глер, и все переглянулись.
     -- Что? -- переспросил Пул. -- Что случилось?
     -- Ничего.
     -- Ты убил Элвиса? -- спросил Спэнки Барредж.
     -- Ничего не случилось,  --  сказал  Денглер. Он сделал несколько шагов
вперед,  поднимая  сапогами пепел и искры,  затем  посмотрел через выжженное
пространство  на стариков-вьетнамцев,  которые стояли среди того,  что  было
когда-то их деревней, и смотрели прямо на него.
     Пул  слышал, что вьетнамцы что-то кричат, но ему понадобилось несколько
секунд, чтобы разбить гомон на голоса, а голоса на слова. Они кричали:
     -- Номер десят, номер десят...
     -- Кто стрелял?
     --   Хорошие  ребята,   --   Денглер  вымученно   улыбнулся  куда-то  в
пространство.
     -- С лейтенантом все в порядке?
     Интересно,  какой  ответ на этот вопрос ему на самом  деле  хотелось бы
услышать?
     Денглер пожал плечами.
     -- Ты  --  номер  десят,  --  доносились  писклявые  голоса со  стороны
деревни.
     Майкл  понял  вдруг, что  ему  вот-вот  придется войти  в  пролом между
камнями. Сколько можно  откладывать? Он войдет в пещеру и увидит перед собой
ребенка, протягивающего руки в темноте.
     -- Знаешь что? -- как-то монотонно произнес Денглер. -- Я был прав...
     -- Был прав по поводу чего?
     -- По поводу Господа Бога.
     Спитални стоял  теперь  в  лучах солнечного  света.  Он  снял рубашку и
тяжело дышал. Плечи его покрывали какие-то странные укусы, пуки, спина, лицо
--  все было в  кровоточащих красных пятнах. Он напоминал тарелку мяса. Норм
Питерс начал смазывать плечи Спитални какой-то белой маслянистой жидкостью.
     Пул отвернулся от Барреджа и пошел по дымящейся земле в сторону Норма и
Спитални. Через  секунду Спэнки присоединился к нему. Чувствовалось, что ему
тоже не очень хочется заходить в пещеру.
     Сделав  несколько  шагов, Пул  услышал в  небе гул  вертолета. Он нашел
глазами  на  небе  маленькую черную точку  и  подумал:  "Это плохо.  Улетай.
Возвращайся обратно".
     4
     --  Ничего  не могу понять, --  сказал Питерс. -- Посмотрите  сюда. Это
лишено всякого смысла, по крайней мере, для меня.
     -- Денглер вышел оттуда? -- спросил Спитални. Пул кивнул.
     --  Что  лишено  смысла? --  спросил он, но едва задав вопрос,  тут  же
понял,  о чем речь.  Узкое лицо  Спитални с  мелкими чертами лица постепенно
начинало проступать  по мере того,  как спадала опухоль. Теперь хорошо  были
видны  его  глаза, да и  лоб  больше не напоминал изрытую взрывами  землю, а
казался вполне гладким, только покрытым красной сыпью.
     --  Здесь нет  пчелиных  жал! --  сказал  Питерс. -- Должно  быть,  они
оставили их в улье.
     -- Черта с два  у  них нет жал, -- вопил Спитални. -- Вот лейтенант так
все  еще  и не  вышел оттуда. Лучше вам  завернуться во  что-нибудь  и пойти
вытащить его.
     -- Даже если бы это были осиные жала, то, чем я тебя намазал,  не сняло
бы опухоли, а только уняло бы боль.
     --  На,  пососи,  --  огрызнулся Спитални, изучая  свои костлявые руки.
Укусы постепенно уменьшались и были теперь уже просто красными точками.
     Майкл  смотрел, как приближается  вертолет, который был  уже размером с
муху.
     --  Это осы, -- настаивал Спитални. -- Готов спорить, что наш  Пропащий
Босс  там,  внутри, они  его закусали до смерти. Придется,  ребята, поискать
себе другого лейтенанта.
     Он поглядел  на Пула с таким выражением  лица, которое бывает у собаки,
когда она заставляет вас понять, что тоже умеет думать.
     -- Это имеет свою хорошую сторону, правда? Мертвого нельзя  отдать  под
трибунал.
     Пул смотрел, как исчезают постепенно с кожи Спитални красные точки.
     --  Есть ведь единственный  способ замять все  это, ты  знаешь не  хуже
меня. Надо все свалить на лейтенанта. Так и надо сделать.
     Теперь вертолет, приближавшийся к  ним на фоне палящего солнца, казался
почти что огромным. Он снижался, и вот уже задрожала трава под его колесами.
