противнику было не уйти. Корсар
заворожено наблюдал,  как  стремительно  уменьшается,  приближаясь  к  цели,
бело-желтая звезда. Только сейчас до него по-настоящему  дошло,  как  велики
вражеские машины. "Такую, поди, одной ракетой и не завалишь!"  Тем  временем
дистанция до  противника  еще  немного  сократилась,  и  автоматика  сменила
приоритетный тип оружия на ракеты ближнего боя.  Корсар  еще  раз  нажал  на
кнопку пуска, истребитель снова вздрогнул, и вслед за правым поддвигательным
опустел и внутренний левый подкрыльевой пилон.
   Бомбардировщики В-2 шли  уступом,  и  в  этот  миг  над  ближним  из  них
сверкнуло пламя. Бесконтактный лазерный  взрыватель  подорвал  боевую  часть
ракеты над самым  центром  "летающего  крыла",  точно  выдержав  оптимальное
расстояние до  цели.  Брошенное  вперед  взрывом,  расширяющееся  кольцо  из
тяжелых стержней  вгрызлось  в  черную  радиопоглощающую  обшивку  прямо  за
кабиной, перерубая все на своем пути.
   В-2  содрогнулся  от  удара,  качнулся,   как-то   неуверенно   попытался
выровняться,  его   быстродействующие   процессоры   принялись   лихорадочно
выстраивать новые управляющие связи в обход разрушенных волоконно-оптических
каналов, но этого было уже недостаточно.  Ориентируясь  на  вспышку,  вторая
ракета влетела в середину только  что  полученной  бомбардировщиком  тяжелой
раны. Сработал контактный взрыватель, и ударная волна со скоростью несколько
километров в секунду ворвалась в кабину, вскрыв ее, словно консервную банку.
   Корсар с восторгом наблюдал, как брызнули во все стороны тысячи  обломков
и поверженный В-2 вдруг резко задрал нос, вставая на дыбы, потом опрокинулся
на  крыло,  дважды  плавно  перевернулся  и,  продолжая   кувыркаться,   как
гигантский гонимый ураганом лист, канул в облачное покрывало.
   "В яблочко! - Корсару захотелось смеяться и кричать о своей  удаче  всему
свету. - Танцуем танго!" Лихо присвистнув от  избытка  чувств,  он  вздернул
истребитель, переложил его с боку на бок и бросил вниз следом за  оставшимся
бомбардировщиком. Второй В-2 скользил в сторону, но шансов спастись  у  него
было столько же, сколько у  Андрея  сделаться  чемпионом  мира  по  бобслею.
Наверное, сейчас очень страшно было тем, кто сидел за штурвалами крадущегося
в ночи "невидимки",  груженного  тоннами  "умной"  смерти.  Но  жалеть  этих
профессиональных  убийц  не  стоило.  Тем  более  что   они   еще   пытались
сопротивляться. Навстречу Корсару сверкнул ярчайший сварочный блеск.
   Он слышал о таких  штучках.  Этому  оборонительному  лазеру  кишка  тонка
оттяпать у самолета крыло или хвост, но вполне по силам сжечь чувствительные
элементы оптических  головок  самонаведения  или  сетчатку  глаз  вражеского
пилота. Глаз... Вдруг ему отчетливо вспомнилось, как хлестнула тогда по лицу
багровая тьма, и его немного запоздало пробило  ознобом.  Ах,  гады!  Корсар
переключился на стрельбу из пушки и легко качнул свой  СУ-37  из  стороны  в
сторону, осторожно заглядывая через борта кабины. Мелькнули  острые  кончики
крыльев бомбардировщика, выдавая его местонахождение. Он был  очень  близко,
этот огрызающийся  В-2,  в  каких-то  ста  пятидесяти  метрах,  и  продолжал
приближаться.
   Пора! Корсар  одним  рывком  положил  истребитель  на  бок,  одновременно
опуская нос. Справа, рукой подать, встала матово-черная бугристая плоскость,
ограниченная  резкими   прямыми   линиями.   Корсар   прицелился   взглядом,
истребитель под ним чуть шевельнулся, коротко задрожал, будто от нетерпения,
и погас злой глаз. "Вот так-то!" -  процедил  сквозь  зубы  Корсар  и  снова
утопил гашетку в рукоять. Опять  задрожавшую  кабину  тронуло  справа  сзади
оранжевым отблеском дульного пламени,  опять  мелькнула  трассирующая  струя
очереди, и  бомбардировщик  словно  рвануло  наискось  гигантской  когтистой
лапой.
