ст и одновременно
- наземным службам.
   РЛС, способная обнаружить стандартную цель на  расстоянии  более  трехсот
километров, засекла взлет самолета Казака практически сразу, как только  его
истребитель поднялся над горами.  Мерно  вращавшаяся  над  фюзеляжем  АВАКСа
восьмиметровая антенна бесстрастно передала на  экраны  операторов  трагедию
заправщика, и командир  лишь  крепко  сжал  зубы,  зная,  что,  несмотря  на
оперативно переданную на авианосец информацию, у  палубных  самолетов  уйдет
слишком много времени на то, чтобы сюда добраться.
   "Ничего, этот самолет уже дал нам  одну  засечку,  место  своего  взлета.
Конечно, он применил какие-то  уловки,  наверное,  некоторое  время  шел  за
горами. Но на всякую уловку-22  есть  уловка-23!  Когда  он  будет  садиться
обратно, мы  его  отследим  точнее!"  -  подумал  начальник  смены  и  отдал
распоряжение:
   - Занять эшелон тридцать шесть тысяч, если удастся - больше.  Посты  три,
четыре, шесть, держать цель восемь-ноль! Остальные - обзор по штатной схеме.
   - О'кей, сэр. Держу его крепче, чем девчонку за задницу!
   - Давай-давай, остряк. Все равно трахать его будешь  не  ты,  а  парни  с
длинной палубы.
   - Сэр! Инфракрасный детектор засек  что-то  похожее  на  пуск  ракеты  со
стороны восемь-ноль!
   - Что значит "похожее"?
   - Очень далеко, сэр, это могла быть и помеха.
   - Кто-нибудь ракету видит?
   - Нет! Излучения головки тоже нет. "Наверное, помеха, - решил командир. -
Ракета такой дальности должна иметь активную радиолокационную головку, и  ее
излучение мы бы зафиксировали. Но на экранах-то цели  нет!  Хотя  на  всякий
случай..."
   Он прокашлялся и приказал:
   - Надеть парашюты! Проверить готовность к аварийному покиданию!
   Через пару минут послышались доклады о выполнении приказа:
   - Пост два готов...
   - Пост четыре готов...
   - Пост шесть... О, черт! Пост шесть, вижу ракету!  Дистанция  двадцать...
Девятнадцать...
   Начальник смены уже и сам видел появившуюся на экране отметку летевшей  в
сторону АВАКСа малоразмерной сверхзвуковой цели.
   - Я замораживаю каналы! - спокойно объявил он. Тотчас  погасли  экраны  у
операторов, тарелка  антенны  остановила  свое  вращение  -  вся  аппаратура
АВАКСа, лишенная питания, прекратила  свою  работу.  Конечно,  такие  резкие
выключения очень вредны для чувствительной электронной аппаратуры, но теперь
у самолета появился шанс, что ракета, лишенная  ориентира  -  излучения  его
радаров, потеряет цель  или  по  крайней  мере,  если  она  снабжена  блоком
запоминания координат, будет лететь туда, где должен был бы оказаться АВАКС.
   Это бы вполне могло подействовать, но Р-77 - принципиально новая  ракета,
в которой, кроме системы наведения  на  радиоизлучающую  цель,  на  конечном
участке  траектории  включается  и  инфракрасная  головка,  ведущая   ракету
прямиком к двигателям, которые отключать  никто  не  собирался.  Впрочем,  и
отключенные они тоже были бы достаточно заметной целью - никакой  металл  не
успел бы остыть за то короткое время, что осталось до взрыва.
   АВАКС вздыбился, будто получил удар  невидимым  кулаком  под  брюхо.  Оба
двигателя  мгновенно  остановились,  иссеченные  осколками,  а  хлещущий  из
перебитых трубопроводов керосин загорелся,  оставляя  в  небе  жирный  хвост
дыма. Через несколько секунд сразу  из  нескольких  люков  самолета,  словно
горошины из прохудившегося мешка, посыпались  человеческие  фигурки,  и  над
каждой почти сразу  распускался  купол  парашюта.  Начальник  смены  покинул
самолет одним из первых - в конце концов, он не был капитаном этого  корабля
и спасаться в последнюю очередь обязанным себя не считал.
