, вино оказало на него действие, и он все еще продолжал  пить,  когда
вошли мистер Стронг и мисс Амори.
 Когда шевалье, привлеченный шумом в зале, выбежал за  дверь,  полковник
поднялся с места, красные его глазки разгорелись как уголья, и он  нетвердой
походкой двинулся к Бланш. То ли она была поглощена мороженым, очень  свежим
и вкусным то  ли,  в  отличие  от  лакеев,  бросившихся  вслед  за  шевалье
Стронгом, не спешила узнать, что творится в соседней комнате но  когда  она
наконец подняла голову, незнакомец стоял  перед  ней  и  сверлил  ее  своими
красными глазками. Кто бы это мог быть? Как интересно!
 - Так вы, значит, Бетси Амори? - спросил он. - Бетси Амори, ха-ха!
 - Кто... кто вы такой? - спросила Бетси, она же Бланш.
 Однако шум в зале так усилился, что  нам  следует  поскорее  воротиться
туда и поглядеть, что же там происходит.

 ^TГлава XXVII^U
 И батальная и чувствительная

 У окна в углу залы, неподалеку от той двери, в которую  вбежал  шевалье
Стронг,   разгоралась   междоусобица,   звучала   громкая   брань,    царила
невообразимая толкотня и давка. Из толпы, собравшейся  под  открытым  окном,
неслись насмешливые выкрики: "Так его!", "Что смотрит  полиция?"  -  и  тому
подобное и в одной стороне кольцо гостей, среди  которых  выделялась  мадам
Фрибсби, окружило  мосье  Альсида  Мироболана,  в  то  время  как  в  другой
несколько мужчин и дам обступили  нашего  друга  Артура  Пенденниса.  Стронг
легко протиснулся в гущу битвы,  задев  по  дороге  мадам  Фрибсби,  которая
страшно обрадовалась его появлению и закричала не  своим  голосом:  "Спасите
его, спасите!"
 Виновником всей этой кутерьмы был  разгневанный  начальник  кухни  сэра
Фрэнсиса Клеверинга. Когда Стронга  уже  не  было  в  зале,  а  мистер  Пен,
донельзя обозленный своим падением, сделавшим его посмешищем всей Англии,  и
вдобавок холодностью мисс Амори, еще усугубившей его обиды, пытался охладить
свой телесный и душевный пыл, глядя на мерцающее вдали спокойное море, когда
он искренне старался овладеть собой и в глубине души, вероятно, уже понимал,
что весь вечер вел себя очень глупо и некрасиво, - он вдруг почувствовал  на
своем плече чью-то руку и, оглянувшись, с  ужасом  убедился,  что  это  рука
мосье Мироболана: бледный, с растрепанными кудрями, он сверлил Пена яростным
взглядом. Чтобы тебя хлопал по плечу  повар-француз  -  такой  фамильярности
потомок Пенденнисов не мог стерпеть. Кровь предков вскипела у него в  жилах,
он остолбенел от бешенства и еще больше - от изумления.
 - Вы говорите по-французски? - спросил Мироболан на своем родном языке.
 - А вам какое дело? - спросил Пен по-английски.
 - Или хотя бы понимаете? - продолжал тот с поклоном.
 - Да, сэр, - отвечал Пен, топнув ногой. - Отлично понимаю.
 - Vou me comredrez alor, Moieur edei, - заговорил Мироболан,
по-гасконски раскатывая "р", - quad je vou di que  vou  ete  u  lache.
Moieur edei - u lache, etedez-vou? {То