енных  летательных  аппаратов,  каждый  из
которых требуется  опознать,  просчитать  параметры  полета,  оценить  режим
работы его радара и выдать летчику рекомендацию к действиям. А если  к  тому
же эти "цели"  прикрываются  активными  помехами,  то  и  дело  отстреливают
ловушки, и маневрируют так, как не позволяют классические законы полета?..
   Разношерстная  воздушная  армада,  собравшаяся,  чтобы  преградить   путь
горстке сербских самолетов, стала жертвой именно своей многочисленности.  За
считанные  минуты  наладить  совместные  действия  корабельных   "томкэтов",
армейских F-16, только что  переброшенной  из  Норвегии  эскадрильи  F-15  и
четверки "рафалей", которым полагалось быть в это  время  на  совсем  другом
участке  фронта,  оказалось  невозможным,  -  а  ведь  порядком   напуганное
командование дивизии подняло в воздух еще  и  два  звена  боевых  вертолетов
"Апач", которые на малых высотах могут вести воздушный бой  с  истребителями
почти на равных.
   Вся  эта  могучая  группа  управлялась  пилотами,  привыкшими  во  многом
полагаться на подсказки электроники, но именно сейчас они  этой  возможности
оказались лишены - усилия самолетных компьютеров связать друг друга в  общую
сеть только добавляли путаницы, демонстрируя летчикам угрозу там, где ее  не
было, и наоборот.
   В этой каше атакующим было проще: им нужно было только подойти  к  местам
дислокации бронетехники и сбросить свой груз, а  удастся  ли  уйти  потом  -
другой разговор.  Пока  первая  четверка  -  три  "сухих"  и  МИГ  добавляли
неразберихи в и без того уже не очень стройные  боевые  порядки  противника,
остальные самолеты сумели почти без потерь подойти к своей цели.
   Идущие колонной по  дороге,  пересекающей  горное  плато,  расставленные,
словно игрушки на прилавке, тупоносые машины залпового огня  MLRS  оказались
под  ударом  первыми.  С  МИГ-21  устремились  вниз   планирующие   бомбовые
контейнеры - именно об этом оружии говорил Тамил генералу  Бялецкому  как  о
той новинке, которую русские не прочь бы испытать  в  боевых  условиях.  Эти
контейнеры,  при  всей  простоте  применения,  представляли  собой   сложную
конструкцию - практически это был малогабаритный одноразовый  автоматический
бомбардировщик. Снабженный собственной системой  наведения,  раскрывающимися
крыльями и прямоточным разгонным двигателем,  этот  контейнер  способен  был
пролететь, отделившись от самолета, десять-пятнадцать  километров  до  цели,
месторасположение которой заранее закладывалось в  его  память.  Раскрывшись
же, он выбрасывает из себя шестнадцать  самоприцеливающихся  противотанковых
авиабомб. Когда подобный  боеприпас  создавали  американцы,  то  перед  ними
встала трудная задача - как заставить каждую  из  бомб  выбрать  одну,  свою
собственную цель, и как навести  на  нее  бомбу.  Пришлось  оснащать  каждый
боевой  элемент  контейнера  дорогостоящей  и  сложной  системой  наведения,
уменьшая при этом эффективность собственно боевой части.
   Российские конструкторы пошли по другому пути. Одна из  шестнадцати  бомб
выполнялась без боезаряда, представляя из себя не что  иное,  как  небольшой
командный пункт. Опускаясь на парашюте и при этом  вращаясь,  она  сканирует
тепловизионным датчиком местность и выдает остальным  команды  на  изменение
траектории их полета, пока несравнимо более  простой  и  дешевый  датчик  на
боевом элементе не захватит цель сам.
   В отличие от других систем с наведением по  радиокомандам,  эта  за  счет
сравнительно небольшого расстояния от передатчика  до  приемников  и  малого
времени работы не подвержена влиянию как естественных, так  и  искусственных
помех, а за  счет  упрощения  и  уменьшения  датчиков  на  боевых  элементах
появилась возможность усилить их заряд.
   Экипажи машин MLRS даже  не  успели  понять,  что  случилось,  -  над  их
колонной грохнуло  несколько  взрывов  (сработали  пиропатроны,  открывающие
контейнеры), а через несколько секунд...
