казал?  -  поинтересовался  Корсар,  когда  грузовик
проезжал мимо этой группы.
   - Сказал, что мы из батальона Тамашаивича. И что в грузовике есть  рация,
по которой мы с ним связаны, - флегматично ответил Лужице.
   - А что, ваш батальон такой страшный?
   - Не, не страшный. Только неприятный немножко, если обижают. Кстати,  это
неправильно, что мы радио с собой не взяли.
   Казак кивнул, хотя разговаривали и не с ним, и глянул в зеркало:  машины,
возглавляемые битым "мерсом", уносились в сторону аэропорта.
   * * *
   Прошло  около  получаса,  и  дорога  повернула  в  проселок.  Но   Лужице
решительно взял вправо, и  грузовик,  набирая  скорость,  покатил  прочь  от
Горче-Петрова.
   Вечерело. Половина неба с восточной стороны уже начала  темнеть,  на  ней
слабо обозначились первые звезды, редкие в такой час машины включили ближний
свет фар. Вскоре в лучах  заходящего  солнца  появились  четыре  характерных
силуэта конвертопланов "V-22 Оспрей" - похожих на самолеты, но с короткими и
непропорционально большими двигательными гондолами на концах крыльев.
   - Летят. Миротворцы, блин, - без особой надобности сообщил Корсар.
   - Интересно, это тоже янки или кто-то из НАТО? - поинтересовался Казак, и
Славко уверенно ответил:
   - Янки. Ни у кого больше нет этих самолетов или вертолетов,  -  не  знаю,
как правильно. Летит вроде как самолет, а повернет винты вверх - и  вертолет
получается.
   - У нас этот их конвертоплан "винтокрылом" называют, - пояснил Корсар,  а
затем, глядя куда-то вбок, вдруг  добавил:  -  А  вот  это  у  нас  называют
раздолбайством!
   Со стороны недавно покинутого ими аэропорта летел, тяжело набирая высоту,
четырехмоторный самолет, в котором  даже  с  такого  расстояния  можно  было
узнать АН-12.
   - "Александр-Авиа", чтоб его. Дождался! - воскликнул Казак и спросил,  ни
к кому специально не обращаясь: - А что с ним теперь сделают?
   - Пес его знает, - ответил Лужице, который со своего водительского  места
ухитрялся и следить за дорогой, и быть  в  курсе  происходящего  в  небе.  -
Посадят обратно. Наверное, будут допрашивать. Могут скандал сделать, но  нас
это уже не тронет.
   - Ты уверен? - съехидничал Казак,  увидев,  как  один  из  конвертопланов
отделился от общей  группы  и  направлялся  в  сторону  шоссе,  по  которому
двигался их грузовик.
   - Нет, это не к нам, не может быть! - воскликнул Славко, но голос его  не
казался таким уж уверенным.
   A V-22 действительно приближался. Уже из грузовика можно было  разглядеть
туманные круги огромных  винтов,  молотящих  воздух...  и  конвертоплан,  не
замедляя полета, пронесся над шоссе.
   - Слава Богу! - пробормотал Корсар, а Казак и Славко перекрестились. V-22
тем временем повернул, и направление его  полета  теперь  перекрещивалось  с
направлением полета АН-12, который тоже приближался к  шоссе,  но  с  другой
стороны.
   - Хотел бы я знать, о чем они сейчас толкуют по радио, - вслух  размышлял
Корсар. - Наверное, ни о чем хорошем. Но как он  его  догоняет,  а?  "Антон"
вроде  пустой,  пошустрее  должен  бы  быть!  А  ползет,  словно  набит  под
завязку...
   Теперь V-22 шел практически в хвосте грузового самолета, однако тот,  как
бы не замечая преследования, упорно тянул вверх. От носа конвертоплана в его
сторону мелькнула хорошо видимая даже с расстояния предупредительная очередь
трассирущих снарядов, и через пару мгновений - вторая.
   - Да поворачивай же! - невольно выкрикнул Казак, но даже если  бы  экипаж
транспортника его услышал, было бы уже поздно. Под фюзеляжем V-22  мелькнула
яркая вспышка запускаемой ракеты, и тут  же  под  крылом  АН-12  эта  ракета
взорвалась. Самолет завалился набок и, дымя, полетел  вниз,  каждую  секунду
увеличиваясь в размерах,  -  казалось,  он  летит  прямо  в  машину.  Лужице
отчаянно затормозил и, не  дожидась,  пока  грузовик  остановится,  выключил
двигатель и бросился из кабины.  Следом  в  теплую  траву  обочины  попадали
остальные, каждый по-своему молясь про себя, чтобы эта махина с небес  упала
не сюда...