Ниже, за разрушенной  деревней, за злополучной ямой,  лежал  луг, на котором
паслись быки. Далеко слева, среди деревьев, беспорядочно росших на  холме, с
которого спустился отряд, казалось, отдавался гул садящегося вертолета.
     И тут Майкл вдруг услышал голос Гарри Биверса, громкий и ликующий:
     -- Пул! Андерхилл! Мне нужны два человека. Джекпот!!!
     Биверс показался у входа  в пещеру. Пул  увидел человека,  находящегося
наверху блаженства. Вся нервная энергия, заключенная в лейтенанте, вырвалась
теперь наружу. Он похож был на человека,  который не  понимает,  что ему так
хорошо сейчас только лишь  потому,  что он пьян. Пот градом  катился по лицу
лейтенанта, глаза его были влажными.
     -- Где мои два человека!
     Пул сделал знак Барреджу и Пумо, которые двинулись к пещере.
     -- Я хочу,  чтобы из  этой пещеры вынесли все, что там есть.  Воины, мы
попадем сегодня в шестичасовые новости!
     Воины?  Никогда  еще  Гарри  Биверс  не  был  так   похож  на  злобного
инопланетянина, который усвоил земные привычки из телевизионных программ.
     -- Вы -- номер десять, -- кричала им одна из старух.
     -- Номер  десять в  ваших программах, номер один  в  ваших  сердцах, --
заявил Биверс Пулу и обернулся к журналистам, которые уже  бежали  к  ним по
дымящейся траве.
     5
     И все, что случилось потом, прямо проистекало из  того, что вырвалось в
тот  день  изо  рта  Гарри Биверса.  "Ньюсуик", "Таймс",  передовицы  многих
крупных  газет,  телевизионные  обзоры   новостей.  А  затем  --  постепенно
остывающая память,  воскрешающая, как  на старых  фотографиях,  гору риса  и
высокую стопку русского оружия,  которое вынесли из пещеры  Барредж и  Пумо.
Я-Тук была вьеткон-говской деревней,  и все ее  жители мечтали только о том,
чтобы  убивать американских  солдат. Но на этой  фотографии  не было  трупов
тридцати детей, потому что единственные трупы,  найденные в Я-Тук, были  те,
что оставались в яме  --  два мальчика  и девочка лет тринадцати. И еще тело
мальчика помладше -- лет семи.  Чуть позже был найден на холме труп  молодой
женщины.
     После того, как улетели репортеры, стариков и старух отправили в лагерь
для  перемещенных лиц в Ан-Ло. Жестянщик и те, кто был над ним, описали этот
случай в донесениях, как "наказание пособников я лишение вьетконговцев одной
из баз для  вербовки новых сил и хранения  оружия и  продовольствия". Урожай
Я-Тук был отравлен, а старики-буддисты  уведены от склепов, где покоилась их
родня. Они знали,  что так будет, с того  момента,  как запылали их дома,  а
может  быть, еще с того, когда Биверс убил свинью. Они исчезли, растворились
среди  обитателей  Ан-Ло,  пятнадцать  ничем  не примечательных  стариков  и
старух.
     Когда  Пул и  Андерхилл углубились  в  пещеру,  на  них налетело облако
назойливых  москитов, которые  бились в лицо, попадали  в рот и глаза. Майкл
размахивал  руками  перед  лицом  и  двигался  так  быстро,  как только мог.
Андерхилл  следовал  за ним в ту  часть пещеры, куда насекомые почему-то  не
залетали. Это было как  раз  то место, откуда  раздавались  выстрелы. Теперь
кровь,  казалось, впитывалась  стенами,  исчезала  на  глазах, как  исчезали
опухоли  и волдыри, а  затем  и красные пятна на лице  покусанного Спитални.
Пещера сужалась и расширялась, распадалась на части. Чуть  дальше они  нашли
еще одну гору риса, еще дальше  --  деревянную  парту  и стул,  причем парта
выглядела  так, будто  ее  принесли  сюда  из  родной  школы Майкла  Пула  в
Гринвиче, штат Коннектикут. Предприятие начинало казаться безнадежным -- они
никогда не дойдут до конца этой пещеры, потому что  она не  имеет конца, она
вращается  вокруг себя самой. Они вошли  в грот, полный пустых металлических
ящиков. Андерхилл глубоко вздохнул и покачал  головой. Пул тоже почувствовал
этот  запах -- запах страха,  крови, пороха  смешивался с  жутким зловонием,
который Пул  мог описать  только в очень неприличных выражениях. Здесь пахло
не мочой, не калом,  не  потом, не гнилью, это также не  был тот характерный
острый запах, который исходит от напуганного  до  смерти животного. Это было
нечто куда  более ужасное.  Майкл наконец определил  это кошмарное зловоние,
как запах  боли.  Так должно было пахнуть в  месте, где индеец  Джо заставил
Тома Сойера смотреть, как он  насилует  Бекки  Тэтчер,  прежде чем убить  их
обоих.