   Раскачиваясь под белым куполом, он благодарил  Бога  за  то,  что  пилоты
АВАКСа не успели выполнить его  распоряжения  о  наборе  высоты,  и  теперь,
опускаясь с четырнадцати тысяч, он мог почти нормально дышать. О  том,  куда
опустится он и остальные члены экипажа и что их ждет там, начальник смены не
думал - не потому, что был очень смелым и уверенным в своих  силах.  Просто,
когда АВАКС отправляли на Балканы, никто не взял на себя труд  рассказать  о
том, как поступают в этих краях со сбитыми вражескими летчиками.  А  если  б
летчикам и операторам об  этом  рассказали,  то  вполне  возможно,  что  они
предпочли бы остаться в горящем самолете.
   Небо над хребтом Проклетие. Невидимки
   После удачи Казака Корсар решил два-три дня  выждать,  зная,  что  потеря
дорогостоящего самолета  дальнего  обнаружения  неминуемо  вызовет  ответные
меры. Благо, оперативная обстановка позволяла не летать - какое-то  странное
затишье  царило   и   в   воздухе,   и   на   наземных   "участках   боевого
соприкосновения".  Скальная  база  замерла  и  затаилась,  хотя  вынужденное
безделье воспринималось как никогда тяжело. Летчики до головной боли  сидели
за тренажером, изучая малейшие складки гор и особенности местности, хотя  им
не то что надоело - осточертело "летать" среди компьютерных гор.  В  эти  же
дни  начал  заметно  таять  персонал  базы,  поубавилось  бойцов   охранного
батальона.  На  следующий  после  вылета  Казака  вечер  к   русским   зашел
попрощаться вечно смурной Славко - впрочем, была и более  серьезная  причина
его посещения.
   - Я хочет... сказать одну вещь, которую не надо говорить, что  сказал  я.
Командиры думают, вам это знать не надо, а я думаю  -  надо.  Эта  ночь  мне
приказали уехать вместе с моя машина в Каливну.
   - Машину твоего папы я видел. А своя у тебя какая? -  беззаботно  спросил
Казак.
   - Моя  -  это  которая  на  гусеницах,  с  ракетами.  "Стрела".  Я  хотел
"Тунгуска" взять, но денег не хватило мало. Там, на фронта, сейчас  собирают
силу и отсюда тоже заберут. Сначала не всех, а потом и всех возьмут.  Только
техников оставят.
   - Та-а-а-к, - протянул Дед. - Похоже, что это начало. В смысле  -  начало
конца.

   Настроение в этот и последующие дни было под стать погоде. Тоже  осеннее.
С ночи  небо  затягивало  неопрятной  клочковатой  хмарью.  Вяло  крутясь  и
перемешиваясь, она ползла над головами  людей,  цепляясь  за  самые  высокие
вершины. При взгляде на нее появлялось труднопреодолимое  желание  влезть  в
кабину, подняться в воздух и,  поставив  машину  на  хвост,  показать  земле
раскаленные жерла сопел, обдать ее громом и, почти не помогая себе крыльями,
на одной форсажной,  превышающей  его  вес  тяге  свечой  пронзить  всю  эту
неопрятную пакость. Пронзить и вырваться к солнцу...
   Но, по правде говоря, дело было не только  в  погоде.  Корсара  тревожили
предчувствия, догадки,  тревожило  затишье.  Что-то  готовилось,  назревало,
что-то должно было произойти. Что-то непосредственно касающееся их.
   Куда только подевался его обычный оптимизм? Когда его сбили, когда шастал
по горам голодный, не унывал, почему же сейчас?  Почему..  В  каменной  норе
можно укрыться от непогоды, но не от ощущения чего-то надвигающегося... Дед,
конечно, слишком пессимистичен, но, похоже, размышлял Корсар, он прав. "Дело
не в том, сколь силен  враг.  Очень  силен,  и  что  с  того?  Крови  мы  им
попортили, приятно вспомнить. И еще. Бог даст, попортим". Что-то  в  молодом
летчике надломилось, что-то мешало ему жить, какая-то обреченность. Но  дело
было не в нем самом. Его тревожила  судьба  маленького  гордого  народа.  Он
понял, наконец, что сербы готовятся умереть. Умереть, но уже не победить. "А
мы? Мы что, чужие на этой войне? Чужие ли?"
   Корсар сделал над собой усилие и  попытался  проанализировать  в  деталях
сложившуюся ситуацию, мысленно представить себе всю  картину.  Итак,  у  них
задействованы  четыре  группы.  Три  русские,  одна  сербская.   Шестнадцать
человек. Было шестнадцать. Четверо погибли (хорошо  еще.  Казак  объявился),
один пропал без вести, трое вместе с Хомяком умотали домой. И, между прочим,
летчики что надо, из лучших.