   Было похоже, что  пилот  еще  сохранял  какой-то  контроль  над  падающим
самолетом - АН-12 падал, но падал более  или  менее  ровно,  не  срываясь  в
штопор.
   Впрочем, контроля этого ему  не  хватило,  чтобы  перед  землей  погасить
скорость и смягчить приземление.
   Страшный грохот удара о землю, и тут же еще один - взрыва раздались почти
рядом с укрывшимися в кювете людьми. Два или три десятка  секунд  прошло  до
того момента, когда первый из них, Казак, рискнул поднять голову.
   Первое, что он отметил, - это что их  машина  с  грузом  цела.  Потом  он
перевел взгляд на самолет, который, зацепив пригорок рядом с шоссе метрах  в
трехстах от них,  лежал  теперь  грудой  обломков  -  изуродованные  остатки
фюзеляжа по инерции пронесло  на  сотню  метров  вперед,  а  столб  огня  от
сгорающего керосина поднимался к небу там, где от  него  отлетели  крылья  с
двигателями. Впрочем, фюзеляж тоже горел, хотя и не так сильно,  и  дымились
разбросанные по сторонам бесформенные ошметки.
   Корсар грубо схватил за шиворот рванувшего было вперед Казака.
   - Куда?! Сгоришь, дурень!
   - А вдруг там...
   - Когда вот  так,  никаких  "вдруг"  быть  не  может!  Просто  не  может,
понимаешь?
   Корсар  продолжал  держать  молодого  летчика,  но  говорил  уже   больше
доверительно, увещевающе.
   - Поверь, я знаю, я работал в трех аварийных комиссиях. В  этом  самолете
после взрыва не осталось никого. Понимаешь это?
   - Понимаю.
   Казак сник и понуро пошел к грузовику,  около  которого  уже  стояли  оба
серба. Было похоже, что их  больше  интересует  не  разбившийся  самолет,  а
сбивший его V-22, вычертивший в небе широкую  дугу.  Но,  видимо,  результат
осмотра с воздуха устроил  экипаж  конвертоплана,  и,  не  снижаясь,  машина
выровнялась, взяв курс вслед за своей группой на Горче-Петровский аэродром.
   Грузовик подъехал к месту катастрофы, и оказалось, что шоссе загромождено
множеством мелких обломков. Пришлось остановиться и вручную их  оттаскивать,
поминутно поглядывая в сторону все еще горевшего фюзеляжа.  Но  Казак  знал,
что больше всего боится не нового взрыва, а страшных находок среди  обломков
упавшего самолета, боялся наткнуться на останки людей из экипажа.
   Кое-что из обломков вскоре опознал Корсар. Он подозвал товарищей  поближе
и подцепил носком сапога нечто круглое, полуобгорелое. Потом перевернул  это
"нечто", и  все  увидели  отштампованную  на  легкосплавном  колесном  диске
трехлучевую звезду.
   - Понятно, - сказал Лужице, а Славко добавил:
   - Если покопаться в обломках, наверное, и "ламборджини" найдем, и  джипы.
Четники-псы их у албанцев  в  Нове-Рашке  забирали  или  еще  где,  а  ваши,
выходит, у них покупали...
   Корсар кивнул и обратился к Казаку:
   - Вот тебе и "Александр-Авиа". Мародеры... С кем приходится иметь дело! А
ведь в России их кто-то нанимал, оплачивал. Грязная все-таки штука война.
   - Может и мародеры. Но вот так сбивать...
   - А как? Им что, предупредительных не давали? Хотя...  Казак,  смотри:  у
американцев якобы были непроверенные сведения, и они шли их проверять,  так?
Но еще до проверки Нове-Рашковского аэродрома они вдруг открывают  огонь  на
поражение. Что из этого следует?
   Внимательно слушавший этот разговор Славко ответил за Казака:
   - Выходит, они знали, что этот самолет - именно то, за чем они  охотятся.
И что они много злы после вашего налета на базу в Болгарии.
   - А чем АН-12 сейчас загружен на самом деле, они  как  раз  не  знали,  -
добавил Казак и заключил: - Скверно все это выглядит. Боюсь, что  нас  скоро
найдут.
   - Там видно будет, - бросил Корсар. - А пока что давай-ка в машину. И так
дома будем только к ночи.
