огда автомобиль остановился перед подъездом "Франкфуртер  Хоф",  Ренделл
пожал издателю руку.
   - Я очень рад нашему сотрудничеству, Карл, - сказал он. - Но наверное вам
не следовало провожать меня.
   - Не о чем говорить, начал возражать тот. -  К  тому  же  мне  необходимо
кое-куда заскочить. Жалею, что у нас нет времени  выпить  по  стаканчику.  У
меня  на  пять  часов   назначена   деловая   встреча   в   баре   гостиницы
"Интерконтиненталь". Ну ладно, auf Wiedesehen.
   Ренделл подождал, пока "порш" не отъедет, и  только  потом  направился  в
вестибюль  своей  гостиницы.  Совсем  уж  было  собравшись  идти  к   стойке
администратора, чтобы узнать, не было ли для него каких-либо  сообщений,  он
внезапно застыл на месте.
   К той же стойке направлялся высокий мужчина, уж слишком заботящийся своей
похожестью на Ван Дейка.
   Седрик Пламмер, здесь.
   В Майнце, именно сейчас.
   Ренделлу вспомнилась старинная сказка, описанная Моэмом.
   Говорит слуга некоего багдадского купца: "Хозяин, только что, когда я был
на рынке, в толпе меня зацепила какая-то женщина;  когда  же  я  повернулся,
чтобы увидать, кто это ко мне цепляется, то  увидал,  что  это  Смерть.  Она
поглядела на меня и сделала угрожающий жест... так что теперь, дайте мне  на
время свою лошадь... я уеду в Самарру, и там Смерть меня не отыщет."
   Чуть попозже, тем же днем купец встретил Смерть на рынке  и  спросил  ее,
зачем она угрожала его  слуге,  Смерть  ответила  ему:  "Это  вовсе  не  был
угрожающий жест, а только признак удивления. Странно было  встретить  его  в
Багдаде, потому что я собиралась увидеться с ним сегодня вечером в Самарре".
   Понятно, что воспоминание этой притчи было абсолютной бессмыслицей, но не
совсем.
   Ренделл подался назад, не отрывая взгляда от мужчины.
   Седрик Пламмер уже добрался  до  стойки  и  теперь  указывал  пальцем  на
сидящего за ней портье.
   Ренделл поспешил пройти за спиной  у  Пламмера,  держась  к  нему  задом,
отвернув лицо, и тут же чуть ли не побежал к лифту. Тем  не  менее,  пытаясь
избежать того, чтобы британский  журналист  мог  заметить  его,  он  не  мог
избавиться от того, чтобы не слышать высокомерный, хотя  и  писклявый  голос
Пламмера.
   - Guter Herr, - заявил журналист. - Я - Седрик Пламмер...
   - Да, конечно, мистер Пламмер.
   - ... и если мне кто-нибудь будет звонить, то знайте, что я вернусь через
час. У меня на пять  вечера  назначена  деловая  встреча  в  баре  гостиницы
"Интерконтиненталь". Если какой-то из звонков будет срочным, то  вы  сможете
найти меня там.
   Холодный пот  мрачного  предчувствия  выступил  у  Ренделла  на  лбу.  Он
продолжил свой путь к лифту. Подойдя к кабине, он остановился и глянул через
плечо. Пламмера нигде не было видно.
   Войдя в кабину лифта, Ренделл начал подбивать итоги
   Карл Хенниг сказал ему: "У меня на пять часов назначена деловая встреча в
баре гостиницы "Интерконтиненталь".
   Седрик Пламмер сообщил клерку: "У меня на пять  часов  назначена  деловая
встреча в баре гостиницы "Интерконтиненталь".
   Прибавим одно к другому: совпадение.
   Прибавим еще раз: заговор.
   Вспомним слова Хеннига, сказанные им в Майнце: "Я отказался встречаться с
ним. Я не пущу сукина сына на порог".
   Прибавим снова. Что-то не клеится.
