ь и вопросительно глянул на девушку.
   - Говори: у нас в бригаде... - начала Елена, и Милсон покорно повторял за
ней, - сейчас находится... российский подданный,  корреспондент...  которого
мы хотим передать... международным силам... согласно соглашению в Берне. Это
должно быть сделано немедленно... Сообщите срок.
   На том конце радиолинии замолчали, но вскоре английский  радист  ответил,
что сообщение ушло по команде. Хваленая английская педантичность не  подвела
- уже через несколько минут Милсон переводил Елене, что в  Зворник  вылетает
вертолет, назвал англичанам ориентиры и заверил, что стрелять  по  вертолету
не будут. Заканчивая связь, принимающий предупредил, что в случае враждебных
действий будет открыт огонь.
   "Черт, дьявол, шайтан! - клял  все  на  свете  Абаджиевич.  -  Почему  не
французы, почему не американцы! Только англичане могут  среди  ночи  рвануть
неизвестно  куда  только  ради  того,  чтобы  соблюсти  какой-то  там  пункт
дурацкого соглашения!"
   Тем временем девушка продолжала отдавать распоряжения:
   - Радист, встань рядом с подполковником. Дай ему маленькую рацию.  Теперь
ты. Скажешь про вертолет. Чтобы встретили спокойно!  Молодец...  Руки  давай
обратно за голову. Стоим молча, ждем.
   Несмотря на то  что  по  прямой  от  Зворника  до  Лебани  не  более  ста
пятидесяти километров, ждать вертолета пришлось больше трех  часов.  За  это
время Елена сжалилась и разрешила своим пленникам сесть, но все  их  попытки
заговорить пресекала решительно и сразу,  и  оба  они  понимали,  что  нервы
девушки на пределе и она в любую секунду может сорваться.
   Эти часы показались  всем  троим  вечностью,  и  когда  где-то  в  вышине
раздалось нарастающее мелодичное  урчание,  подполковник  почувствовал  даже
какое-то облегчение.
   - Так, радист, ложись на пол, так, чтобы  я  тебя  видела.  Подполковник,
открой дверь и встань в дверях, я буду сзади. Прикажи привести сюда Иванова!
   Грохот вертолетного двигателя между тем нарастал и, достигнув  совершенно
нестерпимого уровня, стих, оставив лишь короткие резкие посвисты вращающихся
вхолостую лопастей - две небольшие транспортные машины  "Бристоль-101"  сели
прямо на улицу, и от одной из них к  автобусу  направились  трое  военных  в
незнакомой участникам инцидента форме.
   Абаджиевич, подчинившийся девушке, уже стоял в дверях  автобуса  и  ждал,
когда его приказ будет выполнен. Подошедшие с недоверием спросили:
   - Где этот корреспондент?
   - Вот он, ведут... - с отвращением бросил подполковник, глядя на то,  как
из подъезда здания даже не вели, а выволакивали под руки того  из  Ивановых,
которого привезли французы, и услышал сзади взбешенный голос девушки:
   - Ты что, издеваешься? Я сказала, Иванова давай! "Мог бы  догадаться!"  -
выругал себя подполковник и распорядился:
   - Второго давайте, а этого назад!
   Но корреспондент, увидевший форму  миротворцев,  решил,  что  терять  ему
нечего, и хриплым голосом крикнул:
   - Я российский подданный, корреспондент российского телевидения, я требую
защиты!
   Англичанин не понял:
   - А кто тогда будет "второй"?
   Иванов не растерялся и быстро отчеканил ответ:
   - Мой оператор. Но у нас отобрали  документы.  Британец  достал  записную
книжку и что-то в ней пометил, потом произнес:
   - Так, все правильно.  Есть  корреспондент,  есть  оператор...  По  нашим
данным, еще переводчик должен быть.
   -  Да,  есть  переводчик!  -  крикнула  девушка  и  тихо   приказала:   -
Подполковник, топай вперед! - и сама вышла следом за ним,  не  скрывая,  что
держит его на прицеле.
   - О, здесь что-то не так! - заметил один из прилетевших.
   - Все так, - заверила Елена. - Думаете, иначе они бы нас отпустили?
   Третий миротворец,  державший  наготове  автоматическую  винтовку,  вдруг
крикнул:
   - Freeze!12 - и навел оружие на сержанта Маркоча,  который,  скрывшись  в
тени автобуса, уже готовился метким выстрелом выбить пистолет из рук  Елены.
