ейский; они  вцепились  в  американца  и
прижали его к стенке, не давая пошевелить руками.
   Пытаясь сражаться вслепую, чтобы освободиться, Ренделл  внезапно  увидел,
как на него надвигается чье-то колено. Он попытался  увернуться,  но  колено
врезалось ему прямо  в  низ  живота.  Резкая,  ужасная  боль  пронзила  тело
Ренделла от яиц, через  все  внутренности,  и,  казалось,  вместе  с  криком
выплеснулась из горла. Он застонал, закрыл глаза,  пытаясь  собрать  остатки
сил, но почувствовал, как сумка выпадает из рук. Сам он сполз по  стенке  на
пол, и там уже свернулся клубочком, воя словно раненное животное.
   - Ca y est, il ne nous embetera plus, - услышал он, как кто-то  сказал  у
него над головой по-французски. - Нам больше нечего беспокоиться. Ему хана.
   Два француза подхватили Ренделла под мышки и подняли с пола на ноги.
   При этом они завели руки своего пленника ему за спину  и  крепко  держали
их. К Ренделлу постепенно возвращалась четкость зрения. Первым он  распознал
мрачного полицейского из службы аэропорта. Сумка с папирусом  вновь  была  у
него в руке. И вместе с нею он направлялся к выходу из комнаты.
   Ренделл мог только следить за ним. Но тут его внимание  привлекла  другая
фигура, знакомая, хотя она и находилась довольно далеко - высокий, сухощавый
мужчина в черной рясе. Это был домине де Фроом - наконец...
   - Де Фроом! - закричал Ренделл. - Де Фроом, я здесь!
   Вот  только  голландский  священник,  казалось,  его  и  не  замечал.  Он
обратился к полицейскому, который показал  ему  кожаный  грязный  кошель  Де
Фроом кивнул, после чего, сказав пару слов повернулся, чтобы уйти  вместе  с
инспектором.
   - Погодите, позвольте  мне  встретиться  с  ним!  -  крикнул  в  отчаянии
Ренделл, обращаясь к таможеннику и жандарму, которые продолжали держать  его
за руки. - Я должен был встретиться с де Фроомом. Я специально договаривался
с ним.
   - Вы договаривались? - с иронией в голосе спросил его таможенник. - Лично
я так не считаю. Дело в том, что это мы договаривались с ним.
   Ренделл непонимающе уставился на таможенника.
   - Не знаю, о чем вы говорите. Но я должен был встретиться с  ним.  -  Еще
раз он попытался освободить руки, и в  этот  миг  почувствовал,  как  что-то
металлическое охватило его запастья. На него надели наручники.  -  Я  должен
увидеть его! - крикнул Ренделл.
   Таможенник кивнул.
   - Завтра вы обязательно увидите его, когда вас станут  допрашивать  перед
парижским juge  d'instruction,  следователем  магистрата,  мсье  Ренделл.  А
сейчас  мы  вас  арестуем  за  нарушение  таможенных  правил,   за   попытку
контрабандного ввоза во Францию предмета, обладающего огромной ценностью.  К
тому же вы обвиняетесь в нарушении общественного спокойствия и  в  нападении
на офицера при исполнении обязанностей. Вас поместят в тюрьму.
   - Ну а папирус... - не унимался Ренделл.
   - Все решится завтра на предварительном судебном слушании в галерее де ля
Сан Шапель во Дворце Правосудия.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

   НАКОНЕЦ-ТО НАСТУПИЛО УТРО, хмурое и мрачное  парижское  утро,  как  можно
было увидать через зарешеченное окошко камеры.
   Наконец-то, горько размышлял Ренделл, сидя на  соломенном  матрасе  своих
нар и застегивая свежую сорочку, наконец-то к нему не будут относиться как к
банальному преступнику.
   Сейчас, уже полностью проснувшись и  чувствуя  себя  освеженным,  вопреки
бессоннице, мучившей его в течение большей части ночи в  этой  изолированной
камере,  находящейся  на  задах   Дворца   Правосудия,   Ренделл   попытался
проанализировать, что же произошло с ним до  сих  пор,  и  чего  ожидать  от
будущего.
   Он был все еще сбит с толку.  Его  арестовали  за  незаконный  провоз  во
Францию объекта, обладающего огромной ценностью, равно как и за нападение на
офицера, что само по себе было достаточно. Вчера  вечером,  после  безумного
эпизода в аэропорту Орли его сунули в panier a salade - как  на  французском
сленге называют  полицейский  автобус  -  и  перевезли  в  комплекс  зданий,
известный под именем Дворец Правосудия в Иль де ля Сите.