   "Это мое небо!" - шептал летчик  и  бил  В-2  длинными  30-миллиметровыми
очередями. Промахнуться было невозможно. Трассеры впивались в  темную  тушу,
искристо сверкали маленькие взрывы, летели в стороны какие-то ошметки, и  он
чувствовал, что делает то, что должен делать. Наверное, в этот  миг  он  был
по-настоящему счастлив.
   Бомбардировщик еще летел, вытягивая за собой густой угольный шлейф, но на
самом деле он был мертв. Уже после второй очереди из него метнулись вверх на
косых огненных струях два продолговатых  предмета  -  это  катапультировался
перетрусивший экипаж. Без него "невидимка" действительно  стал  "призраком".
Корсар дал последнюю злую очередь по  его  двигателям  и  повернул,  зацепив
взглядом, уже вдалеке, бледные зонтики  парашютов.  Их  разнесло  метров  на
пятьдесят, и он не отказал себе в удовольствии с шумом и грохотом промчаться
"на ноже" между ними. А  пусть  знают!  Но  тратить  снаряды  он  больше  не
собирался.
   * * *
   Пора было подумать о другом. Корсар снова включил радар. О,  как  славно!
До трех  "бандитов",  как  любят  говорить  янки,  все  еще  километров  сто
пятьдесят. Ничего удивительного. Он ведь и сам не стоял  на  месте.  С  моря
летели еще две пары.  Двести  сорок  километров.  Это  уж  точно  "томкэты".
Плевать, им еще через Албанию идти, обходить вряд ли будут.  Сморкались  они
на международные нормы. Эх, мало все-таки пространства для маневра.  Но  это
ничего, зато в воздухе сегодня на  удивление  вольготно.  Что  такое  восемь
самолетов, считая его самого и не  считая  АВАКСа,  если  только  американцы
нагнали  сюда,  по  разведданным,  одной  тактической  авиации  до   четырех
авиакрыльев? Это ж какая армада! Но теперь он догадывался, почему нынче  так
пусто. Что ж, в тихом омуте черти водятся.
   Черти  не  черти,  а  "призраки"  точно  были.  Вот  они  какие,  "черные
операции". Не иначе  американцы  мягко  придержали  своих  летунов  вкупе  с
союзничками, чтобы не будоражить в эту ночь сербов, и тишком, молчком...  Не
вышло! Корсар улыбнулся. Интересно, куда же они летели? Неужели  ему  только
что посчастливилось спасти бедолагу Вазника, и теперь натовцы  откажутся  от
предполагаемой наступательной операции? Вот был бы номер. Шутка ли  -  решил
исход войны. Пиши мемуары. Смешно.
   Впрочем, настроение у него ничуть не испортилось.  Корсар  направил  свою
машину навстречу вражеской тройке в прекрасном,  так  сказать,  расположении
духа. Даже если его собьют (хотя это еще будем посмотреть!),  свое  дело  он
сделал.
   Можно   себе   представить,   как,   наверное,    дивятся    их    пилоты
сербу-самоубийце. Корсар сближался с противником с суммарной скоростью две в
половиной тысячи километров в час, спокойно разглядывая звезды и размышляя о
том, что неплохо бы чего-нибудь перекусить. "Торопитесь? - подумал он, глядя
на синие значки на экране. - Правильно, раньше сядешь - раньше выйдешь".
   Когда расстояние сократилось до девяноста километров, последняя его  Р-77
покинула  левый  поддвигательный  пилон  и  резво  умчалась  вперед,  словно
нетерпеливая гончая,  обгоняющая  охотника.  Андрей  внимательно  следил  за
экраном, ожидая ответного залпа. Восемьдесят километров... семьдесят...  Ну,
ну.. Давайте же! Ага, услышали. Вот они родимые! Это  ж  надо  -  каждый  по
одной пустил. Пижоны. Не иначе итальянцы какие-нибудь. Небось,  еще  и  пари
заключили, кто из них ткнет его мордой в землю. Обломитесь, ребятки!
   Тихонько  посмеиваясь,  Корсар   заложил   лихую   полупетлю,   переворот
Иммельмана. Перегрузка почти выдавила у него из легких весь  воздух,  но  не
смогла стереть с губ улыбки. Фигуру высшего пилотажа завершила  "полубочка",
и оказалось, что он разгоняется точнехонько в  противоположном  направлении.
Корсар видел, как тройка  попыталась  совершить  маневр  уклонения,  но  его
ракета, шутя парируя эти попытки, настигла головной самолет, и  его  отметка
пропала с экрана. Еще через полминуты  летчик  с  не  меньшим  удовольствием
увидел, как  в  пятнадцати  километрах  сзади  гаснут  отметки  выработавших
топливо, но так его и не догнавших ракет противника. Вот вам и пари!
