взметнулись
в небо клубы пыли, взбитые мощными двигателями ракет.
   Практически сразу же ракеты взяли направление на пару Корсар - Хомяк, и у
каждого из них в наушниках прозвучал тревожный сигнал  -  бортовой  комплекс
предупреждал летчиков об опасности.
   Услышав этот сигнал, оба пилота почти одновременно взяли ручку  на  себя,
сбрасывая обороты двигателей. Система управления вектором тяги добавила свой
разворачивающий момент к полностью отклоненным рулям высоты, и  истребители,
словно поддернутые невидимой нитью,  мгновенно  перешли  от  горизонтального
полета к вертикальному набору высоты. Теперь они  летели  уже  не  пользуясь
подъемной силой крыльев, искусственно ослабленная тяга двигателей  почти  не
помогала самолетам подниматься.  Две  многотонные  крылатые  машины,  словно
подброшенные вверх камни,  с  каждой  секундой  замедляли  свое  движение  и
наконец, застыв на неуловимое мгновение в неподвижности, оба СУ-37  величаво
перевалились на нос и стали падать вниз.
   Во время выполнения этой  фигуры  высшего  пилотажа,  известной  зрителям
аэрошоу под названием "колокол", самолет почти сбрасывает  скорость,  сбивая
ракету со следа, а когда набирает ее вновь, ракета окончательно теряет  свою
жертву. Однако исполнение этого  трюка  -  всегда  риск  даже  для  опытного
пилота,  потому  что  потеря  скорости  чревата  снижением  управляемости  и
устойчивости машины.
   Буквально на полторы секунды раньше  Хомяка  Корсар  вновь  дал  турбинам
своего самолета полные обороты, но именно этих полутора  секунд  не  хватило
ему, чтобы уйти от атаки.  Вытягивая  свой  СУ  из  начавшегося  пикирования
вверх, он вдруг ощутил мощный удар по  корпусу,  и  тотчас  его  истребитель
завертелся в небе, словно ввинчиваясь в его голубизну.
   Остановить это вращение было невозможно, самолет отказывался подчиняться.
Корсар понял, что дело дрянь, и внезапно вспомнил слова своего инструктора в
училище: "Если дело дрянь - помните, ребята, вы нам дороже самолета.  Дергай
ручку, и кости за борт!" В следующую секунду Корсар решительно схватился  за
рычаг катапульты.
   Хомяк видел, как рядом с хвостом самолета Корсара  взорвалась  ракета,  и
инстинктивно бросил истребитель в сторону, чтобы  не  попасть  под  осколки.
Несколько легких ударов по корпусу он все же ощутил, но ни одна из систем не
дала сбоя.
   "Откуда взялись ракеты?" -  Хомяк  быстро  взглянул  на  экран,  а  потом
перевел взгляд на землю. Увидев оседающий столб пыли справа позади себя,  он
бросил "сухого" в такой резкий  разворот,  что  от  перегрузки  потемнело  в
глазах, но зато, когда перегрузка отпустила, отчетливо увидел точно  впереди
по курсу три "тележки" - одну с пятнистым контейнером станции  управления  и
две пусковые установки, одна из которых и произвела  залп.  На  направляющих
второй красовалась гроздь ракет, готовых к пуску.
   Бомб у Хомяка уже не оставалось,  и  потому,  несмотря  на  необходимость
беречь снаряды на  случай  встречи  с  воздушным  противником,  он  выпустил
длинную  очередь,   середина   которой   пришлась   как   раз   по   позиции
зенитно-ракетных установок. Хомяк видел, что попал, но неприметный  сельский
домик уже пронесся под брюхом "сухого",  а  разворачиваться,  чтобы  оценить
результат обстрела, времени больше не было.

   Увидев несущийся на позицию самолет, лейтенант нырнул в оказавшуюся рядом
очень кстати канаву; через секунду рядом с ним в жидкую  грязь  плюхнулся  и
сержант, а когда рев турбин прокатился  над  их  головами,  и  лейтенант,  и
сержант одновременно вскочили.
   Разрывы 30-миллиметровых снарядов разворотили борт станции управления,  и
лейтенант понял, что оператор, пытавшийся все  же  экстренно  ее  запустить,
вряд ли закончит свою работу. Но это бы еще  ничего  -  несколько  выстрелов
попали в готовую к запуску  ракету,  вызвав  детонацию  ее  твердотопливного
двигателя.