- Кто будет стрелить, тот будет плохо!
   Абаджиевич крикнул:
   - Маркоч! Брось!
   Тем временем из дома вывели Казака. Когда его отцепляли от трубы - там, в
комнате, - он подумал, что его ведут  на  расправу,  как  и  корреспондента,
которого забрали за минуту до этого. И потому решил, как только  они  выйдут
из дома, ударить конвоира и попытаться бежать. Но резкий свет прожекторов  и
вертолетных фар ослепил Казака, а когда  зрение  восстановилось,  он  увидел
Елену, державшую на мушке зубастого подполковника, и летчик решил с  побегом
повременить.
   - Все! - радостно сказал англичанин с записной книжкой и поставил  на  ее
листке  очередную  отметку.  Чувствовалось,   что,   несмотря   на   внешнее
спокойствие, ему не очень приятно было находиться среди боснийских  военных,
да еще рядом с их командиром, которого держит на мушке красивая фанатичка.
   - На погрузку! - скомандовал он и двинулся к вертолету. За ним,  стараясь
не отстать, шел Казак,  поддерживавший  Иванова,  завершала  процессию,  идя
вполоборота, Елена - она все еще не спускала с подполковника пистолета.
   Подполковник  поднял  глаза  и  увидел,  как  в  раскрытой  двери  быстро
мелькнула женская рука и вслед за этим что-то грохнулось на асфальт. Это был
его любимый кольт.
   Злата Лебань. У каждого своя дорога
   - Вот уж не думал я, когда с документами химичил, чем  все  обернется!  -
произнес  Василий  Иванов,  осторожно  опускаясь  на  застеленную   нарядным
покрывалом кровать в четырехместном номере гостиницы "ЗлатаЛебань". Несмотря
на то что в  расположении  миротворцев  корреспонденту  оказали  медицинскую
помощь, передвигаться ему стоило большого труда,  и  даже  когда  он  лежал,
избитое тело продолжало болеть.
   Природная английская  любовь  к  порядку  и  уважение  к  бюрократическим
процедурам сыграли немалую роль в том, что вся  троица  из  Зворника  уже  к
середине следующего дня оказалась на свободе. Никто даже не заподозрил,  что
и оператор, и переводчик существуют лишь в отчетных бумагах и ведомостях  на
зарплату, вполне официально подписанных  в  сербском  представительстве  РТР
двумя начальниками. Среди британских офицеров мысль о  том,  что  начальство
могло на какие-то вещи просто смотреть сквозь пальцы, даже не возникала.
   Поэтому и с Казаком, и с Еленой обращались как с журналистами, плененными
в нарушение Бернской договоренности и  все-таки  сумевшими  вызвать  помощь.
Пока был послан запрос  и  получено  подтверждение,  их  накормили,  Василия
передали врачам, а Казаку предложили помыться в передвижной солдатской  бане
и даже выдали новый спортивный костюм взамен  изодранного  и  окровавленного
"адидаса". С девушкой обращались попроще - все же местная жительница,  но  в
общем доброжелательно. Когда вертолет опустился на землю, она расплакалась и
была близка к истерике, так что первым делом  медики  занялись  ею,  скормив
чуть  ли  не  пригоршню  успокоительных   таблеток.   Но   закончилось   все
благополучно: из Пуковаца, новой временной столицы  Трансбалкании,  кружными
путями  пришел  факс,  где  перечислялись  четыре   сотрудника   передвижной
съемочной группы, подтверждалось (еще бы!) соответствие фотографий троих  из
них и выражалась надежда, что водитель тоже в скором времени будет  разыскан
и, если он в плену, освобожден. Елена сумела организовать номер в гостинице,
заплатив за него из  своего  кармана  -  карточка  Казака  осталась  в  доме
Паповича, а карманы Василия французы очистили еще до  того,  как  сдали  его
Абаджиевичу. И теперь, устроившись в  сравнительной  безопасности,  недавние
пленники наконец-то могли поговорить свободно.
   - Елена, объясни все же, как такое  получилось?  -  задал  наконец  Казак
давно мучивший его вопрос.
   Девушка, которая еще не отошла после транквилизаторов, говорила медленно,
сонно, с трудом подбирая русские  слова,  и  тон  ее  голоса  совершенно  не
вязался с тем, что она рассказывала.
