в  костер?  Но
он вовсе не был нацистом. Он не вступал в Гитлерюгенд,  ни  в  любую  другую
подобную организацию. Но если это, в искаженном свете,  вылезет  наружу,  да
еще с привкусом сенсации... Не  мне  вам  рассказывать,  вы  же  занимаетесь
рекламой...
   - Да, это будет выглядеть паршиво. Понимаю. Это может помешать продажам.
   - Ну, мы не позволим, чтобы это вылезло наружу, - спокойно заявил  Уилер.
- Мы разработали несколько планов, чтобы заставить их замолчать. Но  главное
одно - не платить де Фроому запрашиваемую им  цену.  Наше  сокровище  мы  не
отдадим де Фроому ни за что.
   - Вот потому-то я вам и звоню, Джордж. Потому что лично я попал  точно  в
такую же ситуацию шантажа именно здесь, в отеле "Краснапольски".  И  я  хочу
знать, как далеко...
   - Какой-такой шантаж? Что там у вас происходит?
   Очень  коротко  Ренделл  рассказал  издателю,  каким  образом,  благодаря
встрече с де Фроомом, ему удалось узнать личность предателя  их  совместного
проекта.
   - И кто же это? - перебил его Уилер.
   -  Наш  библиотекарь.  Ганс  Богардус.  Я  допросил  его  час  назад.  Он
признался. Он передавал наши тайны...
   - Он уволен, - рявкнул Уилер. - Ведь вы же сказали ему об  этом,  не  так
ли?
   - Нет, погодите, Джордж...
   - Идите, и скажите ему  об  этом  немедленно.  Скажите,  что  это  доктор
Дейчхардт и  Джордж  Уилер  уполномочили  вас.  Возьмите  Хелдеринга  с  его
охранниками, пускай они выкинут этого сукиного  сына  Богардуса  к  чертовой
матери.
   - Все не так просто, Джордж. Именно потому я вам и звоню.
   - Что вы имеете в виду?
   - Он пытается заняться  вымогательством.  При  этом  он  заявляет,  будто
обнаружил  некое  доказательство,  которое  может  заставить  усомниться   в
подлинности Евангелия от Иакова. Он говорит, что передаст это доказательство
своему любовнику, Седрику Пламмеру - да-да, именно  так  дела  и  обстоят  -
после чего они взорвут всю нашу лавочку, если только  мы  попробуем  выгнать
его с работы.
   - О чем, черт подери, вы говорите, Стив? Какое еще доказательство?
   Ренделл взял листок со своими заметками и  прочитал  Уилеру  фрагмент  из
Иакова, после чего - свои раскопки относительно озера Фуцинус.
   - Ну это же смешно! - взорвался Уилер. - В нашем  распоряжении  находятся
самые лучшие специалисты - эксперты  по  углеродной  датировке,  по  критике
текстов, по арамейскому  и  древнееврейскому  языкам,  по  римской  истории.
Позади годы труда. Каждое словечко, фразу, высказывание  Иакова  исследовали
под лупой самые внимательные  глаза  и  умы.  И  все  они,  единодушно,  без
малейшего исключения, одобрили это Евангелие, признали  его  подлинным.  Так
что кто будет слушать какого-то придурочного  библиотекаря,  который  что-то
там вякнул про ошибку?
   - Джордж, они могут и не  послушать  никому  не  известного  придурочного
библиотекаря, но весь мир прислушается к домине Мартину де Фроому,  если  за
дело возьмется он.
   - Ну а он за это дело не возьмется, поскольку тут и браться  не  за  что.
Нет  тут  никакой  ошибки.  Открытие  Монти  самое  настоящее.  Наша  Библия
непробиваема со всех сторон.
   - Но как мы тогда объясним, что в нашем Новом Завете  Иисус  путешествует
по осушенному римскому озеру за три года до того, как  то  было  осушено  на
самом деле?
   - Уверен, что либо сам Богардус, либо вы чего-то тут не  поняли,  чего-то
напутали. В этом нет никаких сомнений. - Он сделал паузу, затем продолжил:
   - Ну ладно, ладно, давайте успокоимся,  прочистим  мозги,  и  прочтите-ка
материал еще раз, только не спеша. Только подождите, я возьму листок  бумаги
и ручку. Давайте, читайте свою чушь.
   Ренделл медленно перечитал ему свои заметки. Закончив, он сказал:
   - Это все, Джордж.
   - Спасибо. Покажу эти вещи другим. Только все равно  это  ни  к  чему  не
ведет. Можете обо всем позабыть. Пускай все идет так, как идет. А мы тут все
решим.