   Из сопла била струя огня, и прицеп резво разворачивался вокруг упертого в
землю дышла-подставки, прочерчивая заторможенными колесами  в  мягкой  земле
глубокую борозду. Поняв, что случится в ближайшие секунды, лейтенант толкнул
сержанта, и они вместе бросились прочь, не разбирая дороги.
   Жаркая  взрывная  волна  догнала  их  и  швырнула  в  придорожные  кусты.
Пришедший в себя  первым  сержант  кое-как  вытащил  лейтенанта  из  колючек
обратно на дорогу Лейтенант открыл глаза и произнес слабым голосом:
   - Сержант, по-моему, одного из  них  мы  все  же  достали.  Или  мне  это
привиделось?
   - По-моему, вы правы, сэр. Точнее нам скажут на базе, если только я сумею
вас туда дотащить. Похоже, машины с обедом сегодня мы не дождемся.
   Лейтенант слабо улыбнулся и вновь потерял сознание.

   Казак, уже набравший высоту, видел внизу растущее облако дыма  и  вспышки
пламени.  Горела  чуть  ли  не  половина   "тандерболтов",   а   от   одного
транспортника остались лишь  обломки,  составлявшие  контур  места,  где  он
стоял. Еще два столба дыма поднимались в стороне от базы. Увидев, что  в  их
группе теперь только три самолета. Казак понял, что  означал  этот  зловещий
контур. Разворачиваясь, чтобы присоединиться к группе, он  заметил  на  фоне
земли нечто похожее на белый лоскут парашюта, но был ли это и в  самом  деле
парашют уцелевшего летчика, Казак утверждать бы не смог.
   - Отработали, идем домой, - произнес  Хомяк  в  микрофон,  взяв  на  себя
обязанности командира группы, и бросил прощальный  взгляд  на  разгромленную
авиабазу. Два истребителя пристроились сзади. В голове мелькнула  неприятная
мысль: "Первый вылет - и сразу первая потеря. Бардак это, а не работа!"
   Обратный путь показался Казаку в два раза короче и быстрее - находясь под
напряжением первого настоящего боевого вылета, он не думал о  времени.  "Для
Хомяка и Деда, наверное, это  все  привычно  и  обыденно,  -  размышлял  он,
вспоминая то немногое, что ему было о них известно. - Наверняка для  них  не
будет слишком большим потрясением гибель Корсара. Хотя,  с  другой  стороны,
невозможно представить, чтобы  к  этому  событию  они  отнеслись  совершенно
спокойно. А может, это вовсе и не гибель, может, то,  что  я  видел,  именно
парашют,  и  наш  одноглазый  пират  успел-таки  катапультироваться?"  Казак
невольно прошептал короткую молитву о том, чтобы именно так все и  оказалось
в действительности.
   Впрочем, спасение в данных обстоятельствах для Корсара  еще  не  означало
быстрого его  возвращения  ни  на  базу,  ни  в  Россию.  Казак  слабо  себе
представлял, какие силы  сейчас  обладают  реальной  властью  на  территории
Болгарии, но подозревал, что русского  волонтера,  сражающегося  за  сербов,
вряд ли встретят с распростертыми объятиями.

   Полоса подземного аэродрома открылась так же внезапно,  как  и  в  первый
раз, и заходить на посадку пришлось с ходу.  Когда  машина  Казака  катилась
последние метры по полосе, он увидел бегущих к нему из укрытия двух  человек
с ведрами воды. Они, не дожидаясь полной остановки самолета, нырнули под его
плоскости и с размаху выплеснули воду на покрышки основных колес  шасси.  От
разогретых покрышек поднялось облачко пара, но теперь по крайней мере  можно
было не опасаться, что пневматик вновь, как в случае  с  самолетом  Корсара,
разлетится от повысившегося давления. Казак даже вспомнил, как утром  назвал
Хомяк эту процедуру - "Баграмский душ".
   Уже выруливая к створкам  ангара,  истребитель  прокатился  мимо  четырех
техников, которые стояли на краю  полосы  и  смотрели  вдаль,  туда,  откуда
должен  был  показаться  четвертый   самолет.   Один   повернул   голову   и
вопросительно глянул на Казака, но тот смотрел только вперед: не хватало еще
повредить самолет, загоняя его в ангар, тем более сейчас, когда в бою они  и
так уже лишились одной машины.
   Мелник. "СвалЕный летец"
   Чувствуя, что взмок как мышь, Корсар сдернул наконец полотнище парашюта с
проклятой  ветки.  Непослушными  пальцами  он  скомкал  и  обмотал  стропами
синтетический ворох - и огляделся. Голова  гудела,  переполненная  обрывками
лихорадочных мыслей. Все произошло слишком быстро.