   - Ну.. получилось. Я не знала, что Коче тебя решил проторговать.  Думала,
просто не хочет, чтобы ты ушел раньше времени. А когда их войники приехали и
тебя забрали... Я злая стала, я и так-то злилась после разговора с тобой,  а
тут совсем с ума сошла. Коче по голове ударила, связала, ножом подколола, он
сначала не хотел, а потом позвонил-таки Абаджиевичу. Я его  джип  забрала  и
приехала. Только не думала, что ты  окажешься  не  один...  -  Елена  сладко
зевнула, опустила голову на подушку и  проговорила  что-то  по-сербски,  уже
засыпая. Василий глянул на нее сочувственно.
   - Эко сморило девчонку. Не мудрено - целая ночь в таком напряжении!  Я  б
сейчас тоже заснул... Боюсь, не получится. Этот доктор  сказал,  что  ничего
серьезного мне отбить не успели, и на том спасибо. Ладно, слышь, тезка...
   - Да?
   - Не мое, конечно, дело, но ведь ты не собираешься тут долго торчать?
   - Это уж точно.
   - Так вот, за мной должна прийти машина, я  бы  подбросил  тебя  хоть  до
Пуковаца, если, конечно, тебе надо в Трансбалканию.
   - Спасибо, Василий. На самом деле мне  нужно  добраться  до  какой-нибудь
сербской части, а там уже моя забота. Только у меня к тебе просьба - девушку
эту тут не бросай. Боюсь, у того зубастого подполковника руки длинные, может
и здесь ее достать, а уж если ей придется в свои края возвращаться...
   - О чем разговор! Тебе-то самому не жалко ее покидать?
   - Трудно сказать,  -  честно  признался  Казак.  -  Она  за  меня  жизнью
рисковала, а перед тем в кровать затащила по приказу хозяина  -  сама  потом
проговорилась. Мне как-то не  нравится,  когда  по  приказу.  Хотя  девчонка
хороша, не спорю. Не знаю я, Василий.  Но  все  равно,  с  собой  ее  тащить
нельзя. Я же не просто вояка-волонтер, тут все серьезней. Да,  может,  и  не
нужен я  ей  вовсе?  Конечно,  вся  эта  история...  Рассказать  кому  -  не
поверят...
   Казак замолчал и откинулся на покрывало, решив чуть-чуть полежать,  а  уж
потом расправить постель по-нормальному, но через несколько секунд уже  спал
как убитый.
   Однако машину за "съемочной группой" так и не прислали. Вечером  того  же
дня немного оклемавшийся Василий без всякой задней мысли попробовал  сходить
к англичанам и еще раз связаться со своим начальством, но  получил  вежливый
от  ворот  поворот.  Понимать  это  следовало  так:  "Мы,  миротворцы,  свои
обязанности выполнили, а что касается  дальнейшей  благотворительности,  так
это уже, извините, не к нам".
   Зато персонал почты, куда он зашел уже перед  самым  закрытием,  оказался
гораздо радушнее, и немолодая дама за коммутатором устроила  Василию  звонок
за счет абонента,  специально  для  этого  задержавшись  и  забрав  ключи  у
уходящего начальника. Покинув почту, Василий был уже не так доволен  жизнью:
ехать в район, хотя и спокойный, но все же близкий к местам активных  боевых
действий, охотников  не  нашлось,  и  вместо  транспорта  ему  были  посланы
экспресс-переводом официально положенная сумма командировочных и предложение
добираться своим ходом через Албанию и Македонию.
   - Уж послали так послали! - ворчал себе под нос  корреспондент,  сидя  за
столиком в номере и пересчитывая толстую стопку пятидинаровых бумажек. Казак
все еще спал, а недавно проснувшаяся Елена сушила гостиничным феном  волосы.
- Еленка, ты ведь местная, скажи - отсюда с этими деньгами можно до  столицы
добраться?
   - До столицы нет. А просто подальше отсюда - вполне. Дай я позвоню!
   Она взяла трубку и долго говорила сначала с дежурным, потом еще с  кем-то
в городе, причем разговор шел так быстро, что даже вполне сносно  говоривший
по-сербски Иванов мало что понял. Впрочем, положив трубку,  девушка  тут  же
растолковала:
   - Как ни странно, здесь до сих пор ходят поезда! Если мы поторопимся,  то
успеем на сегодняшний ночной... Надо его разбудить! - она кивнула на Казака,
а потом, понизив голос, спросила: - Скажите, Василий, вам-то он хоть сказал,
как его по-настоящему зовут?