   После этого он попал  в  здание,  называющееся  "Пти  Паркет".  Здесь,  в
залитой немилосердным светом комнате, он предстал перед  мрачным  французом,
который представился как le substitut du procureur de la  republique  -  что
Ренделла поначалу напугало,  пока  присутствующий  здесь  же  переводчик  не
объяснил, что это всего лишь заместитель прокурора.
   Потом был краткий допрос, в конце которого против Ренделла было выдвинуто
формальное обвинение. Ему вменялось outrage a fonctionnaire dans  l'exercise
de ses fonctions - злостное нападение на государственного служащего во время
выполнения им своих  обязанностей,  как  объяснил  переводчик  -  и  попытка
контрабандного  ввоза  не  декларированных  ценностей  в  страну.  Substitut
подписал документ, который сделал арест официальным действием.
   По причине  особых  обстоятельств  -  какие  еще  особые  обстоятельства?
Удивлялся Ренделл - министр внутренних дел распорядился рассмотреть его дело
без проволочек. Утром он предстанет перед juge d'instruction  -  процедурным
следователем, для полного расследования и проверки. До этого времени Ренделл
будет находиться в камере предварительного заключения. Еще одна  вещь  перед
тем, как его отведут в камеру. В завтрашнем предварительном расследовании он
может воспользоваться услугами адвоката.  Желает  ли  Ренделл  связаться  по
телефону со своим адвокатом или позвонить  приятелю,  чтобы  тот  нашел  ему
защитника?
   Ренделл обдумал это предложение. Никаких юристов в  Париже  он  не  знал.
Вначале  он  решил  было  позвонить  в  американское  посольство,  но  потом
раздумал. Весь инцидент был настолько невыгоден для него  -  опять  же,  его
было крайне трудно объяснить - что он не  желал  рисковать  выставлять  свое
затруднительное положение перед каким-нибудь замшелым патриотом, который  бы
потом разнес в виде слухов всю историю  до  того,  как  будут  выяснены  все
обстоятельства. Затем он подумал про Сэма Хелси  из  агентства  "Ассошиэйтед
Пресс" на Рю де  Берри.  Сэм  явно  мог  бы  найти  для  него  компетентного
защитника по уголовным делам. Но в этом случае какой-нибудь деятель из офиса
Сэма мог бы продать неполную и искаженную историю прессе,  выставляя  его  в
неприглядном свете. Опять же, сама  идея  привлечения  защитника  для  столь
явного случая - фрагмент папируса очень легко объявить подделкой, а ведь  из
за него весь сыр-бор и разгорелся - казалась претенциозной и смешной.
   Когда  Ренделл  стал  выяснять  относительно  необходимости   привлечения
адвоката, он узнал, что никакой иной потребности, кроме того, чтобы дать ему
любую возможную защиту, и не  существует.  Еще  он  узнал,  что  привлечение
юриста может затянуть рассмотрение его дела  дня  на  три  или  четыре.  Это
заставило его задуматься. Поскольку Воскрешение Два должно было выступить со
своим  заявлением  через  сорок  восемь  часов,  он  не  желал   откладывать
рассмотрения собственного  дела,  следовательно  -  не  нужно  было  никаких
адвокатов. Он будет рад сам выступить в свою защиту.
   Покончив с вопросом привлечения юриста, Ренделла провели  через  вечернюю
сырость из здания суда во Дворце Справедливости; выйдя из  решетчатых  ворот
он и его сопровождающие пересекли бульвар де Пале, чтобы  попасть  в  здание
полицейской   префектуры.   Здесь,   в   антропологическом   отделении   его
сфотографировали - в фас и профиль - и сняли отпечатки пальцев;  после  чего
последовал новый допрос, на котором  выяснялось,  не  нарушал  ли  он  закон
ранее, а затем вновь выслушивалась его версия происшествий в аэропорту Орли.
   Затем Ренделл вместе с двумя полицейскими агентами снова вышел на  дождь,
чтобы  возвратиться  во   Дворец   Правосудия,   на   сей   раз   в   камеру
предварительного заключения. Его закрыли в камере - одиночке, в  которой  не
было ничего лишнего, но достаточно комфортабельной. Он знавал и более худшие
места во времена своего пьяного прошлого.