   - Прекрасно, - ответил на  это  Ренделл.  -  А  я  тем  временем  займусь
вопросом увольнения Богардуса. Пускай Хелдеринг выкинет его из "Краса"...
   В ответ на эти слова на другом конце линии была краткая пауза.
   - Насчет Богардуса, да, конечно, мы должны от него избавиться. Но,  Стив,
этим, по-видимому, должны заняться мы.  Мне  кажется,  что  сотрудники  типа
Богардуса все-таки находятся не в вашей компетенции. За их прием на работу и
увольнения несем ответственность мы. В подобных  вопросах  доктор  Дейчхардт
всегда желает все проводить как следует. Ну, вы понимаете, как все  немцы...
Знаете, что  я  вам  скажу...  На  сегодня  выкиньте  Богардуса  из  головы.
Занимайтесь своим делом. А завтра, по возвращении, мы займемся своим. Думаю,
так будет лучше всего. А сейчас я вернусь к Хеннигу и нашим  срочным  делам.
Да, кстати, Стив, спасибо вам за бдительность. Вы  заткнули  дырку  в  нашей
амстердамской плотине. Вам за это полагается премия. А  что  касается  этого
озера - как его там - Фуцинус, забудьте о нем.
   И Уилер отключился.
   Ренделл повесил трубку.
   Тем не менее, даже пять минут спустя, все еще сидя за собственным столом,
Ренделл ничего забыть не мог.
   Он пытался свести к нулю все то, что его беспокоило.
   В  тоне  высказываний  Джорджа  Уилера  и  его   отношении   относительно
увольнения  Богардуса  произошла  какая-то   перемена.   Поначалу   издатель
загорелся  идеей,  чтобы  выкинуть  библиотекаря  немедленно.  Но  узнав  об
открытии Богардуса и его угрозах,  Уилер  уже  не  настаивал  на  не  скором
увольнении.
   Странно.
   К тому  же  для  Ренделла  еще  большей  занозой  было  нечто  иное.  Тот
безразличный тон, которым Уилер принял  сообщение  про  открытый  Богардусом
анахронизм. Ведь Уилер никак не объяснил его какими-то новыми сведениями. Он
просто-напросто смел их в укромное местечко. Понятное  дело,  Уилер  не  был
теологом,  исследователем  библейских  текстов,  поэтому  от  него   никаких
серьезных ответов не стоило и ожидать.  Только  кто-нибудь,  решил  Ренделл,
очень скоро найдет объяснение получше.
   Он выпрямился на своем стуле. Он и сам уже был одним из Хранителей  Веры,
новой Веры. Будучи одновременно спецом по рекламе и  человеческим  существом
он не мог продать чего-либо миру (или же, говоря по  правде,  самому  себе),
если имелись какие-нибудь вопросы, и сам он не мог на них ответить.
   Но здесь, за этим вот столом, оставался один  вопрос.  Прокол  Богардуса.
Вся вера в проект могла быть уничтожена, если ответа на этот вопрос не будет
найдено.
   Все правильно, совершенно маленькая проблема... Тем не менее...
   В голову пришло  старинное,  даже  древнее  высказывание  то  ли  Джорджа
Херберта, то ли  Бенджамина  Франклина.  Из-за  того,  что  не  было  гвоздя
потерялась подкова, из-за подковы потеряли лошадь, а из-за  лошади  погиб  и
всадник .
   Ничего, этого всадника мы потерять не собираемся.
   Он сам намерен прибить эту подкову.
   Ренделл поднял телефонную трубку и нажал на кнопку интеркома.
   - Анжела, позвони Наоми Данн. Передай ей, что мне хотелось бы в ближайшие
два часа улететь в Париж. Еще передай, чтобы  она  устроила  мне  встречу  с
профессором Анри Обером у него в лаборатории сегодня же вечером.
   - Еще одна поездка. Что-то важное, Стив?
   -  Всего  лишь  расследование,  -  ответил  он,  -  еще  одно   маленькое
расследование.

***

   СНОВА РЕНДЕЛЛ БЫЛ В ПАРИЖЕ, в Национальном центре научных исследований на
рю д’Ульм, где находился кабинет профессора Обера и его лаборатории.
   Сейчас, сидя на противоположных концах дивана в стиле Людовика  XVI,  они
глядели друг на друга, в то время как Обер раскрывал переданную ему папку.
   Перед тем, как просмотреть содержимое, Обер помассировал  свои  кустистые
брови; его напоминающее хищную птицу лицо выдавало озабоченность.
