шие ил, используемый ими в  качестве  удобрения.  В
этих рукописях четвертого века содержатся 114 речений Иисуса,  некоторые  из
них были неизвестны  до  открытия  этой  коптской  библиотеки.  Четвертое  -
Ватиканский Кодекс, греческая Библия, переписанная около 350 года нашей  эры
и хранящаяся теперь в библиотеке  Ватикана.  Его  происхождение  неизвестно.
Пятое открытие, это Александрийский Кодекс, собственность Британского  Музея
- греческие тексты, записанные на выделанном тонком пергаменте  перед  пятым
веком нашей эры. В Лондон Кодекс попал в 1628 году в качестве подарка королю
Карлу I от константинопольского патриарха.
   - Мне очень неловко  признаваться  в  собственном  невежестве,  -  сказал
Ренделл, но я даже не знаю, что означает слово "кодекс".
   -  И  вы  поступаете  разумно,  прося  объяснить,  -  ответил  польщенный
Джеффрис. - Слово "кодекс" произошло  от  латинского  caudex,  что  означает
"ствол  дерева".  Это  связано  с  тем,  что  древние  таблички  для  письма
изготавливались из дерева, покрытого слоем воска. Древние кодексы  послужили
началом для современных книжек. Во времена Христа все языческие  писания,  в
большинстве своем, представляли свитки  папируса  или  пергамента  -  ужасно
неудобные для читающего их. И во  втором  веке  нашей  эры  принялась  форма
кодексов. Папирусные свитки разрезались на листы, которые затем  скреплялись
по левой стороне. Как я уже говорил, это и стало началом современной  книги.
Так, теперь... сколько же важных библейских источников и открытий,  если  не
считать находки в Остиа Антика, расположил я по значимости?
   - Пять, профессор, - подсказал Уилер.
   Джеффрис, не спеша, продолжил движение, рассуждая на ходу:
   - Спасибо, Джордж... Мистер Ренделл, мне следует  упомянуть  еще  четыре,
уже без специального порядка. С моей стороны  -  в  качестве  переводчика  и
исследователя текстов -  было  бы  непозволительным  не  вспомнить  открытия
молодого германского пастора и библеиста  Адольфа  Дейссмана.  До  Дейссмана
переводчики Нового Завета уже давно открыли, что новозаветный греческий язык
отличается от классического литературного, и они предположили, что это некий
чистый, чуть ли не священный язык, используемый исключительно для Писаний. В
1895 году, исследовав массу древнегреческих папирусов, найденных  в  течение
предыдущих столетий:  сохранившиеся  фрагменты  документов  двухтысячелетней
давности; деловые письма, домашние счета, прошения, сочинения,  черновики  -
Дейссман  смог  доказать,  что  тогдашний  бытовой  язык,   греческий   язык
повседневной жизни так называемый "койне" - и есть тот самый  язык,  которым
пользовались евангелисты.  И  это  стало  причиной  революции,  грянувшей  в
области переводческой деятельности.
   Доктор Джеффрис вновь скосил глаза на Ренделла.
   - Следующие три наиболее ценные находки -  это  открытие  могилы  святого
Петра на античном  кладбище,  находящемся  на  тридцатифутовой  глубине  под
Ватиканом; и она была признана настоящей. В любом случае,  доктор  Маргерита
Гвардуччи расшифровала надпись на камне, обнаруженном под нефом базилики,  и
в этой надписи -  которая  датируется  не  позднее  160  года  нашей  эры  -
говорится: "Петр похоронен здесь".  Затем,  открытие  1962  года  в  Израиле
строительного блока, предназначенного для  возведения  памятника  императору
Тиберию, то есть, относящемуся к не позже 37 года нашей эры. На  этом  камне
было выбито имя Понтия Пилата, за которым следовали слова "prefectus Udea" -
тот самый титул, которым он именуется и в Пергаменте Петрония.  И,  наконец,
находка 1968 года - каменная  гробница  в  Гив'ат  Ха-Мивтар  в  Иерусалиме.
Воистину значительная находка - скелет человека по имени Иехоханан, это  имя
было написано по-арамейски на гробнице, запястья и кости на  ногах  которого
были пробиты  семидюймовой  длины  гвоздями.  Этот  скелет  двухтысячелетней
давности был первым  физическим  свидетельством  того,  что  в  новозаветные
времена людей в Палестине распинали таким образом. История говорит нам,  что
с преступниками  поступали  именно  так.  Евангелия  рассказывают,  что  это
произошло  и  с  Иисусом.  Но  только  теперь,  после  обнаружения  останков
Иехоханнана книжные знания были подтверждены практикой.