   Камера  предварительного  заключения  со  своим  зарешеченным  окошком  и
громогласной железной дверью  с  глазком  для  наблюдения  предлагала  такие
удобства как нары с соломенным матрасом, раковину для умывания и краном,  из
которого текла только холодная вода, туалет, который не промывался  (точнее,
он промывался автоматически каждые пятнадцать минут). Вместе с этим Ренделлу
предоставили несколько старых экземпляров "Пари Матч" и  "Луи"  для  чтения,
его  трубку,  одноразовую  зажигалку  и  кисет  с  табаком.  Но  он  сам  не
интересовался ничем иным, кроме как возможностью  поразмыслить,  подумать  о
том, как связаться с де Фроомом и Обером, чтобы  сделать  факты  о  подделке
известными публике до того, как менее  чем  через  пару  дней  Международный
Новый Завет будет представлен всему миру.
   Но ему не удавалось собрать свои  мысли,  потому  что  день  был  слишком
долгим и переполненным эмоциями: начиная с Остиа Антика, затем  Рим,  Париж,
и, наконец, заканчивая камерой предварительного заключения. Вместе  со  всем
этим, Ренделл не мог и заснуть -  все  по  причине  усталости  и  призрачных
фигур, пляшущих в его голове: Уилер и все остальные издатели, Анжела, и чаще
всего - старый Роберт Лебрун. В каких-то провалах он  все  же  спал,  пускай
мучимый кошмарами, но спал.
   И вот наступило утро. Надсмотрщик оказал любезность - может  потому,  что
это был особый случай - и вместе с обычным тюремным завтраком, чашка кофе  с
куском  хлеба,  принес  фруктовый  сок  и  два  яйца.  После  этого  он  дал
возможность заключенному взять из собственного "дипломата" бритву, крем  для
бритья, расческу, свежее белье, сорочку и даже галстук. И  только  одевшись,
Ренделл смог упорядочить собственные мысли.
   Он  попытался  вспомнить  все,  что   ему   уже   говорили   относительно
сегодняшнего дня. Суд  или  предварительное  слушание?  Он  так  и  не  смог
вспомнить. Слишком много неразберихи вчера вечером. Он подумал, что чиновник
говорил о слушаниях перед  juge  d'instruction.  И  что,  черт  подери,  это
слушание представляет? Ренделл вспомнил, что  ему  вроде  бы  говорили,  что
судья начнет расспрашивать его самого и свидетелей.  Каких  еще  свидетелей?
Так, его обвиняли в нападении, нарушении общественного порядка, но это  было
не самое главное. Значительно важнее было то,  что  он  контрабандным  путем
провез из Италии во Францию незадекларированное национальное  достояние.  Но
ведь никакое не сокровище, вспоминал Ренделл, как он сам об этом кричал,  но
подделку, пустяк, никому не нужный клочок папируса. Потому-то и нужны  будут
свидетели, напомнили ему,  эксперты  с  целью  установления  ценности  этого
фрагмента.
   Наиболее непонятной во  всем  происходящем  для  Ренделла  была  роль  де
Фроома. Голландский клирик, как и обещал, прибыл в Орли. Он был  там,  чтобы
помочь Ренделлу. Тем не менее, этот идиот-таможенник настаивал на  том,  что
де Фроом появился там по  просьбе  французской  таможенной  службы.  Ренделл
никак не мог увидеть в этом никакого смысла.
   Еще одна тайна, более мрачная, самая опасная: кто выдал  его  французским
таможенникам?
   Все просто, кто-то устроил для  него  западню.  Но  кто  мог  знать,  что
Ренделл владеет этим несчастным кусочком папируса? Ясное дело, что  это  мог
быть мальчишка Себастьяно, его мать и полицейский из Остиа.  Тем  не  менее,
они понятия не имели, кто он такой, даже если бы и выяснили, что  он  забрал
что-то из раскопа. Еще был таксист по имени Люпо, который отвез Ренделла  из
Остиа Антика в Рим. Но ведь и водитель не мог знать его имени, не знал,  что
он с собой везет. Имелся профессор Обер, для  которого  он  оставил  срочное
сообщение о необходимости встретиться вчера вечером. Но и французский ученый
ничего не знал о причине этой встречи.  И  наконец,  был  домине  де  Фроом,
которому он звонил из Рима, единственный человек, который знал все.  И,  тем
не менее, голландец, единственный, кто знал о Воскрешении Два, у которого не
было совершенно никакого  мотива  предавать  Ренделла.  Ведь,  после  всего,
привозя с собой доказательство подделки, Ренделл предоставлял ему прекрасное
оружие,  способное  уничтожить  группу  религиозных  издателей   и   усилить
собственное значение.
