он возвратится, чтобы заняться
рекламной кампанией для дня объявления о находке.
   Вчера, в субботу, он на реактивном самолете компании "Олимпик"  перелетел
из аэропорта Орли в Салоники. Полет занял менее четырех часов.  Проезжая  по
широким  проспектам  Салоник  мимо  домов  в  греко-мавританском   стиле   и
византийскими церквами,  Ренделл  забрал  в  американском  консульстве  свое
разрешение на посещение  Горы  Афон,  сделал  все  необходимые  распоряжения
относительно конечной фазы путешествия, после чего провел бессонную  ночь  в
гостинице "Медитерраниан".
   Рано утром его забрал грязный, воняющий маслом и углем  пароходик,  чтобы
перевезти на расстояние восьмидесяти миль из Салоник  в  Дафни,  официальный
порт Горы Афон. Здесь в полицейском  участке  с  красной  крышей,  офицер  в
бархатном кепи с византийским двуглавым орлом, белой юбке и с  помпонами  на
башмаках, поставил в его паспорте разрешающий штамп.  Потом  был  таможенный
пост, на котором длинноволосый монах проверил сумку и портфель  Ренделла,  а
другой мрачный монах приказал Ренделлу снять рубашку  и  ощупал  его  грудь,
объясняя при этом:
   - Это для того, чтобы  удостовериться,  что  вы  не  женщина,  переодетая
мужчиной.
   Пройдя таможню и проверку на пол, Ренделл повстречал  своего  проводника,
которого предупредили заранее. Молодой грек по имени Влахос, одновременно  и
гид, и погонщик мулов, был  даже  прилично  одет,  если  не  считать  обуви,
сделанной из порезанной на полосы автомобильной шины,  которую  он  надевал,
чтобы было легче карабкаться по  горам.  Влахос  уже  успел  нанять  engaze,
частное судно, чтобы пройти по морю небольшое  расстояние  и  высадиться  на
берегу  Симопетры.  Частное  судно  оказалось  легкой  шхуной   сомнительных
мореходных качеств, с в пьяным в дымину владельцем за штурвалом; но, тем  не
менее, укрывшись от  палящего  солнца  под  навесом  из  дырявого  брезента,
Ренделлу и Влахосу удалось под шум  изношенного  двигателя  беспрепятственно
добраться до подножия монастыря, высящегося над морем на  отвесном  утесе  и
чем-то напоминающего Лхасу.
   Здесь Влахос долго торговался относительно аренды мулов, после  чего  они
вместе начали утомительное восхождение по вьющейся  тропке.  Через  двадцать
минут  они  остановились  передохнуть  в  часовне,   украшенной   иконой   с
изображением св. Иакима и св. Анны. Пока они  освежались  водой  из  фляжек,
Влахос объяснил, что Симопетра означает Серебряный камень, и что монастырь -
цель их путешествия был основан в 1363 году одним отшельником, которому было
видение.
   Единственным видением для Ренделла было: лишь  бы  поскорее  покончить  с
опасной тропой, трясущимся мулом, палящим  солнцем,  побыстрее  очутиться  в
каком-нибудь спокойном и безопасном месте. Найти Рай в  конце  пути.  Спустя
четверть часа они достигли  вершины,  и  вот  там,  за  огуречными  плетями,
покрывшими  вертикальные  стены  монастыря  с   его   наполовину   сгнившими
деревянными балкончиками, у входных дверей их встретил монах-привратник.
   И весь этот экзотический кошмар, размышлял Ренделл,  он  переживает  ради
того, чтобы узнать, каким образом Иисус, согласно словам Иакова,  прошел  по
осушенному дну римского озера, которое было осушено только  лишь  через  три
года, как он пересек его!
   Действительно, все это путешествие было совершенно сумасшедшим, абсолютно
дон-кихотским. Он сам удивлялся, зачем было предпринимать его. Но  в  то  же
самое время он знал. Ему хотелось сохранить свою новорожденную, живую веру.
   - Мистер Ренделл...
   Тот повернулся и увидал стоящего рядом отца Спаноса.
   - ...если желаете, отец настоятель  готов  вас  принять.  Обычно  к  нему
обращаются: отец.
   Ренделл оставил свою  сумку  на  попечение  монаха,  взял  с  собой  лишь
портфель и позволил провести себя в кабинет настоятеля.
