абитель, -- настаивала на  своем  Мэгги.  -- Давай же
зайдем внутрь, здесь очень холодно.
     Она  поднялась вверх на несколько  ступенек,  взялась  обеими руками за
локоть Пумо и притянула его к себе.
     -- Знаешь,  -- прошептала  Мэгги, -- когда  совершается  большая  часть
квартирных краж? Около десяти часов утра, когда плохие  мальчики думают, что
все остальные на работе.
     -- Я знаю, -- улыбнулся ей Тино. -- Честное слово, знаю.
     -- А если малышка  Дракула вернется поглядеть на твой труп, я  превращу
ее в... -- Мэгги закатила  глаза  и  задумчиво  коснулась щеки  указательным
пальцем, -- в яичный суп.
     -- В утку по-сайгонски. Не забывай, где ты находишься.
     -- Так давай скорее поднимемся и посмотрим.
     -- Вот и я говорю.
     Мэгги  прошла вперед,  Пумо последовал за ней вверх по лестнице к двери
на чердак. В отличие от двери внизу, она была заперта.
     -- Здесь побывал кто-то получше Дракулы, -- прокомментировала Мэгги.
     -- Просто эта дверь захлопывается сама. Так что я до сих пор не уверен,
что это не была опять проклятая Дракула.
     Пумо отпер дверь и шагнул внутрь.
     Его  пальто и куртки  по-прежнему  висели  на  своих крючках,  сапоги и
ботинки стояли под ними.
     -- Пока все ничего, -- произнес Пумо.
     -- Не  будь таким трусом, -- сказала Мэгги, подталкивая его  к  двери в
ванную.
     В ванной ничего  не было тронуто, но  Тино  вдруг ясно представил себе,
как Дракула стоит перед его зеркалом для бритья и поправляет свой панковский
кок.
     Дальше следовала спальня, Пумо поглядел на неубранную кровать -- это он
не успел ее застелить перед уходом -- и  на пустую тумбочку под телевизор --
он  еще  не  успел ничем  заменить девятнадцатидюймовый  "Сони",  украденный
Дракулой  в прошлый раз. Дверцы гардероба были открыты, и несколько костюмов
Пумо по-прежнему висели на вешалке, под ними красовалась неаккуратная стопка
другой одежды.
     -- Черт побери, это  действительно была Дракула! --  завопил  Пумо. Его
мгновенно прошиб холодный пот. Мэгги вопросительно взглянула на него.
     -- В первый раз она украла мой любимый пиджак и мои  любимые ковбойские
ботинки. Дерьмо! Она полюбила мой гардероб! -- Пумо сжал кулаками виски.
     Он  бросился  через всю  комнату к  гардеробу и  начал  разбирать кучу,
внимательно разглядывая каждую вещь, прежде чем повесить ее на плечики.
     -- Винх вызвал полицию? -- спрашивала Мэгги. -- Ты хочешь ее вызвать?
     Пумо взглянул на Мэгги через кипу одежды.
     -- А что толку?  Даже если они каким-то чудом  найдут ее и  запрячут за
решетку, она через сутки-другие будет опять на свободе. Уж так делают в этом
городе. Наверное, у вас в Тайпее другая система...
     Мэгги  прислонилась к дверному косяку. Уже в  который  раз Пумо отметил
про себя, какие у нее хорошенькие пухлые ручки.
     -- В Тайпее мы прикалываем их языки к верхней губе и отрезаем  им тупым
ножом по три пальца на каждой руке.
     --  Что  ж,  похоже, я  уже  созрел  назвать  это  справедливостью,  --
пробормотал Пумо.  -- Вешать, вешать. -- Пумо  водрузил на плечики последний
костюм. --  А мы  ведь еще не были в гостиной. И я даже не уверен, что  хочу
туда зайти.
     -- Если  хочешь, давай я загляну.  Не  перестать же нам  в  самом  деле
возвращаться  домой, раздеваться и вообще делать то, что хотим. Он изумленно
посмотрел на Мэгги.