   Через несколько секунд  грозные  ракетовозы  начали  вспыхивать  один  за
другим. Боевому элементу из контейнера  не  требовалось  ударяться  о  броню
цели. Взрыв происходил на высоте полусотни метров над  ней,  и  дальше  вниз
летела уже не бомба, а то, что на полигонных  испытаниях  создатели  ласково
называли "птичкой". При подрыве заряда оболочка тупой кумулятивной  воронки,
сделанная из тяжелого сплава, превращалась в маленькое  плотное  раскаленное
ударное ядро специфической формы, за которую оно и получило  свое  прозвище.
Удар "птички", летящей со скоростью более километра в секунду, пронзал любую
броню,  превращая  внутренности  бронированной  машины  в  пекло.   Впрочем,
экипажам иногда оставалось время спастись - чаще всего удар приходился точно
в двигатель, и противопожарная перегородка давала людям несколько секунд  на
то, чтобы попытаться выскочить из кабины.

   Три  МИГ-29  тоже  сбросили  по  паре  ПБК-1000,  нацеленных  на   другую
бронегруппу, состоящую из нескольких  танков  и  больше  чем  двух  десятков
боевых машин пехоты, но главной их целью было не это. Каждый из истребителей
нес по одной тяжелой ракете Х-29ТВ.  Продолжая  маневрировать  на  предельно
малой высоте, эти три  самолета  приблизились  на  расстояние  около  десяти
километров к штабу пятого армейского  корпуса,  расположившегося  на  старой
мельнице, и лишь  тогда  произвели  пуск  своих  ракет.  Согласно  алгоритму
применения, Х-29ТВ самостоятельно набрали высоту около  шестисот  метров,  и
зафиксированная под углом в минус десять  градусов  к  горизонту  телекамера
каждой их них начала передавать на самолет изображение местности, и  летчики
МИГов, продолжая выполнять  противозенитные  маневры,  одновременно  с  этим
следили за изображением.  Когда  же  в  поле  зрения  камеры  первой  ракеты
появилась старая мельница, пилот - тот самый единственный француз-волонтер -
навел  на  это  здание  перекрестье  прицела  и  отметил  захват  цели,  это
передалось на остальные Х-29. Дальнейшее от летчиков уже не зависело и  было
делом аппаратуры наведения, а МИГи развернулись, торопясь не домой, а помочь
"сухим", гибнущим в неравном бою с  истребителями  противника,  который  уже
очухался и теперь был готов реализовать свое численное преимущество.
   Расчет огневой секций зенитно-ракетного комплекса "Пэтриот",  охраняющего
штаб, уже давно зафиксировал подлет трех сербских  истребителей,  однако  не
обозначал себя ничем, надеясь, что  эти  самолеты  оказались  здесь  в  силу
сложившихся обстоятельств. Но когда был  зафиксирован  пуск  ракет,  расчету
ничего не оставалось делать,  как  включать  РЛС  в  режим  сопровождения  и
подсветки и  почти  сразу  же  запустить  все  четыре  ракеты  из  пускового
контейнера первой очереди.
   Из четырех "Пэтриотов" свои цели нашли два, сбив Х-29 на подлете к штабу.
Но последняя ракета, или вернее  первая  из  запущенных,  успела  пройти  их
заслон и, влетев в окно старой мельницы,  взорвалась  внутри  с  силой  всей
своей  трехсотсемнадцатикилограммовой  боевой  части,   уничтожив   половину
командования пятого корпуса,  которое  как  раз  собралось  по  тревоге  для
принятия оперативного решения по усилению противовоздушной обороны.

   "Непредвиденных обстоятельств", по которым в воздух должен был  подняться
последний  резерв  сербской  авиации  -  три  СУ-37  с   горного   аэродрома
Шар-Планина, - так и не возникло. Задачи,  которые  ставил  "Осенний  гром",
были полностью выполнены, а что до потерь... И  Тамил,  и  Бялецкий,  и  сам
Вазник знали-в такой операции уровень потерь самолетов и  летчиков  вряд  ли
будет меньше ста процентов.  То,  что  после  второго  вылета  на  аэродромы
вернулись три МИГа, воспринялось  ими  не  столько  с  радостью,  сколько  с
удивлением. Но если бы к тому времени еще оставался нетронутым  штаб  пятого
корпуса или колонна машин залпового огня, то эти  уцелевшие  самолеты  вновь
были бы посланы на верную смерть, а вместе с ними поднялись бы  в  воздух  и
Корсар, и Дед, и Казак. Но судьба оказалась к ним милостивой, и трое русских
летчиков до самого вечера просидели возле своих машин, ожидая непонятно чего
- ведь, само собой, о плане "Осенний гром" им,  как  и  остальным  летчикам,
поднимавшимся в этот день в воздух, было мало что известно.
