ноги уселся на
полу. Он положил карты рядом с собой и притянул ручку ножа к себе на колено.
Так  он  сидел и ждал, пристально вглядываясь в глаза Ортиза, ожидая,  когда
тот придет в себя.
     Если вы думаете, что в жизни все-таки бывают  приятные моменты, если вы
из  тех, кто постоянно думает о таких моментах, то  сейчас  как раз наступал
один из них. Приближался.
     У Ортиза были морщинки вокруг глаз, которые  казались грязными, полными
грязи  из-за оливкового  цвета его кожи.  Он  совсем недавно  вымыл  голову,
волосы были  черными  и  блестящими  и  спадали волнами, напоминая настоящие
волны,  накатывающие  одна  на  другую. Ортиз казался  красивым,  пока вы не
обращали внимание на его Расплющенный боксерский нос.
     Наконец Ортиз открыл глаза. Надо отдать ему должное, он в ту же секунду
оценил ситуацию и попытался вскочить. Веревки отрезвили его даже раньше, чем
он успел просто податься  вперед. Секунду он боролся с ними,  но практически
сразу понял бесплодность  своих усилий. Он сдался, расслабленно опустился на
кресло и оглянулся,  пытаясь разобраться в  происходящем. Он  замер,  увидев
неподвижно застывшую в кресле мисс  Баландран, несколько секунд он не сводил
с нее глаз, потом перевел их на Коко и возобновил попытки выбраться из своих
пут. Так, не сводя глаз с Коко, он еще раз осознал, что это бесполезно.
     -- Вот ты и здесь  со  мной, Роберто Ортиз, -- произнес Коко.  Он  взял
старые полковые карты и показал их Ортизу. -- Узнаешь эту эмблему?
     Ортиз покачал головой, и в глазах его отразилась боль.
     --  Ты  должен  говорить  мне правду обо всем,  -- сказал  Коко.  -- Не
пытайся  врать,  постарайся  все  вспомнить,  собери  остатки мозгов. Давай,
посмотри на картинку.
     Он  видел,  как Роберто  Ортиз  пытается  собраться,  вызвать образы из
какой-то закрытой до сих пор ячейки своей памяти.
     -- Я  знал,  что  ты  вспомнишь, --  сказал  Коко. --  Ведь  ты  был  с
остальными  гиенами, а  значит, видел  и  эту картинку. Ты бродил вокруг  --
наверное,  боялся заляпать  грязью  свои  блестящие  ботинки.  Ты  был  там,
Роберто.  Я вызвал тебя сюда,  потому  что хотел поговорить  с тобой.  Хотел
задать несколько вопросов.
     Сквозь тряпку  послышался  тяжелый стон  Роберто Ортиза. В  глазах  его
появилась мольба.
     -- Тебе не придется говорить. Только кивать головой. Если ты видел, как
дрожит лист. Если цыпленок застыл на одной ноге. Если ты видел все эти вещи,
никакая часть животного не пропадет даром.
     --  Слон  означает  Двадцать  четвертый  пехотный полк,  правда?  Ортиз
кивнул.
     -- И  ты,  наверное,  согласишься,  что  слон  несет  в  себе следующие
качества  -- благородство, достоинство,  серьезность,  терпение,  стойкость,
силу и выдержку в мирное время, силу и ярость, когда дело доходит до войны?
     Ортиз выглядел смущенным, но тем не менее кивнул.
     -- И по-твоему, то, что случилось  в деревне  Я-Тук,  где  стоял Первый
корпус, было настоящим зверством?
     Поколебавшись, Ортиз опять кивнул.
     Коко был сейчас не в  комнате  с розовыми стенами, в бунгало на окраине
города, в тропиках, а в  тундре под темно-синим небом. Дул ветер, поднимая в
воздух  тонкий  слой снега, лежащий  поверх толстого  слоя льда  глубиной  в
несколько сот  ярдов.  Далеко  на западе возвышались  айсберги, напоминавшие
сломанные  зубы.  В  воздухе  вырисовывалась   рука  самого   Господа  Бога,
указывающая прямо на него.