     -- Пойду взгляну, не устроил  ли  враг засаду  в  гостиной, -- спокойно
сказала она и исчезла за дверью.
     --  О,  черт! Черт побери! -- раздался  через несколько секунд истошный
крик Пумо.
     Испуганная Мэгги кинулась в спальню.
     -- Ты кричал?
     --  Просто  не  могу в  это  поверить!  -- Пумо тупо смотрел на  пустую
тумбочку рядом с кроватью. Он перевел глаза на Мэгги. -- А как в гостиной?
     --  За ту секунду, которая у меня была, прежде чем я  услышала истошный
вопль  невменяемого,  мне   показалось,  что   там  вполне  обычный   легкий
беспорядок.
     -- Теперь нет никаких сомнений, что это  была Дракула. -- Пумо не очень
понравилось выражение "легкий беспорядок". --  Я так и знал!  Она вернулась,
чтобы украсть опять то же самое. Я успел  купить новое радио с часами, и вот
теперь его нет.
     Глядя, как Мэгги в своих просторных китайских одеждах входит в спальню,
Пумо  с  ужасом   представил  себе   разгромленную  гостиную  --  изрезанные
покрывала,  скинутые   с  полок  книги,  стол  опрокинут,  телевизор  исчез,
автоответчик исчез,  ширма, которую  Пумо привез из Вьетнама, исчезла, как и
все   бутылки   из  бара.   Тино  никогда  не  считал  себя   помешанным  на
собственности, но ему жалко было все это потерять. Особенно кушетку, которую
Винх сделал для него своими руками.
     Мэгги подняла ногой  свисающий край покрывала, под которым обнаружилось
радио с часами, очевидно упавшее на пол, когда он вставал утром.
     Не говоря ни слова, Мэгги повела его в гостиную. Пумо отметил про себя,
что комната выглядит практически так же, как он ее оставил.
     Синяя  обшивка  кушетки  была  не  повреждена,  книги стояли в  обычном
"легком  беспорядке" на полках  и  лежали  стопками  на журнальном  столике.
Телевизор  стоял на  своем  обычном месте рядом со стереомагнитофоном.  Пумо
взглянул на пластинки и тут же понял, что кто-то перебирал их.
     В   дальнем  углу   гостиной   возвышалась  небольшая  платформа,  тоже
сооруженная Винхом. На  платформе стояли  письменный  стол и кожаное кресло,
которое было подвинуто к столу, как будто грабитель хотел посидеть за ним.
     -- Все  не  так  плохо,  -- сказал  Пумо.  --  Она  заходила  сюда, но,
насколько я вижу, ничего не натворила.
     Он  уже  смелее прошелся  по  комнате, внимательно  осмотрел журнальный
столик,  книги,  пластинки и журналы. Дракула  порылась и здесь -- все  было
чуть-чуть сдвинуто со своих мест.
     -- "Вестник батальона", -- произнес он наконец.
     -- Что-что? -- переспросила Мэгги.
     -- Она  взяла  девятый номер "Вестника батальона". Он приходит дважды в
год.  Честно говоря,  я обычно почти  не  заглядываю в  него,  но никогда не
выбрасываю предыдущий номер, пока не придет следующий.
     -- Значит, она увлекается солдатами.
     Пумо пожал плечами и вернулся к письменному столу. Его чековая книжка и
чековая книжка "Сайгона" лежали на своих местах, но  были слегка сдвинуты. А
рядом лежал недостающий номер "Вестника", открытый на статье, где сообщалось
об  отставке полковника  Эмиля  Элленбогена с какого-то  там второстепенного
поста  в  Арканзасе, куда Жестянщика  направили  после  неудачной службы  во
Вьетнаме.
     --  Нет, -- пробормотал  Тино. --  Эта сучка просто  перенесла  его  на
другое место.