   Массив Шар-Планина. Последний бой
   Одиннадцать самолетов летели над Средиземным морем на такой  высоте,  что
матрос с маленького греческого  суденышка,  подняв  голову,  увидел  в  небе
только несколько параллельных белых следов, быстро тающих в  синеве.  Рыбаку
не было никакого  дела  до  этих  самолетов,  и  он  отметил  лишь  то,  что
наконец-то  наступила  хорошая  погода  и  можно  безбоязненно  выходить  на
промысел.
   Но если бы эту группу увидел,  и  не  с  расстояния  в  двенадцать  тысяч
метров, а вблизи,  кто-нибудь  разбирающийся  в  авиации,  этот  кто-нибудь,
наверное, не сдержал бы удивленного возгласа - уж больно странным  выглядело
сочетание самолетов, идущих курсом на северо-северо-восток.
   Из этих одиннадцати машин шесть В-52 можно было  смело  назвать  даже  не
большими  -  огромными.  Долгое  время  эти  восьмимоторные  громадины  были
символом  "холодной  войны",   ими   пугали   на   политзанятиях   советских
новобранцев, снимали в пропагандистских фильмах американцы И даже  когда  на
вооружение американских ВВС  поступили  новые  бомбардировщики,  эти  старые
монстры не ушли на вторые роли ни в боевых планах, ни в  сознании  миллионов
людей.
   Остальные пять самолетов, летевших рядом с  В-52,  относились  к  другому
типу и к другому поколению боевых машин.  Предельно  скупые  и  одновременно
сглаженные формы этих самолетов наводили на мысль, что спроектированы они  с
учетом требований снижения радиолокационной заметности.
   Совместному полету этих разных самолетов предшествовало совещание в новом
штабе операции "Горец", расположенном на авианосце "Теодор  Рузвельт".  Хотя
ничего не говорило о том, что готовится новое нападение на группу  кораблей,
теперь палубные самолеты "хокай" постоянно патрулировали в воздухе парами, а
пилоты истребителей-перехватчиков дежурили в кабинах своих "томкэтов".
   Большого   удовольствия   от   назначения   на   должность   командующего
генерал-лейтенант Джозеф Харбергер не испытывал, хотя и считал,  что  сумеет
не повторить ошибок своего предшественника, о гибели  которого  в  Пентагоне
узнали лишь очень немногие высокопоставленные чины. В  глубине  души  старый
вояка считал всю балканскую операцию тухлой затеей,  но,  как  любой  хорошо
вышколенный военный, держал свое мнение  при  себе.  Приказ  есть  приказ  -
сначала выполни, потом обжалуй.
   Харбергер  был  сторонником  масштабных  операций,  а  здесь  все   время
приходилось вести планирование с оглядкой на  мировое  общественное  мнение.
Направляя генерала на Балканы, президент  предупредил,  что  Белый  дом  уже
почти исчерпал резервы давления как на правительства заинтересованных стран,
так и на средства массовой информации
   "Погромче о победах, Джозеф,  а  о  потерях  потише.  И  чего-нибудь  про
зверства сербских головорезов, ну, впрочем, это уже не ваше дело, этим  есть
кому заняться".
   Легко сказать! Потери  людей  и  техники,  которые  понесли  американские
вооруженные силы во время последней атаки сербской авиации,  были  настолько
велики,  что  никакие  успокоительные  слова,  никакие  победные  реляции  и
возмущенные россказни о преступлениях сербов не помогут.  Эти  потери  можно
только тщательно скрывать.