   - Никак не могу понять, мсье Ренделл, зачем вы хотите, чтобы я во  второй
раз пересмотрел результаты исследований  папирусов  Монти.  Я  же  не  смогу
доложить ничего иного  по  сравнению  с  тем,  что  рассказывал  при  первой
встрече.
   - Я всего лишь желаю удостовериться в том, что вы ничего не пропустили.
   Тем не менее, профессор не чувствовал себя удовлетворенным.
   - Да там нечего и пропускать. Тем более, в случае этих папирусов Монти. -
Тут он внимательно  глянул  на  Ренделла.  Или  есть  нечто  такое,  что,  в
частности, вас озаботило?
   -  Говоря  честно,  -  кивнул  Ренделл,  -  имеются  некоторые   сомнения
относительно перевода, сделанного с одного  листа,  который  назван  Папирус
Номер Девять. - Ренделл наклонился, открыл свой портфель  и  вынул  из  него
фотографию, сделанную Оскаром Эдлундом с Папируса № 9.  -  Вот  с  этого,  -
сказал он, подавая фотокопию французскому профессору.
   - Прекрасный образчик, - Обер  по-галльски  взмахнул  руками.  -  Хорошо,
давайте я просмотрю наши отчеты по этим папирусам.
   Ренделл вернул фотографию в портфель, набил трубку и  закурил,  следя  за
тем, как Обер перебирает свои бумаги. В конце концов тот  извлек  два  листа
желтой бумаги и внимательно прочитал их про себя.
   Через какое-то время он поднял голову.
   - Содержание наших испытаний по углероду-14 подтверждают то, что вам  уже
известно. Исследуемый папирус абсолютно достоверный.  Он  родом  из  первого
века, так что логически может быть помещен в 62 год нашей эры,  когда  Иаков
писал на этой спрессованной клетчатке.
   Но Ренделлу хотелось быть уверенным вдвойне. Готовясь к этой встрече,  по
дороге в Париж, он выполнил свое домашнее задание.
   - Профессор, - сказал он, - ведь имелись  кое-какие  авторитеты,  которые
критически относились к радиоуглеродным испытаниям. У  Д.  Райта  был  кусок
древней деревяшки, который испытывали трижды, и каждый раз  результаты  были
разными, начиная от 746 года до нашей эры, заканчивая  289  годом  до  нашей
эры. А после того, как д-р Либби в  1951  году  сообщил  о  своих  проверках
Свитков Мертвого Моря, год спустя некто написал в "Сайнтифик Эмерикан",  что
в радиоуглеродном методе датировки имеется много "головоломок,  противоречий
и слабостей", и что метод  все  так  же  далек  от  "простоты  электрической
посудомоечной машины". Выделяли ли вы какой-то резерв на ошибки?
   Профессор Обер кашлянул.
   - Да, конечно же оставлял. И, естественно, критики были правы, именно те,
которых вы упоминали, что в пятидесятые  годы  говорили  о  слишком  большом
диапазоне ошибок.  Сегодня  же,  в  собственных  испытаниях  мы  можем  этот
диапазон создания  объекта  сузить  до  пятидесяти  лет.  Постепенно,  вводя
усовершенствования,  применяя  наиболее  благоприятные  условия,  мы   можем
уточнить время создания до двадцати пяти лет. - После этого он отложил  свою
папку в сторону. - Если у вас остаются какие-то другие сомнения относительно
достоверности Папируса Номер Девять, можете просмотреть отчеты по нему.  Все
материалы  у  меня  здесь,  а  у  меня  самого  имеется  огромный  опыт   по
интерпретации подобных отчетов. Этого будет достаточно. В любом случае,  вам
достаточно одного моего слова. Можете верить мне, мсье Ренделл.
   - Могу ли я? - Он вовсе не собирался выпалить  это  сгоряча,  но  имелось
слишком многое, чтобы скрывать истину. - Вы уверены, что я могу вам доверять
полностью?
   Профессор Обер, уже  начавший  было  подниматься,  указывая  на  то,  что
встреча завершена, вновь уселся.  Резкие  черты  его  лица  заострились  еще
сильнее.
   - Что вы хотите этим сказать, мсье?
   Ренделл понял, что  он  зашел  слишком  далеко,  чтобы  отступать.  Сломя
голову, он кинулся вперед.
   - Я хочу сказать, что  вы  могли  внушать  мне  нечто  другое  при  нашей
последней встрече. Это касается того, что вы рассказывали мне о себе самом.