     -- Со стола ничего не исчезло? -- спросила Мэгги.
     -- Не знаю. По-моему, чего-то не хватает, но не могу понять чего.
     Он  снова  оглядел свой  заваленный всякой  всячиной  письменный  стол.
Чековые  книжки.  Телефон.  Автоответчик.  Огонек  показывал,  что для  него
оставлено сообщение.  Он  попытался прослушать  его,  но на пленке ничего не
было. Может, она сначала позвонила, чтобы  убедиться, что Пумо нет дома? Чем
больше  Пумо  рассматривал  стол, тем крепче  становилось его убеждение, что
чего-то  не  хватает, но он  так и не мог вспомнить,  чего  именно.  Рядом с
автоответчиком лежала книга, которая называлась  "Нам". Тино был уверен, что
оставил ее на одном из журнальных  столиков. Он забросил чтение  примерно на
половине  книги, но специально не убрал  ее,  не желая признаться  себе, что
вряд ли когда-нибудь дочитает.
     Дракула  принесла книжку  и  номер "Вестника" на  стол, пролистала  его
чековые  книжки, возможно, дотронулась до каждого  предмета на  столе своими
длинными  сильными  пальцами.  От  этой  мысли  Пумо  прошиб  пот  и  слегка
затошнило.
     Пумо проснулся среди ночи. Сердце его бешено билось.  В темноте спальни
растворялись  остатки  кошмара.  Он  повернул голову  и  посмотрел  на мирно
спящую,  уткнувшись лицом в согнутую руку, Мэгги Ла. В темноте черты девушки
были  едва  различимы. Пумо любил  смотреть на спящую Мэгги.  Не  оживленные
мимикой,  черты ее  лица  казались почти  незнакомыми. Это было  просто лицо
какой-то китайской девушки.
     Он  вытянулся рядом с Мэгги и слегка коснулся  головы девушки. Что  они
делают сейчас,  его  друзья?  Он  увидел их почему-то  бредущими по  дороге,
взявшись за руки. Тим  Андерхилл не может быть Коко, и  они поймут  это, как
только найдут его.  Затем  Тино пронзила мысль,  что  если Тим  Андерхилл не
Коко, то это кто-то  другой, кто рыщет по свету и ищет их, ищет их всех, как
пуля, на которой написано его имя, которая  так и  летает  по свету, не зная
отдыха.
     Утром  он сообщил Мэгги, что должен попытаться хоть как-то помочь своим
друзьям -- он попробует раздобыть побольше информации о жертвах Коко.
     -- Пока что это все слова, -- сказала Мэгги.
     4
     Почему вопросы и ответы?
     Потому, что они помогают выстроить мысли в прямую линию. Потому что они
-- единственный выход. Потому что они помогают мне выжить.
     А о чем мне, собственно, думать?
     Как всегда, об обломках прошлого. О бегущей девушке.
     Ты воображаешь, что она была на самом деле?
     Конечно. Я воображаю, что она была на самом деле.
     А о чем еще ты собираешься думать?
     О своем  обычном объекте  для  размышлений.  Коко.  Сейчас  больше, чем
когда-либо.
     А почему сейчас больше, чем когда-либо?
     Потому что он вернулся. Потому что мне кажется, я видел его.
     Ты воображаешь, что видел его?
     Это одно и то же.
     И как же он выглядел?
     Как танцующая тень. Как сама смерть.
     Он явился тебе во сне?
     Он явился,  если  это можно так назвать, на улице. Смерть явилась прямо
на  улице, как и девушка. Появление девушки  сопровождалось жуткими криками.
Появление танцующей тени -- обычным уличным шумом. Он был покрыт, хотя этого
и  не было видно, кровью своих жертв.  Девушка, которую видел только я, была
покрыта своей  собственной  кровью.  Оба вызывали какое-то  едва определимое
чувство, сродни тому, которое, должно быть, внушала окружающим свита Пана.