     Коко вскочил  и с силой опустил рукоятку пистолета на  красную шишку на
голове Ортиза.  Как  на картинке  в комиксе,  глаза жертвы  ввалились,  тело
обмякло. Коко сел и стал ждать, когда Ортиз опять придет в сознание.
     Когда веки Ортиза дрогнули, Коко как следует  ткнул его. Тот вздрогнул,
поднял голову и уставился на Коко.
     --  Неправильный  ответ,  --  сказал  Коко. --  Даже  члены  трибунала,
насколько  бы несправедливыми они ни были,  не смогли сказать, что  это было
зверством.  Это было  проявление  Божьего  промысла. Настоящий акт возмездия
Божьего. Ты понимаешь, что это значит?
     Роберто Ортиз покачал головой, в глазах его был теперь туман.
     -- Не имеет значения.  Теперь я  хочу выяснить, помнишь ли ты кое-какие
имена. Помнишь ли ты имя Тино Пумо? Пумо-Пума?
     Ортиз покачал головой.
     -- Майкл Пул?
     Опять усталое покачивание.
     -- Конор Линклейтер?
     Тот же ответ.
     -- Гарри Биверс?
     Ортиз поднял голову, пытаясь вспомнить, затем кивнул.
     --  Да.  Он  говорил  с  тобой,  правда.  И  был вполне доволен  своими
действиями. "Дети могут  убивать, -- сказал  он тебе, правда? -- И не все ли
равно,  как  поступить  с  убийцей?"  И еще:  "Слон заботится только о самом
себе". Он так сказал: "Слон заботится только о самом себе". Правда?
     Ортиз кивнул.
     -- Ты уверен, что не помнишь Тино Пумо?
     Покачивание головой.
     --  Ты,  черт  возьми, не очень разговорчив, Роберто. Ты помнишь  Гарри
Биверса, но забыл всех остальных.  Всех этих людей, которых я должен  найти,
должен выследить... если только они  сами не пожалуют ко мне. Хорошая шутка!
И что, ты думаешь, я сделаю, когда разыщу их?
     Ортиз напрягся.
     -- Я хочу  сказать, ты думаешь,  я должен поговорить с  ними? Эти  люди
были  моими братьями. Я мог  бы сказать, что  сумел выбраться из всего этого
дерьма, вычистил  свою часть этой выгребной ямы.  Теперь очередь кого-нибудь
другого. Вот, что я мог бы сказать: хочу начать сначала, пусть теперь за все
отвечает кто-нибудь  другой.  Так что же  ты думаешь по поводу этого  всего,
Роберто Ортиз?
     По глазам Роберто  Ортиза  можно было  прочесть, что теперь не Коко,  а
кто-то другой должен отвечать за очистку выгребной ямы.
     -- Все не так просто, Роберто.  Пул был  женат, когда мы были  там.  Не
думаешь ли ты, что  он рассказал обо всем жене? У  Пумо была Дон  Кучио.  Не
думаешь ли ты,  что у него  и сейчас  есть  подружка или  жена, или  и та, и
другая. Лейтенант Биверс писал письма  кому-то по имени Пэт Колдуэлл. Теперь
ты  видишь,  что это  не  так просто  остановить?  Вот что  такое  вечность,
Роберто. Это значит, что Коко должен действовать вновь и вновь, очищать этот
мир,  не пропуская  ни  одного его кусочка,  чтобы никакая часть не  пропала
даром. Надо поймать  наконец  то, что путешествует  от  одних ушей к другим,
чтобы ничего не осталось, ничего не пропало даром.
     На  секунду  весь мир  перед  глазами Коко сделался  красным -- широкая
кровавая пелена покрыла дома, коров, паровозы, омывая, очищая все.
     -- Знаешь, зачем я попросил тебя привезти копии всех твоих статей?