   Но главная мысль стучала в висках торжествующим колокольчиком: "Жив, жив,
жив..." "Пока", - заставил он  себя  сделать  неприятное  уточнение.  Корсар
вдруг вспомнил, что, например, подготовка американских  пилотов  обязательно
включает специальный курс по выживанию в дикой  местности.  Он  же  об  этом
знает только понаслышке. Его собственные  воспоминания  далеких  курсантских
времен вряд ли могли тут помочь, разве что пригодится его  более  или  менее
сносный   навык    ориентирования    на    местности.    Похоже,    придется
руководствоваться в основном здравым смыслом.
   Итак, во всех книгах и фильмах шпионы первым делом прячут парашют. Корсар
поймал себя на том, что уже некоторое время глядит на большое дупло в мощном
кряжистом дереве в каком-то десятке метров от него. И через минуту свернутый
в кокон парашют был запихнут туда  вместе  с  защитным  шлемом  и  подвесной
системой. Здравый  смысл  выдал  ему  еще  одну  рекомендацию  к  действиям:
покинуть место приземления.
   Корсар забросал дупло прелой листвой, слез  с  дерева  и  побежал  прочь,
наметив ориентиром ближайшую вершину, но долго, как на  тренировках,  бежать
не получилось. Конечно, полторы тысячи метров над уровнем моря не  такая  уж
головокружительная высота для летчика, и все же он на удивление очень  скоро
выдохся. "Слева горы, справа горы, а я маленький такой", - припомнилась  ему
старая песенка. Действительно, из  кабины  сверхзвукового  истребителя  этот
пейзаж воспринимается совсем по-другому! Там летчик ощущает себя повелителем
скорости и пространства, а горы под ним - просто  рельефная  карта.  Однако,
решил Корсар, лирику в сторону. Для начала - инвентаризация. Что имеем  -  в
плюс. Каждая  мелочь  сейчас  может  оказатьс.я  спасительной,  так  подумал
Корсар, распаковывая подсумок с аварийным комплектом.
   С каким-то особым вниманием он  разглядывал  каждый  предмет.  Рыболовные
крючки, леска, проволока, спички,  нитки,  пластырь,  бинт  и  скупой  набор
лекарств, сухое горючее, свеча, фонарик, монокуляр -  половинка  бинокля,  -
котелок и пластмассовая фляга,  очень  скромный  сухой  паек  и  трубочка  с
фильтром для питья из лужи.
   Перебрав эту полезную мелочевку, Корсар обратился к инструментарию  иного
рода - довольно увесистой части снаряжения.  Он  погладил  вороненый  металл
ствола "бизона", передернул затвор, досылая патрон. Прикосновение  к  оружию
рождало уверенность в себе, и он повесил  автомат  на  шею.  Ей-Богу,  одним
ножом в такой ситуации ему не обойтись.
   "Но вообще-то мрачные мысли надо выбросить из головы,  -  строго  заметил
себе летчик. - Выживание, -  он  где-то  читал,  -  начинается  в  сознании.
Красиво  звучит.  То  есть  если  ты  считаешь  себя  беззащитным,  то  хоть
гранатометами увешайся, хоть в танк залезь, все равно ты пропал. Логично.  А
еще нельзя жалеть себя и сокрушаться о случившемся". Ну уж с этим-то как раз
все было в порядке. Корсар поправил  повязку  на  глазу  и  с  удовольствием
развернул карту. Грех жаловаться, карты выдали превосходные. Каждый холм, да
что холм -  отдельные  хаты  видно!  Вот  Благоевград,  вот  этот  проклятый
аэродром. К карте бы еще приемничек спутниковой навигации,  маленькая  такая
коробочка. Жмешь кнопку - и через пару минут получаешь  результат,  то  есть
свое месторасположение. Впрочем, что о этом...
   Но и без спутников ясно, что вокруг - горы хребта Пирин.  Надо  полагать,
он находится где-то между Мелником  и  Разлогом,  вокруг  должна  быть  куча
мелких селений, так что определиться  будет  можно.  Придется  выбираться  к
жилью - если, судя по карте, с водой в этой местности все о'кей, ручьев  тут
просто уйма, то еды, как ни растягивай, больше чем на пару дней  не  хватит.
Еще с недельку можно поголодать, а потом? Суп с  котом?  Только  кота  этого
здесь поди поймай.