   - Нет, не сказал. Мне кажется, он не просто доброволец, а имеет отношение
к каким-то секретным операциям, и вряд ли стоит об этом говорить.  А  теперь
давай ему устроим побудку! - и корреспондент без всякого стеснения  выдернул
подушку из-под головы  Казака,  суматошно  крича:  -  Хватай  мешки,  вокзал
отходит! Кто не успел, тот опоздал! - и вместе  с  Еленой  не  удержался  от
смеха, глядя на совершенно обалдевшего Казака.
   * * *
   До сих Казаку представлялось, что  любой  поезд  непременно  должен  быть
длинным, стремительным, с вместительными вагонами. Но то, что  он  увидел  у
единственного перрона Златалебанского  вокзала  -  узкоколейный  тепловоз  с
тремя расписанными рекламой вагонами, каждый из которых размером примерно  с
микроавтобус, разве что чуть длиннее, - противоречило  этому  представлению.
Вокзал тоже был под стать составу - нарядная, но  очень  маленькая  будка  с
навесом. Но зато рядом с  этой  будкой  стоял  примерно  таких  же  размеров
бронетранспортер, выкрашенный в белый цвет, и четверо англичан  во  главе  с
офицером в  свете  фонарей  дотошно  проверяли  документы  у  пассажиров.  В
принципе это было понятно -  несмотря  на  легкомысленный  вид,  поезд  этот
считался международным, хотя, само собой, "нежелательный элемент" мог  сесть
в него где угодно. Но британцы отвечали исключительно  за  свой  участок,  и
остальное их не волновало.
   Пассажиров было не слишком  много,  так  что  один  из  вагончиков  почти
целиком достался "съемочной группе" - кроме них на жестком диванчике в  углу
сидела только пожилая женщина в черном платке, черном платье и с  черной  же
овчаркой, которая для порядка  порычала  на  попутчиков,  оскалив  клыки,  а
затем, не видя поощрения своего  усердия,  улеглась  у  ног  хозяйки.  Вдоль
коротенького состава не торопясь прошел розовощекий  мальчишка  с  газетами,
Елена через окно купила у него их несколько, и почти тут же впереди застучал
дизель и раздался гудок локомотива, скорее похожий на звук  сирены  пожарной
машины.
   Под потолком зажегся ряд желтоватых лампочек, поезд дернулся,  разогнался
от силы  до  тридцати  километров  в  час,  и  на  этом  машинист  прекратил
дальнейшие попытки  набрать  скорость  -  впрочем,  и  на  такой  вагон  так
подпрыгивал на стыках и так сильно  кренился  при  поворотах,  что  поначалу
Казак всерьез опасался катастрофы.  В  окончательно  сгустившейся  за  окном
темноте проплывали огоньки  поселков,  темные  крутые  склоны,  и  время  от
времени стук колес и явственно различимое тарахтение локомотива  многократно
усиливались - это дорога шла через тоннель. Останавливался поезд чуть ли  не
у каждого столба, и Елена заметила, что ехать им придется  всю  ночь.  Казак
чуть не выругался и, бросив попытки что-либо рассмотреть в  окне,  стянул  у
Иванова одну  из  газет  и  взялся  за  "чтение",  если  можно  так  назвать
выискивание в непонятном тексте понятных слов.
   На первой странице их оказалось не так уж мало, а когда  Казак  развернул
газету, то сразу забыл обо всем: чуть ли не  треть  второй  полосы  занимала
фотография  СУ-37  в  момент  выхода  из   атаки   наземной   цели.   Вместо
опознавательного знака на хвосте самолета  красовался  номер  132,  и  Казак
вспомнил, что перед каждым вылетом наземная команда меняла номера самолетов,
и всякий раз приходилось запоминать номер заново.  В  последнем  злополучном
вылете у него был номер 709... А вот 132-го еще не было ни у кого из  группы
- значит, либо это другая команда, либо наши сделали еще один вылет!
   - Вась! Можешь перевести, что  тут  написано?  Щурясь  в  неровном  свете
лампочки, Иванов начал пересказывать написанное под фотографией:
   - Ну.. Тут ничего  конкретного.  Группа  из  трех  самолетов  российского
производства вновь совершила налет на Зворник, который последнее время  стал
объектом ожесточенных воздушных операций... Агентство  Рейтер  считает,  что
потери мусульманской стороной сильно занижены... Из боснийского штаба  армии
сообщают, что дополнительно к  трем  самолетам,  сбитым  недавно,  сбит  еще
один...
