невр
предстояло проделать и остальным машинам,  следуя  появившемуся  на  лобовом
стекле указателю курса.
   "Так... Разворот... Скорость... Закрылки... На  снижение...  Шасси...  Но
куда  нас  ведут?  Где  полоса?!"  Ничего  похожего  на  привычную   картину
приближающегося аэродрома впереди не было: такая же, как  и  везде,  гора  с
небольшой кучкой домиков на склоне, речушка в долине, извивающаяся дорога...
   "А может, это все подстроено?! - мелькнула вдруг  мысль.  -  Вогнать  всю
группу в землю, и не по сценарию вовсе, а в натуре?!"
   Казак почувствовал, как лоб под шлемом  покрылся  потом.  Ну,  он-то  еще
успеет уйти вверх, а Дед, похоже, нет... Но куда он собрался садиться?!
   И вдруг, будто по мановению волшебной  палочки,  он  увидел  куда.  Бетон
взлетно-посадочной полосы,  проложенной  вдоль  пологого  склона  горы,  был
раскрашен под цвета окружающей местности, и даже ручей, уходящий под полосой
в трубу, был не только нарисован поперек нее, но выложен чем-то блестящим, и
рисунок сверкал в лучах утреннего  солнца  совсем  как  настоящая  вода.  На
середине полосы только что стояли два сарая, но сейчас  Казак  увидел,  как,
открывая  дорогу  садящимся  самолетам,  они  быстро  разъехались  в  разные
стороны, словно были легкими надувными игрушками, да  так  оно,  наверно,  и
было на самом деле.
   Колеса шедшего впереди СУ-37 коснулись  бетона,  оставив  легкое  облачко
резиновой гари, и сразу за  его  хвостом  заметался  тормозной  парашют.  На
случай если Дед не успеет  уйти  с  дороги,  Казак  припомнил  теоретические
занятия по полетам с авианосца:  непосредственно  перед  касанием  перевести
двигатель на полный газ, и либо продолжать  посадку,  либо  уйти  на  второй
круг. Похоже, здесь эта  методика  пригодится!  Вот  граница  аэродрома  уже
близко, пора! Как там Дед, успевает? Вроде да...
   Первый самолет уже докатился до  конца  полосы,  где  мельтешили  фигурки
людей, когда Казак почувствовал знакомый удар и перевел двигатели на реверс,
одновременно услышав хлопок парашюта. Теперь  взлететь  в  любом  случае  не
успеешь, будь что будет! Молодой пилот посильнее нажал  на  педали  колесных
тормозов. Его истребитель приближался к встречающим, и Казак  с  облегчением
увидел, что самолет Деда уже свернул в сторону и двигается куда-то к склону,
вслед за идущим с раскинутыми руками человеком. Перед носом его  собственной
машины тоже возник молодой смуглый парень с красным  и  синим  флажками,  он
резво бежал примерно в туже сторону, подбадривая летчика взмахами то одного,
то другого.
   Первые секунды Казак  не  понимал  что  к  чему  и  по  привычке  пытался
развернуть самолет точно по знакам этого  парня,  но  каждая  новая  команда
противоречила предыдущей, парень явно  не  имел  никакого  представления  об
аэродромных  сигналах  и  махал  флажками  исключительно   по   наитию,   не
задумываясь о том, как его жесты будут истолкованы.
   "Тебе бы, чувак, в гаишники идти, палкой полосатой махать, а не серьезным
делом заниматься!" - без особой, впрочем, злости  подумал  про  себя  Казак,
включая механизм подъема фонаря. Все обстояло не так уж плохо: и Дед, и  он,
и севший следом Хомяк успели сойти с  полосы  в  сторону,  а  заходивший  на
посадку последним самолет командира  группы  медленно  подкатывал  к  вешке,
обозначающей конец бетонки.
   "Вроде все нормально, тьфу-тьфу, не сглазить. По дереву бы  постучать..."
- и, наверное, именно  отсутствие  дерева  под  рукой  Казака  сыграло  свою
недобрую роль.
   Раздался громкий хлопок, слышный  даже  сквозь  остекление,  и  последний
самолет группы  нелепо  развернуло  поперек  полосы,  а  неумелому  парню  с
флажками досталось по шее ошметком горячей резины.  Из  стоящего  рядом  СУ,
"сухого",  послышался  язвительный  голос  немолодого  летчика  с   позывным
"Хомяк":
   - Пневматик от нагрева разнесло, поздно наш командир парашют выпустил,  и
тормоза передержал. Чему только в частях учат?!
   Казак в ответ промолчал, заметив про себя, что хотя званий тут и нет,  но
Хомяк определенно имеет в России не самые маленькие должность и чин.
