не  работи"?  Нет,  уж  лучше  не
знать...
   Болгарин тем временем перегнулся вперед и включил сцепление. Раскрученный
вручную маховик с жестяным лязгом соединился  в  одно  целое  с  коленвалом,
передав ему часть  своей  энергии.  Впереди  над  капотом  мелькнули  черные
лопасти винта, с натугой прокрутились поршни в цилиндрах, и  в  этот  момент
оживший генератор дал искру.
   Старый, изношенный тысячесильный мотор кашлянул  пару  раз  и  зашелся  в
захлебывающемся рыке.
   Болгарин довольно улыбнулся и продемонстрировал  Корсару  большой  палец.
Тот ответил ему тем же, добавив короткое выразительное  вздергивание  кулака
вверх: "На взлет!" Но болгарин лишь широко  улыбнулся,  показал  сначала  на
себя, потом в сторону перестрелки и прокричал:
   - Мояте работа е там. Ште се оправш ли сам?
   - Справлюсь, не бойся! - коротко кивнул ему Корсар.
   - С Богом! - бросил на  прощание  болгарин  и,  подхватив  свой  автомат,
скрылся в салоне.
   Корсар дал ему время выскочить через  бортовую  дверь  и  прибавил  газу,
вспоминая отрывочные наставления, которыми болгарин пытался снабдить  его  с
самого момента прибытия на аэродром. Несколько  секунд  он  на  двух  третях
мощности  прожигал  свечи.  Рулить  куда-нибудь  по   бугристой   земле   не
требовалось. Самолет уже стоял в самом  начале  заросшей  бурьяном  взлетной
полосы. Ветер гнал травяные волны под углом  к  вектору  взлета,  и  Корсар,
заблокировав заднее колесо в нейтральном положении, до отказа двинул  сектор
газа.
   - Ну, поехали! - сказал он сам себе и отдал тормоза.
   Дряхлый АН-2, бывший вряд ли намного моложе своего нынешнего  пилота,  на
удивление резво для своего возраста принялся  брать  разгон.  Корсар  слегка
пошевелил штурвал и с содроганием  прислушался  к  доносящемуся  при  каждой
встряске даже  сквозь  рев  мотора  жалобному  треску  фюзеляжа  и  скрежету
разболтанных и ржавых тяг. Подумать только,  его  жизнь  теперь  зависит  от
этого престарелого  аппарата!  Но  лучше  об  этом  не  думать.  А  в  мире,
отгороженном сейчас от него забрызганными грязью  стеклами  кабины,  события
менялись, словно картинки в калейдоскопе. И менялись не в лучшую сторону. То
ли обойдя, то ли  прорвавшись  сквозь  передовой  партизанский  заслон,  два
юрких, окрашенных под древесную жабу и таких же  приплюснутых  "хаммера"  на
предельной  скорости  вывернулись  из-за  отмеченного  скалой   поворота   и
понеслись вдоль хлипкого фронта отряда апостола Велева.  Из  их  распахнутых
дверей один за другим ловко сыпались солдаты. Одинаково рослые и пятнистые с
головы до ног. Мешковатая форма и раскрашенные  лица  делали  их  безликими,
неотличимыми  друг  от  друга.  Разработчики   обмундирования,   несомненно,
рассчитывали на такой эффект. Выскочив, солдаты немедленно открывали  огонь.
Их   поддерживал   тяжелый   браунинг   легкобронированного   джипа.   Двоих
партизан-новичков,  неосторожно  торчавших  на  балконе   аэродромного   КП,
рассекло пополам крупнокалиберной очередью прежде, чем они успели вскинуть к
плечу свои жалкие двустволки - за пулеметом явно сидел мастер своего дела.
   Летчику-болгарину повезло  больше.  Следующая  очередь  хлестнула  в  его
сторону, но он  успел  с  разбегу,  только  ноги  мелькнули,  кувырнуться  в
спасительный кювет на краю летного поля, которое тут же взметнулось  частыми
фонтанчиками  разрывов.  На  этом,   однако,   легкие   победы   американцев
закончились. Болгарские "поборники",  опомнившись,  встретили  стремительный
натиск врага плотным огнем, и  передний  из  вездеходов,  пропоротый  меткой
пулеметной очередью, круто, приседая на  один  борт,  развернулся  и  рванул
обратно,  под  защиту  скалы.  Но  второй  в  это  время,  оставив  партизан
заниматься пассивной перестрелкой  с  рассыпавшимся  в  камнях  американским
десантом, обошел с фланга служившую им позицией канаву  и  рванул  наперерез
взлетающему "кукурузнику", не без основания посчитав  его  главной  причиной
всей заварухи. К счастью, над крышей оставшегося "хаммера" торчал не  тонкий
ствол браунинга и не кургузый автоматический гранатомет,  а  огромная  труба
пусковой установки "Тоу-2".  Стрелять  из  нее  по  взлетающему  самолету  -
занятие для клинических оптимистов.
