о кузины  в  квартире на Кэнел-стрит, и Винх
проводил там почти все вечера. Когда грузовики и  пикапы рабочих свернули на
Западный Бродвей, Пумо вновь оглядел улицу.
     Гранд-стрит   никогда   не   бывала  пустой,  и   тротуары  были  полны
преуспевающими  жителями  Нью-Джерси  и  Лонг-Айленда, которые  предпочитали
тратить деньги  в Сохо.  Мимо туристов с трудом пробирались местные жители с
Гранд-стрит, Западного Бродвея,  Спринг-стрит, Брум-стрит. Некоторые  махали
Пумо, и  он махал им в ответ. Знакомый  художник, поднимаясь  по  ступенькам
бара  "Ля Гамал", через улицу спросил  Пумо, когда тот  думает открыть  свое
заведение.
     --  Через  пару недель,  --  ответил  Пумо,  молясь про себя, чтобы это
оказалось правдой.
     Художник вошел в бар, а Пумо зашел в помещение "Сайгона". Он  подошел к
бару,  где  Гарри  Биверс  провел  столько  часов,  принадлежащих  по  праву
"Колдуэлл,  Моран  и Моррисей".  Бар  был  теперь отделан  под орех, за  ним
виднелась пустая, все еще не доделанная столовая.
     С трудом ориентируясь в темноте,  Пумо прошел в кухню. Здесь лампы были
подключены, и Пумо зажег свет. Затем  он встал на  четвереньки, заглянул под
плиту, под холодильник, за морозильные камеры и шкафы с продуктами, осмотрел
каждый сантиметр пола, но нище не обнаружил ни одного насекомого.
     Затем Тино прошел в небольшую комнатушку Винха. Постель шеф-повара была
аккуратно   застелена.   Книги   Винха  --  поэзия,   романы,   исторические
произведения, кулинарные книги на французском,  английском  и вьетнамском --
аккуратно  стояли  на самодельных  полках. Пумо  заглянул  под  шкафы и  под
кровать. Гигантского  насекомого  нигде не было. Никто не стучал  лапками по
полу.
     Пумо запер дверь и поднялся на антресоли, в  свое  жилище. Там  он снял
наконец  пальто, прошел в спальню  и,  не  зажигая света взглянул из окна на
Гранд-стрит.
     Люди продолжали подниматься  по ступенькам "Ля  Гамал". Многие из  этих
людей, будь у них сегодня такая возможность, принесли бы свои пустые желудки
и полные кошельки в "Сайгон".  Все довольно торопливо шли по улице, никто не
таился, не крался, не глядел на окна.  Мэгги еще  не решила, возвращаться ей
или нет.
     Наверное, останется у Генерала. Все это показалось Пумо  таким знакомым
-- Мэгги долго не будет звонить, он начнет сходить с ума, затем опять пойдут
эти маленькие загадочные объявления  в  "Войс", все опять начнется  сначала.
"Котик скучает по Молодой Луне". Может быть, в  этот  раз ему не понадобится
стать  жертвой  нападения и ограбления, чтобы Мэгги вернулась. Может, сам он
проявит чуть  больше здравого смысла, но сегодня ей  лучше остаться там, где
она находится. Пумо хорошо была знакома эта жажда  одиночества, когда никого
не хочется пускать в свои проблемы.
     Пумо сделал себе коктейль, отнес его  к  кушетке, улегся и  стал  ждать
Винха.
     Когда внизу позвонили,  первой мыслью Пумо было, что Винх, должно быть,
отправился к дочери, забыв захватить ключи, и он чуть было не  открыл  дверь
сразу же,  не  воспользовавшись  переговорным устройством.  Но  в  последний
момент он все же передумал и спросил:
     -- Кто здесь?
     -- Доставка, -- ответили из-за двери.
     Зять  поставщика  с  полным  фургоном  чугунной  посуды  и  несколькими
коробками ножей. Раз  Леунг прислал все это,  не переговорив с Пумо, значит,
счет будет выписан по старым ценам.