   Помещение, куда провели Ренделла, было на  удивление  просторным  и  ярко
освещенным. Стены были покрыты яркими,  но  грубовато  написанными  фресками
религиозного содержания. Здесь же висели  иконы  с  изображениями  архангела
Гавриила, Иисуса Христа, Девы Марии на троне. С потолка спускалась массивная
бронзовая люстра, а расположенные повсюду бронзовые масляные лампы, заливали
кабинет светом, подобным расплавленному золоту. За круглым деревянным столом
с  подсвечниками  и  горами  толстенных  средневековых  книг  стоял  пожилой
человек, лет семидесяти, а то и больше.
   На нем была похожая на феску  черная  шапка,  тяжелое  черное  одеяние  с
вышитыми на нем маленькими изображениями  черепа  и  скрещенных  костей;  на
ногах грубые крестьянские башмаки. Сам же  хозяин  кабинета  был  небольшого
роста, худой грек  с  пятнами  пергаментно-коричневой  кожи,  просвечивающей
сквозь длинные седые волосы, усы и  бороду.  На  тонком  носу  низко  сидели
странные очки без оправы.
   Отец Спанос представил патриарха и тут же исчез.
   Перед Ренделлом был отец настоятель, Митрос Петропулос.
   - Добро пожаловать в Симопетру, мистер Ренделл. Надеюсь, что  путешествие
не было для вас слишком тягостным.
   Все это было произнесено тихим, благородным голосом.
   - Считаю за честь встретиться с вами, отче.
   - Предпочтете продолжить нашу беседу на французском, итальянском, или  же
мой английский вас удовлетворит?
   Ренделл улыбнулся.
   - Только английский - хотя хотелось бы знать арамейский.
   - О, арамейский не столь уж труден,  как  можно  представить.  Хотя,  мне
трудно судить. Я посвятил свою жизнь его изучению. Присаживайтесь  рядом.  -
Сам он опустился на стул с простой  спинкой,  стоявший  за  круглым  столом,
Ренделл быстро нашел местечко и  для  себя.  -  Полагаю,  -  продолжил  отец
настоятель, - что перед тем, как вернуться в Салоники,  вы  проведете  здесь
ночь.
   - Если можно.
   - Мы любим наших нечастых гостей. Понятно, что в нашем гостеприимстве  вы
можете найти множество недостатков. Я должен предупредить вас, что ванная  в
нашем монастыре не известна. Мы привыкли говорить: "Кто хоть раз  омылся  во
Христе, в омовении уже не нуждается". Зато матрас  для  сна  окурен,  вы  не
найдете блох или других неприятных насекомых.
   - Единственное, что привело меня сюда, это арамейский язык, отче.
   - Да, конечно  же.  Язык  Господа  Нашего.  Простой,  скромный  язык,  не
обладающий собственной красой, тем не менее, величайшая мудрость земли  была
произнесена на нем. Так, арамейский язык. Это  семитское  наречие.  Название
его взялось от Арам, гор в Сирии и Месопотамии, где и жили говорящие на  нем
люди. Все они были кочевниками, и начали расселяться в  северной  Палестине,
включая и Галилею, после пятого века  до  нашей  эры.  Это  был  общий  язык
галилейских бедняков в то время, когда подрастал Христос. Еврейский же  язык
был предназначен  только  для  людей  образованных.  Во  времена  Христа  им
пользовались священники, ученые и судьи,  в  то  время  как  арамейский  был
языком народных масс, равно как и людей, занимавшихся торговлей. К тому  же,
еврейский  и  арамейский  языки  весьма  близки.  Можно  сказать,  что   они
двоюродные братья.
   - А как они различаются?
   - Это не совсем просто объяснить, - ответил  отец  настоятель,  почесывая
бороду. - Как бы сказать? И еврейский, и арамейский языки  имеют  одинаковый
алфавит из двадцати двух письменных знаков или букв. Но все  это  согласные.
Ни один из этих языков не имеет  обозначений  для  гласных  звуков.  Тем  не
менее, когда мы  говорим  вслух,  в  каждом  языке  имеется  гораздо  больше
фонетических звуков, чем это  позволено  алфавитом.  Потому-то,  при  записи
разговорного языка, отсутствующие звуки или гласные  отмечаются  значками  у
ближайших  согласных.  Лицо,  пишущее   по-еврейски,   и   другое,   пишущее
по-арамейски, укажут одни и те же согласные для каждого слова - но каждый из
них прибавит различные, немного  отличающиеся  значки  для  любого  гласного
звука. Например, если Иаков написал Мой Господь или же Мой Бог на  еврейском
языке, это будет звучать Eli, а на арамейском это же будет звучать  Elia.  Я
понятно выражаюсь?