   Доктор Джеффрис снял пенсне и указал вперед.
   - Мы на месте.
   Ренделл заметил, что они уже прошли застекленные витрины Зала Рукописей и
теперь направлялись к двери следующего помещения. У входа висела специальная
табличка:

   ОТДЕЛ РУКОПИСЕЙ
   ЗАЛ ИССЛЕДОВАНИЙ

   СИНАЙСКИЙ КОДЕКС
   МАГНА КАРТА
   РУКОПИСИ ШЕКСПИРА

   Охранник у двери - в черном кепи, серой мундирной блузе и черных брюках -
отдал доктору Джеффрису дружеский салют. Сразу же у входа в  зал  находилась
длинная металлическая витрина с двумя синими занавесками,  закрывающими  две
стеклянные панели.
   Доктор Джеффрис приподнял левую занавеску и пробормотал:
   - Александрийский Кодекс, и... м-м-м... больше о нем не стоит думать. Для
нас он не так важен. - После чего, с огромной  нежностью,  приподнял  вторую
синюю занавесь, взгромоздил пенсне на нос  и  широко  улыбнулся  лежащей  за
стеклом старинной книге:
   - Вот где  она.  Одна  из  трех  главнейших  рукописей  в  библеистике  -
Синайский Кодекс.
   Стив Ренделл и Наоми подошли поближе и  поглядели  на  темно-коричневатые
пергаментные страницы,  каждая  из  которых  была  покрыта  четырьмя  узкими
колонками аккуратно выписанных слов на греческом языке.
   - Вы видите фрагмент Евангелия от Луки, - объяснил  Джеффрис.  -  В  углу
имеется табличка с комментарием.
   Ренделл прочел текст на небольшой карточке. Синайский Кодекс  был  открыт
на стихе 14 двадцать третьей главы. В нижней части третьей колонки на  левой
странице были строки, описывающие агонию Христа на  Оливовой  горе,  которые
многим библеистам прошлого были неизвестны до открытия Кодекса, и потому  не
были использованы в их переводах.
   - В первоначальном состоянии, -  сообщил  доктор  Джеффрис,  -  рукопись,
возможно, содержала 730 листов. Сохранилось же  390  листов  -  из  них  242
относятся к Ветхому Завету, а 148 представляют  полный  новозаветный  текст.
Как вы видите, пергамент изготовлен как из овечьих, так  и  из  козьих  кож.
Написанный только лишь заглавными  буквами  текст  -  это  плод  труда  трех
различных переписчиков, скорее всего, еще до 350 года нашей эры. -  Джеффрис
вновь обратился к Ренделлу:
   - То, что большая часть  Синайского  Кодекса  сохранилась  -  это  весьма
захватывающая история. Вы когда-нибудь слышали имя Константина Тишендорфа?
   Ренделл  отрицательно  покачал  головой.  Это  странное  имя   было   ему
неизвестно, но оно его заинтриговало.
   - Если  коротко,  нашу  волнующую  историю  можно  представить  следующим
образом, - с явным удовольствием начал свой рассказ  Джеффрис.  -  Тишендорф
был германским библеистом.  Он  вечно  ездил  туда-сюда  по  всему  Ближнему
Востоку, разыскивая старинные рукописи. Во время одной из своих  поездок,  в
мае 1844 года, он добрался до укрепленного  монастыря  святой  Екатерины  на
горе Синай в Египте. Как-то раз, идя по монастырскому коридору,  он  заметил
довольно-таки большую мусорную корзину, набитую чем-то, похожим на вырванные
рукописные листы. Немного порывшись в корзине, Тишендорф убедился,  что  это
были старинные пергаменты. Две подобные корзины были уже сожжены как  никому
не нужный хлам, и вскоре за ними должна была  последовать  и  эта.  Каким-то
образом  Тишендорф  упросил  монахов  показать   ему   содержимое   корзины.
Рассортировав его, он  обнаружил  129  листов  греческого  перевода  Ветхого
Завета. Монахи, не понимая ценности находки, позволили ученому оставить себе
43 листа, которые тот забрал с собой в Европу и показал королю Саксонии.
   - Но они не были частью этого кодекса? - спросил Ренделл.