     Что это за чувство?
     Ощущение того, что мы лишь  в очень небольшой  степени имеем влияние на
свою  судьбу,  на историю наших жизней. Хол Эстергаз из "Расколотый надвое".
Девушка пришла, чтобы поговорить со мной,  неся с собой  страх,  отчаяние  и
обреченность. Она бежит ко мне из ночи и хаоса. Она выбрала меня. Потому что
я выбрал Хола Эстергаза и  потому  что я выбрал Ната Бизли. "Не  сейчас,  --
говорит она. -- Не сейчас. История еще не закончена".
     Почему покончил с собой Хол Эстергаз?
     Потому что не мог вынести того, что только начинал узнавать.
     Тебя уносит туда воображение?
     Если оно достаточно хорошее.
     Ты ужаснулся, увидев девушку?
     Я благословил ее появление.
        "13"
        "Коко"
     Как  только взлетит  самолет, Коко  станет  человеком  в движении. Коко
точно знал: каждое путешествие -- путешествие в вечность. До земли  тридцать
тысяч футов, часы  нужно то и дело переводить назад,  свет и тьма  несколько
раз в течение полета сменяют друг друга.
     Когда  совсем  стемнеет,  думал  Коко,  можно  поближе  придвинуться  к
маленькому окошку,  и,  если  ты уже готов,  если  душа твоя уже  наполовину
принадлежит бесконечности,  ты сможешь увидеть  серое  клыкастое лицо  Бога,
плывущее к тебе из черноты.
     Коко улыбнулся,  и хорошенькая стюардесса улыбнулась ему  в ответ.  Она
наклонилась к Коко вместе с подносом.
     -- Что вы предпочитаете по утрам, сэр? Апельсиновый сок или шампанское?
     Коко покачал головой.
     Земля  присасывала  к  себе  самолет, пытаясь проникнуть сквозь него  и
всосать Коко в свои недра. Несчастной земле нравится все вечное, а все любят
и жалеют землю.
     -- В полете будут показывать кино?
     -- "Никогда не говори "никогда", -- через плечо ответила стюардесса. --
Новый фильм про Джеймса Бонда.
     -- Прекрасно, -- ответил  Коко, улыбаясь  про себя. -- Сам-то я никогда
не говорю "никогда".
     Стюардесса  рассмеялась  явно  из  чувства  профессионального  долга  и
продолжила свой путь.
     Салон  заполняли   пассажиры.  Они  рассаживались  по   рядам,  пытаясь
пристроить  куда-то  чемоданы,  сумки,  корзинки,  книжки. Прямо перед  Коко
уселись два китайских бизнесмена, которые открыли свои дипломаты, едва успев
коснуться сидений.
     Стюардесса  -- блондинка  средних  лет  в  синей  форменной  куртке  --
наклонилась к Коко с дежурной улыбкой на лице.
     --  Как нам называть вас, сэр? -- Она  поднесла  к его  глазам визитную
карточку пассажира, которую хотела заполнить. Коко  медленно опустил газету.
-- Итак, вы?.. -- Женщина смотрела на него в ожидании ответа.
     "Как нам называть вас, сэр?" Дахау, я буду называть тебя Леди Дахау.
     -- Почему бы вам не называть меня Бобби? -- ответил он.
     -- Что ж, так  я и сделаю.  --  Стюардесса  нацарапала  "Бобби" в графе
карточки, которая была помечена "4Б".
     У  Роберто  Ортиза  обнаружились не только паспорта, но и полный карман
карточек   и  удостоверений,  а   также   шестьсот  американских  и   триста
сингапурских  долларов.  В  кармане  блейзера  находился ключ  от  номера  в
"Шангри-Ла" -- где еще мог останавливаться молодой честолюбивый американец?