   Какой-то солдат, возможно оператор этой самой установки, все же высунулся
в верхний люк и палил по "кукурузнику" из штурмовой винтовки.  Бугры  и  ямы
запущенной донельзя взлетной полосы заставляли вездеход тяжело  подскакивать
и не давали ему взять верный прицел, но долго  так  продолжаться  не  могло.
Стоило Корсару об этом подумать,  как  несколько  пуль  со  звонким  треском
прошили тонкий дюраль обшивки.
   Щелчок, взвизг - и в остеклении появилась "мелкокалиберная"  дырочка,  но
свинцовая смерть, к счастью не  дав  рикошета,  ушла  в  открытую  форточку.
Корсар невольно втянул голову в плечи. Еще  одна  горсть  свинцового  гороха
пробарабанила  по  верхней  плоскости,  и  в  этот  миг  над  срезом  кювета
показалась человеческая фигура, силуэт которой был нарушен каким-то  длинным
предметом. Человек выпрямился, стоя на одном колене и не обращая внимания на
свист пуль вокруг, - и вдруг  дымчатый  белый  след  стремительно  пролег  в
воздухе от его плеча до вездехода,  упершись  в  самую  середину  "хаммера".
Тотчас из боевой машины вырвался яростный огневой смерч.
   Сопровождаемые ужасным грохотом, кувыркнулись в стороны  выбитые  створки
дверей. Теряя колеса, объятый огнем "хаммер" слетел со взлетной полосы,  под
самым носом "кукурузника" въехал передком в  какую-то  яму  и  перевернулся.
Только что Корсару не хватало для взлета  какой-то  секунды,  но  теперь  он
почувствовал себя так, словно в  его  распоряжении  оказалась  вечность.  Не
удержавшись,  он  по-мальчишески  свистнул  и  показал   пылающим   обломкам
оттопыренный средний палец. АН-2 промчался по оставшемуся на траве огненному
следу, уже набрав нужную ему скорость.
   Корсар больше не мог слышать, как на  оставленной  им  земле  разрастался
бой, как раскатистый треск очередей  и  гулкие  выхлопы  карабинов  опоясали
летное поле уже почти по  всему  периметру,  -  это  подоспевшая  из  Белицы
автоколонна правительственной полиции без большого  энтузиазма,  но  все  же
вынуждена была поддержать американцев. Но и без того русскому  летчику  было
ясно: там внизу сейчас погибали не самые  плохие  на  свете  люди.  Погибали
потому, что захотели прийти  ему  на  помощь.  Такое  не  может,  не  должно
забыться.
   Корсар, сжав зубы, положил АН-2 на курс к границе. Лишь много  позже  ему
предстояло узнать, что  бой  на  маленьком,  никому  до  того  не  известном
аэродроме между Разлогом и Белицей не утихал до позднего вечера.  В  истории
болгарского сопротивления  он  станет  потом  известен  как  "последний  бой
апостола Панайота Велева". С ним вместе пали подвоевода Драган  Македонов  и
оба албанца, имена которых успел запомнить Корсар. Погибли  и  те,  кого  он
запомнил только в лицо, кого не успел ему "представить" апостол.
   Лишь бывший рядовой Разлогского полка Сливен Сливов из города  Сливена  с
кучкой поборников, среди которых был и удачливый болгарский пилот,  сумел  с
наступлением темноты прорвать обруч окружения и уйти  в  спасительные  горы.
Три дня каратели гнались за ними, но, видно, на сей раз Бог хранил  отважных
воинов.
   Сопротивление продолжалось.
   Массив Шар-Планина. "Чебурашка-ниндзя"
   Очередной день обещал пройти все в том же  вынужденном  безделье  -  хотя
Хомяк составил и себе, и обоим оставшимся в строю пилотам график занятий, но
тренажер был всего один, и ожидающим своей очереди казалось, что время течет
невыносимо медленно. По новому  распоряжению  коменданта  Кадарника  русским
летчикам  предписывалось  оставаться  в  помещениях  базы,  на  случай  если
противник уже вычислил ее расположение и готовит нападение. Начальник охраны
счел это за недоверие к своим  людям  и  во  всеуслышание  объявил  действия
коменданта   перестраховкой,   граничащей    с    трусостью,    но    Хомяк,
присутствовавший  при  этом  конфликте,  Тамашаивича  не  поддержал  и  даже
наоборот, взял сторону коменданта.