     Пул   и  Андерхилл  вернулись  наконец  в  центральную   часть  пещеры.
М.О.Денглер выносил наружу один  из ящиков с  оружием, говоря что-то Виктору
Спитални.
     --  Человек  горя,  познавший  грусть,  --  отвечал,  а  скорее  всего,
повторял, Виктор  Спитални. -- Человек горя, познавший грусть, человек горя,
познавший грусть. Человек горя, познавший... мать твою. Господи Боже!
     -- Успокойся, Вик, --  сказал ему Денглер.  -- Что бы это ни было,  это
уже  прошло. --  Но тут он  вдруг  покачнулся,  будто  чья-то  сильная  рука
опустилась сверху ему на голову. Колени Денглера подогнулись, он уронил ящик
с  оружием, который опустился на землю с громким грохотом,  в то  время  как
Денглер  упал почти бесшумно. Спитални услышал звук, обернулся, посмотрел на
упавшего Денглера, но продолжал нести свой ящик к выходу.
     -- Здесь нет  детей, --  вопил снаружи Денглер. -- На  войне не  бывает
детей.
     Что ж,  он  был  прав -- детей действительно  не  было.  "Интересно, --
подумал Майкл, -- может быть, это жители Ан-Лак вывели остальных детей через
противоположный вход в пещеру".
     Когда  Питерс  снимал  последний  слой  бинта,  Денглер  застонал.  Все
обернулись и увидели коричневую от запекшейся крови рану, от которой исходил
неприятный запах.
     -- Тебе придется покинуть нас на несколько дней, -- сказал Питерс.
     -- Куда  пошел  лейтенант?  --  Денглер почти  со  страхом  озирался по
сторонам, пока  Питерс перебинтовывал его руку. -- Вы  видели как изо рта  у
него вылетали летучие мыши?
     --  Я  дал  ему  кое-что,  -- пояснил  Питерс.  -- Это поможет Денглеру
выкарабкаться.

     В темноту, которая поможет нам выкарабкаться.
        "25"
        "Возвращение домой"
     1
     Когда друзья  приземлились  в Сан-Франциско, у  всех троих  так  гудела
голова от недосыпания и выпитого накануне коньяка, что им казалось, будто бы
сейчас часа четыре утра, хотя на самом деле уже наступил полдень. В огромном
зале сотни людей следили за тем, как  соскальзывают из окошка на транспортер
их  чемоданы.  С  приведенной в  порядок  бородой  и коротко  подстриженными
волосами Тим Андерхилл  выглядел  каким-то тощим и очень  усталым. Плечи его
были сгорблены,  он напоминал великовозрастного студента с застывшим на лице
вопросительным выражением.
     Когда друзья  направились со своими чемоданами  к помещению  таможни, в
толпе пассажиров  появился человек в форме, который выбрал несколько человек
и  разрешил им выйти из  здания аэропорта  без таможенного  досмотра.  Люди,
которых  он выбрал, все были мужчинами среднего  возраста, напоминавшими  по
виду служащих крупных  корпораций. "Коко тоже был здесь, -- думал Пул. Глаза
таможенника на  секунду задержались на нем  и побежали дальше. -- Коко стоял
на этом самом месте и видел все, что вижу сейчас я. Он полетел из Бангкока в
Сингапур,  затем  пересел  на нью-йоркский рейс,  где встретил стюардессу по
имени  Лиза Майо и неприятного  молодого миллионера.  Он  беседовал с ним во
время перелета, а вскоре после того, как лайнер приземлился, Коко  убил его.
Я готов спорить, что он это сделал, я готов спорить, спорить..."
     Пул еще раз представил себе Коко, который  стоял на том же самом месте,
где стоит сейчас он. По спине Майкла побежали мурашки.

     Гарри  Биверс  поднялся  со  своего места,  как только увидел,  что его
друзья  выходят из-за  загородки для  прибывающих пассажиров.  Он перешагнул
через собственные чемоданы и ручную кладь и начал пробираться к Майклу Пулу.
     Они встретились  перед конторкой, Биверс протянул руки и молча заключил
Майкла в объятия, обдав  его запахом  алкоголя, одеколона  и  мыла,  которое
выдают в самолетах. Пул чувствовал себя так, будто его благодарят за отвагу,
проявленную на поле брани.