   Осторожно проведя грузовик по расчищенному асфальту, Лужице вновь  набрал
скорость. Вскоре совсем стемнело. Корсар просто обмяк на сиденье  и  заснул,
Славко тоже привалился к его плечу, но Казак, хоть и  потерял  ориентировку,
спать не хотел и наравне с водителем всматривался в ночную тьму. Лишь спустя
очень долгое время, когда  машина  проехала  через  мост,  он  наконец  стал
узнавать дорогу.
   До базы добрались далеко за полночь, когда там бодрствовали только  посты
охраны. Естественно, ни о какой разгрузке  речи  быть  не  могло,  и  машину
просто загнали в ангар, где раньше стоял самолет Корсара, а  люди  разошлись
спать: Славко с Лужице - в поселок, а летчики к себе.
   Уже на  пороге  своих  апартаментов  Казак  вдруг  обернулся  и  окликнул
Корсара:
   - Постой!.. Не говори никому.. но, может, мы вообще зря сюда  приперлись?
Я хочу сказать, в Сербию...
   - Ты что, Казачина? - с усталости не понял Корсар.
   - Не подумай, что  я  боюсь,  -  в  голосе  Казака  звучало  нескрываемое
отчаяние. - Просто... Ну, мы вроде приехали сюда братьев-славян  от  Америки
защищать...
   - Так мы и защищаем.
   - Не в том дело... Не идет у меня из головы сегодняшняя перепалка  сербов
с македонцем. Это что же получается? Мы, значит, за  них  воевать  приехали,
сколько ребят наших тут осталось, а они  в  это  время,  вместо  того  чтобы
объединиться против общего врага, друг дружке в горло вцепиться  готовы!  Да
пропади они пропадом, больно надо за этих придурков кровь проливать!
   От этого монолога спать Корсару сразу расхотелось. Он  понял,  что  Казак
переживает сейчас то же самое, что не так давно испытал он сам. "Наверное, -
подумал он, - каждому  из  нас  здесь,  на  Балканах,  суждено  пройти  этап
горького разочарования. Его,  Корсара,  разочарование  исчезло  без  остатка
тогда, когда он взлетел на раздолбанном "кукурузнике" с  маленького  летного
поля между Разлогом и Банско... С  поля,  на  котором  македонцы  и  болгары
умирали, чтобы вернуть его, русского, в строй сербской армии".
   - Погоди, Казачок, здесь с кандачка  решать  нельзя!  -  Корсар  дружески
положил руку на плечо  младшему  товарищу.  -  Пойми  ты,  простота,  нельзя
сербов, или болгар, или тех же македонцев мерить нашим  русским  аршином.  У
них логика совсем другая, мышление совсем другое, не такое, как у нас.  Хотя
бы потому, что для них еще какие-то столетней давности воеводы - аргумент, а
мы и о дедах-то своих уже забыли... Не похожи они на нас! Да, не  любят  они
друг друга, лаются  из-за  какой-то  горы  на  границе,  шпыняются  войнами,
которым лет двести... Но ведь в случае общей опасности - умеют же  постоять,
худо-бедно, один за другого! Знаешь, Казак, это совсем как соседи  у  нас  в
деревнях. Дерутся, бывает, по пьяному делу, а как дом у одного загорится или
воры лезут - живо помогать прибегут!
   Массив Шар-Планина. Вооружение
   Следующим  утром  к  вскрытию  контейнера  собрались  все  летчики  -   и
истребители, и экипаж "чебурашки", а также почти весь технический состав. По
такому случаю в этот ангар принесли дополнительные переносные лампы, и Хомяк
пошутил, что так светло - хоть кинохронику снимай.  В  торжественной  тишине
Корсар открутил плоскогубцами пломбу, распахнул скрипящие створки...  И  тут
же отпрыгнул в сторону:  сверху  на  него  повалились  пенопластовые  блоки,
которыми были проложены стенки и двери контейнера.
   Поняв,  что  падающие  белые  глыбы  не  представляют  опасности.  Корсар
рассмеялся и вновь полез внутрь. Раздался его приглушенный голос:
   - Тут добра навалом! Только где бы документацию найти на все?
   - Да вот же, специальный карман на дверце, - подсказал Дед, углядевший за
приваренной изнутри к  одной  из  створок  металлической  пластиной  толстый
пакет, запечатанный в пленку - Ну-ка пустите...
   Он  с  неожиданной  для  своего  возраста  ловкостью  подтянулся,  выудил
содержимое кармана, спустился  на  землю  и  нетерпеливо  разорвал  пластик.
Корсар с Хомяком подошли ближе.