   На какое-то мгновение Ренделл решил  оставить  проблему  нерешенной,  как
есть. Сегодня вечером он возвратится в Амстердам, а потом -  никакой  работы
вечером, он увидит Анжелу; ему до боли хотелось увидеть ее - так что завтра,
потом у  него  появится  кто-нибудь,  кто  проследит  хорошенько  за  Карлом
Хеннигом.

***

   И  "МЕРСЕДЕС-БЕНЦ",  и  Тео  уже  ожидали,   когда   Ренделл   прибыл   в
амстердамский аэропорт Шипхол после краткого перелета из Франкфурта.
   Он приехал в гостиницу "Амстель", обнаружил там полное  надежд  сообщение
от Анжелы Монти, в  котором  говорилось,  что  она  прибыла  в  Амстердам  и
поселилась в отеле "Виктория", и что сегодня  же  собирается  встретиться  с
ним.
   Он быстренько принял душ, переоделся  и  совершенно  выбросил  Хеннига  с
Пламмером из мыслей.  Спустившись  вниз,  он  приказал  Тео  отвезти  его  в
"Викторию". Там он позвонил в номер Анжелы на втором этаже и стал ожидать ее
появления у самого подножия покрытой зеленым ковром изгибающейся лестницы.
   Когда та наконец-то спустилась по лестнице, Ренделл не мог  пошевелиться,
совершенно очарованный. До этого он видел ее всего  лишь  раз,  днем,  в  ее
родной стране, а потом расстался с нею, зная, что уже много лет никакая иная
женщина не привлекала его в такой степени. В течение всей прошлой недели  он
носил в себе впечатление от этого прелестного существа.  Но  вот  сейчас,  в
этот второй раз, Ренделл был  буквально  потрясен  ее  присутствием.  Теперь
назвать эту женщину просто красивой означало оскорбить ее. Анжела была самой
головокружительной и желанной молодой женщиной, из тех, кого Стивен видел  в
своей жизни. И здесь, в вестибюле, когда она спустилась  так  естественно  и
уютно в его объятия, а ее мягкие губы тепло прижались к его собственным,  он
сразу понял, что эта женщина всегда была частью его самого.
   Тео отвез их в "Бали", модный ресторан на Лейдсестраат.  Отпустив  своего
голландского водителя, уверяя  его  при  этом,  что  он  будет  в  полнейшей
безопасности, поскольку сегодня с ним нет никаких документов,  Ренделл  взял
Анжелу под руку и повел ее через вращающуюся дверь наверх, через два пролета
лестницы, в центральный зал ресторана. Смуглый официант в тюрбане провел  их
оттуда в одно из трех помещений, расположенных сзади.
   Там они уселись за столик у стены и заказали Rijsttafel -  рисовое  меню,
или по-индонезийски, smorgasbord - при этом они даже представить  не  могли,
какое множество блюд поставили перед ними: sajor soto или  суп,  говядину  в
яванском соусе, смешанные соевые бобы, гигантские креветки, жареные  кокосы.
Они ели и практически не разговаривали, выпили бутылку  сухого  мозельского,
занимаясь любовью глазами и прикосновениями пальцев.
   Покинув "Бали" и не отпуская рук друг  друга,  они  бродили,  наслаждаясь
прохладной летней ночью. Вдвоем они прошли  по  Лейдсеплейн,  остановившись,
чтобы послушать, как трое приятных молодых  ребят  перебирают  струны  своих
гитар. С моста на Присеграахт, все так же держась за руки,  они  глядели  на
канал и на отдаленный  мост,  сотни  огней  которого  напоминали  светящиеся
жемчужины в темноте. Затем они прошли к широкому мосту  на  Сингель,  а  под
ними проплывали ярко освещенные лодки, нагруженные цветами.
   Теперь, в поздние часы несущей покой ночи, они все еще оставались на этом
мосту, а вокруг них было практически безлюдно.