     С  драматическим  выражением лица  Биверс снял  руки с  плеч  Майкла  и
обернулся к Конору Линклейтеру. Но  прежде чем он успел  вручить тому  Орден
Почетного Легиона, тот протянул ему руку. Биверс сдался и пожал ее.  Наконец
лейтенант обернулся к Тиму Андерхиллу.
     -- Итак, это ты, -- сказал он.
     Андерхилл чуть не рассмеялся в голос.
     -- Разочарован?
     Во  все  время  перелета  Пул  думал, что  выкинет Гарри Биверс, увидев
Андерхилла, который  прибыл с остальными и был  явно невиновен. Существовала
небольшая  возможность, что тот поведет  себя действительно плохо,  например
немедленно  оденет   на  руки   Тима  наручники,  изображая  арест  опасного
преступника  гражданскими  лицами.  Фантазии  Гарри  Биверса  умирали  очень
тяжело, и  Пул понимал, что он не откажется так  просто и от этой,  которая,
вероятно, лежала в основании многих других.
     Но  хорошее  воспитание  и,  как  ни  странно, чувство  ответственности
одержали верх, что очень удивило Пула.
     -- Нет,  если ты  собираешься помогать нам, -- ответил Биверс на вопрос
Андерхилла.
     -- Я тоже хочу остановить его, Гарри, -- сказал Тим. -- Конечно, я буду
помогать вам, чем только смогу.
     -- Ты сейчас не колешься? -- спросил Биверс.
     -- У меня вообще все не так плохо, -- ответил Тим.
     -- Хорошо. Но вот  еще что.  Мне нужно  твое  подтверждение, что ты  не
станешь  использовать  полученную информацию  об этом  деле в нелитературных
произведениях.  Можешь писать  об  этом книгу --  мне все равно. Но права на
саму информацию должны принадлежать мне.
     --  Конечно,  --   сказал  Андерхилл.  --  Я   не  смог   бы   написать
нелитературное произведение, даже если бы попытался.  Я не буду мешать тебе,
если ты не станешь мешать мне.
     -- Мы можем  работать вместе, -- объявил Биверс. Он заключил Андерхилла
в  объятия  и  сказал, что  теперь они в одной  команде. --  Только дай  мне
сделать на этом деньги, хорошо?

     Когда друзья летели  в Нью-Йорк,  Майкл сидел  рядом с  Биверсом. Конор
сидел у окна,  а Андерхилл впереди Пула.  Биверс довольно  долго рассказывал
совершенно невероятные истории о своих похождениях в Тайпее:  о  том, как он
пил кровь змеи и  испытывал потрясающие сексуальные переживания  в  обществе
проституток,  актрис,  фотомоделей.  Затем  Гарри  наклонился  к   Майклу  и
прошептал:
     -- Нам  надо быть осторожными с  этим парнем, Майкл. Мы  не  можем  ему
доверять, и это  главное. Почему, ты думаешь, я пригласил  его поселиться  у
меня? Так будет удобнее следить за ним.
     Пул устало кивал.
     Затем Биверс сказал  довольно  громко,  так  чтобы  его  могли услышать
остальные:
     --  Я хочу,  чтобы вы,  ребята, задумались кое о  чем.  Через некоторое
время после  возвращения нам придется встретиться  с полицией. И это создает
кое-какие проблемы. Сколько из того, что мы знаем следует рассказать им?
     Андерхилл обернулся и вопросительно оглядел друзей.
     -- Думаю, мы  должны договориться  о том,  чтобы соблюдать  в этом деле
определенную конфиденциальность. Мы начали с того, что решили сами разыскать
Коко, и  этим же должны закончить. Мы  должны  все время идти на шаг впереди
полиции.
     -- Спасибо, я догадался, -- пробормотал Конор.
     -- Надеюсь, все остальные присоединятся к нашему соглашению.
     -- Мы посмотрим, -- сказал Майкл.
     --  Надеюсь,   речь  не  идет   о  том,  чтобы   нарушать   закон?   --
поинтересовался Андерхилл.
     -- Мне все равно, как вы  это  назовете, -- сказал Биверс. --  Я только
хочу сказать,  что мы не должны сообщать полиции  кое-какие  детали,  должны
оставить их  при себе. Кстати, полицейские время  от времени поступают точно
так же. Не распускать язык и глубже вникать в курс дела.
     -- А  что мы  можем сделать?  -- поинтересовался Конор.  Биверс  тут же
изложил несколько возможностей.