     Ортиз покачал головой.
     Коко улыбнулся. Он  протянул  руку, положил  к  себе на  колени толстую
папку со статьями и раскрыл ее.
     -- Вот  отличный заголовок, Роберто. "ДЕЙСТВИТЕЛЬНО  ЛИ УМЕРЛИ ТРИДЦАТЬ
ДЕТЕЙ?" Это вам не какая-то там желтая пресса! Это ничем не  хуже другого --
"ЛЮДОЕД  ПОЖИРАЕТ  ТИБЕТСКОГО  МЛАДЕНЦА".  Так  каким  же будет  твой ответ?
Действительно ли умерли тридцать детей?
     Ортиз не двигался.
     -- Это плохо, что ты  не хочешь отвечать. Сатана  многолик. Говоря это,
Коко достал из  кармана  спички и поджег папку  со статьями  и  помахал ею в
воздухе, чтобы огонь разгорелся.
     Когда огонь добрался  почти до его пальцев, Коко бросил папку на  пол и
расшвырял горящие листы ногами. Маленькие язычки пламени заплясали  по полу,
оставляя черные пятна.
     --  Мне  всегда  нравился запах  огня,  -- сказал Коко.  --  Мне всегда
нравился запах пороха. Запах крови. Ты знаешь, это все чистые запахи.
     Я всегда любил запах пороха.
     Я всегда любил запах крови.
     Он улыбнулся пляшущим по полу язычкам пламени.
     -- Мне нравится это чувство, когда ощущаешь запах горящей пыли. -- Коко
повернулся и  улыбнулся Ортизу.  -- Мне  надо доделать свою работу. И еще  у
меня появятся  два замечательных паспорта.  Возможно, когда я  все доделаю в
Штатах, я  захочу  отправиться в  Гондурас.  Пожалуй, это не  лишено смысла.
Поеду туда, когда вычеркну всех, кого должен вычеркнуть.
     Закрыв глаза, Коко начал раскачиваться взад-вперед.
     --  Работа  никогда не даст соскучиться, правда? -- Он остановился.  --
Хочешь, я развяжу тебя сейчас?
     Ортиз внимательно посмотрел на него, затем медленно кивнул.
     -- Какой ты дурак, -- сказал Коко.
     Он  покачал  головой,  печально улыбнулся,  поднял  свой автоматический
пистолет и упер его  в грудь  Ортиза. Глядя прямо  в глаза  Ортиза, он опять
покачал головой, подставил под запястье левую руку и выстрелил.
     Затем он наблюдал, как умирает Роберто Ортиз, извиваясь и силясь что-то
сказать. Кровь  забрызгала шикарный  пиджак,  безукоризненно  белую рубашку,
модный галстук.
     Глазами Коко внимательно и ревниво смотрела бесконечность.
     Когда  все было закончено,  Коко  написал свое  имя  на  одной из  карт
обычной колоды, взял  нож и опустился на пол, чтобы выполнить самую кровавую
часть своей работы.
        "Часть третья"
        "САДЫ ТИГРОВОГО БАЛЬЗАМА"
        "12"
        "Люди в движении"
     1
     --  Можно  мне  взять  эти  книги?  -- спросил  Майкл Пул  у  низенькой
миниатюрной девушки, состоящей, казалось, из блестящих черных волос и ямочек
на щеках. На  табличке было  напечатано имя девушки -- "Пан Йин". Стюардесса
протянула  ему сумку, и  Пул вынул  из  открытого  кармашка "Вижу  зверя"  и
"Расколотый  надвое".  Девушка  улыбнулась и двинулась дальше  между  рядами
педиатров, летящих на конференцию.
     Доктора начали расслабляться, как только самолет  набрал нужную высоту.