   Анжела сообщила, что Наоми уже нашла для нее комнату на тот же этаже, где
работал и Ренделл, причем, очень близко, почти что рядышком.
   - Ну да, - сказал он ей. - Я так и устроил.
   Анжела замялась.
   - Ты хочешь, чтобы я была так близко каждый день?
   - И хотел, и хочу.
   - А ты не боишься, что тем самым совершаешь ошибку, Стив? Ведь  ты  почти
не знаешь меня.
   - Я был с тобой всю неделю, каждый день, каждую ночь.  О,  я  знаю  тебя,
очень хорошо знаю, Анжела.
   - Я чувствовала то же самое, - спокойно сказала та.
   Ренделл снова глянул на канал, а когда повернулся к  Анжеле,  то  увидал,
что ее глаза закрыты, ладони сложены, а губы шевелятся.  Открыв  глаза,  она
улыбнулась ему.
   - Что ты делаешь? - спросил он. - Молишься?
   Та кивнула.
   - Теперь я чувствую себя лучше, - ответила она.
   - О чем ты просишь Господа, Анжела?
   - О том, что собираюсь сделать. - Улыбка все  так  же  оставалась  на  ее
губах. - Стив, возьми меня в отель.
   - В какой?
   - В свой. Хочу увидеть твой номер.
   - Ты действительно хочешь увидать мой номер?
   Ее ладонь выскользнула из его.
   - Нет, тебя. Я хочу быть с тобой.

***

   ОНИ ЛЕЖАЛИ ОБНАЖЕННЫМИ на его кровати, бок о бок, повернув головы друг  к
другу, целуясь, подразнивая друг  друга  кончиками  своих  языков,  ее  рука
бродила по его бедру и животу, его рука ласкала ее лоно.
   С  того  момента,  как  они  легли  вместе,  не  прозвучало   ни   слова;
единственное, что они могли слышать, было их ускоренное дыхание  и  спешащее
сердцебиение.
   Его рука скользила вверх и вниз по треугольнику ее мягких  лонных  волос,
затем пальцы нашли и коснулись обещающего бутона клитора, после  чего  очень
нежно и медленно стали его массировать.  И  тут  же  ее  бедра  начали  свое
бессознательное вращение; он слышал, как она вдохнула воздух и выдохнула его
со вздохом наслаждения. Ее свободная рука покинула его живот, упала  вниз  и
нашла его напряженный пенис, кончики ее пальцев касались его, потирали  его,
любили его до тех пор, пока тот не потянулся за ними, готовый извергнуться.
   А затем внутри нее родился низкий, настойчивый стон, словно далекий плач,
тоскующий о полноте любовного ощущения.  Ее  руки  покинули  его  тело,  она
перекатилась на спину, заложив руки под подушку;  глаза  закрыты,  зато  рот
открыт...
   В приглушенном свете лампы в дальнем конце комнаты он видел  лежащую  под
ним обнаженную Анжелу, ту девушку, которую он так хотел познать, сделаться с
нею одним целым, полностью овладеть ею. А  она  уже  была  готова  к  этому,
разметав свои иссиня-черные волосы по белой подушке, прикрыв  веками  глаза,
раскрыв губы, дыша все глубже и глубже, два холма  ее  грудей  вздымались  и
опадали, окружия возле сделавшихся твердыми алых сосков стали темными,  ямка
пупка углубилась, широкие бедра и ягодицы подрагивали.
   Она была готова к любви.
   И он тоже был готов к ней.
   Ее колени поднялись и разделились, округлые бедра разошлись, и он упал на
нее сверху, лег меж ее ногами, и его пенис  тут  же  нашел  себе  дорожку  к
влагалищу с его атласной, манящей и уже влажной плотью. А  когда  его  пенис
медленно  вошел  в  нее,  горячие  стенки  ее  влагалища  стиснулись  вокруг
пришельца, втягивая в себя все глубже и плотнее, не выпуская назад.