     В  сумочке  мисс Баландран лежали  фотоаппарат, тюбик противозачаточной
мази, небольшой  пластиковый футлярчик  с  пастой  "Дарки"  и зубной щеткой,
чистая пара трусиков и нераспечатанная пачка  колготок, бутылочка блеска для
губ  с кисточкой, тюбик  туши для ресниц, кисточка для румян, обрезанная  на
три  четверти пластиковая трубочка,  потрепанный  роман  Барбары Картленд  в
мягкой  обложке, пудра, с полдюжины таблеток  "валиума", рассыпанных по всей
сумке, множество мятых бумажных салфеток,  несколько связок с ключами и кипа
счетов общей суммой на четыреста  пятьдесят  три сингапурских доллара.  Коко
рассовал по карманам деньги, остальное швырнул на пол в ванной.
     Умывшись и вымыв руки, он взял такси до "Шангри-Ла".
     В  Нью-Йорке  Роберто  Ортиз  жил  на  Вест Энд-авеню.  Эй вы, на  Вест
Энд-авеню,  чувствуете  ли  вы,  как высшие силы  жаждет,  чтобы  свершилась
наконец справедливость? Ангелы слетают на Вест Энд-авеню, и их  белые одежды
развеваются на ветру.
     Когда  Коко  вышел  из  "Шангри-Ла",  на нем  были две  пары  брюк, две
рубашки, хлопчатобумажный  свитер  и  твидовый  пиджак.  В  большом  пакете,
который он нес в левой руке, лежали еще три рубашки, два свернутых костюма и
пара превосходных черных туфель.
     Таксист вез Коко по усыпанной листьями Гров-роуд на Орчад-роуд и дальше
-- на небольшую улочку сбоку от Бахру-роуд к некоему  пустующему строению, и
всю дорогу он представлял, что стоит в открытой машине, едущей вниз по Пятой
авеню. Путь Коко, едущего по Нью-Йорку в компании всех  земных богов. Дорогу
его  усыпает  серпантином  и  конфетти толпа,  собравшаяся  поприветствовать
кортеж.
     Биверс и Пул,  и Пумо, и Андерхилл,  и татуированный Тиано, и Питерс, и
драгоценный Спэнки Б., и остальные. Все боги земли -- кто сможет пережить их
приход на эту землю? Для узревших их тьма навсегда покроет все вокруг. Юрист
Тед Банди,  Жуан Корона, который работал в полях, и тот парень, что в Чикаго
переодевался клоуном,  Джон Уэйн Гейси  и сын Сэма, Уэйн Уильямс из Атланты,
Зебра-убийца,  те, кто оставлял свои жертвы  на холмах  и  в долинах,  и тот
низенький паренек из фильма "Риллингтон Плейс, 10", а также Лукас, наверное,
самый крутой из них. Рыцари Силы  Небесной,  наконец-то настал  их день. Те,
кто жил  рядом  с остальными  и  кого никак не  могли поймать,  но для этого
приходилось  притворяться,  демонстрировать  миру  свое  второе  лицо,  жить
скромно, переезжать из  города в город, аккуратно платить по счетам, хранить
глубоко в себе все свои секреты.
     Очищающий огонь.
     Коко  проползает в  дом через  окошко подвала  и  видит отца, лицо  его
неподвижно и угрюмо.
     Идиот чертов, -- говорит отец. -- Много на себя берешь,  воображая, что
они устроят парад в честь такого дерьма, как ты. Ни  одна часть животного не
должна пропасть даром.
     Коко раскладывает по полу деньги, старик улыбается и произносит:
     Ничто не заменит хорошего масла.
     Коко закрывает глаза и видит стадо слонов, величаво проплывающих мимо и
кивающих ему с молчаливым, угрюмым одобрением.
     Коко положил  на  развернутый спальный  мешок паспорта  Роберто Ортиза,
достал  пять карт со  слоном и  разложил их так, чтобы можно было  прочитать
имена. Затем  он залез в коробку с  газетными врезками и достал оттуда номер
американского  журнала "Нью-Йорк", который взял  в вестибюле отеля через два
дня   после  парада   в   честь  возвращения   заложников.   Под  заголовком
огненно-красными буквами было написано "Десять новых "горячих точек".