На  земле,  на виду  у  пациентов  и  сослуживцев, коллеги  Майкла старались
казаться  знающими,  осторожными  и молодыми  лишь настолько,  насколько это
позволяла этика среднего американца. Здесь же,  в воздухе, они вели себя как
мальчишки  из студенческого братства.  Педиатры в тренировочных  костюмах  и
махровых спортивных комплектах, в свитерах с эмблемами колледжей, педиатры в
красных блейзерах  и полотняных брюках  заполняли  салон  огромного лайнера,
весело  болтая и смеясь  над неприличными шутками. Не успела  Пан Йин пройти
несколько  шагов с сумкой Майкла  в руках,  как  перед ней вырос толстенький
приземистый доктор  с  отвислым  животиком и лицом,  напоминающим  тыкву  на
Хэллоуин, который с противным смешком неловко шлепнул ее.
     -- Хей! -- сказал Биверс. -- Вот мы и в пути.
     -- Дайте мне "С", -- произнес Конор Линклейтер, поднимая бокал.
     -- Ты не забыл сделать копии? Или твои мозги опять отключились?
     --  Они  у меня в сумке,  --  отозвался Майкл Пул. Он  сделал пятьдесят
копий с портрета автора  на обложке последней книги  Тима Андерхилла  "Кровь
орхидеи".
     Все  трое наблюдали, как  незнакомый доктор  пытается приударить за Пан
Йин под ободряющие шутки своих товарищей. Хорошенькая  стюардесса  потрепала
непрошеного ухажера по плечу и проскользнула мимо, отгородившись от  доктора
сумкой Майкла.
     --  Нам  предстоит встреча  со слоном,  --  произнес Гарри  Биверс.  --
Помните?
     -- Как я  могу забыть?  --  сказал Майкл Пул.  Во  времена  Гражданской
войны, когда был основан их полк, выражение "встретиться со слоном" означало
"побывать на поле боя".
     Громким срывающимся голосом Конор Линклейтер спросил:
     -- Какие качества олицетворяет слон?
     -- В мирное время или на войне? -- откликнулся Гарри Биверс.
     --  И  то, и другое. Давай уж, выстреливай всю обойму.  Биверс украдкой
взглянул на Пула.
     -- Слон олицетворяет благородство, достоинство,  серьезность, терпение,
стойкость, силу и выдержку в мирное время. Слон олицетворят силу и ярость во
время войны.
     Несколько  педиатров,  сидящих рядом,  смотрели  на  друзей смущенно  и
одновременно  приветливо; пытаясь  понять,  смогут  ли они  присоединиться к
шутке.
     Пул и Биверс рассмеялись.
     --  Все точно, --  сказал Конор. -- Все так и есть. Пан Йин задержалась
на секунду у входа в кабину, затем исчезла, опустив за собой занавеску.
     2
     Самолет медленно  летел сквозь  тысячи миль, отделявших Лос-Анджелес от
Сингапура, где в бунгало на окраине города лежали никем пока не обнаруженные
тела Роберто Ортиза и  мисс  Баландран. Врачи расселись по местам, сморенные
действием  алкоголя  и  усталостью  от  долгого  путешествия. Принесли  еду,
которая была далеко не такой приятной, как лучезарная улыбка, с  которой Пан
Йин ставила  ее  перед пассажирами. Потом  девушка  собрала пустые  подносы,
налила  бренди всем  желающим и стала  взбивать подушки  перед долгим ночным
сном.
     --  Я так  и  не рассказал  тебе, что  сообщил  Тино Пумо  бывший агент
Андерхилла, -- сказал Пул, наклоняясь к Гарри Биверсу через плечо дремлющего
Линклейтера.
     В  салоне  замелькал свет.  Готовились показывать  "Улыбку  саванны", а
затем еще один фильм с Карлом Малденом и какими-то югославами.
     --  Ты имеешь в  виду, что не хотел говорить  мне, -- сказал Гарри.  --
Тогда это, наверное, что-нибудь хорошее.
     --  Достаточно  хорошее,  --  подтвердил  Пул. Биверс  подождал,  затем
произнес:
     -- Ну что ж, у нас есть еще почти двадцать часов.