   - Ну, - сказал Ренделл, - мне кажется, что пока я кое-что понимаю.
   - Но это мелочи, - сообщил отец настоятель. - Насколько я понял, сюда вас
привел древний арамейский язык?
   - Абсолютно верно.
   - Тогда давайте заниматься им. Должен сказать, мистер  Ренделл,  если  не
считать обрывочной информации из Салоник, что вы желаете проверить папирус с
текстами на арамейском языке первого века, я  ничего  не  знаю  о  причинах,
которые привели вас сюда.
   - Отче, вы слыхали о Воскрешении Два?
   - Воскрешении Два?
   -  Кодовое  наименование  для  библейского  издательского  предприятия  в
Амстердаме. Группа издателей, объединивших усилия,  чтобы  представить  миру
новую  версию  Нового  Завета,  основываясь  на   недавнем   археологическом
открытии, сделанном несколько лет назад в окрестностях Рима...
   - Ну да, конечно, -  перебил  его  настоятель.  -  Вспоминаю.  Библейский
исследователь из Великобритании - Джеффрис, доктор Джеффрис -  присылал  мне
очень  милое  приглашение  поучаствовать  в  переводе  каких-то  находок  на
арамейском языке. Он не слишком распространялся, но даже  то  малое  звучало
интригующе. Если бы я не был в то время столь болен,  у  меня  бы  появилось
искушение принять это приглашение. Только  тогда  это  было  невозможно.  Не
можете ли вы, мистер Ренделл, открыть, в чем дело? Обещаю, что все останется
между нами.
   Уже не  колеблясь,  за  пять  минут  Ренделл  раскрыл  самое  главное  из
содержащегося в Пергаменте Петрония и Евангелии от Иакова.
   Когда он закончил, глаза отца настоятеля горели.
   - Может ли быть такое? - бормотал он про себя.  -  Может  ли  быть  такое
чудо?
   - И может, и есть, - спокойно заверил его Ренделл, - но  все  зависит  от
вашей оценки одного странного фрагмента в папирусе,  обнаруженном  во  время
раскопок.
   - Это Божья работа, - заявил отец настоятель. - А я всего лишь Его слуга.
   Ренделл поднял портфель  себе  на  колени,  открыл  его  и  вынул  оттуда
эдлундовскую фотографию папируса номер девять. Найдя страницу, он сказал:
   - Открытие было сделано в древнем  курортном  месте  неподалеку  от  Рима
профессором Августо Монти, итальянским археологом. Мне  дали  понять,  будто
сам профессор Монти и его дочь около пяти лет назад хотели связаться с вами,
чтобы подтвердить подлинность этой находки. Но потом я узнал, что  его  дочь
просто физически не могла приезжать на Гору Афон...
   - Никак не могла.
   - ... но я думал, что, возможно,  профессор  Монти  сам  приезжал,  чтобы
проконсультироваться с вами.
   Огромная борода настоятеля качнулась из стороны в сторону.
   - Никто, ни один человек с таким именем никогда не встречался со мной. Во
всяком случае... - Тут его голос дрогнул, уголки глаз наморщились, как будто
он пытался что-то припомнить. -  Вы  сказали,  Монти?  Погодите,  он  не  из
Римского университета?
   - Правильно.
   - Вспоминаю, что был обмен корреспонденцией, я  действительно  вспоминаю,
что такое было. Это случилось года четыре или пять назад. Но, возможно, даже
раньше. Этот римский профессор желал, чтобы я приехал к нему в гости, он был
готов заплатить за то, чтобы я приехал к нему в Рим и помог идентифицировать
какие-то арамейские папирусы. Но сам он был слишком  занят,  чтобы  приехать
сюда, на Гору Афон. Чуть позднее - это  я  уже  вспоминаю  другое  -  доктор
Джеффрис, приглашая меня принять участив в переводе, ссылался  на  какого-то
итальянского археолога, как  на  открывателя  двух  удивительных  документов
первого века. Но вот что касается личной встречи с Монти  здесь,  на  Афоне,
или в любом ином месте - нет, мне никогда не посчастливилось  встретиться  с
ним.