   - Погодите.  Через  девять  лет  Тишендорф  возвратился  в  монастырь  за
следующим уловом. Монахи вели себя несговорчиво, но Тишендорф не сдавался и,
как мог, сбивал цену и тянул время. Прошло еще шесть лет, и  в  январе  1859
года настырный немец снова вернулся на гору Синай. Имея на  сей  раз  больше
денег, он, все же, никак  не  мог  уговорить  монахов  продать  ему  древние
рукописи. Но в самый последний день он разговорился с монастырским служкой о
старинных Библиях. Чтобы доказать свою начитанность, тот проговорился о том,
что читал одну из  древнейших  известных  Библий.  После  этого  он  снял  с
наддверной полки,  где  хранилась  посуда,  тяжелый  сверток,  закутанный  в
красную ткань. Он размотал  ее,  и  вот  тогда-то  пред  глазами  Тишендорфа
предстал Синайский Кодекс, включающий в себя самый старинный  полный  состав
новозаветных книг, известный кому-либо.
   Доктор Джеффрис откашлялся.
   - Кто может представить себе волнение  Тишендорфа,  сравнимое,  в  чем  я
уверен, с чувствами Колумба, увидавшего Новый Свет. После  долгих  уговоров,
занявших несколько месяцев, Тишендорф упросил монахов  предложить  Кодекс  в
качестве подарка покровителю  своей  церкви,  которым  был  никто  иной  как
русский царь. Синайский Кодекс оставался в России вплоть до  революции  1917
года и до правления Ленина и Сталина. Коммунистов Библия не интересовала. За
большие деньги они пытались продать ее в Соединенные Штаты, но безуспешно. В
1933 году британское правительство и  Британский  Музей  собрали  сто  тысяч
фунтов стерлингов, чтобы выкупить Кодекс, и вот он перед вами.  Великолепная
история, не так ли?
   - Великолепная, - согласился с ним Ренделл.
   - Я подсократил ее, - продолжил Джеффрис,  -  ведь  вас  ожидает  история
намного более интересная - раскопки профессора  Монти  и  открытие  в  Остиа
Антика Евангелия от Иакова, новозаветная находка, которая древнее Синайского
Кодекса  почти  на  три  сотни  лет,  открытие,  которое  старше  любого  из
канонических евангелий  более,  чем  на  полвека;  сочинение,  приписываемое
родственнику Христа и свидетелю большей части Его жизни. И сейчас, возможно,
вам, мистер Ренделл, сделан изумительный подарок - вы будете  распространять
весть об этом по всему миру. А вот  теперь,  по-видимому,  лучше  всего  нам
будет подняться в  комнату  доктора  Найта  и  разобраться  с  практическими
аспектами предстоящей вам миссии. Следуйте за мной, пожалуйста.
   Вместе с Уилером и Наоми Данн,  Ренделл  отправился  за  Джеффрисом.  Они
поднялись на два этажа и подошли к самой обычной  крашеной  двери.  Джеффрис
открыл ее, пригласил всех войти и объявил:
   - Это и есть кабинет заместителя генерального  хранителя  Музея,  который
доктор Найт использовал в качестве собственной штаб-квартиры.
   Сейчас это было наполовину жилое, наполовину рабочее  обиталище  ученого.
Со всех сторон, от пола до потолка, громоздились книжные полки. Справочники,
книги и папки с бумагами лежали на  полу  и  столах,  из-за  чего  у  окошка
едва-едва  оставалось  место  для  старого   письменного   стола,   запертых
картотечных шкафов, диванчика и пары стульев.
   Запыхавшийся после  подъема  по  лестницам,  доктор  Джеффрис  уселся  за
столом. Уилер и Наоми Данн нашли себе местечко на диване.  Ренделл  подвинул
стул поближе к столу и тоже уселся.
   - Ф-фу, конечно, было бы лучше отвести вас в  буфет  для  персонала,  где
можно было бы поболтать за чашкой чая, - сказал Джеффрис.
   Уилер поднял руку.
   - Нет, нет, профессор, все и так превосходно.
   - Ну и замечательно, - ответил тот. - Я так  подумал,  что  наш  разговор
было бы лучше провести без особой рекламы. Для начала, хотелось бы  сказать,
что я мало чего могу сообщить нового о  нашем  молодом  докторе...  м-м-м...
Флориане... Флориане Найте. Его таинственное  поведение,  равно  как  и  его
недосягаемость, меня совершенно  обескуражили  и  обеспокоили.  После  моего
вечернего звонка вам я никак не мог с ним связаться, точно так же, как  и  с
его невестой, мисс Валери Хьюгз. Вы меня просили о чем-то... я забыл, вы  уж
простите мою забывчивость... вы еще внизу интересовались чем-то, связанным с
доктором Найтом, не так ли?