   Какое-то время Обер глядел на собеседника, когда он  заговорил,  тон  его
голоса выдавал настороженность:
   - О чем это вы говорите?
   - Вы очень много распространялись о своей вере. Вы говорили  мне  о  том,
что наконец дали своей жене ребенка, о котором она  так  мечтала.  Но  после
этого, из определенного источника я узнал,  что  вы  давно  уже  подверглись
вазектомии,  что  какое-то  время  назад  вы  добровольно   позволили   себя
стерилизовать, чтобы уже тогда - и сейчас тоже -  никогда  не  оплодотворить
женщину.
   По Оберу было видно, насколько он потрясен.
   - Кто ваш источник, мсье? Кто сообщил вам это?
   - Домине Мартин де Фроом, который, похоже, подверг близкому расследованию
прошлое многих лиц, связанных  с  нашим  проектом.  Именно  он  бесплатно  и
сообщил эту информацию относительно вас.
   - И вы ему поверили? Ведь перед тем, мсье, вы видели мою жену,  Габриэль.
Вы сами видели, что у нее уже приличный срок беременности.
   Весь  этот  разговор  становился  для  Ренделла  чрезвычайно  сложным   и
неприятным. Тем не менее, он решил идти до конца.
   - Профессор Обер, я же не сказал, будто ваша жена не может иметь ребенка.
Я сказал, что, по словам де Фроома, вы не могли дать ей его,  хотя  сообщили
мне об этом сами. - Он помялся и прибавил:
   - Я упомянул об этом лишь потому, что мы обсуждали вопрос доверия друг  к
другу.
   Профессор кивнул, как бы самому себе, казалось,  что  он  даже  несколько
успокоился.
   - Ну хорошо. Вы правы. Если вам так уж важно мое слово, вы должны в  него
верить, без каких-либо исключений. Да, все это правда. То, что  сообщил  вам
ваш информатор - все так. По собственной глупости, очень давно, я сделал эту
операцию, вазектомию. Я стерилен. Я не способен оплодотворить  женщину.  Тем
не менее, это такой вопрос, о котором обычно не говорят, и уж это  никак  не
связано с тем, стоит ли верить моему слову. Главное - это то, что  я  сказал
вам, как Петроний и Иаков воздействовали  на  возвращение  моей  собственной
веры. В этом плане я говорил вам правду. Правда и то, что я сообщил Габриэли
о желании иметь ребенка точно так же, как того хочет она,  возможно  -  даже
еще сильнее. Ну... и я попросил ее найти какой-нибудь способ забеременеть.
   Ренделлу было стыдно за то, что он поднял весь этот вопрос, он  ненавидел
де Фроома за то, что тот настроил его не доверять собственным коллегам.
   -  Прошу  прощения,  профессор.  Извините,  что  я,  даже  на  мгновение,
усомнился в вашем слове.
   Французский ученый попытался улыбнуться, но это ему не удалось.
   - В этих обстоятельствах такое можно понять. Но теперь вы удовлетворены?
   - Я удовлетворен полностью, - сказал Ренделл, уже  собираясь  уходить.  -
Мне хотелось самому убедиться в том, что письмена на папирусе  появились  во
времена Христа, и вы меня полностью убедили.
   После этих слов Обер опять насторожился и превратился в профессионала.
   - Pardon, мсье Ренделл, мне кажется, вы меня не правильно поняли. Я вовсе
не давал вам гарантий того, что письмена на папирусе были сделаны во времена
Христа, но только лишь в том, что сам папирус был создан в этот период.  Наш
метод радиоуглеродной датировки может доказать достоверность папируса, но не
того,  что  на  нем  написано.  Наши  испытания  показали,   что   материал,
примененный для Евангелия от Иакова -  включая  сюда  и  ваш  папирус  номер
девять - это именно то, чем он  быть  должен.  Что  же  касается  сообщений,
написанных на папирусе - хотя, лично я сам полностью уверен в их подлинности
- это уже не моя сфера, не моя научная дисциплина.
   - Ну хорошо,  чья  же  тогда  эта  сфера.  Кто  подтверждает  подлинность
написанного?
   - Этот процесс  требует  участия  ряда  экспертов,  но  сюда  обязательно
необходимо включить двух специалистов. Один  должен  проверить  папирус  под
ультрафиолетовой лампой, чтобы увидать, нет ли на нем  следов  более  ранних
надписей, чтобы  узнать,  а  не  приобрели  вы  древний  образчик  затертого
папируса. Другой ученый - химик - должен провести химический анализ пигмента
самого чернила. Например, для своего писания Иаков Юст пользовался срезанным
по диагонали стеблем тростника, чтобы получить острый кончик самого пера. Он
погружал это перо в чернила, изготовленные из noir de fum(e - ламповой  сажи
- которая смешивалась с каким-то старинным клеевым составом. Вот эти чернила
и необходимо исследовать, чтобы  узнать,  принадлежат  ли  они  тому  самому
периоду, 62 году нашей эры.