   В ленивом, размашистом боевом развороте он набрал еще с километр  высоты,
чтобы  быть  примерно  на  одном  уровне  со  своими  соперниками,  и  снова
направился им навстречу. Те перестроились в пару "ведущий-ведомый" и  должны
были уже понять, что его надо принимать всерьез. Теперь  начнется  настоящее
дело. Теперь ему надо как можно быстрее ввязаться в ближний бой.  Противник,
наученный горьким опытом, не спешил нанести новый удар, и это было  русскому
летчику на руку. Расстояние между ними быстро сокращалось.  Можно  было  уже
выключать локатор, но пусть думают, что у  него  еще  есть  радиолокационные
ракеты, пусть понервничают. Встречная ракетная атака требует хороших нервов.
   Терпения у  врага  хватило  до  отметки  в  двадцать  километров.  Корсар
присвистнул. Пошли ва-банк. К нему приближались четыре  ракеты!  Он  тут  же
включил помехи  и  задрал  нос  самолета  в  небо.  "Колокол"...  ему  нужен
образцовый "колокол"!
   Когда СУ-37 неподвижно завис в верхней точке траектории. Корсар отчетливо
представил,  как  сейчас  загораются  на  приборных   панелях   истребителей
противника табло "Срыв захвата цели". Интересно, на каком языке? "Сухой" еще
падал на хвост, а он уже увидел, что маневр удался. Три  ракеты  разбрелись,
как говорится, кто в лес, кто по дрова, и только одна  еще  поворачивала  на
него, и у нее был шанс.  Корсар,  не  раздумывая,  бросил  машину  к  земле,
надеясь затеряться на фоне отраженного от нее сигнала.
   Облачная равнина под ним уже не была сплошной, она  начинала  рваться  на
куски, и он  нырнул  в  один  из  этих  разрывов.  Противно  запищал  сигнал
предупреждения - инфракрасный датчик обнаружил  атакующую  ракету.  "Отстрел
планирующей ложной цели", - мелодично доложил речевой синтезатор в то время,
как  Андрей  перевел  полет  в  режим  автоматического  следования   рельефу
местности. Следующей ступенью  активной  обороны,  исполняемой  без  участия
пилота, была бы попытка сбить вражескую ракету своей, но та пошла за  ложной
целью, и компьютер убрал  ее  с  экрана.  Однако  рано  было  расслабляться.
Истребители противника садились  ему  на  хвост,  стараясь  занять  выгодное
положение для атаки.
   Корсар  напряженно  смотрел  на  индикатор  горизонтальной  обстановки  с
подробным цветным  изображением  рельефа  местности.  Разбежались,  умельцы!
Сейчас я вам  устрою  последний  дюйм...  Какие-то  едва  различимые  темные
громады пронеслись так  близко,  что  он  вздрогнул  и  покрылся  мгновенной
испариной. Но безумный риск себя оправдал  -  "Сайдуиндеры"  потеряли  цель.
Теперь моя очередь!
   Когда замешкавшиеся преследователи выскочили над  краем  долины,  они  не
подозревали, что их ждет. Две из трех оставшихся  ракет  ближнего  боя  были
подвешены под СУ-37 "задом наперед",  реализуя  уникальную  схему  обратного
пуска, составлявшую единый комплекс с локатором заднего обзора.
   Раздраженные увертливостью жертвы, "охотнички" были  полны  решимости  ее
додавить. Двигаясь с превышением  скорости,  они  собирались  загнать  ее  в
сектор захвата головок самонаведения, но  навстречу  им  в  упор  неожиданно
ударили две огненные стрелы.  В  панике  преследователи  кинулись  в  разные
стороны. Один резко ушел вверх с разворотом и превратился  в  огненный  шар.
Второй, наоборот, бросился вперед и вниз, как бросается на дорогу,  внезапно
решившись, очумелый пешеход, надеясь  проскочить  под  носом  у  автомобиля.
Черта с два бы у него получилось выскользнуть  из  поля  зрения  оптического
сенсора ракеты, но второму пилоту повезло - его напарник как  бы  принял  на
себя обе смерти. Не зная об этом, уцелевший мчался, словно обезумев, а когда
вспомнил, кто во всем виноват и кого надо уничтожить, было уже поздно.
   Большую вспышку сзади Корсар заметил как раз тогда, когда начал выполнять
"кобру". При взгляде со стороны эта знаменитая фигура пилотажа завораживает.