     --  Например, у нас есть два-три  факта, неизвестных полиции. Мы знаем,
что Коко -- Виктор Спитални, и мы знаем, что человек по  имени Тим Андерхилл
посетил наконец Нью-Йорк, а не киснет до сих пор у себя в Бангкоке.
     -- Ты  не  хочешь говорить копам, что мы ищем  Спитални? -- переспросил
Конор Линклейтер.
     --  Мы  немножечко поиграем в  немых.  Они  сами  разберутся,  кого  не
хватает, а кто на месте. --  Биверс наградил Конора довольно снисходительной
улыбкой. -- А вот вам еще один факт, который, на мой взгляд, очень важен для
нас. Спитални упоминал имя этого человека, -- кивок в сторону Андерхилла. --
Разве нет?  Чтобы заставлять репортеров  приезжать к нему. Думаю,  так было,
судя по тому, что нашли в Гудвуд-парке. Вот я и говорю, что пора приниматься
за дело всерьез.
     -- А как это сделать, Гарри? -- спросил Андерхилл.
     -- В каком-то смысле  эту идею подсказал мне Пумо, когда мы встречались
перед отъездом в ноябре. Он говорил о своей девчонке, помните?
     --  Да,  я  помню, -- обрадовался  Конор. -- Он  говорил мне. Маленькая
китаяночка морочила Тино, как хотела. Она публиковала для него  объявления в
какой-то там газетке. И подписывала их "Молодая Луна".
     -- Тре бон, тре, тре бон, -- пробормотал Гарри.
     -- Ты хочешь поместить объявление в "Виллидж Войс"? -- спросил Майкл.
     --  Ведь  это   же   Америка.   Давайте  проведем  рекламную  кампанию.
Растрезвоним  о   Тиме   Андерхилле  по  всему   городу.   Если   кто-нибудь
поинтересуется,  всегда  можем  сказать,  что  хотим найти однополчан. Таким
образом, нам не придется упоминать настоящего имени Коко. Думаю, нам удастся
сорвать с этого дерева несколько персиков.
     2
     Они  ехали  в фургоне с тремя рядами сидений  и багажным отделением  на
крыше. Даже внутри  воздух был  холодным,  так что Майклу  пришлось покрепче
запахнуть  пальто  и  пожалеть,  что он не  захватил  с  собой свитер, когда
собирался  в дорогу. Он  чувствовал себя здесь  чужим  и одиноким. Пейзаж за
окнами фургона  казался одновременно знакомым и незнакомым. Казалось, прошло
очень много времени с тех пор, как он видел все это в последний раз.
     По обе  стороны  шоссе жались  друг к другу, будто бы  тоже спасаясь от
холода,  уродливые  домишки.  Темнело.   Никто  из   пассажиров  фургона  не
разговаривал. Даже семейные парочки.
     Майкл вспомнил, как увидел во сне Робби, державшего фонарь.
        "26"
        "Коко"
     Возвращение  домой  всегда проходит  одинаково.  И  возвращаться всегда
немного  страшно.  Кровь и Мрамор  --  они всегда дома. Ты должен  проложить
дорогу в пустыне и тогда сможешь потрясти небеса и землю, море и сушу. Иди в
пустыню, потому что никому не удастся пережить его пришествие.
     Ты возвращаешься к тому, что  было недоделано, и теперь это  тянет тебя
сюда  --  недоделанное,  сделанное плохо  или  просто  не очень  хорошо.  Ты
возвращаешься к тому, что  разжевало  тебя и  выплюнуло, к тому, что сделал,
хотя этого не следовало делать, к тому, что приближалось  к тебе с доской, с
веревкой, с кирпичом.
     Все это было в книге, даже Кровь и Мрамор были в книге.
     В книге  пещера была рекой, по берегу  которой  бродил маленький  голый
мальчик,  покрытый  замерзшей  грязью  (но на  самом  деле  это  была  кровь
женщины).  Он  прочитал  эту  книгу  с начала  до  конца и  обратно. Так они
говорили  дома  -- с начала до конца и  обратно. Коко помнил, что купил  эту
книгу,  потому что когда-то, в  другой  жизни, он  знал ее  автора, но очень
скоро книга выросла у него в руках до необъятных размеров и сделалась книгой
о  нем самом.  Коко чувствовал себя  так,  будто  он  находится  в свободном
падении. Словно кто-то скинул его с вертолета. Тело его покинуло само  себя,
движимое таким привычным,  таким  знакомым  страхом, оно  встало и  пошло  в
книгу, которую Коко держал в руках.
     Такой знакомый всепоглощающий страх.
     Он по