   Тот пробивался изнутри нее, ласкал ее изнутри, он пытался выскочить назад
и тут же погружался еще глубже до тех пор, пока они оба не начали стонать от
совместной сладкой боли и наслаждения;  ее  ноги  оторвались  от  постели  и
сомкнулись на его спине, ее же руки вцепились ему в плечи. Он неутомимо,  но
с огромной любовью начал объезжать ее, а она уворачивалась и взбрыкивала,  в
то время как он все более и более овладевал ее пылающей  жаром  плотью,  сам
охваченный страстью, до сих пор неизведанной.
   Она вцепилась в его волосы, затем начала бить  кулачками  в  его  грудную
клетку, ее ягодицы отрывались и падали на простыни в ответ на его  действия.
И все время ее влагалище, ее таз,  все  охваченное  любовным  экстазом  тело
двигались все быстрее и быстрее, а он подстраивался под  ритм  ее  движений,
его пенис все время находил жаждущий его сосуд.
   - Господи... Господи... - шептала она, - о мой Бог...
   Их совместное движение, их соединение совпало по ритму, делаясь все более
интенсивным, углубленным и делавшим их невесомыми...
   Ее кулаки барабанили по его  покрытой  потом  спине;  он  же,  ничего  не
соображая, крепко, очень крепко стиснул ее.
   - Дорогой, милый... - горячечно шептала она, - я кончаю...
   И когда ее таз высоко приподнялся над смятой  постелью,  когда  ее  бедра
крепко сомкнулись,  сжимая  его  бедра,  она  простонала  и  содрогнулась  в
финальных конвульсиях  полнейшего  оргазма,  он  также  растворился  в  ней,
полностью, наполняя ее своей спермой, что все  истекала  и  истекала  внутри
нее...
   - Я люблю тебя, - шептал он ей на ухо. - Я люблю тебя, я люблю...
   - О, Стив, никогда не покидай меня, никогда.
   Опустошенные и одновременно переполненные они лежали, заключив друг друга
в собственных объятиях.
   А потом она чуть ли не сразу заснула,  спрятав  свое  покрытое  испариной
лицо, такое милое в своем покое, у него на груди.
   Преодолевая  головокружение,  он  пытался  мыслить,  хотя  до   сих   пор
чувствовал в себе ее жар и отдающуюся плоть. До  того  женщин  у  него  было
много, но ни одна из них не могла сравниться с этой. И не Барбара, тем более
не Барбара, которую сейчас он вспоминал  с  теплотой  и  нежностью,  понимая
теперь, что ее неумение заниматься сексом было ошибкой как с ее, так и с его
собственной стороны. И не Дарлена, равно как и  все  Дарлены,  что  были  до
Дарлены,  с  их  бездушным  вместилищем   псевдострастей,   отпрактикованной
акробатикой гейш. И не Наоми, равно как все остальные Наоми, что были у него
до Наоми, с их ограниченными возможностями, их спазмами, выученными во время
занятий мастурбацией.
   Никогда еще, за столько ночей  своей  взрослой  жизни,  предлагаемых  или
принимаемых,  отдаваемых  или  получаемых,  у  него  не  получался   оргазм,
рожденный исключительно любовью, никогда, вплоть до этой ночи, в этой  самой
постели, с этой юной женщиной в Амстердаме. Ему хотелось плакать. О  чем?  О
напрасно растраченных годах? О наконец-то  найденной  радости?  О  миллионах
иных людей, которые будут жить и умирать, так и не  узнав  столь  полнейшего
единения?
   Он с любовью поцеловал Анжелу в щеку и опустил ее голову в ямку  подушки,
после чего позволил тяжелым векам закрыть собственные глаза и тоже заснул.
   В себя его  привел  отдаленный  звон.  Ренделл  изо  всех  сил  попытался
проснуться, увидал все еще забывшуюся во сне, лежащую рядом Анжелу, а сквозь
занавеси на окнах сочилась серость раннего утра.