   - Я не об этом думал, - ответил  Ренделл,  пытаясь  скрыть  свое  чувство
горечи. - Мне просто хотелось удостовериться. - Он опустил портфель на  пол,
оставив на  столе  фотокопию  ключевого  папируса  и  лист  с  окончательным
переводом с арамейского на английский. - Вот что я  привез  сюда,  на  Афон,
чтобы показать вам. Но,  прежде  чем  я  покажу  это  вам,  отче,  позвольте
объяснить  возникшую  проблему,  ту  самую,  которую,  как  я  надеюсь,   вы
разрешите.
   Пропуская детали, касающиеся Богардуса и  его  роли  в  Воскрешении  Два,
Ренделл кратко объяснил, что некто, хотя сам Международный Новый  Завет  уже
был в печати, споткнулся на некоем анахронизме, на несоответствии в переводе
отрывка, описывающего бегство Иисуса из Рима через плодородную  долину,  где
ранее было озеро Фуцинус.
   - Так вот, согласно римским историкам, -  сделал  заключение  Ренделл,  -
озеро Фуцинус было осушено только лишь тремя годами позднее.
   Настоятель понял.
   - Позвольте-ка мне глянуть на перевод, - попросил он.
   Ренделл передал ему страницу с переводом.
   - Это четвертая и пятая строка.
   Отец настоятель прочитал перевод про себя, затем  перечитал  четвертую  и
пятую строки уже почти что вслух: "И Господь Наш,  -  ммм...  -  этой  ночью
прошел через  обильные  поля  Озера  Фуцинус,  осушенные  Клавдием  Цезарем,
возделываемые ныне..." - Грек задумчиво начал  покачиваться  взад-вперед.  -
Так. А теперь позвольте мне глянуть на арамейский текст, с которого  перевод
был сделан.
   Ренделл передал отцу настоятелю фотокопию. Пожилой грек  глянул  на  нее,
скорчил недовольную гримасу и поднял голову.
   - Но, мистер Ренделл, это же всего репродукция. Мне нужно видеть оригинал
папируса.
   - У меня нет его, отче. Мне, да и кому-либо другому, просто не  позволили
бы путешествовать с ним. Папирус слишком ценен. Они все хранятся под стражей
в специальном сейфе в Амстердаме.
   Было видно, что настоятель Петропулос разочарован.
   - Тогда порученная вами задача будет вдвойне сложной.  Читать  арамейский
текст, все эти мелкие значки - само по себе сложно. Но чтобы  еще  проверять
их по репродукции, да еще и пытаться правильно перевести  содержание  -  это
практически невозможно.
   - Но ведь эта фотография была сделана в инфракрасных лучах, чтобы выявить
самые затертые значки, и...
   - Не важно, мистер Ренделл. Репродукция - это всегда нечто  вторичное,  и
практически всегда - для моих старческих глаз - невозможное для прочтения.
   - Но, по крайней мере, сможете ли  вы  попробовать  с  этой  фотографией,
отче?
   - Попытаюсь. Я действительно собираюсь этим заняться.
   Охнув, он поднялся с места, подошел к столу,  на  котором  стояла  лампа,
открыл ящик и вынул оттуда огромную лупу.
   Затаив  дыхание,  Ренделл  глядел,  как  настоятель   наклонился,   держа
фотокопию папируса под лампой и внимательно  разглядывая  с  помощью  лупой.
Несколько минут, в полной собранности, он изучал копию.  Наконец  Петропулос
отложил лупу на стол, после чего шаркающей походкой вернулся к своему месту,
где тут же взял лист с переводом и внимательно перечитал его еще раз.
   Не говоря ни слова, он  возвратил  перевод  Ренделлу  и,  взъерошив  свою
бороду, поднял листок с фотокопией вверх.
   - Знаете, конечно же,  у  доктора  Джеффриса  и  его  коллег  имеется  то
преимущество, что они работали с оригинальным папирусом. Учитывая это, можно
сказать, что их перевод великолепен. Если это так,  тогда  кодекс
или свиток, который данный фрагмент представляет, следует рассматривать  как
самое замечательное и волнующее открытие в истории Христианства.
   - Я не сомневаюсь в этом, - согласился с ним Ренделл. - Я сомневаюсь лишь
- или, по крайней мере, интересуюсь - был ли  перевод  с  арамейского  языка
сделан точно?
   Отец настоятель почесал бороду, чтобы выиграть время.
   - Насколько я сам мог сделать  суждение  по  фотографии,  перевод  сделан
совершенно точно. Но я не могу поклясться, давать  кому-либо  обещания,  что
это именно так. Многие значки в тексте, как вы и сами могли видеть, выцвели,
они практически стерлись, смазались с течением  столетий.  Некоторые  слова,
как раз в тех строках, которыми вы интересуетесь, едва читаемы.