   Впрочем, этого следовало ожидать. Хомяк, так тот и не скрывал, что,  если
оплату задержат - только его и видели. И понять его можно. Семья, дети... Да
и формально он прав: контракт есть  контракт,  условия  должны  выполняться.
Может, последовать его примеру? Крысы бегут с корабля? Нет, так тоже нельзя.
Придется пораскинуть мозгами и решить,  что  делать  сейчас  с  тем,  что  в
наличии.  То  есть  с  ополовиненным  личным  составом   и   с   подавляющим
превосходством противника.
   Перечень   неблагоприятных   обстоятельств    грозил    растянуться    до
бесконечности, но Корсар знал, что пока ему есть на чем здесь  летать,  пока
он в состоянии садиться в кресло пилота,  ничто  не  заставит  его  паковать
чемоданы. Он сделает все возможное и невозможное.  Как  сербы  из  четвертой
эскадрильи. И подготовка у них была  так  себе,  и  обеспечения  никакого  -
всего-то один раз смогли в воздух подняться, - а вон чего учудили.  Шелангер
прямо светился, когда рассказывал. Да что Шелангер, весь  сербский  персонал
на базе два дня только  об  этом  и  говорил.  Кабы  еще  эти  четверо  живы
остались... Отличные, верно, были ребята. Сумели распорядиться  той  сдачей,
что оказалась у них на руках. Главным козырем в  ней  стали  их  собственные
жизни...
   Уже не первый раз Корсар размышлял об этой четверке и их отчаянном рейде.
Чем дальше, тем больше его смущала неестественная тишина  в  мировой  прессе
вокруг этого события. После жертвенной атаки сербского звена они  с  Казаком
не упускали случая уткнуться в экран. Спутниковая антенна  на  крыше  давала
богатый выбор каналов, но даже всемогущая Си-эн-эн как в рот  воды  набрала.
Одни турки как-то невнятно и вскользь высказались о  сербских  атаках  флота
"коалиции", и все. Никаких тебе воплей, никаких  соболезнований  и  истерик!
Каким же должно быть давление, чтобы замолчать ТАКОЕ! Кто способен  заткнуть
рот "свободной" прессе и какова его цель? Что за "акции возмездия" готовятся
сейчас в этой тишине? Самое обидное, что и дома молчат. Не хотят лишний  раз
привлекать внимания к своему участию в том,  из-за  чего  американцам  впору
объявлять национальный траур? Но про сбитый-то АВАКС  должны  были  сказать,
черт побери!

   Корсар помассировал виски и  тяжело  задумался.  Во  время  ужина  Дед  с
Казаком попробовали с ним заговорить, но,  быстро  убедившись,  что  тот  их
попросту не слышит, переглянулись и оставили его в покое. А Корсар, съев все
и не заметив вкуса, вернулся к себе и нервно заходил  по  комнате.  К  этому
времени его раздумья приняли конкретный характер, а тактическое  воображение
настолько разыгралось, что сидеть в бездействии он больше не мог. Неожиданно
он остановился, резко выдохнул и встряхнулся,  словно  приходя  в  себя.  Он
должен был что-нибудь предпринять. Прямо сейчас.
   Хорошо все же быть командиром. Сам себе приказал - сам  выполнил.  Корсар
вышел в едва освещенный коридор. Под ноги ему легла полоса  падающего  света
из комнаты Деда. Увидев в приоткрытую дверь командира. Дед сбросил  ноги  со
спинки кровати, сел и даже затушил сигарету.
   - Куда собрался? - громко осведомился он.
   - На охоту, - буркнул Корсар через плечо и ускорил шаг.
   Дед еще немного посидел, в недоумении покачивая головой и бормоча  что-то
себе под нос, а потом запалил очередную сигарету и снова  улегся.  Дверь  он
оставил открытой - для вентиляции.
   Он все еще размышлял над загадочным поведением  боевого  товарища,  когда
откуда-то снаружи до него донесся смутный гул. И  только  тогда  Дед  понял,
какую "охоту" имел в виду их командир...
   * * *
   Едва взлетев. Корсар тут же заложил пологий вираж. Глядя  на  экран,  где
светилась в темноте кабины карта местности, он  продолжал  раздумывать,  все
еще делая выбор, который вообще-то не имел особого  значения.  Главное  было
просто лететь  в  стремительно  чернеющем  небе  куда  вздумается,  чувствуя
упругость воздуха и зная, что в любой миг земля и небо могут по его  прихоти
закружиться в сумасшедшем танце.
   Беспокойство понемногу его отпускало. Стремительный полет давал  пьянящее
ощущение свободы, в которой было все - и цель, и смысл.