   - Дополнительно к скольким  сбитым?!  -  переспросил  Казак  изменившимся
голосом.
   - Тут написано - к трем.
   - А сколько машин участвовало в последнем налете?
   - Тоже три, а что? - удивился Иванов.
   - Да нет, ничего, только больно уж врать горазды. С такими  сводками  они
за пару дней всех посбивают...
   "Тезка" вдруг замялся, а корреспондент, если и обратил на  это  внимание,
то виду не подал. Как ни в чем не бывало  он  перебрал  остальные  газеты  и
нашел еще одну статью.
   -А вот перепечатка из лондонской "Тайме"... Быстро управились. Или у  них
договор об обмене материалами? -  У  Казака  эти  профессиональные  тонкости
интереса  не  вызвали,  и  Иванов  переводил  дальше:  -  Пишут,   что,   по
конфиденциальным сведениям, на этих самолетах воюют  российские  граждане  и
что американское командование в ближайшее время сделает  официальный  запрос
Москве относительно участия российских  военных  в  боевых  действиях.  Если
российское правительство не подтвердит этого факта, то русские летчики будут
сочтены  наемниками  и  с  ними  будут  обращаться  согласно  международному
законодательству.
   - Да уж, конечно, не подтвердит, - заметил Казак,  -  а  законами  пугать
ребят без толку - знали ведь, на что шли.
   - Факт, - согласился Василий. - Вообще-то я занимался этой  темой,  думал
репортаж сделать. Когда американцы высадились в Болгарии, у них из-под  носа
ушло  шестнадцать  боевых  самолетов.  Из  них,  насколько  я  знаю   -   по
достоверным, между прочим, данным, а не по победным  реляциям  боснийцев,  -
один сбит над Благоевградом, два или три - над Сербской Босной,  и  еще  три
"сухих" были задействованы в  системе  ПВО  Белграда,  пока  там  было  чего
оборонять... Правда, я там русских летчиков не видел...
   "Так тебе их и показали!" - заметил про себя Казак, внимательно слушавший
корреспондента - до сих пор он мало что знал про действия других групп.
   - Но белградских  самолетов  оказалось  слишком  мало,  чтобы  обеспечить
защиту города от ударов с воздуха, - сам знаешь,  американцы  с  "Кирсарджа"
под видом ликвидации "штаба террористических групп" устроили там чуть ли  не
Хиросиму. Да и болгарская воздушная группировка время даром не теряла,  хотя
после налета на Благоевград нахальства у них поубавилось.
   Василий замолчал, собираясь с мыслями, а Казак тем временем осмотрелся  -
народу в вагончике по-прежнему было мало, Елена спала,  неудобно  уткнувшись
головой в спинку переднего сиденья, бабулька в черном тоже  спала,  лишь  ее
собака время от времени открывала  один  глаз  и  настороженно  разглядывала
разговаривающих.
   - Ну вот, к чему я это... Ах да, получается,  осталось  еще  как  минимум
семь, а то и восемь самолетов, которые  не  сбиты  и  не  подчинены  Вазнику
напрямую. И о местах их базирования никто не знает - ни боснийцы, ни  сербы,
и даже американская разведка вкупе с союзниками  не  в  силах  пока  что  их
разыскать. А когда я сам попробовал это  выяснить,  один  здешний  друг  мне
намекнул, что, мол,  при  всем  ко  мне  уважении  и  все  такое...  Короче,
любопытство мое может кончиться печально. Но то, что самолеты  эти  есть,  и
действуют - вот, пожалуйста, живой пример.
   Казак кивнул и тихо произнес:
   - Послушай, Василий, просто поверь мне на  слово,  без  расспросов:  наши
ребята на этих самолетах - не наемники. Просто знай об этом, и  если  что...
Если что случится, официально их и в самом деле никто не признает, пойдут  в
ход эти самые международные законы, но  ты  все  равно  помни,  что  я  тебе
сказал. И Елене при случае объясни...

   Поезд в очередной  раз  качнулся,  заскрежетали  тормоза,  свет  лампочки
померк, и  ртутные  уличные  фонари  за  окном  залили  узкий  проход  между
сиденьями мертвенно-бледным светом. Собака, до сих  пор  мирно  лежавшая  на
полу, вдруг вскочила и хрипло залаяла, снаружи в ответ ей раздался такой  же
лай, и вскоре дв