Только что стремительный как  молния  истребитель  вдруг  почти  ложится  на
спину. И вся линия его полета становится похожей на гибкий росчерк  змеиного
тела,  заканчивающийся,  словно  капюшоном  кобры,  плоским  распахом   туго
прессующих перед собой воздух крыльев. Удивительный маневр.  Но  делать  его
ночью, в окружении гор... Корсар решился на такое воздушное  хулиганство  не
от хорошей жизни. У него  оставалась  единственная  ракета  ближнего  боя  и
девяносто шесть снарядов. Ракету он хотел  выстрелить  назад  через  голову,
чтобы максимально увеличить вероятность поражения преследователей.
   Но когда над ним впритирку прошла угрюмо-угловатая тень, сверкнув жаркими
пастями сопел, маневр приобрел другой, тоже вполне понятный  смысл.  "Кобра"
совершила бросок. Получилось, что, затормозив так резко,  как  это  доступно
только российским  самолетам,  Корсар  пропустил  "охотника"  вперед,  сразу
поменявшись с ним ролями. Как только "кобра" "сложила  капюшон",  он  вогнал
Р-73 точно в сопло "Торнадо", словно это была не управляемая ракета, а НУРС.
Взрыв, крутой разворот, чтобы уйти от осколков, - и Корсар, набирая  высоту,
оглянулся через плечо. Внизу полыхали два костра, окруженные россыпью  огней
поменьше, и низко-низко серебрились  два  маленьких  парашюта.  Если  он  не
ошибся  и  это  действительно  были  тактические  двухместные   истребители,
состоящие на вооружении ВВС Италии, то один из экипажей выпрыгнуть не успел.
Что поделаешь, a la guerre, comme a la guerre,16 дело обоюдное. Их  сюда  не
на макароны звали.
   "Томкэты" были еще далеко, они все же  пошли  в  обход  границы.  Спешат,
стараются. "Опоздали, ребята!" - произнес Корсар и ввел в автопилот  маршрут
возвращения.  "А  ведь  рассказывать  буду,  не  поверят",  -  подумал   он,
расслабленно откидываясь на спинку катапультного кресла,  наклоненную  назад
под углом тридцать градусов, и закрывая  глаза.  Он  не  знал,  что  "черная
операция" продолжалась и в воздухе находилось еще две пары В-2, что они  уже
приступили к нанесению удара по местам, где  мог  находиться  "враг  Америки
номер один" - президент Трансбалкании  Павко  Вазник.  Судьба  распорядилась
так, что Вазник в эту ночь оказался вовсе не в тех  местах,  а  в  маленьком
городке со смешным названием Пуковац и что как раз туда и не долетела третья
пара.
   Северный фронт. "Осенний гром"
   Камуфлированный извилистыми разводами закрытый  "лендровер"  командующего
Северным фронтом генерал-лейтенанта Бялецкого медленно забирался на  перевал
Илендена,  будоража  ночь  завывающим,  как  оголодавший  шакал,  поношенным
двигателем.
   Сам генерал сидел на месте водителя в солдатской шинели, накинутой поверх
кителя. Он умышленно не зажигал фары. И не только потому, что, наверное, уже
сотню раз ездил этой дорогой с тех пор, как фронт в здешних горах худо-бедно
стабилизировали, и  мог  бы,  пожалуй,  провести  машину  даже  с  закрытыми
глазами.  Просто  самолеты  "крестоносцев  демократии"  в  последнее   время
повадились гоняться даже за одиночными автомобилями.
   Генерал  оглянулся.  На  заднем  сиденье  ехал  его   младший   адъютант.
Подпоручику Дражичу было семнадцать лет, и он всю  дорогу  не  мог  оторвать
взгляда от непривычно пустовавшего рядом с ним места, на  котором  сиротливо
лежали потертый офицерский планшет и  кисет,  сшитый  из  мягкой  кожи.  "Не
хватает только короткой  черешневой  трубки",  -  подумал  генерал.  Трубки,
которой старший офицер связи майор Тарлежевич лет десять коптил свои  усы  и
которую разбило той же снайперской пулей, что разнесла ему  голову.  Автомат
майора Бялецкий отдал потом одному из ополченцев, с радостью заменившему  на
него свой древний магазинный "манлихер".
   Увидев, что генерал смотрит на него, адъютант попытался приосаниться,  но
сделать это убедительно не смог.
   - Что, Драже, жалеешь старину Тавро? - спросил Бялецкий.
   Кажется, поручик хотел что-то ответить, но горло у него перехватило, и он
только шмыгнул носом.