   Корсар выровнял самолет и  ввел  в  бортовой  компьютер  номер  маршрута.
"Сухой" слегка нырнул вниз и на скорости вошел в лабиринт ущелий, забирая на
северо-запад, к албанской границе. Короткие перегрузки при  резких  маневрах
самолета едва не вырывали пилота из крепкой  хватки  привязных  ремней,  его
бросало то к блистеру, то к стенке кабины, но мысли текли размеренно и  даже
отстранение...
   Да, это нехорошее молчание. Оно не может длиться  долго.  Когда  вся  эта
кодла получила по зубам гораздо сильнее, чем рассчитывала, те, кто заказывал
музыку, должны были испытать гнев и растерянность. Нетрудно представить, чем
сейчас они  занимаются  в  штабах  и  резиденциях.  Им  нужна  массированная
воздушно-наземная операция, которая раз и навсегда  поставит  противника  на
колени, плюс  фирменное  американское  блюдо  -  устранение  его  неугодного
лидера. Конечно, в практическом плане убийство несчастного Вазника ни  черта
им не  даст,  зато  лицо  сохранить  позволит.  Из  тактических  соображений
покушение на трансбалканского главу должно бы предварять войсковой удар. Как
тот стародавний налет на Триполи, когда они чуть-чуть не накрыли Каддафи.  И
лишь позиция СССР тогда сорвала задуманное вторжение в Ливию.
   Но когда же произойдет теперешняя акция? По всей логике вещей чего-нибудь
этакое должно было случиться еще вчера. Корсару  вдруг  показалось,  что  он
разгадал ход дальнейших событий. Отчаявшееся сербское командование  поднимет
их навстречу груженной смертью многосотенной армаде, и им не придется, как в
кино, рассчитывать на немыслимые трюки и сверхчеловеческое везение.
   Албанская граница огибала хребет Проклетие и спускалась к побережью,  над
которым раскинулся радарный зонтик корабельной  группировки,  и  СУ-37  взял
севернее, к центру страны. У Корсара не было какого-нибудь конкретного плана
- только смутное ожидание чего-то, что должно вот-вот произойти.  Он  просто
хотел осмотреться и, снова перейдя  на  ручное  управление,  стал  разгонять
машину перед набором  высоты.  Сейчас  "сухой"  не  был  отягощен  гроздьями
контейнеров, бомб и ракет. На пилонах висели только четыре  ракеты  ближнего
боя и две Р-77. Негусто, но зато истребитель был легок,  обтекаем  и  потому
особенно  послушно  полез   вверх,   прорывая   низкий   облачный   потолок,
непроглядная муть обняла машину со всех сторон. Еще чуть-чуть, и  показались
звезды. С вертикальной  скоростью  почти  в  четверть  километра  в  секунду
"сухой" устремился навстречу Луне.
   "Какая все-таки маленькая страна, - подумал Корсар. - Что такое четыреста
километров в любую сторону для самолета, дальность полета которого даже  без
подвесных топливных баков четыре тысячи, а скорость около двух с  половиной?
Но небо не имеет границ. Здесь оно такое же высокое, как везде".
   Корсар перевел истребитель в набор высоты по спирали. Яркая  полная  Луна
не спеша уходила куда-то за спину и снова выныривала уже с  другой  стороны,
заставляя щуриться. Самолет упорно, с молчащей рацией и отключенным радаром,
шел вверх, а лицо  его  пилота  под  кислородной  маской  широко  улыбалось.
"Сейчас посмотрим", - шептал он, глядя, как на экране индикатора  зажигаются
синие обозначения вражеских локаторов. Густой сыпью они ясно наметили  линию
фронта. По ту сторону - ни проблеска. Если  и  есть  что  у  сербов,  -  все
затаилось в надежде на последний шанс. Только в  глубине  страны,  не  сразу
обнаружил Корсар, изредка загорался и тут же гас красный огонек. Ага, вот  и
АВАКС. Надо же, как далеко, чуть ли не  у  самой  Италии.  Боятся,  сволочи!
Здорово их Казак тогда подловил! Как говорится, пустячок, а  приятно,  хотя,
конечно, сто тридцать миллионов долларов пустячком назвать трудно...
   Истребитель прошел отметку девять тысяч метров,  но  продолжал  подъем  и
сейчас был прекрасно виден любому, кто не поленился бы  взглянуть  на  экран
локатора с соответствующей дальностью обнаружения. Корсару казалось, что  он
и в самом деле чувствует чьи-то липкие, ощупывающие прикосновения.  Ощущение
было таким ярким, что он чуть не покрылся гусиной кожей.