   - Пусть перестраховка, - сказал он примирительно. -  Но,  как  говорится,
береженого Бог бережет. Я, как новый командир группы,  запрещу  своим  людям
выходить наружу без крайней необходимости.
   Тамашаивич вышел из "красного уголка", в сердцах хлопнув дверью, а  Хомяк
обратился уже непосредственно к коменданту:
   - И кстати, относительно моего повышения вы уже сообщили по команде?
   Кадарник успокоил Хомяка, что доклад уже ушел "куда надо" и что "там" все
надлежащим образом оформлено, по всем  статьям.  Комендант  прекрасно  понял
скрытый подтекст  вопроса,  но  ответить  прямо:  "Да,  ваша  оплата  теперь
увеличена" - почему-то не решился. "В конце концов, кто его знает, - подумал
он про себя. - Может, и этот вечно всем  недовольный  толстяк  считает,  что
воюет не только за деньги? По нему, правда, не скажешь, но поди  пойми  этих
русских..."
   Часам к семи вечера сидение в четырех стенах стало просто невыносимым,  и
Хомяк в конце концов не выдержал первым. Сняв очки тренажера, он  глянул  на
сидящих рядом Казака и Деда. И как бы невзначай обронил:
   - Что-то уж совсем душно, пойдем воздухом, что ли, подышим? -  и  тут  же
строго добавил: - Но только у входа! Дальше полосы ни ногой!
   - Больно надо, - буркнул Дед. - Куда тут ходить-то, в  деревню,  что  ли?
Спасибо, уже ходили.
   Однако, когда они все трое вышли на раскрашенный бетон полосы, Дед глянул
в сторону деревни с заметной  тоской.  Впрочем,  вскоре  его  внимание  было
отвлечено непривычным оживлением, царившим вокруг.
   Через полосу пробежало несколько резервистов, а  затем  еще  двое  заняли
места около электрических лебедок, оттаскивающих в стороны макеты  строений,
стоящих поперек полосы.  К  воротам  ангара,  незанятого  с  самого  начала,
подъехал уже знакомый ЗИЛ и, не выключая мотора, остановился около них.
   - Суматоха-то какая! - воскликнул Дед.  -  Уж  не  резервный  ли  самолет
подгоняют? Только кто на нем летать будет, вот в чем вопрос?
   - Не знаю, - коротко отозвался Хомяк. - Мне ничего не  сообщали,  хотя  с
этих друзей станется. Я смотрю, они тут вообще все лихие, сначала делают,  а
потом думают.
   На недавно вбитые сваи спешно накидывали  тросовые  петли,  выходящие  из
увесистых коробов, и тянули тросы через полосу, чтобы прикрепить к  сваям  с
противоположной стороны.
   - Если резервный самолет,  то  это  будет  какой-то  морской  вариант!  -
уверенно сказал Казак.
   - Возможно, - отозвался Хомяк. - Помните, в Любимце, братушки на  морских
машинах  летали?  Может,  кого  из  них  к  нам  и  присылают.  Чем   плохо?
Непотопляемый авианосец!
   Казак услышал отдаленный шум реактивных двигателей  и  завертел  головой,
стараясь отыскать взглядом его  источник,  но  не  нашел,  и  неудивительно:
ущелье располагалось так, что звук от летящего самолета долетал  сюда  минут
примерно на пять раньше самой  машины.  Но  он  этого  не  знал  и  искренне
недоумевал.
   - Это что ж такое? Невидимку к нам шлют? Я читал, были у нас такие еще  в
тридцатые годы! Дед рассудительно ответил:
   - Вряд ли. Скорее и вправду гонят пополнение из резерва. О,  вон,  гляди!
Нет, что-то не пойму ничего...
   * * *
   Действительно, показавшийся над  хребтом  самолет  имел  внешний  вид  по
меньшей мере странный. Во многом напоминал транспортный АН-74: такой же нос,
фюзеляж, и главное, высоко расположенное крыло с  двумя  толстыми  бочонками
двигателей над ним, из-за которых самолет  этот  называли  "Чебурашкой".  Но
хвост! Как будто шаловливый ребенок сначала отломал его у новой  игрушки,  а
затем вставил обратно задом наперед. Мало  того,  этот  озорник  насадил  на
наклоненный по направлению полета хвост толстую круглую оладью, выкрасив  ее
под самолет в те же камуфляжные пятна и разводы.