   Тем временем к замершему самолету подъехал "уазик", и  несколько  человек
принялись подводить  под  поврежденную  стойку  четырехколесную  тележку,  с
которой  спешно  были  сброшены  несколько  баллонов  со  сжатым   воздухом.
Пришедший в себя "дирижер" снова замахал флажками, и Казак чуть-чуть добавил
оборотов  турбине,  трогая   самолет   с   места   в   сторону   неторопливо
отодвигающихся ворот, до сих пор казавшихся частью горы. За ними открывалась
пещера, вырубленная в скале, тускло - по сравнению с поднимающимся солнцем -
освещенная электрическими  лампочками.  Пещера  казалась  глубокой,  хотя  и
узковатой для такой машины, как СУ-37.
   "Впрочем, если быть аккуратным, то  поместимся..."  Казаку  пришлось  раз
десять крутануть головой туда-сюда, пока он не убедился, что между  крыльями
самолета и стенками укрытия есть  зазор.  "Вот  ведь  пенал!  Сюда  заезжать
труднее,  чем  отцовскую  "Волгу"  в  "ракушку"  ставить!  Надо   же   такое
построить!"

   Увидев, что истребитель полностью вошел в укрытие, смуглый парень  бросил
наконец флажки и принес от стены лесенку - не штатную "суховскую" стремянку,
а простую деревянную, раздвижную. Неделю назад с  нее,  наверное,  яблоки  в
саду собирали, и вот теперь мирная лестница призвана на военную службу
   Казак осторожно поставил одну ногу на дюраль  аэродинамического  наплыва,
как следует схватился рукой за металлический каркас фонаря и утвердил вторую
ногу на деревянной перекладине. Полдела было сделано.  Переведя  дух,  Казак
оттолкнулся от наплыва и встал на садовую стремянку второй ногой. Деревянная
конструкция опасно покачнулась,  но  смуглый  парень  помог  удержать  ее  в
вертикальном положении.
   - Добры ден! - поприветствовал "дирижер" Казака, увидев, что тот  удержал
равновесие и уже спускался вниз.
   - Здравствуй, - не слишком  приветливо  ответил  тот.  -  Лесенку  другую
найди, а? А то ведь грохнусь на фиг когда-нибудь!
   - Добры ден? - не понял парень.
   -  Лестница!  -  Казак  показал  на  деревянное   сооружение   и,   решив
использовать другой язык межнационального общения, коротко охарактеризовал:
   - Бэд.
   -  Бэд?  -  парень  был  озадачен,  но,  сообразив,  что   беседа   пошла
по-английски, понимающе замотал головой:
   - О ес, бэд, бэд. Вонт ту слип, ес?6
   Казак вернулся к славянскому изъяснению.
   - Плохая!  -  рявкнул  он  и  демонстративно  легко  толкнул  мизинцем  в
ближайшую перекладину. Как  и  следовало  ожидать,  лестница  покачнулась  и
рухнула наземь, тут же сложившись, на что Казак с укором  заметил:  -  Добры
ден, да?
   - Добры ден... - смущенно согласился парень.
   * * *
   Свет в пещере медленно  померк:  створка  ворот,  неторопливо  катясь  по
порыжелым рельсам, постепенно закрывала  собой  панораму  долины.  Сбоку  на
стене висела коробка с  ведущими  к  ней  проводами,  и  невысокий  человек,
державший рубильник, дожидался, пока створка не встанет на положенное место,
а когда это произошло, энергично подошел к Казаку.
   -  Здравствуйте.  Я  подпоручик  Малошан,  ваш  переводчик,  помощник   и
консультант. Все ваши  вопросы  и  просьбы  адресуйте,  пожалуйста,  мне.  У
каждого человека из вашего отряда будет такой помощник. Разумеется, вы точно
так же можете обращаться и к ним, но, полагаю, удобнее будет все же общаться
именно с прикрепленным офицером.
   Говорил Малошан гладко и практически без  акцента.  Лишь  изредка,  перед
особо  сложным  оборотом,  его  речь  немного  запиналась,  и  только  тогда
чувствовалось, что русский язык для подпоручика не родной.
   - Здравствуйте, - ответил Казак, - и  я  хотел  бы  сразу  задать  первый
вопрос. Почему не начато техническое обслуживание самолета?  Не  обижайтесь,
это очень важно.
   - Не обижаюсь. У нас всего одна с половиной... то  есть  полторы  бригады
хорошо квалифицированных техников. Не  беспокойтесь,  очередь  дойдет  и  до
вашего аппарата.