   Нет, никакого логического объяснения не находилось.
   Если Роберт Лебрун погиб не случайно, но убит намеренно, тогда  лицо  или
лица, каким-то образом узнавшие, что Лебрун делает для Ренделла, могли иметь
возможность выяснить, чем американец занимался в Риме и в Остиа Антика.
   Таким образом, эта единственная возможность также не имела смысла и почвы
под ногами, поскольку у нее не было ни лиц, ни имен.
   Короче, тупик.
   Ренделл закончил завязывать галстук, когда дверь в  камеру  заскрипела  и
широко распахнулась.
   В камеру пружинистым шагом вошел подтянутый  молодой  человек  в  кепи  с
красным околышем и в темно-синем  мундире,  похожий  на  выпускника  военной
академии Сен-Сир.
   - Надеюсь, вы неплохо  выспались,  мсье  Ренделл?  Я  инспектор  Даво  из
Республиканской гвардии. Я должен буду доставить вас во  Дворец  Правосудия.
Слушание  начнется  через  час.  К  этому  же  времени  должны  собраться  и
свидетели. У вас будут все возможности, чтобы вас выслушали.
   Ренделл поднялся с нар и взял свой спортивный пиджак.
   - Я просил, чтобы в мою пользу свидетельствовал домине Мартин де Фроом  и
Амстердама. Прибудет ли он на слушания?
   - Обязательно, мсье.
   Ренделл облегченно вздохнул.
   - Слава Богу... Ну ладно, инспектор, я готов встретиться со  всеми  ними.
Пошли.

***

   ВСЕ   СОБРАЛИСЬ   В   НЕБОЛЬШОЙ   КОМНАТЕ,   расположенной   в    Галерее
Предварительных слушаний на четвертом этаже Дворца Правосудия.
   Когда Ренделла  ввели  в  здание  Дворца  Правосудия,  и  когда  они  уже
повернули налево, направляясь в Галерею де ла Сан-Шапель,  он  почувствовал,
что его уверенность чудесным образом усилилась, поскольку  прочитал  надпись
над лестницей. Три простых слова: СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО.
   Достаточно честно, подумал он.
   Теперь же, стоя по стойке смирно в закутке защитника, расположенном вдоль
одной из стен зала, Ренделл отметил, что, на  удивление,  с  момента  начала
заседания уже прошло двадцать две минуты. Он знал, что  очень  скоро  начнут
допрашивать его самого. Но при этом  никакой  опасности  он  не  чувствовал.
Наоборот, он был расслаблен и спокоен. Ренделл считал, что самое  главное  -
установить, что клочок папируса, привезенный им  из  Италии  на  французскую
территорию, был всего лишь подделкой, не имеющей  какой-либо  ценности.  Как
только его заявление будет  подкреплено  мнением  эксперта,  безукоризненным
заявлением авторитетного домине Мартина де Фроома, он тут же будет оправдан.
А все до и после выступления де Фроома - это всего лишь обычное  юридическое
представление. После того, как голландский священник сделает свое  заявление
о подделке, Ренделл знал, судье не останется ничего  иного,  как  освободить
его.
   Краем глаза Ренделл еще раз глянул на свидетелей. Нельзя  сказать,  чтобы
он был удивлен их присутствием здесь, когда только  вошел  в  этот  зал.  Их
жизни и репутация, равно как и их капиталы в  долларах,  фунтах  стерлингов,
лирах, марках,  были  поставлены  в  зависимости  от  результатов  нынешнего
слушания.
   Стулья в зале располагались в  пять  рядов.  В  первом  же  ряду,  словно
выбитые из гранита статуи сидели Уилер, Дейчхардт, Фонтен, Янг и  Гайда.  За
ними, с внимательными  и  честными  лицами  располагались  де  Фроом,  Обер,
Хелдеринг. В заднем ряду, сжав губы и абсолютно  бесстрастно,  сидела  Наоми
Данн. Ранее выступивших свидетелей в зале уже не было. После того,  как  они
представили свои показания, их отпустили.