   -  Так-так...  -  бормотал   Дед,   разглядывая   бумаги.   -   Ни   тебе
завода-изготовителя, ни "маде ин".  Этакий  ящик  капитана  Немо,  вот  ведь
перестраховщики, мать их. Так,  спецификация.  И  нет  ведь,  чтоб  понятней
писать...
   - Ну, что там? "Аддер"? Это Р-77, средней дальности, вещь новая и  весьма
сильная, - перевел Хомяк. - "Арчер" -  это  Р-73,  для  ближнего  боя.  Если
последняя модификация, то  с  ними  можно  будет  неплохо  поработать,  угол
захвата  головки  девяносто  градусов.   Что   еще?   АС-10   "Карен"?   Это
"воздух-поверхность", по-нашему Х-25.
   - А почему она "X"? - поинтересовался Дед, который не очень  хорошо  знал
современное вооружение, а тем более его обозначения.
   - "X" - значит хорошая, - пояснил Хомяк. - А вовсе не то, что ты подумал.
Ого, к ней набор сменных головок! Значит, можно будет приспосабливать  их  к
конкретным задачам.
   - Ну что там, разобрались? -  крикнул  сверху  Корсар.  -  Тогда  давайте
займемся разгрузкой. Алло, парни! - обратился он к техникам. - Кто по-русски
понимает, переведите остальным: таскать изделия бережно, одной  поврежденной
ракетой больше - один ударом по врагу меньше. А кроме того,  они  все  денег
стоят, каких никто из вас в жизни не видел.
   Случайно оказавшийся рядом с Казаком Славко спокойно заметил:
   - Ну, положим, я видел.
   - И где же это? - на правах знакомого поинтересовался Казак.
   - Когда мой дядя свою яхту продавал, ему на вертолет не хватало.
   - Так ты, оказывается, богатый наследник! Мог бы дядю уговорить, нам  еще
один такой контейнер прикупить.
   - А зачем его уговаривать? Он и сам  все  понимает.  Из  этого  груза  по
меньшей мере две ракеты на его деньги куплены. И  сегодня  еще  одна  машина
придет с этими... как  их...  ну,  в  общем,  маленькими  такими  снарядами,
которых сразу много выпускают.
   Казак не нашелся, что ответить, и пошел помогать с разгрузкой контейнера.

   Разгрузка и распределение вооружения по самолетам заняли полдня - прибыло
четыре комплекта ракет, и Корсар с Хомяком часа два потратили только на  то,
чтобы рассчитать оптимальную подвеску для каждой машины.  А  когда  варианты
вооружения каждого из трех самолетов были  окончательно  утрясены,  появился
офицер тактики и, явно гордясь  собой,  сообщил,  что  ночью  пригонят  один
самолет из резерва, специально для  товарища  Корсара.  Таким  образом,  все
прикидки пошли коту под хвост и пришлось вернуться к стандартной схеме.
   Часов в десять вечера, получив кодированную радиограмму, наземная команда
собралась  у  полосы  и  вскоре   уже   встречала   прилетевшего   "сухого".
Летчик-серб, которого русские мельком видели еще в Болгарии - он  улетал  из
Любимца одним из первых, - торопился в обратный путь  и  едва  ли  не  сразу
направился в поселок с докладом коменданту.  Корсару  же,  который  встречал
свою новую боевую машину в ангаре, летчик этот, хлопнув рукой по еще  теплой
передней кромке крыла, сказал всего одно слово: "Нормално!"
   Не только  Корсар  в  этот  день  получал  новый  самолет.  На  небольшом
аэродроме     близ     Сараево     тихонько     пели      турбины      шести
истребителей-бомбардировщиков  "Мираж-2000"   хорватских   ВВС,   самолетов,
созданных еще в конце семидесятых, но отнюдь не устаревших по  своим  летным
данным, а оборудование всегда можно модернизировать - были бы деньги. На эти
шесть "миражей" нашлись и деньги, и шестеро летчиков, из которых  трое  были
боснийцами, один хорватом, а еще двое  предпочитали  не  распространяться  о
своих национальности и  гражданстве.  Теперь  все  шестеро  стояли  короткой
шеренгой перед  самолетами  и  слушали  напутственную  речь,  в  которой  за
высокопарыми  фразами  скрывался  вполне  понятный   и   конкретный   смысл:
необходимо как можно скорее закончить войну полной победой. Любой ценой.
   Летчики  вполне  осознавали:  их  посылают  в  бой,  потому  что  участие
"миротворческих" сил НАТО становится  слишком  откровенно  односторонним,  и
ради спокойствия мировой общественности требовалось создать  хоть  видимость
сугубо  внутрибалканского  конфликта,  в  который   "миротворцам"   пришлось
вмешаться лишь для того, чтобы  восстановить  в  регионе  жестоко  попранные
сербами права человека.