   Странный летательный аппарат заложил глубокий вираж, которого мог  бы  не
стыдиться и иной истребитель, и  пошел  на  посадку,  быстро  теряя  высоту.
Подтверждая морскую ориентацию самолета, из задней части его фюзеляжа торчал
мощный крюк, и в момент, предшествующий касанию земли, этот крюк уцепился за
один из тросов. С новой силой загрохотали двигатели, и странный  "чебурашка"
замер на месте, пробежав по полосе значительно меньше, чем  это  требовалось
истребителям.
   Самолет уже окружил почти весь технический  персонал  базы,  подогнали  к
нему и бессменный ЗИЛ, и  буквально  за  пять  минут  общими  усилиями  было
совершено почти невозможное:  нос  и  одно  из  крыльев  прилетевшей  машины
затолкали под скальные своды ангара, почти вплотную  к  стенам  и  крыше,  а
оставшиеся торчать  другое  крыло  и  хвост  с  нашлепкой  споро  с  помощью
автокрана накрыли маскировочной сетью в несколько слоев.
   - Пошли посмотрим на это чудо? - предложил Дед и,  не  дожидаясь  ответа,
направился к прилетевшему самолету. Хомяк и Казак двинулись следом.
   Летчики подошли к новому обитателю горной базы  как  раз  в  тот  момент,
когда его  экипаж,  сопровождаемый  вездесущим  Малошаном,  выходил  наружу.
Пятеро  человек  в  летных  костюмах   и   защитных   шлемах,   раскрашенных
желто-синими полосами. Если у летчиков еще и оставались какие  сомнения,  то
их развеял Малошан, обратившись к прилетевшим со словами:
   - Здоровеньки булы! Як долетелы?
   Один их украинских летчиков ответил весело, причем не на "ридной мове", а
вполне по-русски:
   - Долетели, как с тещей в парк сходить: сплошные аттракционы  и  никакого
удовольствия. И  кстати,  уважаемый  друг,  прошу  вас,  не  надо  трудиться
говорить по-украински. Все равно правильно не  получится,  только  на  нервы
действует.
   Несколько опешивший от такой тирады  Малошан  смешался,  но  его  выручил
Хомяк, сказавший деловым тоном:
   - Товарищ подпоручик, может, вы представите нас новым коллегам?
   -  Да,   конечно.   Товарищи!   Перед   вами   самолет   АН-71   дальнего
радиолокационного обнаружения и целеуказания, а также постановщик помех. Это
опытный образец, а серийные так и не появились. Рабочие имена членов экипажа
соответствуют позывным: "Волга-один", "Волга-два", ну и так далее.  Понимаю,
в общении это не слишком удобно, но они сами выбрали такое.
   - А почему Волга? - поинтересовался Дед.
   - А щоб нихто не догадався! - ответил все тот же летчик, и экипаж  дружно
засмеялся.
   Хомяк  подавил  в  себе  желание  скомандовать   своим   немногочисленным
подчиненным "Равняйсь-смирно!" и просто представил сначала их, а потом себя,
для приличия назвавшись "исполняющим обязанности командира группы", и  сразу
же объяснил обстоятельства своего назначения.
   Казак попытался завязать разговор,  но  украинские  летчики  и  операторы
слишком устали для беседы, и вскоре Малошан их увел. Три "старожила" базы не
торопились возвращаться внутрь и продолжали  стоять,  обсуждая  возникшие  с
прилетом АН-71 новые возможности боевой работы. Однако под  конец  разговора
Хомяк заметил:
   - Только все равно это пустое. Без ракет  я  группу  больше  не  подниму.
Потому что в случае воздушного боя от этого "чебурашки-ниндзя"  проку  будет
мало. А судя по последним сведениям от этого пижона Шелангера, воздушный бой
становится все более и более возможным: даже босняки вот-вот  получат  через
хорватов партию "миражей", и встретиться с ними, имея из  вооружения  только
пушку, мне бы не хотелось. К тому же у меня боекомплект ополовинен!  Короче,
пока не подвезут нормальный боекомплект, звено поднимать не стану!
   - Корсар бы поднял! - мрачно заметил Казак.
   - Ну и где он теперь? - не менее мрачно спросил Хомяк и сам же ответил: -
В лучшем случае по горам шляется. А почему? Потому что пошел на авантюру,  а
сам даже "колокол" нормально выполнить не умеет!
   - А ты... - Казак вспыхнул, готовый перейти на повышенные тона,  но  Дед,
зорко следивший за развитием спора, нашел нужным вмешаться:
   - А ну ша! - сказал он негромко, но внушительно, так, как никогда еще  не
говорил, и короткое эхо от скалы повторило  и  усилило  впечатление  от  его
голоса. - Базар не в тему!