   Летчик усмехнулся, свернул карту и встал, уже все для себя  решив.  Здесь
Македония. И живут здесь, как и по ту сторону границы, македонцы, привыкшие,
Корсар  слышал,  партизанить  в  горах  еще  с  прошлого  века,  со   времен
бесконечных войн с турками. Они  занимались  этим  и  перед  Первой  мировой
войной, и во время нее, и после, и во Вторую мировую... Да и  потом  в  этих
Горах мира не было -  болгарские  македонцы  выступали  за  присоединение  к
Македонии югославской. И было бы странно, если бы и сейчас, в такое  смутное
время, во всей округе не нашлось бы двух-трех отрядов повстанцев.
   Обойдя вершину по склону, Корсар спустился с другой стороны и вскоре  уже
шел вдоль маленького весело журчащего ручья, бегущего по камешками и  корням
сосен. Улыбнувшись жизнерадостности своего "попутчика", Корсар плеснул  воды
в лицо, напился и наполнил  флягу.  Потом  он  вытащил  компас  и  попытался
сориентироваться, хотя в принципе можно  было  идти  куда  угодно.  Впрочем,
населенных пунктов, пожалуй, к юго-востоку будет побольше. "Что ж,  -  решил
он, - туда и пойдем".
   * * *
   К счастью, местность оказалась вполне проходимой. Склоны, густо  поросшие
грабом и лиственницей, были временами круты, но все же  не  отвесны.  Всегда
можно было найти место, где поставить ногу или хотя бы опереться  рукой.  За
три дня вынужденного горного туризма  Корсар  не  раз  встречал  симпатичные
ровные участки, которые окрестил про себя "альпийскими  лугами".  Эти  места
словно предлагали путнику поваляться вволю  на  усыпанном  поздними  цветами
разнотравье, но Корсар обходил их стороной. К тому  же  сегодня  утром  один
лужок преподнес ему сюрприз.
   Когда в маленьком просвете  между  деревьями  впереди  Андрею  почудилось
какое-то движение, он сначала замер, а потом осторожно  подобрался  поближе.
На освещенном косыми лучами солнца горном пастбище  шевелилась  серая  масса
стада. Вокруг овец  весело  носились  мохнатые  псы.  Весь  завтрак  летчика
состоял из половинки ржаного сухаря и остатков тушенки. Попытки  перейти  на
подножный корм дали пока весьма скромные результаты  в  виде  резиноподобных
сыроежек, которые он, нанизав на прутики, жарил  над  костром,  и  горсточки
земляники, вероятно перепутавшей времена года. Поэтому,  само  собой,  такое
количество гуляющего на свободе потенциального  шашлыка  вызвало  у  Корсара
вполне определенные мысли.  Он  сглотнул  слюну  и,  проследив  за  огромным
кудлатым  псом,  обегающим  отару  справа,  наткнулся  взглядом  на  далекую
неподвижную фигуру на пригорке.
   Он посмотрел в свой монокуляр - пастух  был  весьма  колоритен.  Высокий,
густобровый, с щетиной, которая еще не успела стать бородой, он был  одет  в
национальную длиннополую жилетку-кожух и джинсы, оплетенные снизу  ремешками
от обуви, чего-то вроде мокасин. Густые волосы  венчала  каракулевая  шапка,
похожая на кубанку. За роскошным, усыпанным металлическими  бляшками  поясом
торчал кривой нож, на одном плече висела внушительная фляга в  чехле,  а  на
другом - карабин СКС, знаменитая принадлежность советских почетных караулов.
Впрочем,  несмотря  на  это,  карабин  всегда  считался  серьезным  оружием,
особенно в умелых руках. Весь облик пастуха не располагал к каким бы  то  ни
было контактам. Корсар колебался, пытаясь рассмотреть выражение его лица,  и
не заметил, как ветер переменился. Первой  отреагировала  на  это  маленькая
верткая собачка. Она  повернула  морду  к  лесу  и  залилась  громким  лаем.
Остальные четыре псины, крупные "волкодавы", насторожились,  подняли  уши  и
дружно, как по команде рванули вперед.