   - Хорошо, тогда пусть плохо квалифицированные пока что снимут с  подвесок
и распакуют контейнеры с ЗИПами...
   - Простите, с чем?
   - Ну запчасти, инструменты всякие. Сокращение такое.
   - Понятно. К сожалению, этого не получится. Неквалифицированный  персонал
- это добровольцы из окрестных сел. Прекрасные люди, патриоты, но в  авиации
смыслят мало.
   Казак припомнил лихие взмахи флажков и согласно  кивнул.  Малошан  махнул
рукой:
   - Пойдемте!
   Вслед за  подпоручиком  Казак  двинулся  в  глубь  укрытия.  Свод  пещеры
поддерживали изогнутые решетчатые фермы,  с  которых  свисали  лампочки  без
абажуров. Под подошвами похрустывал песок, а  откуда-то  издалека  доносился
стук дизеля. У дальней стены  стоял  на  тонких  ногах  двухстоечного  шасси
зачехленный  самолет  со  снятыми  крыльями,  чем-то  отдаленно  похожий  на
тренировочно-пилотажный ЯК, только заметно побольше.
   "Ничего себе!  -  подумал  Казак.  -  Неужто  под  учебу  такие  казематы
городили? Вряд ли... И что это за аэроплан такой? Силуэт вроде знакомый!"
   Не удержавшись, он свернул к зачехленному  самолету.  Подпоручик  заметил
его порыв, но останавливать не стал и сам неторопливо пошел следом.
   На брезенте оказался  толстый  слой  пыли,  непонятно  даже,  откуда  она
взялась в этой пещере. Казак ухватил за свисающий конец  чехла  и  осторожно
потянул, боясь поднять в воздух тучу трухи. Но избежать этого не удалось,  и
он несколько раз громко, от души чихнул, а когда протер слезящиеся глаза, то
сначала им не поверил. На хвосте самолета  грубой,  как  топором  рубленной,
формы, красовалась черная свастика.
   Чехол соскользнул дальше вниз, и когда новые  облака  пыли  осели,  перед
изумленным Казаком предстал фюзеляж "Фокке-Вульфа-190".  Этот  самолет  явно
бывал в боях - на борту виднелось несколько заплат на местах бывших пробоин,
краска вокруг торчащих из обтекателя двигателя  стволов  пушек  и  пулеметов
явно обгорела, и на металле лежал слой пороховой  копоти.  Обшивка  самолета
даже на первый взгляд казалась  обветшалой,  плексиглас  кабины  пожелтел  и
потрескался, но в общем "фокке-вульф" сохранился довольно прилично.
   - Этот аэродром построили немцы, - пояснил подошедший  сзади  Малошан.  -
Как скрытный узел противовоздушной обороны, и даже некоторое время так его и
использовали - отсюда поднимались истребители на  перехват  бомбардировщиков
из  Италии,  что  бомбили  румынские  нефтепромыслы.  Здесь  же,   в   горах
Шар-Планина, немцы отрабатывали  высадку  парашютного  десанта  на  Дрвар  и
полосу продлили для трехмоторных транспортников.
   Казак кивнул, хотя не имел никакого понятия  об  упомянутом  подпоручиком
десанте.
   - Но большой роли эта база сыграть не успела, - продолжал тот. - При Тито
здесь  собирались  скрывать  авиацию  Народной  Армии  в   случае   ядерного
конфликта, кое-что подновили, и сейчас  у  нас  есть  возможность  с  грехом
пополам принимать современные самолеты. Ну а этот экспонат военным не мешал,
было даже интересно, что он тут стоит, местных же умельцев сюда пока что  не
пускали. Давайте накроем его обратно, товарищ Казак, пусть стоит и дальше!
   Казак молча кивнул, и они вместе вернули ветхий брезент на прежнее место,
вновь подняв маленькую пыльную бурю.
   * * *
   Комната, в которой летчикам  было  предложено  переодеться,  тоже  носила
неизгладимый отпечаток своих первых хозяев -  офицерская  форма  без  знаков
различия  бывшей  Югославии  была  повешена,  как  на  плечики,  на   крылья
украшавшего стену немецкого орла. Правда, кто-то позаботился  выковырять  из
его когтей свастику, и теперь орел напоминал почему-то престарелого  попугая
на обруче.  Впрочем,  обращать  на  это  особого  внимания  никто  не  стал:
сказывалась и усталость от полета,  и  не  прошедшее  еще  напряжение  после
трудной посадки.
   - Ну, маскировка так маскировка! - не выдержал наконец Казак. - Ты,  Дед,
шел так уверенно, будто  знал  про  нее,  а  я  все  время  думал,  что  нас
подставили!