   Оба летчика замолчали, и Дед сразу сменил тон.
   - Вы, ребятки, не спорьте. Почему пирата  нашего  сбили,  а  Хомяка  нет,
никто не знает. Может, потому, что он и вправду летал хуже, а может, и  нет.
Авантюру мы уже попробовали, получилось плохо. И что сделал бы Корсар, а что
нет в такой ситуации, только он сам и мог бы рассказать... Появись он сейчас
вот тут перед нами.
   * * *
   Дед замолчал, и в вечерней  тишине  послышалось  далекое  тарахтение,  по
первому впечатлению напоминавшее  звук  мотоциклетного  мотора,  с  которого
молодой и дурной хозяин снял глушитель. Но Дед, прислушавшись, заметил:
   - А ведь это самолетный движок, сверху звук идет.
   - В этих горах хрен разберешь, сверху, снизу ли... - отозвался  Хомяк,  а
Казак вспомнил, как задолго до недавнего появления АН-71 был слышен звук его
полета, и просто предложил:
   - А давайте подождем? Может, и вправду самолет.  Хомяк  кивнул,  и  Казак
обернулся в ту сторону,  откуда  заходили  на  посадку  украинцы,  но  потом
сообразил, что этот самолет (если это, конечно, самолет) может лететь откуда
и куда угодно, - и стал озираться вокруг. Именно поэтому он первым и  увидел
маленький двукрылый  силуэт,  мелькнувший  в  оранжевом  закатном  небе  над
хребтом.
   - "Антон", "кукурузник"! - воскликнул Казак,  но  зеленый  самолетик  уже
пропал на фоне потемневшей к вечеру поверхности горы.
   - Где? Где?
   - Сейчас, сейчас... Да вот же он... А ведь сюда летит!
   Тарахтящий биплан действительно приближался к горному аэродрому, и к тому
же явно собирался зайти на посадку. Для такого аппарата  хватило  бы  и  той
половины  полосы,  что  отделяли  от  другой  бутафорские   постройки,   уже
возвращенные на место наземной командой. Был этот АН-2 явно не  новым  и  не
совсем целым - верхушку его хвоста  не  завершало  плавное  полукружие,  как
полагалось,  она  была  будто  срезана  не  очень  острой  пилой,  и  клочья
полотняной обшивки полоскались в воздушном потоке,  как  гирлянда  маленьких
флажков.
   - Вот интересно,  его  наша  бравая  охрана  в  воздухе  расстреляет  или
прищучит на земле?  -  поинтересовался  вслух  Хомяк,  и  Дед  рассудительно
ответил:
   - Ну, на такую жестянку "Стрелы" жалко, наверное? Она же стоит раза в три
дороже такой таратайки, так что, думаю, кто бы это ни  прилетел,  его  после
посадки встретят. Может, сходим глянем?
   - Прямо у нас сегодня день открытых дверей!  -  воскликнул  Хомяк,  шагая
рядом с товарищами к месту вероятной остановки самолета.  На  всякий  случай
Казак открыл кобуру своего "Макарова" - мало ли что.
   А тем временем АН-2 приглушил мотор и  приступил  к  снижению.  До  земли
оставалось совсем немного, и пилот биплана взял штурвал на себя,  выравнивая
машину перед касанием.
   - Грамотно идет!  -  одобрил  Дед,  и  в  ту  же  секунду  АН-2  выключил
двигатель, звучно ударился колесами о бетон и покатился, гася скорость...
   - Вашу мать! - вдруг воскликнул Казак, поняв, что  сейчас  произойдет.  И
почти в тот же миг биплан - теперь  он  не  казался  таким  уж  маленьким  -
налетел на тросы, которые никто не позаботился убрать.
   Первым тросом у "Антона" снесло шасси и одновременно  опрокинуло  его  на
капот, второй во мгновение ока намотался на  вращающийся  по  инерции  винт.
Самолет с жестяным грохотом перекувырнулся, зацепился за третье  препятствие
и, окончательно запутавшись и дребезжа по бетону, развернулся  вокруг  своей
оси там, где проходил четвертый, последний трос. По инерции АН-2  чуть  было
не перекувырнулся еще раз, но встал на нос,  с  секунду  покачался,  как  бы
выбирая, что предпринять, и наконец грохнулся на брюхо.
   Пораженные зрелищем, летчики  молча  наблюдали,  как  с  пронзительным  в
наступившей тишине  скрежетом  открылась  помя