   Теперь звон становился еще более настойчивым и громким,  поэтому  Ренделл
перекатился к прикроватной тумбочке, увидал, что стрелки его дорожных  часов
показывают всего лишь двадцать минут седьмого  утра,  и  только  лишь  после
этого до него дошло, что  непрерывный  звон  исходит  от  стоящего  рядом  с
будильником телефона.
   Преодолевая сон, он потянулся за трубкой, и ему даже удалось снять  ее  с
аппарата, прижать к уху и губам.
   - Да, кто это? - быстро спросил Ренделл.
   - Стив? Это я, Джордж Уилер,  -  представился  торопливый,  но  и  полный
уверенности голос на другом  конце.  -  Извини,  что  бужу  тебя  таким  вот
образом, но надо. Ты уже не спишь? Слышишь меня?
   - Я проснулся, Джордж.
   - Слушай. Это крайне  важно.  Я  хочу,  чтобы  ты  немедленно  приехал  в
Больницу Фрийе Университет  -  это  главная  больница  Амстердама,  Больница
Свободного университета. Надо,  чтобы  ты  приехал  сюда  через  час,  самое
позднее - к половине восьмого. У тебя есть карандаш? Лучше запиши.
   - Секундочку. - Ренделл нащупал на тумбочке карандаш и блокнот с эмблемой
гостиницы. - Есть, - сказал он.
   -  Записывай.  Больница   Фрийе   Университет.   Боэлелаан,   1115.   Она
располагается  в  Буитенфельдерт,  новом  квартале,  таксист  должен  знать.
Попроси, чтобы тебе вызвали такси. Когда ты уже приедешь в  больницу,  скажи
женщине за информационной стойкой, чтобы тебя направили в палату Лори Кук на
пятом этаже. Я буду там, мы все там будем.
   - Погоди, Джордж. Что там, черт побери, случилось?
   - Узнаешь на месте. Я не могу обсуждать это по телефону. Скажу  лишь  то,
что произошло нечто невероятное. И нам нужно, чтобы ты был здесь...

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

   КАК ТОЛЬКО ВЕЗУЩЕЕ РЕНДЕЛЛА ТАКСИ, "симка", покинуло город и  въехало  на
объездную дорогу, Рузвельтлаан, водитель прибавил газу,  оставляя  за  собой
луга и деревья, снизив скорость лишь тогда, когда они прибыли на  Боэлелаан,
рядом с больницей.
   Сейчас, из окна "симки" Ренделл мог видеть впечатляющий комплекс  недавно
построенных больничных зданий. Они располагались вдоль извилистой подъездной
дороги, ограниченной клумбами, единственным цветным пятном, заметным  в  эти
ранние часы.
   "Симка" остановилась перед семиэтажным зданием. На  деревянном  навесе  у
входа была надпись: ACADEMISCH ZIEKENHUIS DER VRIJE UNIVERSITET.
   - У нас еще шесть минут, -  удовлетворенно  заявил  водитель.  Ренделл  с
благодарностью прибавил к сумме на счетчике десятигульденовую банкноту.
   Все  еще  заинтригованный  "экстраординарным  событием",  требующим   его
присутствия, Ренделл бегом направился по  каменным  ступеням  к  больничному
входу. Пройдя через поворотные двери,  он  очутился  в  вестибюле  с  низким
потолком. Здесь располагалась стойка с сигаретами, сладостями и печеньем,  а
рядом была информационная стойка,  о  которой  упоминал  Уилер,  за  которой
восседала представительная матрона.
   Как  только  он  направился  к  этой  стойке,  женщина-голландка  тут  же
спросила:
   - Это вы мистер Ренделл?
   Когда он кивнул в ответ, она сказала:
   - Присядьте на минуточку. Мистер Уилер позвонил сюда, чтобы сообщить, что
он сейчас спустится и встретит вас.