   Дед привычным жестом почесал подбородок через  скрывавшую  его  бороду  и
хрипловато ответил:
   - Да это-то как раз было  ясно.  Как  же  без  маскировки?  Во  Вьетнаме,
например, мы делали так: ночью янки налетят, бомбы побросают куда попало,  а
мы шурикам сразу команду..
   - Кому? - не понял Корсар.
   - Вьетнамцев у нас так называли, "шурики". Так вот, мы им  сразу  команду
даем. Они из песка на бетоне круги выложат,  по  краям  камешков  мелких,  а
когда  воды  хватает,  еще  и  лужу  в  середине  нальют.  Американцы   днем
"фантом"-разведчик пришлют, мы не поднимаемся, а он  фотографии  привозит  -
дескать, все, конец полосе. Они второй налет уже и  не  делают  -  наоборот,
прокладывают через нас маршрут штурмовой группы, тут-то мы их с  шуриками  и
перехватываем.
   - А что, там не только наши  воевали?  -  удивился  Казак.  -  Я  слышал,
вьетнамцы вообще летать не умеют!
   - Мало ли кто что слышал. Нормальные ребята. Мы на МИГ-21 летали, а у них
все больше "семнадцатые" были. И пришлось такое разделение  труда  устроить:
"двадцать первые" американцев с высоты оттесняют, а у земли уж их  встречают
вьетнамцы.  "Семнадцатый",  конечно,  уже  тогда  старьем   был,   медленней
"фантома" раза в два, но зато верткий, и пушка у него встроенная,  а  не  на
подвесном контейнере. Янки ведь неповоротливы, на  подвесках  у  них  ракеты
гирляндами, и баки. Бывало, его и бить  не  надо:  сманеврирует  неграмотно,
скорость потеряет и валится в спираль. А выводить - высоты нету.
   - А вообще-то американцы - сильные летчики? - поинтересовался Хомяк,  уже
переодевшийся в мундир, едва сходящийся на животе.
   - Кого встретишь. Я, например, во Вьетнам попал как  раз  в  тот  момент,
когда они чохом заменили свой состав, и вместо обычных пилотов  посадили  на
свои самолеты специально подготовленных. Ну, те, конечно,  были  асы,  какие
сейчас - не знаю. Если я правильно понимаю, им еще здесь в воздухе никто  не
противодействовал?
   - Не совсем так, - заметил Корсар. -  У  Сербской  Босны  было  несколько
МИГ-23,  против  хорватов  они  держались  вполне  пристойно,   и   даже   с
американцами раза два-три повоевали.  Короче,  тогда  сербские  машины  были
сбиты все, а у штатников - вопрос. Сами  они  признали  одну  потерю,  сербы
говорят о пяти сбитых машинах - словом, как всегда. Поди проверь  летчика  -
сбил он или не сбил, особенно если сам сидишь в разбитом самолете.
   - Да уж, поди проверь! - неожиданно взорвался Дед. - А на слово  поверить
у нас никак нельзя! Когда по три захода  на  один  и  тот  же  самолет,  уже
горящий,  идешь,  так  ура  и  да  здравствует  -  как  же,  фотокинопулемет
подтверждает три сбитых... Герой,  мать  его,  и  орден  ему,  и  звание!  А
когда... - голос Деда осекся, и продолжил он  уже  совсем  другим  тоном:  -
Извините, ребята. У кого что болит, ну и так далее.
   - Ничего-ничего, все нормально, - Корсар сказал это так, что  было  ясно:
на самом деле тирада Деда ему нормальной отнюдь не  показалась,  но  человек
сам понял, что не  прав,  и  добавить  к  этому  было  нечего.  Без  большой
надобности он поправил повязку на глазу и предложил:  -  Ну  что,  пойдем  к
хозяевам? А то, небось, заждались уже, а?
   * * *
   От  раздевалки  на  улицу  вел  очень   скудно   освещенный   коридор   -
электричество здесь экономили всерьез, - и в  конце  его  оказалась  тяжелая
железная дверь с  винтовым  запором.  Казак  вспомнил  слова  подпоручика  о
подготовке подземелья к ядерной войне и не стал удивляться.
   Яркий день за открывшейся дверью сразу же поглотил тусклый свет  лампочек
в коридоре. Летчики сделали несколько шагов по  узкой  тропинке,  посыпанной
гравием, и остановились, разглядывая  окрестности,  которые  совсем  недавно
видели сверху. Но тогда им было не до восхищения пейзажем...
   - Красиво-то как, а?! - не сдержался Корсар.