     Я-Тук,  Хью, Да-Нанг  -- вот они горячие точки. И Сайгон.  И  в журнале
тоже новые "горячие  точки". И тоже "Сайгон". Журнал автоматически  открылся
на нужной картинке и статье ("Здесь ел мэр").
     Коко  в  своем  новом  костюме  растянулся  на  полу  и стал пристально
всматриваться в картинку.
     Люди сидели  за столиками под  пальмовыми  ветвями  на фоне белых стен.
Официанты-вьетнамцы  в белых рубашках сновали туда-сюда между  столиками так
быстро,  что на фотографии на их месте получились лишь размытые белые пятна.
Коко  слышны были  громкие голоса, звяканье о фарфор  ножей и вилок. Хлопали
пробки.  На переднем плане стоял, облокотившись на стойку  бара, Тино Пумо и
скалился в объектив -- Пумо-Пума наклонился вдруг к Коко со страницы журнала
и заговорил  с ним голосом, который выделялся на фоне ресторанного шума, как
соло саксофона выделяется на фоне большого оркестра. Пумо сказал:
     -- Не суди меня, Коко. Выглядел он безумно испуганным.
     Вот  так  все они  говорят,  когда  понимают, что  стоят  перед  дверью
вечности.
     -- Я понимаю, Тино, -- ответил Коко маленькому испуганному человечку на
фотографии.
     В статье говорилось, что  в ресторане "Сайгон" огромный выбор настоящих
вьетнамских блюд. Клиенты были молодыми,  шумными  и  почти  все  напоминали
хиппи.  Утверждалось,   что   утка  имеет  "небесный  вкус",   а   все  супы
"богоподобны".
     -- Скажи-ка мне, Тино,  --  попросил  Коко. --  Что  это за  дерьмо  --
"богоподобный"?  Ты   что,  действительно   считаешь,  что  суп  может  быть
богоподобным?
     Тино отер лоб хрустящим белым  платком, повернулся и  посмотрел в глубь
картинки.
     И  здесь  же, набранные красивым тонким курсивом, были  адрес и телефон
ресторана.

     Мужчина уселся в кресло рядом с Коко, огляделся по сторонам и застегнул
ремни. Коко закрыл глаза и увидел снег, падающий с глубокого  холодного неба
на лед  толщиной в  сотни футов.  Далеко,  едва  видные в  пелене снегопада,
возвышались напоминавшие  сломанные зубы глыбы айсбергов. Бог  незримо витал
над замерзшей землей, и Бог хмурился в нетерпеливом гневе.
     Ты  знаешь  то,  что  знаешь. Лет сорок, а  может,  сорок один.  Густые
пушистые  белокурые  волосы, тонкие  очки  с  затемненными стеклами, тяжелый
подбородок.  В  огромных  руках,  которые  могли  бы  принадлежать  мяснику,
вчерашний номер "Нью-Йорк Таймс". Костюм за шестьсот долларов.
     Самолет вырулил  на взлетную  полосу и  мягко оторвался от  земли, беря
курс  на  Сан-Франциско.  Коко подумал,  что  человек, сидящий  рядом с ним,
должно быть, богатый бизнесмен с руками мясника.

     Птичка   с  черной  шеей  пролетает  на  фоне  сингапурской  долларовой
банкноты.  На глазах ее тоже черные круги,  напоминающие маску грабителя. Ее
настигает расходящийся кругами, подобно циклону, первозданный хаос. Птичка в
ужасе отчаянно машет крыльями. Мрак покрывает землю.
     Мистер Лукас? Мистер Банди?
     Мужчина,   сидящий   рядом,  сообщил  Коко,   что  он  банкир.  Банкир,
занимающийся капвложениями. У