   В зале  не  было  никого  постороннего,  никаких  представителей  прессы,
никаких обычных зевак. Судья заявил об этом в самом начале заседания. По его
словам, процесс был закрытым в связи с тем, что предмет  обсуждений  требует
сохранения тайны.
   "Звездная Палата", - пришло на ум Ренделлу.
   Ему было интересно узнать, кто распорядился о том, чтобы  заседание  было
закрытым для посторонних. Банда издателей, кто же еще, с их мощными  связями
в Ватикане и Мировом Совете Церквей. Что  ни  говори,  Франция  должна  была
прислушаться к мнению Церкви. Для этого  здесь  имелся  мсье  Фонтен  и  его
альтер эго, профессор Собрье. Опять же, здесь присутствовали синьоре Гайда и
влиятельный монсиньоре Риккарди. Подобные им люди были замешаны не только  в
религиозные, но и в политические  дела.  Здесь  с  такими  людьми  вынуждены
считаться.  Если  они  пожелали  секретности,  власти  пошли  навстречу   их
желаниям.
   Только Ренделлу на все это было наплевать, поскольку  у  него  имелся  де
Фроом, а вместе с голландцем очень скоро  здесь  будет  правда  и  выход  на
публику.
   Слушая вполуха выступающего свидетеля, Ренделл вспоминал события, имевшие
место до этого момента. Juge d'instruction - его звали Леклер - вошел в  зал
и уселся за одним из громадных столов перед местом для  свидетеля  и  рядами
стульев. Совершенно неожиданным было то, что на  нем  не  было  традиционной
черной тоги с белым нагрудником, а самый банальный  коричневый  костюм.  Это
был анемичный человечек с лицом  типичного  бюрократа  невеликого  ранга,  с
торчащими вверх волосами, заменявшими судейский парик и с неприятным высоким
голосом.
   Он объявил судебное заседание открытым. От  третьего  стола,  помещенного
под прямым углом к судейским, секретарь  суда  оторвался  от  своей  пишущей
машинки, чтобы громко зачитать на французском, а потом и на английском языке
обвинения, выдвинутые против Ренделла. После этого судья  заявил,  что  ради
экономии времени он распорядился о привлечении переводчика  (за  исключением
тех  свидетелей,  которые  говорят  по-французски).  Это  стало   возможным,
поскольку,  с  целью  защиты  обвиняемого,  слушания  будут  проводиться  на
английском языке. Потом он повел заседание со всей возможной  скоростью,  то
ли потому, что время - деньги, то ли потому, что не желал пропустить обед.
   Свидетелем, открывшим слушания, был таможенник из  аэропорта  Орли,  мсье
Делапорте, который в подробностях описал чудовищное  поведение  обвиняемого.
Вторым свидетелем стал охранник из Сюрте, по имени Горен,  которого  заранее
предупредили, что разыскиваемый контрабандист  может  быть  опасен,  поэтому
Горен участвовал в его задержании.
   Третьим свидетелем  стал  инспектор  полиции  аэропорта,  которого  звали
Квейрас, который заявил, что начальник carabineri в Риме проинформировал его
о том, что американец,  некий  Стивен  Ренделл,  нелегально  приобрел  некий
христианский документ, обладающий громадной  ценностью,  и  без  какого-либо
разрешения пытается перевезти  его  из  Рима  в  Париж.  Квейрас  приготовил
специальную розовую карточку с описанием разыскиваемого преступника,  и  как
только Ренделл попал к нему, Квейрас конфисковал кожаную сумку с  фрагментом
папируса, после чего участвовал в аресте нарушителя закона. После того,  как
Квейрас присоединил розовую карточку  к  вещественным  доказательствам,  его
отпустили, равно как и двух предыдущих свидетелей.
   Следующим выступающим, новое лицо для Ренделла, был никто иной как доктор
Фернандо Тура, бывший суперинтендант  региона  Остиа  Антика,  а  ныне  член
Высшего совета по древностям и предметам искусства в Риме. Он прибыл в Париж
от  имени  Министерства  общественных  работ  Италии.  Смуглый,   держащийся
исключительно официально,  полный  итальянец  с  хитрованистыми  глазками  и
торчащими усищами. Ренделл сразу же невзлюбил его, и  было  из-за  чего:  По
словам Анжелы этот человек с самого начала ставил палки в колеса ее отцу.
   Доктору Туре начали задавать вопросы как свидетелю.
   Нет, доктор Тура никогда перед  этим  не  видел  обвиняемого.  О  синьоре
Ренделле