   "Давайте-давайте, - произнес Андрей сквозь зубы. - Возьмите  меня,  суки!
Если сможете".
   На экране моргали синие  пятнышки  многих  локаторов,  в  такт  им  пищал
сигнализатор радиолокационного облучения.  Корсар  высчитывал  в  уме  время
реакции противника. Он забрался уже за пятнадцать  тысяч,  и  выходило,  что
вот-вот начнется настоящее дерганье тигра за хвост. Корсар  тихо  засмеялся,
он чувствовал себя на подъеме. Это было то,  что  надо.  Он,  напевая:  "Мне
сверху видно все, ты так и знай!" - перешел в полет по горизонтали,  включил
радар  и  увидел  все,  что  происходило  в  воздухе  в  радиусе  четырехсот
пятидесяти километров. Теперь необходимо было оценить степень угрозы.
   Ближе всего, километрах в ста  восьмидесяти,  выявилась  групповая  цель.
Низколетящая скоростная тройка. Только что поднялись и  идут  вдоль  фронта.
Идут,  словно  думают  повернуть,  как   только   доберутся   до   "коридора
безопасности", где вероятность встречи, пусть  даже  с  запуганным  сербским
ПВО, минимальна. О, точно, интуиция не подвела,  меняют  курс.  Очень  может
быть, их специально подняли на его перехват,  или  же  это  дежурное  звено,
которое перенацелили на "наглого серба". "Отличненько, - ликовал  Корсар,  -
без разницы. Идите сюда, ребятки, поиграем. Готов спорить,  такой  дичи  вам
еще не попадалось!"
   * * *
   Корсар опустил нос истребителя и тихонько  присвистнул.  А  это  еще  что
такое? Вроде только что ничего ближе той тройки не было. Но  вот  две  новые
цели. Ползут в каких-то  сорока  пяти  километрах  к  югу  вдоль  реки  Ибар
примерно на Косовска-Митравицу Оставляют сбоку албанскую  границу.  Скорость
еле-еле восемьсот километров в час,  высота  около  двух  тысяч,  и  отметки
почему-то странно мерцают. Что за черт?  Андрей  почувствовал,  что  опасная
игра его захватывает. Он вырубил радар,  увеличил  тягу  до  максимальной  и
перешел в пологое пикирование под углом двадцать пять градусов к  горизонту,
рассчитывая перехватить таинственную парочку на сходящихся курсах.  Лету  до
нее было каких-то полторы минуты. Если верить радару, цели находились в паре
километров. Неясно, поняли ли они, что их облучают. Маневрировали, но как-то
вяло.  Чуть  поменяли  курс,  начали  легкое  снижение,   скорость   немного
увеличилась.  Корсар  шел  на  перехват,  ориентируясь  на  заданное  меткой
направление, и напряженно вглядывался вперед. Где же они? Что за  невидимки?
На запрос "свой-чужой" не отвечают, локатор их ловит с трудом.  Помехи,  что
ли, ставят?
   И в этот миг он их увидел, увидел сам, без помощи оптики  и  электроники.
Ярко  светила  луна.  Внизу,  рукой  подать,  как-то  призрачно  лохматилась
сплошная облачная равнина, и над ней в этом серебристом  полуреальном  свете
совершенно  беззвучно  скользили  два  черных  треугольно-зубчатых  силуэта,
срезая клубящиеся серые шпили и  ныряя  время  от  времени  в  плотные  слои
облаков.  Самолеты  были  на  удивление  плоскими,  похожими  на  диковинные
великанские бумеранги.
   Корсар замер. Он не заметил, что задал нашлемным прицелом точную наводку,
и теперь вокруг прицельной метки появился значок готовности ракет  к  пуску.
Кажется, он даже забыл дышать, боясь спугнуть видение.  Внутри  у  него  все
дрожало. Удача! Какая удача! Вот оно! Он дернулся, словно от  легкого  удара
током. Вперед! Один  взгляд  на  приборную  панель  -  и  под  аккомпанемент
звуковых сигналов, сопровождающих захват цели, он с излишним усилием  вдавил
кнопку пуска. Дальнейшее на  ближайшие  несколько  секунд  от  него  уже  не
зависело.
   Пусковая кнопка была нажата только раз, и  хвостатый  огненный  шар  ушел
вперед без пары. Ракета, развивающая скорость в четыре скорости звука, могла
перехватить даже идущий в лоб "Сайдуиндер" -