   - Я знаю, отче, но все же...
   Не обращая внимания на гостя, пожилой хозяин продолжил:
   - С этими древними рукописями всегда так. Неспециалист  не  может  понять
всей проблемы. Первое, мы имеем дело с физическим материалом, с папирусом. А
что такое папирус, который был использован для  рукописи  вроде  этой?  Этот
писчий  материал  изготавливали  из  сердцевины  стебля  папируса,  растения
нильского региона Египта. Сердцевина нарезалась на полосы, и два  слоя  этих
полосок склеивались друг с другом крест-накрест. Окончательная  "бумага"  из
папируса была не более стойкая, чем наша нынешняя дешевая оберточная бумага,
и, конечно же, не приспособленная  для  того,  чтобы  пережить  девятнадцать
столетий. В сыром климате папирус распадается. В сухих условиях он живет уже
дольше, но при этом становится совершенно ломким; он  может  превратиться  в
пыль под прикосновением пальца. Тот фрагмент папируса,  фотографию  которого
вы мне показали, наверняка столь хрупок, столь изношен, что надписи  на  нем
совершенно неотчетливы. Далее, в первом веке нашей  эры,  арамейские  тексты
записывались знаками квадратной формы, каждая  буква  или  значок  на  такой
рыхлой бумаге ставились отдельно. Кто-то может подумать,  что  теперь  слова
будет легче разделять и читать. Совсем наоборот.  Значительно  легче  читать
слова, в которых буквы соединены курсивом или каким-то другим его видом, вот
только, к несчастью, соединенные слова, курсивное письмо появилось только  в
девятом веке. Вот какие имеются сложности, очень  трудно  преодолимые,  если
судить о тексте по его репродукции.
   - Тем не менее, арамейский текст был прочитан и полностью переведен.
   - Да, был, равно как и тридцать одна сотня древних фрагментов и рукописей
Нового Завета, существующих во всем  свете  -  и  восемьдесят  из  них  были
сделаны на папирусе,  а  две  сотни  из  них  написаны  унциалом,  то  есть,
заглавными буквами - и все они были успешно переведены. Вот  только  перевод
был сделан с огромными трудностями.
   Тем не менее, Ренделл продолжал настаивать на своем:
   - Но, несомненно, все сложности в этих папирусах  тоже  были  преодолены.
Евангелие от Иакова было переведено. Вы же сами сказали, что  верите  в  то,
будто перевод может быть верным. Но, тогда, как вы  объясните  неточности  в
тексте?
   - Тут имеется несколько возможных объяснений, - ответил отец  настоятель.
- Нам не известно, был ли Иаков в 62 году нашей  эры  достаточно  грамотным,
чтобы написать это Евангелие собственноручно.  Такое  вполне  возможно.  Но,
скорее всего, чтобы сэкономить время, он диктовал его амануэнсису,  опытному
писцу, после чего лишь поставил собственную подпись. Этот папирус может быть
тем, что было написано  писцом,  или  скрибой,  в  первый  раз,  но,  вполне
возможно, этот папирус может быть и дополнительной копией -  одной  из  двух
копий, которые  Иаков,  по  его  словам,  выслал  Варнаве  и  Петру.  Слушая
диктовку, писец мог что-то расслышать не  правильно,  не  правильно  понять,
неверно перенести на папирус. Или, что тоже возможно,  копиист,  по  причине
усталости, по причине того, что о чем-то задумался,  мог  переписать  слово,
несколько слов, целую  фразу  не  правильно.  Не  забывайте  о  том,  что  в
арамейском языке одна лишь точка над или под словом, или точка, поставленная
в не том месте, может полностью изменить значение слова.  К  примеру,  здесь
имеется арамейское слово,  которое  может  обозначать  "мертвый",  но  может
означать и "деревня" - и все  это  зависит  от  того,  где  стоит  точка.  И
подобная  этой  маленькая  ошибка  и   могла   повлиять   на   возникновение
анахронизма. Либо  же,  записывая  или  диктуя  жизнеописание  Христа  через
тринадцать лет после Его  смерти,  память  Иакова  могла  подвести  его  при
описании, где и каким образом Господь Наш бежал из Рима.
   - Вы сами верите в это?
   - Нет, - сказал на это отец  настоятель.  -  Этот  материал