   Уилер поднялся с диванчика и направился к стоящему возле стола стулу.
   - Правильно, профессор, вчера вечером я хотел спросить у вас  еще  кое  о
чем. А именно, чем же так внезапно доктор Найт заболел? Что с ним?
   Доктор Джеффрис подергал себя за усы.
   - Я бы и сам хотел это знать. Мисс Хьюгз ничего не уточняла, к  тому  же,
она и не дала возможности спросить. Она сказала лишь то, что Флориан слег  с
очень высокой температурой. Его врач отметил, что самое необходимое  сейчас,
это обеспечить больному длительный покой.
   - Мне кажется, что это нервное расстройство, - предположил Уилер, а потом
обратился к Ренделлу:
   - А ты, Стив, что скажешь?
   То, о чем подумал Ренделл,  ему  никак  не  понравилось,  но  отвечал  он
серьезно:
   - Ну,  если  это  нервное  расстройство,  выходит,  должны  были  иметься
какие-то его признаки, пускай  краткие,  но  вызывающие  тревогу.  Возможно,
доктор Джеффрис сможет рассказать нам об этом. - Он повернулся к их хозяину.
- Вы не замечали чего-нибудь необъяснимого  в  поведении  доктора  Найта  за
последние несколько месяцев - какие-нибудь недостатки, проколы в работе?
   - Абсолютно ничего!  -  патетически  заявил  тот.  -  Доктор  Найт  самым
добросовестным образом выполнял все данные ему мною  поручения,  можно  даже
сказать: выполнял блестяще. Доктор Найт специалист в греческом,  персидском,
арабском, иврите, ну и конечно же, арамейском языках, всех тех,  с  которыми
мы имеем дело чаще всего. То, что он делал, работая здесь, было безупречным,
именно таким, каким и  было  мне  нужно.  Поймите  это.  Молодому  человеку,
обладающему такими знаниями как Флориан Найт не  нужно  было  переводить  по
словечку арамейские тексты или фрагменты папирусов. Обычно он читал прямо  с
листа, легко, естественно, как будто бы это был его родной язык, как если бы
он читал утренний выпуск "Таймс".  В  любом  случае,  умение  доктора  Найта
переводить  арамейские,  древнееврейские   и   древнегреческие   тексты   на
английский для нашего переводческого комитета в Оксфорде  всегда  отличалось
точностью и блеском, которые только можно было желать.
   - Короче говоря, он не делал никаких ошибок,  особенно  в  прошлом  году,
так? - настаивал на своем Ренделл.
   Прежде чем ответить, Джеффрис долго разглядывал его.
   - Дорогой мой ученик, людские существа склонны  к  несовершенству,  а  их
творения всегда могут оказаться ошибочными. Ошибки прошлого -  равно  как  и
неизвестные  доселе  знания,  полученные  при  археологических  раскопках  и
филологических исследованиях - и заставляют  ученых  делать  новые  переводы
Библии. Попытаюсь объяснить получше, чтобы вам  стали  понятны  проблемы,  с
которыми столкнулся и доктор Найт. Возьмем, к примеру, слово "pim". В Библии
оно встречается всего лишь один раз, в книге  пророка  Самуила.  Переводчики
всегда считали, будто "pim" означает какой-то инструмент, и они относили его
к плотницким. Сравнительно недавно переводчики выяснили, что на  самом  деле
"pim" означает меру веса, равно как и "шекель", посему, последующие  издания
Библии  используют  это  слово  уже  правильно.  Другой  пример.  В   старых
английских изданиях Библии стих 14 главы 7 Книги Исайи  приводился  в  таком
звучании: "Итак, сам Господь дает вам знамение: се Дева во чреве приимет..."
 Многие годы  стих  этот
рассматривался   как   пророчествующее    рождение    Христа.    Переводчики
"Пересмотренной Стандартной Версии"  этот  стих  переделали,  и  теперь  его
следует читать следующим образом: "Се, девица во  чреве  приимет..."  Теперь
они переводили с древнееврейского  оригинала,  где  слово  "almah"  означает
"молодая женщина,  девушка".  Ранние  же  Библии  переводились  с  неточного
греческого текста, где использовалось слово  "parthenos",  которое  означает
"девственница, непорочная Дева".