   Не  ожидавший  такого  поворота  дел,  Корсар   на   какое-то   мгновение
растерялся, но, увидев, как чабан срывает с плеча карабин, вскочил на ноги и
кинулся в не слишком густую чащу, не собираясь,  в  общем,  убегать  слишком
далеко - требовалось только найти место, чтобы укрыться от собак и  пастуха,
больше похожего на разбойника. Подгоняемый холодящим спину ощущением погони,
Корсар взлетел по сучьям  старого  граба  и  устроился  в  развилке  толстых
ветвей, напряженно прислушиваясь. Но прошло несколько минут -  и  ничего,  в
конце концов он залез повыше, раздвинул ветви и опять достал свою оптику
   Собаки,  как  прежде,  бегали   вокруг   отары,   разве   что   временами
останавливались и посматривали в его сторону. Пастух  тоже  был  на  прежнем
месте, только карабин перекочевал с его плеча на грудь.  "Зараза!"  -  вслух
выругался Корсар. Получается, он так ломился со страху сквозь лес, что  даже
не услышал свиста или оклика,  возвратившего  собак  на  место.  С  чувством
облегчения и раздражения одновременно он спрыгнул на землю и пошел прочь  от
этой поляны.
   Приближался вечер, обостряя проблемы уходящего дня. Интересно, а  как  бы
действовал на его месте летчик-янки? Замочил бы всю свору вместе с  хозяином
и нажарил бы стейков? Вряд ли. Скорее  под  каким-нибудь  кустом  чавкал  бы
аварийным шоколадом, пока спасательный маяк оглашает эфир своими воплями.  И
не лез бы никуда, дожидаясь, пока за ним прилетит вертушка, а то  и  две,  с
командой лекарей и со взводом морских пехотинцев,  которые,  выпучив  глаза,
будут поливать свинцом все, что движется и что  не  движется.  От  вороны  в
кустах до подозрительно колышущейся ветки  -  по  крайней  мере  так  обычно
бывает в фильмах, которых Корсар и до поступления  в  училище,  и  во  время
учебы просмотрел великое  множество.  В  фильмах  этих  вертолет  непременно
должен увезти летчика на родной авианосец, а там, глядишь, и сам президент в
Вашингтоне пожмет ему руку  перед  телекамерами.  Так  что  герою  можно  не
суетиться - особенно если за пазухой и под задницей по химической грелке.
   При мысли об еще одной холодной ночевке  настроение  Корсара  испортилось
совершенно. Может, все же плюнуть и развести костер? По идее, если его ищут,
то обнаружить могут либо с собаками, либо с воздуха инфракрасным детектором.
Прошлой  и  позапрошлой  ночью  он  заворачивался   в   накидку:   блестящая
металлизированая пленка экранировала тепловое излучение тела.
   "Может, ее над костром растянуть? Поразительно, какая чушь лезет в голову
с голодухи! Ясно же,  что  горячий  воздух  не  спрячешь,  а  полезную  вещь
загубишь. Может, и не ищет меня никто, а  придется  мерзнуть..."  Усталый  и
обозленный Корсар вдруг поймал себя на мысли, что, предложи  ему  кто-нибудь
сейчас вернуться обратно в свой теплый кабинет и забыть всю эту историю  как
страшный сон, он бы, пожалуй, ни за что  не  согласился.  "Черта  с  два!  -
произнес Корсар вслух. - Выберусь и снова буду летать, чего бы  мне  это  ни
стоило!"
   Но есть все равно хотелось. На обед он съел последний сухарь - томительно
перемалывая во рту кисловатую кашицу, стараясь  подольше  не  сглатывать.  И
грибов что-то больше не попадалось. "Спокойно,  спокойно.  Что  мы  еще  там
знаем о подножном корме? Негры в Африке, например, едят саранчу.  Прекрасно,
как только налетит  саранча,  все  проблемы  решатся  сами  собой.  Французы
лягушек употребляют - только в этих ручьях, похоже, лягушки  не  водятся.  А
еще дождевых червяков с солью можно попробовать. Сплошной протеин!  Ну  что,
пошарить под камнями или оставим червяков на десерт?"
   Корсар сплюнул и поднял  глаза  к  темнеющему  в  просветах  листвы  небу
Пожалуй, перевал, который вот-вот ляжет ему  под  ноги,  станет  на  сегодня
последним. Можно будет присмотреть местечко для ночевки, думал он, методично
переставляя ноги в  прочных,  удобных,  но  заметно  потяжелевших  ботинках.
Последние метры оказались особенно нелегкими, и пришлось перекинуть  "бизон"
за спину, чтобы помогать себе руками. Фу, все, передых! Он  окинул  взглядом
окрестности и вздрогнул от неожиданности.
   В глаза сразу бросились неярко светящиеся  в  наступающих  сумерках  окна
большого строения, расположенного на соседней горке. Среди дикого  ландшафта
нелепо смотрелись три его этажа, вытянувшиеся в  длину,  деревянная  терра