   - Ничего... - обыденно  произнес  генерал.  Ему  не  впервой  приходилось
говорить такие слова. - Это была геройская и скорая смерть. Дай  Бог  и  нам
такую же.
   Адъютант молча кивнул, пряча глаза. Генерал  помнил  его  еще  маленьким,
орущим,  в  рюшечках  свертком,  который  вроде  совсем  недавно  жена   его
старинного друга Збройко вынесла показать гостям.
   Преуспевающий табачный магнат Збройко Дражич чуть-чуть не  успел  вывезти
своего единственного сына  в  Вену.  Последовавший  за  призывной  повесткой
белградской комендатуры  патруль  военной  полиции  опередил  его  всего  на
несколько минут.
   Генерал не смог отказать другу, просившему за сына со слезами на  глазах.
Он сделал даже больше. Чтобы штабные вконец не испортили  парня,  приучив  к
безделью и всякому беспутству, Бялецкий взял его к себе младшим адъютантом в
надежде, что через годик из мальчишки выйдет мужчина.
   Впереди, там,  где  узкий  каменистый  проселок  забирался  на  очередной
перевал, замаячили какие-то смутные темные  силуэты.  Генерал  снял  с  руля
правую руку и не спеша проверил, удобно ли лежит  на  соседнем  сиденье  его
любимое оружие - компактный германский пистолет-пулемет "хеклер-кох".  Сзади
тихо клацнуло - адъютант, заметивший движение командира, торопливо снял свою
"заставу" с предохранителя.
   Им было чего остерегаться. Вражеские диверсанты, всякие "зеленые береты",
"эйч-коммандо", "рейнджеры" и Бог знает кто еще чувствовали себя  в  ближнем
тылу фронта почти как дома. Проще простого было нарваться хоть на  армейскую
глубинную разведку противника, хоть на обычную банду мародеров.
   Когда из-за хронического недокомплекта личного состава сил едва  хватает,
чтобы еле-еле удерживать  позиции,  в  тылу  образуется  опасный  вакуум,  в
котором шляется кто попало, подтачивая фронт и грозя очень скоро  превратить
его в фикцию.
   - Это наши  -  кавалерия,  -  сказал  генерал  и  с  облегчением  отложил
"хеклер-кох".
   - Но... дядя Стипе, - неуверенно возразил юный поручик, - у босняков тоже
есть кавалерия. - Он пошевелился, и вороненый ствол  его  автомата  вылез  у
генерала над ухом.
   Бялецкий недовольно отодвинул автомат ладонью.
   - Если бы это были босняки, то мы бы с тобой, парень, уже не  беседовали.
На этом участке фронта нет ни одного босняка. Только  американцы  и  немного
хорватов. А у них нет конницы. И вот еще что, - добавил он, - сейчас  ладно,
но смотри не назови меня "дядей" в штабе.
   Генерал мягко сбросил газ и остановил машину. Вокруг вспыхнули  маленькие
электрические солнца. Один из верховых,  перегнувшись  с  седла,  зашарил  в
салоне прыгучим  лучом.  Поручик,  заслонившись  ладонью,  выглянул  наружу.
Громадные черные кони, в глазах которых отражался яркий свет, показались ему
сказочными порождениями ночи.
   - А, это вы, господин генерал, - молоденький офицер, по тулье щегольского
каскета которого пробегала узкая полосочка золотого галуна, узнал  водителя,
и все  направленные  на  "лендровер"  автоматические  винтовки  вернулись  в
прежнее положение - прикладами к передней луке седла.
   - Докладывайте, - бросил Бялецкий.
   - Слушаюсь, - офицер спешился и подошел к открытому со  стороны  водителя
окну. - Третьи сутки в патруле, господин генерал. Американцев нам  никак  не
засечь. Наши пеленгаторы не помогают.  У  них  весь  радиообмен  идет  через
спутник. Сжимают информацию в пакет и выстреливают за полсекунды. А  от  боя
уклоняются. Вот, поймали сегодня шесть дезертиров. Группкой шли, говорят, из
одного села. Так что за поворотом есть удобное развесистое дерево.  Как  раз
выдержит.
   - Отставить. Был приказ возвращать всех дезертиров обратно на позиции.
   -Но...
   - Отставить, поручик! Мне известно, как ваши в Боснии украшали дорогу  от
Игманадо Пале гирляндами беглых ополченцев. Но здесь не Босния. А  у  нас  и
без того мало людей. Приказываю вернуть дезертиров в части!
   - Есть вернуть, - откликнулся без всякого энтузиазма молодой  кавалерист.
Он вы