   А если учесть недавний провал акции  возмездия,  то  можно  сказать,  что
превосходство Штатов  в  воздухе  оказалось  фикцией.  Конечно,  боснийцы  и
хорваты пойдут вперед, эти горячие балканские парни способны воевать  и  без
поддержки техники,  громоздя  горы  трупов,  но  ведь  туземные  ресурсы  не
беспредельны! А сербы дерутся отчаянно и сдаваться не собираются. А  эти  на
редкость удачливые самолеты! И самое противное - при том, что их сбито почти
три десятка, - никто с полной уверенностью не может сказать, осталась  ли  у
сербов еще авиатехника? И не спутают ли вновь  эти  их  самолеты  все  карты
американцев?   Генерал   знал,   что   президент   вскоре   должен   принять
принципиальное  решение  -  продолжать  или  свернуть  военную  операцию  на
Балканах. И вопрос об окончательном подавлении сербской авиации очень значим
для этого выбора.
   Выслушав несколько выступлений офицеров - большинство из них были  совсем
недавно назначены взамен  погибших  при  нападении  на  "Оушн"  и  с  трудом
ориентировались в обстановке,  -  Харбергер  прервал  очередного  докладчика
словами:
   - Большое спасибо, джентльмены, но с  вашей  стороны  я  еще  не  услышал
предложений по решению главного вопроса. По данным разведки,  у  сербов  еще
осталось несколько современных истребителей,  а  месторасположение  их  базы
известно только приблизительно. Поэтому, если  нет  возражений,  я  принимаю
решение спровоцировать их на вылет  и  уничтожить.  Схема  следующая:  В-52,
которые  предоставит  стратегическое  авиационное   командование,   проведут
ковровое  бомбометание  по  району  предположительного  расположения   базы.
Малозаметные истребители тактического авиационного командования в это  время
будут находиться вне зоны действия средств обнаружения и неожиданным  ударом
уничтожат поднявшиеся самолеты.
   - Сэр, прошу прощения, а если  данные  о  расположении  базы  неверны?  -
раздался одинокий голос.
   - Ничего страшного. Думаю,  что  даже  если  наши  бомбардировщики  будут
смешивать с землей другой  район,  сербы  все  равно  взлетят  -  они  такие
эмоциональные! - и генерал позволил себе иронически улыбнуться.
   - А если там продолжают летать наемники?
   - В таком случае сербы их просто выпихнут в  небо.  Впрочем,  как  я  уже
сказал, решение принято, и пора приступить к его выполнению.  Принципиальная
договоренность со стратегическим авиационным командованием у меня уже есть -
они там никак не могу прийти в себя после недавних потерь и  горят  желанием
сквитаться.
   Генерал не стал  уточнять,  что  несмотря  на  свое  на  горячее  желание
стратегическое авиационное командование постаралось  выделить  для  операции
как можно меньше самолетов, и с уверенным видом продолжал:
   - Прежде чем приступить  к  конкретной  проработке  деталей  акции,  хочу
предупредить, что президент лично заинтересован в ее успехе  и  обязал  меня
каждый час давать ему сводку. Надеюсь, вы понимаете, что это  значит  и  для
меня, и для всех вас. А теперь детали...
   О своих соображениях Харбергер предпочел промолчать.  Он  видел  ситуацию
так,  что  удача  или  неудача  предстоящего  налета  могла  стать  ключевым
аргументом при решении вопроса - продолжать операцию "Горец" или перейти  на
ее резервный вариант под кодовым названием "Свобода воли", предусматривающий
свертывание боевых действий.
   И вот теперь шесть бомбардировщиков и пять  истребителей  шли  над  морем
курсом на горный массив Шар-Планина, в котором где-то скрывалась  посадочная
площадка. У экипажей бомбардировщиков не было специально обозначенной  цели,
лишь координаты точки, над которой они  должны  обрушить  свой  смертоносный
груз, причем не сразу, а в несколько приемов. Зачем нужно действовать именно
так, а не иначе, экипажам не разъясняли, однако летчикам "крепостей" не надо
было быть семи пядей во лбу, чтобы  понять  замысел  операции,  -  ведь  для
простой акции устрашения незачем посылать  в  качестве  сопровождения  сразу
пять новейших истребителей.
   Возможно, кому-то это ни о чем не  говорит,  но  только  не  майору  Нику
Риверсу, сидящему теперь за командирским штурвалом головного самолета второй
тройки. Риверс рано начал свою боевую карьеру - еще сопливым курсантом  его,
как лучшего на курсе, зимой семьдесят второго года направили  на  стажировку
правым  пилотом  бомбардировщика,  участвовавшего  в   налете   на   Хайфон.
Вернувшись, Риверс стал значительно сдержанней относиться  к  патриотическим
восторгам "необстрелянных" коллег. Увиденное во Вьетнаме оставило в его душе
глубокий след.