   - Бывал я на Кавказе, бывал и в  Карпатах,  но  тут  что-то  особенное...
Может, деревья не те растут?
   -  Деревья-то  те,  а  вот  небо  вроде  другое,  посветлее,  что  ли?  -
предположил Дед, и  Хомяк  с  интонациями  замполита,  проводящего  плановую
беседу, подхватил его мысль:
   - Небо тут и вправду другое. Не наше, черное какое-то...  -  но,  заметив
недоумение товарищей, запнулся и дальше продолжил своим обычным тоном:  -  А
куда нам, собственно, сейчас идти? Где наши ангелы-хранители?
   Как бы в ответ на его вопрос на тропинке из-за поворота появился  молодой
мужчина, одетый в адидасовский спортивный костюм, но к его походке больше бы
подошел парадный офицерский мундир.
   - Очень хорошо, - сказал он, приблизившись к ним. - Ходим  со  мной  в...
э... командирню.
   - Штаб? - то ли переспросил, то ли подсказал Хомяк.
   - Да, в штаб, - согласился "спортсмен" и,  не  оглядываясь,  двинулся  по
тропинке, уверенный, что летчики идут следом.
   Тропинка вела вниз, мимо кустов, усыпанных незнакомыми красными  ягодами,
пересекала легким мостиком ручей и, наконец,  после  небольшой  можжевеловой
рощицы вывела на асфальтовую дорогу, идущую параллельно полосе, но ниже  ее.
Эта же дорога образовывала улицу небольшого села, и вдоль нее стояло десятка
два нарядных  домов  с  палисадниками  и  хозяйственными  строениями.  Около
каждого дома было по одному, а то и по два гаража,  на  крышах  трех-четырех
красовались тарелки космической связи.
   - А что, неплохо живут люди? - заметил Дед, и Казак ревниво ответил:
   - У нас тоже не хуже. Только телефонов спутниковых нет, да и не нужны они
нам вовсе, у нас год назад автоматическую междугородку сделали.
   - И сено у нас на джипах не возят! - Дед кивнул в сторону.
   Казак  проследил  за  его  взглядом  и   увидел   картину,   от   которой
какому-нибудь "новому русскому" средней руки, наверное, стало бы  плохо.  По
пересекающей тропинку грунтовой дороге, басовито урча, взбирался вверх почти
новый "опель-фронтера", таща прицеп с огромной копной сена. Из  полуоткрытой
задней двери джипа торчали несколько грабель и кос, и на  каждом  ухабе  они
громко звякали.
   Хомяк тоже глянул на это, и вспомнил, с какой болью  в  сердце  грузил  в
свой "мерседес" мешки  с  картошкой.  Зато  потом  -  с  каким  неподдельным
восхищением созерцали процесс разгрузки кавказцы на рынке!
   - Панорамный кадр. Картины  мирной  жизни,  -  откомментировал  Корсар  и
добавил: -  В  общем-то,  сюда  бои  еще  долго  не  дойдут.  Вот  если  нас
выследят...
   - Не "если", а "когда", - поправил его Хомяк. - И я искренне надеюсь, что
противовоздушная оборона у них тут на уровне, не то нам будет очень хреново.
   Это не вызвало возражений ни с чьей стороны, и оставшуюся дорогу до штаба
- на вид ничем не примечательного дома - они шли молча.
   Изнутри "командирня" оказалась тоже не больно похожа на  штаб  серьезного
боевого соединения: со второго  этажа  вроде  бы  обычного  жилого  коттеджа
спустилась пожилая женщина и сварливо предупредила "войников",  чтобы  в  ее
доме не курили, а если курили, то окурки на пол не кидали.  Несмотря  на  то
что хозяйка говорила  по-сербски,  смысл  ее  речи  был  понятен  -  отчасти
благодаря родству языков, а отчасти  энергичным  и  недвусмысленным  жестам,
которыми эта речь сопровождалась.
   Еще через несколько минут в большую комнату, где  сидели  летчики,  вошел
все тот же "спортсмен", но одетый теперь не в "адидас", а в офицерскую форму
цвета хаки с серебристыми звездочками на погонах, на  груди  его  красовался
ряд значков, а на рукаве  была  пришита  эмблема,  рисунок  на  которой  был
настолько сложен и  многоцветен,  что  понять  ее  смысл  не  представлялось
возможным. Следом за ним вошли  подпоручик  Малошан  и  еще  два  незнакомых
офицера. Первым заговорил Малошан:
   - Товарищи! - начал он, и это стандартное  обращение  прозвучало  у  него
вполне естественно,  и  даже  сердечно.  -  Перед  тем  как  вы  отпр