   - А кто проверяет написанное, само письмо?
   - Опытные исследователи текстов, теологи, текстуальные критики.  Как  раз
последние могут сравнить эти написанные по-арамейски фрагменты с  имеющимися
арамейскими  рукописями,  подлинность  которых  подтверждена.  Исследователи
могут проследить за тем, чтобы текст был написан на нужной стороне папируса,
а не на его обороте. Но самым важным критерием должны быть качество и  стиль
- или же  применение  -  древнего  языка,  подтверждение  подлинности  самой
арамейской речи. - Профессор Обер попытался улыбнуться. -  Только  ведь  все
это уже было сделано, все подтверждения  подлинности  Евангелия  от  Иакова.
Группы экспертов проверяли текст. И я не  вижу  никакой  причины,  чтобы  вы
усомнились в них.
   - Да, конечно, вы правы, - сказал на это Ренделл. - Тем не менее, скажем,
что я не поддаюсь голосу разума и ужасно упрямый.  Давайте  представим,  что
какие-то мелкие сомнения у меня имеются. Как я могу эти сомнения разрешить?
   -  Очень  просто.  Проконсультируйтесь  с   ведущими   специалистами   по
арамейскому языку. Большего вы все равно ничего сделать не сможете.
   - А кто является самым лучшим в мире специалистом по арамейскому языку?
   - Различные специалисты выделяют разных ученых. - сказал профессор  Обер.
- Есть много хороших, возьмем, к  примеру,  доктора  Бернарда  Джеффриса  из
Воскрешения Два, или же, с другой стороны, преподобного Мартина  де  Фроома.
Но имеется один человек, который выше их на голову.  Это  настоятель  Митрос
Петропулос из монастыря Симопетра на Горе Афон.
   - Настоятель Петропулос? - морща лоб, переспросил Ренделл. - Его имя  мне
незнакомо. Равно как и Гора Афон. Где это?
   - О, это одно из последних по-настоящему необычных и привлекательных мест
на земле, - смакуя свое сообщение, сказал  профессор  Обер.  -  Афон  -  это
монашеское сообщество на отдаленном  полуострове  в  Греции,  где-то  в  ста
пятидесяти милях севернее Афин через  Эгейское  Море.  Это  очень  маленькая
самоуправляемая   территория,   на   которой   располагается   два   десятка
греко-православных монастырей, управляемых Священным Синодом  в  Кариесе,  в
состав которого входят по одному выборному монаху от каждого монастыря.  Так
было установлено более тысячи лет назад, скорее всего, в девятом веке  нашей
эры, Петром Атонитом, и этот  христианский  центр  единственный,  переживший
исламское или же оттоманское правление. Где-то в начале нашего века, как мне
кажется, на Афоне было почти восемь тысяч монахов, а сейчас -  где-то  около
трех сотен.
   Все это было для Ренделла в новинку и казалось совершенно необыкновенным.
   - А эти монахи - что они там делают?
   - А что делают  монахи  повсюду  в  мире?  Молятся.  Они  ищут  духовного
экстаза, единства с Богом. Они ищут священных откровений. В настоящее  время
на  Афоне  имеются  две  секты.  Одна  секта  -  кенобиты   -   состоит   из
ортодоксальных, жестких людей, подчиняющихся обету  бедности,  послушания  и
целомудрия. Другая секта - идеоритмики - более гибкая, более  демократичная,
разрешающая деньги,  личную  собственность,  удобства.  Понятное  дело,  что
настоятель Петропулос принадлежит к монахам-кенобитам. Правда, замечательная
репутация в исследованиях  арамейского  языка  сделала  его  более  светским
человеком.  Он  посвящает  исследованиям  столько  же  времени,  сколько   и
молитвам, точно так же, как другие еще занимаются преподаванием, иконописью,
садоводством, когда не посвящают себя служению Богу.
   - Вы встречались с настоятелем? - спросил Ренделл.
   - Нет, лично я его не встречал.  Но  однажды  я  разговаривал  с  ним  по
телефону - трудно поверить, но в некоторых монастырях имеется  телефон  -  и
вот так я общался с ним. Вид