     -- Я просто пытаюсь все это  сформулировать, --  Майкл прочистил горло.
-- Сначала  Андерхилл  вел себя как все авторы  --  ругался  с издательством
из-за  объемов,  из-за  гонорара.  Он  был  даже добродушнее  многих  других
авторов, уж по  крайней мере не хуже. У него были  свои странности, но к ним
никто не относился  серьезно. Тим жил в  Сингапуре, и  эти люди из "Гладстон
Хаус" не могли писать прямо ему, потому что даже его агент знал только номер
почтового ящика Андерхилла.
     -- А дальше дела, видимо, пошли хуже?
     --  Постепенно.  Он  написал  несколько  писем  в  отделы маркетинга  и
рекламы. Они вкладывают  в него  недостаточно денег,  они  не принимают  его
всерьез,  и  все  в  таком роде. Ему не  нравились  бумажные  обложки, шрифт
казался слишком мелким. Хорошо, в  "Гладстоне" решили внимательней отнестись
к его второй книге, к "Расколотый надвое", и их усилия окупились. Месяца два
книга была в списке бестселлеров и продавалась прекрасно.
     -- И что наш мальчик? Был счастлив? Засыпал розами отдел маркетинга?
     --  Он  окончательно слетел с катушек. Как  только  книга  спустилась с
первого  места  в  списке  бестселлеров,  он  прислал  издателям  длинное  и
совершенно  сумасшедшее письмо: книга должна была  выйти  быстрее, рекламная
кампания была недостаточно  хороша,  ему  надоело плестись  в хвосте  и  так
далее. На следующий день  последовало еще одно ругательное письмо. В течение
целой недели в "Гладстоне" получали его письма каждый день,  длинные письма,
каждое на пяти-шести страницах. В последних Андерхилл дошел уже до того, что
угрожал издателям физической расправой.
     Биверс ухмыльнулся.
     --  Там  было  много  всякой чуши о том, что его якобы притесняют из-за
того, что он был во Вьетнаме. Я думаю, он даже упоминал Я-Тук.
     -- Ха!
     --  Затем, когда книга  вовсе  покинула список бестселлеров,  Тим начал
кутерьму  с судебным преследованием.  В  издательство стали приходить весьма
странные  письма  от  адвоката  из  Сингапура по  имени Онг  Пин.  Андерхилл
выставил им иск на  два миллиона долларов, именно на эту сумму, по подсчетам
адвоката,  он понес убытки из-за  некомпетентности "Гладстон Хаус". С другой
стороны, если издатели хотят избежать  расходов на процесс  и огласки, автор
готов согласиться на единовременную выплату в размере пятисот тысяч.
     -- Которые они заплатить отказались.
     -- Особенно после того, как выяснилось, что  адрес адвоката Онг Пина --
тот  же  самый  почтовый  ящик,  на  который агент  Андерхилла  Фенвик Тронг
пересылал его почту и чеки.
     -- Узнаю нашего мальчика.
     --  Когда  после  этого  Андерхиллу  отправили  письмо,  что  он  может
обратиться со своей  следующей  книгой в другое издательство, коль скоро его
не  устраивает работа  "Гладстон Хаус", Тим,  казалось, пришел в чувство. Он
даже отправил письмо  с извинениями  за  то,  что вышел  из  себя. Он  также
пояснил, что адвокат Онг Пин --  его друг, у которого  временно  нет офиса и
поэтому он живет вместе с ним.
     -- Цветочек!
     -- Да.  В  конце концов ему удалось изобразить свой иск на два миллиона
как результат пьяного бреда. Все уладилось. Но как  только они начали работу
над его третьей книгой -- "Кровь орхидеи", -- все началось сначала. Он снова
угрожал издательству судебным преследованием. Онг Пин написал в издательство
много  разной чуши  на  ломаном английском,  который  выучил,  очевидно,  по
японскому  самоучителю.  Когда  книга вышла, Андерхилл  послал  коробочку  с
высушенным дерьмом Джофри Пенмэйдену, президенту "Гладстон  Хаус", которого,
насколько я понял, все  хорошо знают  и уважают. Книга вышла  и провалилась.