   Ник не бросил учебу и не разуверился в своей миссии защитника Америки  от
происков коммунистов в любом районе земного шара.  Но  видение  острокрылого
вьетнамского    МИГа,    стремительно    приближающегося    к    обреченному
бомбардировщику, время от времени вставало перед его мысленным взором.

   Члены его экипажа по-разному отнеслись к предстоящему заданию:  кто-то  с
деланным энтузиазмом, кто-то с опасливой  настороженностью.  Однако  самолет
Риверса не раз заправлялся от недавно сбитого КС-135, и  в  экипаже  еще  не
забыли голоса парней с заправщика, а кто-то даже мог вспомнить их лица. Вера
в то, что сегодняшняя миссия даст возможность отомстить  за  сбитый  танкер,
поддерживала боевой дух подчиненных майора Риверса. Их мало заботило, что во
имя этой мести под бомбами будут гибнуть ни в чем не повинные мирные жители.
Война есть война, и если кто-то внизу вздумал попасть  под  пятисотфунтовку,
так это исключительно его проблемы.
   Лазурь моря внизу  сменилась  темно-зелеными  и  серо-коричневыми  тонами
горного  ландшафта,  изредка  перемежающимися  с  желтизной  осенней  листвы
деревьев  в   долинах.   "Лайтнинги",   качнув   крыльями,   оторвались   от
бомбардировщиков и ушли вниз. Даже если у кого-то и были сомнения, то теперь
они пропали - готовится "воздушная засада", а  роль  подсадных  уток  выпала
В-52.
   До района цели оставалось немногим более тридцати минут лета.
   * * *
   Шел третий час дежурства Корсара в балканском небе. За это время бортовая
РЛС еще ни разу не выдала ему отметку цели, достойной перехвата.  Где-то  на
границе досягаемости  локатора  шел  лайнер  Вена  -  Стамбул,  автоответчик
которого работал на полную  мощность,  дабы  никто  не  усомнился  в  мирном
назначении самолета, -  предосторожность  совсем  не  лишняя  в  напряженной
обстановке по маршруту. Ближе в воздухе находились несколько вертолетов,  то
исчезающих между вершинами, то снова появляющихся в поле зрения. Над  линией
фронта методично полз  высотный  разведчик  TR-1,  прямой  потомок  печально
знаменитого U-2, но, чтобы его сбить, пришлось бы подойти  к  нему  поближе,
покинув район дежурства.
   Символ указателя уровня топлива  на  дисплее  приблизился  к  критической
отметке, и Корсар передал на землю:
   - Готовлюсь к посадке, готовьте смену.
   - Как обстановка?
   - Пока нормальная, помех, правда, очень много.
   - Понял, давай! -  откликнулся  дежуривший  на  наземном  пункте  Дед  и,
отключившись, сообщил Казаку:
   - Ну все, иди одевайся, пришло время. Молодой летчик повернулся и  вышел,
а Дед остался на месте - за эти несколько минут до посадки Корсара  мало  ли
что может произойти? Тем более что сегодня, при такой хорошей погоде, его  с
утра  не  отпускало  тревожное  предчувствие   -   сегодня   что-то   должно
случиться...
   - Я Корсар! - послышалось в динамике.  Прошедший  через  две  электронные
системы,  шифрующую  и  дешифрующую,  голос  летчика  обычно  терял   всякое
выражение, но сейчас он показался Деду взволнованным.
   - Вижу на радаре три... нет, четыре... нет, шесть больших самолетов, идут
строем в две тройки, прямо на нас. Дистанция всего сто двадцать - это они за
помехами прятались!
   - Что за машины?
   - Пока не знаю, далеко, но очень большие! Генераторы помех включили...
   - Давай садись скорее, я Казака потороплю, и сам приготовлюсь.
   - Понял, давай только побыстрей! Они точно в нас целят.
   - Вашу мать... - вполголоса произнес Дед и заспешил в свой ангар.  Хорошо
бы вызвать кого-нибудь на смену к передатчику, но  "командирня"  практически
опустела, даже Шелангер куда-то делся, а от оставшегося  начальствовать  над
двумя десятками техников  Кадарника  толку  было  мало  -  после  налета  на
Прашевац комендант серьезно запил.
   Пока Корсар вел свой истребите