   Слишком возбужденный, чтобы сидеть, Ренделл  наполнил  трубку  табаком  и
закурил, осматривая при этом вестибюль, украшенный модернистскими  мозаиками
- одна изображала Еву, рождающуюся из  Адамова  ребра,  другая  представляла
Каина и Авеля, на следующей автор представил Христа, излечивающего дитя.  Не
успел Ренделл как следует присмотреться к мозаикам, как услышал свое имя. Он
повернулся, чтобы увидать спешащего к нему Джорджа  Уилера,  придерживающего
свои очки в золотой оправе на мясистом носу.
   Издатель  по-отечески  положил  свою  руку  на  плечо  Ренделла  и  своим
пронзительным, заставляющим вспомнить о верблюдах голосом, радостно завопил:
   - Рад, что ты, Стив, прибыл в самое время. Хотелось, чтобы ты узнал все с
самого начала, хотя этой  историей  пока  что  нельзя  воспользоваться.  Нам
следует пока что скрывать ее, пока  не  будет  полной  уверенности.  Но  как
только врачи заявят, что все в порядке, мы тут  же  сообщим  об  этом  всему
миру.
   - Джордж, о чем ты говоришь?
   - А мне казалось, что я тебе сказал. Неужто нет? Ладно,  я  тебе  объясню
вкратце, когда будем подниматься.
   Сопровождая Ренделла к лифтам, издатель снизил голос,  но  при  этом  это
никак не повлияло на его волнение.
   - Послушай, - начал он. - Вчера вечером  я  ужинал  с  сэром  Тревором  в
"Диккер и Тийс" - мы принимали синьоре Гайду, нашего итальянского  издателя,
ты должен помнить, и его монсиньоре Риккарди - и тут получаю срочный  звонок
от Наоми. Она лишь коротко доложила о произошедшем и  предложила  мне,  всем
нам, приехать прямо в больницу. Я пробыл тут всю ночь. Видишь,  у  меня  под
глазами мешки.
   - Джордж, - нетерпеливо и даже невежливо перебил его  Ренделл,  -  ты  не
скажешь, что здесь, черт подери, случилось?
   - Извини, конечно. - Они уже подошли к лифтам, но Уилер оттянул  Ренделла
от их дверей. - Насколько я могу изложить это  -  хотя  информация  все  еще
скудная, слишком много не правдоподобного -  твоя  девушка,  ну,  из  твоего
отдела, которая так сильно разбирается в  археологии  -  не  помню,  как  ее
зовут...
   Ренделл хотел было уже назвать Анжелу Монти, но тут до  него  дошло,  что
издатель Анжелу еще не знает, а сейчас говорит о ком-то из рекламной группы.
   - Ты имеешь в виду Джессику Тейлор? Американку...
   Уилер прихлопнул в ладоши.
   - Ну да, мисс Тейлор. Вчера вечером, буквально перед самой полуночью, она
получила  совершенно  безумный  звонок  от  Лори  Кук,   вашей   секретарши,
девушки-калеки, что хромала всю свою  жизнь.  Лори  всхлипывала,  все  время
говорила, будто ей было видение, что она видела нечто, это самое видение,  а
она упала на колени и начала молить его об выздоровлении,  чтобы  она  вновь
могла ходить как нормальные люди.  Когда  же  видение  покинуло  ее,  и  она
поднялась, оказалось, что ее недуг тоже исчез, и что теперь она может ходить
как я или все мы.
   - Что? - не веря, воскликнул Ренделл. - Ты это серьезно?
   - Ты же слышал меня, Стив.  Теперь  она  может  ходить  нормально,  и  по
телефону она сообщила, что ее до сих  пор  еще  всю  трясет,  что  она  себя
чувствует не от мира сего, и что просит, чтобы кто-нибудь немедленно приехал
к ней. Ну, тут не о чем и спорить, Джессика Тейлор тут же сорвалась с мес