   -  Превосходный  материал  для  рекламной  кампании!   -   воскликнул   с
благодарностью Ренделл.
   Доктор Джеффрис склонил голову набок и предостерегающе поднял палец.
   - Но, мистер Ренделл, бывает  и  так,  что  переводчики  заходят  слишком
далеко в осовременивании, и новые значения  даются  уже  неверно.  Например,
Павел  передает  нам  речение  Господа:  "Благословенно  более  давать,  чем
получать". Именно  так  звучит  буквальный  перевод  с  греческого.  Но  вот
переводчики "Новой Английской Библии" проявили рвение провести  параллель  с
английской идиомой, так что теперь у них это речение читается  как:  "Больше
радости в том, чтобы отдавать, а не получать".  Так  что  теперь  это  место
стало неудачным не только по переводу с точки зрения  буквальности,  но  оно
еще поменяло и смысл. Утверждение  превратилось  в  случайное,  чуть  ли  не
ленивое замечание. Сильное высказывание стало слабым, никаким.  Более  того,
имеется ведь принципиальная разница между тем, чтобы быть радостным  и  быть
благословенным. Так вот, доктор Найт  никогда  не  был  виновником  подобных
инноваций. Обдумывая всю нашу прошлую работу, я никоим образом  не  смог  бы
осудить проделанное Флорианом. Позвольте мне объяснить...
   Доктор Джеффрис задумался, и Ренделл ожидал, когда же тот продолжит  свои
выводы, надеясь отыскать в них хоть какой-нибудь  намек,  способный  открыть
тайну болезни Найта.
   - В то время, как  я  руководил  коллективом  ведущих  ученых-библеистов,
готовящих английский перевод  вновь  открытых  текстов  для  "Международного
Нового Завета", доктор  Найт  работал  здесь,  в  Музее,  в  качестве  моего
"ридера". Он никогда не упускал  случая  копнуть  поглубже,  чтобы  уточнить
современное значение древних слов. Большинство библеистов  как-то  забывает,
что  Христос  жил  и  проповедовал  среди  крестьян.  И  весьма  часто   они
пренебрегают  тем,  чтобы  покопаться  в  значениях  слов,  бытующих   среди
палестинских селян первого века нашей эры. К примеру, наш коллектив  перевел
одно выражение как "хлебные колосья". Доктор Найт не был удовлетворен им. Он
вернулся к исследованиям и  выяснил,  что  в  Христовы  времена  земледельцы
говорили, что у пшеницы, овса и ячменя не  "колосья",  но  "макушки",  и  он
доказал нам,  что  использовать  выражение  "хлебные  колосья"  было  бы  не
правильно. Он же бросил нам вызов со словом  "скот".  Найт  доказал,  что  в
библейские времена оно означало не только крупный рогатый скот, но  включало
в себя всех животных: ослов,  кошек,  собак,  коз,  верблюдов.  Если  бы  мы
воспользовались словом "скот", оно могло привести к неприятным ошибкам.  Так
что доктор Найт спас нас  от  неточности.  -  Доктор  Джеффрис  поглядел  на
Уилера, затем на Ренделла. - Господа,  мало  похоже,  чтобы  столь  живой  и
блестящий ум стал кандидатом на нервное расстройство.
   - Полагаю, что вынужден согласиться с вами, - уступил его  умозаключениям
Ренделл.
   - Можете быть уверены, что в этом  я  не  ошибаюсь,  -  заметил  Джеффрис
дружески. - Но, если и был человек, работающий в обстоятельствах,  способных
привести к нервному расстройству, то это именно Флориан Найт.
   - Что же это за обстоятельства? - нахмурил брови Ренделл.
   - Дело в том, что многие месяцы бедному парню никогда толком не сообщали,
над чем же он, собственно, работает. Не забывайте,  что  мы  были  вынуждены
держать все в тайне. Пускай мы и доверяли доктору Найту, равно как и  другим
"ридерам" так же, как и руководителям, тем не менее, было  принято  решение,
что, чем меньше людей будет знать о находках  в  Остиа  Антика,  тем  лучше.
Потому-то мы и не посвящали доктора Найта в нашу тайну, как не  посвящали  в
нее и всех других.
   Ренделл почувствовал себя сбитым с толку.
   - Но как  же  он  мог  работать  для  вас,  если  вы  не  показывали  ему
новооткрытых фрагментов?
   - Мы никогда не показывали ему, как и любому другому, их во всей полноте.
На перевод доктору Найту передавались крошечные кусочки текст