   Церемония закончилась, и летчики направились к  самолетам.  Из  них  лишь
двое иностранцев и один босниец знали о том,  что  им  предстоит  не  только
воздушная  поддержка  наземных  частей,  но  и  борьба  с  новыми   русскими
самолетами, неизвестно откуда появившимися в  небе  Трансбалкании  и  Босны.
Впрочем, это их не особенно пугало: тактика воздушного боя была им  знакома,
причем двое из них обучались у советских инструкторов.
   Небо над Зворником. "Совместное маневрирование"
   - Бригада называется "Утро священной войны", и командует ею  подполковник
Абаджиевич. Вот он... - Ян Шелангер вынул из папки большое  фото  худощавого
офицера с острыми чертами  лица.  Человек  на  снимке  явно  знал,  что  его
фотографируют, и широко улыбался, но эта улыбка почему-то не делала его лицо
приветливым.
   - Очень интересно, - заметил Хомяк, сидевший вместе со своими  товарищами
в "командирне" и внимательно слушавший офицера тактики. - Только  зачем  нам
его портрет? Если я с высоты две  тысячи  метров  и  разгляжу  эту  зубастую
улыбку, то вряд ли спущусь поздороваться. Да  и  попасть  непосредственно  в
него не получится. Цель хоть и контрастная, но площадь маловата, головка  не
захватит.
   - Жаль, - серьезно заметил Тамашаивич, а комендант добавил:
   - Действительно, к этому  человеку  у  Сербской  Босны  особый  счет.  Но
ликвидировать  его  -  задача  скорее  для  десятка  решительных  парней   с
автоматами, чем для авиационной эскадрильи.
   Видимо, эта фраза, произнесенная  по-русски,  предназначалась  для  того,
чтобы задеть начальника охраны, и цели своей достигла. Тамашаивич  помрачнел
и собрался было ответить резкостью, но молчавший до сих  пор  Малошан  вдруг
произнес по-сербски  фразу,  смысл  которой  был  понятен  и  без  перевода:
офицерам предлагалось прекратить  взаимные  трения,  хотя  бы  при  русских.
Несмотря на то что по званию Малошан был самым младшим из офицеров базы, как
сербских, так и русских, почти с первого дня было заметно, что с его мнением
здесь считаются. Вот и теперь - после слов подпоручика Тамашаивич сдержался,
хотя у него явно было что сказать, и Кадарник тоже не стал развивать тему.
   Офицер тактики вернулся к главному
   - Итак, после взятия Зворника эта бригада на некоторое  время  прекратила
наступление и занялась... как  это  называлось  у  вас  во  время  чеченской
войны... да! Они заняты сейчас зачисткой местности.
   Дед, услышав это, стиснул зубы. Один из людей  "Слава-Банка",  охранявших
ангар в Домодедово, рассказывал ему, что из себя представляла эта  "зачистка
местности", которую он выполнял  на  Кавказе.  Услышанное  им  тогда,  мягко
говоря,  симпатии  не  вызвало,  а  представив  то  же  самое  в  исполнении
фанатичных мусульман, Дед совсем помрачнел.
   Шелангер продолжал:
   - По нашим сведениям, у них еще  осталось  два  или  три  десятка  единиц
бронетехники, и штаб предлагает  нанести  по  ней  бомбоштурмовой  удар.  Мы
считаем эту операцию весьма важной. Если русские возьмутся за  это  задание,
мы предоставим данные по расположению целей.
   - А есть какие-то причины, чтобы за это задание  не  браться?  -  спросил
Корсар.
   Не ожидавший такого прямого вопроса Шелангер смутился.
   - Вообще-то нет. Только вот до нас дошел непроверенный  слух...  Даже  не
слух, а его подобие о том, что бригада Абаджиевича будет хорошо защищена  от
налетов с воздуха. Неизвестно, что имеется в виду - то ли  поддержка  все  с
того же авианосца,  то  ли  какие-то  дополнительные  зенитные  средства,  о
которых мы не знаем.
   - Кот в мешке, а не работа, - подытожил Дед, но тут же добавил:
   - А чего, собственно, думать? Фактор неожиданности пока работает на  нас.
Обеспечение у нас сейчас ого-го какое. Ну что, командир, беремся? А  то  они
там назачищают...
   - Да, конечно. Сейчас девять тридцать утра... Я думаю, что к  одиннадцати
бу