Вообще исчезла из виду. С тех пор в издательстве не слышали  ни слова о Тиме
Андерхилле, и я не думаю, что они горят желанием поработать с ним еще.
     --  Он  послал коробочку  дерьма  Джофри Пенмэйдену, самому  известному
издателю Америки? -- спросил Биверс.
     --  Думаю, что все это связано скорее с ненавистью к самому себе, чем с
сумасшествием, -- сказал Пул.
     --  А  ты не  думаешь, что на самом деле это  одно  и то  же? --  Гарри
похлопал Майкла по колену.
     Когда  Биверс опустил  спинку кресла  и закрыл глаза, Майкл  Пул  зажег
лампу для чтения и открыл книгу Тима Андерхилла "Вижу зверя".
     Первый  роман  Тима Андерхилла начинался с того,  что богатого юношу по
имени Генри Харпер призывали в армию и отправляли на  военную подготовку  на
юг. Это был типичный герой, изображенный для того, чтобы на протяжении всего
романа постепенно  сводить на нет первоначальное благоприятное впечатление о
себе.  Харпер необыкновенно обаятелен, хотя высокомерен  и эгоистичен.  Люди
либо  производят  на  него  сильное впечатление,  либо вызывают  отвращение.
Конечно же,  он  ненавидит военную  подготовку, как и  любой  новобранец  на
военной  базе.  Затем Харпер  встречает некоего  Ната Бизли  --  чернокожего
солдата,  который  сумел  подружиться  с  Харпером,  несмотря   на  все  его
недостатки, разглядев вполне  приличного  человека под налетом высокомерия и
самоуверенности. Бизли берет юношу под свою опеку, что значительно облегчает
тому  прохождение  подготовки.  К  великому облегчению  Харпера,  его  отец,
федеральный  судья  из Мичигана,  добивается, чтобы его сына  и  Ната  Бизли
направили во Вьетнаме в одно  подразделение.  Ему даже удается организовать,
чтобы Генри и  Ната перебросили во Вьетнам  на одном и том  же  самолете  из
Сан-Франциско  до Тан Сон  Хат. Во время перелета  Генри Харпер  заключает с
Натом Бизли некое подобие сделки: Нат продолжает  опекать его во Вьетнаме, а
Генри за это гарантирует ему половину всего, что он когда-либо в своей жизни
заработает или унаследует. Сумма составляет два или  три миллиона  долларов.
Бизли соглашается.
     После  месяца  службы во  Вьетнаме Нат и  Генри  однажды отбиваются  от
отряда  во время  разведки. Нат  Бизли поднимает свою М-16 и  делает в груди
Генри  Харпера дырку размером с семейную Библию, затем уродует тело юноши до
неузнаваемости.  Дезертировав,  Нат  Бизли начинает  пробираться  в  сторону
Таиланда.
     Пока Майкл  читал,  на  маленьком экране, вделанном в переднее  кресло,
продолжали  показывать  совершенно  невразумительный  фильм.  Тишину  салона
нарушали лишь храп и посапывание кое-кого из врачей.
     Нат Бизли наживает в Бангкоке состояние на торговле гашишем, женится на
хорошенькой проститутке из Чианг Мэй и летит обратно  в  Америку с паспортом
Генри Харпера.
     Слышно,  как на  заднем сиденье  тяжело вздыхает Пан Йин  или  какая-то
другая стюардесса.
     В аэропорту  Детройта  Нат  Бизли берет напрокат машину и едет  в Гросс
Пойнт, усадив рядом красавицу-проститутку из Чианг Мэн. Майклу казалось, что
он видит  его  воочию за рулем арендованной машины, как  он поворачива