     -- Сейчас, -- Пумо нажал на кнопку, открывающую автоматический замок, и
впустил человека, стоявшего за дверью.
     4
     --  Итак, ты думаешь, что я должна вернуться к нему  сегодня? -- Мэгги,
как  котенок,  прижалась  к  Генералу,  как будто  тепло  его  широкой спины
позволяло ей чувствовать себя сильнее и увереннее.
     -- Я этого  не говорил, -- Генерал уселся на стул в одном  из рядов для
паствы  его  церкви.  Все вокруг  -- красный  винил,  которым были  обтянуты
сидения, желтые стены, на  которых изображен был масляными красками кудрявый
Иисус, борющийся  с  демонами на фоне туманного китайского  пейзажа, простое
светлое дерево алтаря -- сверкало  и переливалось  под резким  ярким светом,
который  Генерал  и  его паства предпочитали всем  другим  видам  освещения.
Генерал и Мэгги  разговаривали на кантонском наречии,  которым  оба  владели
прекрасно и на котором Генерал вел службы и читал проповеди.
     Мэгги, стоявшая  возле  закрытого ставнями окна, выходящего на одну  из
улиц Гарлема, напоминала бездомную сиротку.
     -- Тогда извини. Я не поняла тебя.
     Генерал  выпрямился  и  одобрительно кивнул.  Он  прошелся  вдоль  ряда
стульев, обошел Мэгги и направился к алтарю.
     Мэгги подошла к загородке.  Генерал несколько  секунд разглядывал белую
материю, покрывавшую алтарь, затем снова посмотрел на Мэгги.
     -- Ты всегда  была умной девочкой, --  сказал он. --  Только никогда не
понимала самое себя. Но то, что ты делаешь! То, как ты живешь!
     -- Я  не  делаю  ничего плохого, -- ответила  Мэгги. Все это напоминало
продолжение какого-то  старого-престарого  спора, и Мэгги  вдруг  захотелось
уйти  отсюда,  оказаться  в  компании   Джулиса  и  Перри  с  их  бездумным,
беспорядочным шатанием  по  клубам и готовностью  также  бездумно  принимать
Мэгги такой, какая она есть.
     --  Я хочу  сказать,  что  ты  живешь,  не зная себя,  --  мягко сказал
Генерал.
     --  И  что же я  теперь должна  делать? -- спросила  Мэгги, не в  силах
скрыть иронии.
     -- Твое  призвание -- заботиться о других. Ты из  тех, кто  всегда идет
туда,  где в нем нуждаются. Твой друг очень сильно нуждается в твоей помощи.
И ты смогла так быстро вернуть  ему  здоровье и уверенность в себе, что твое
присутствие  перестало быть необходимостью,  и  вернулись  все  его  прежние
проблемы. Я знаю таких людей, как он. Пройдет еще много  лет, прежде чем ему
удастся наконец пережить то, что он повидал на войне.
     -- Ты  думаешь, американцы слишком сентиментальны, чтобы быть здоровыми
солдатами?  --  спросила  Мэгги.  Ей  действительно  интересно  было  мнение
Генерала на этот счет.
     Тот удалился  за  алтарь и  вышел оттуда,  неся в  руках стопку гимнов.
Зная, что он нее требуется, Мэгги взяла книжечки у него из рук.
     -- Я не философ, -- сказал  Генерал, -- Но из тебя, возможно, получился
бы куда лучший  солдат, чем  из  твоего приятеля. Я знал многих людей твоего
типа, из которых получались прекрасные  офицеры. У твоего  отца был такой же
характер.
     -- Он всегда шел туда, где в нем нуждались?
     -- По крайней мере, он всегда приходил туда, где я в нем нуждался.
     Они шли вдоль рядов, раскладывая по стульям сборники гимнов.
     -- А теперь мне кажется, что ты хочешь,  чтобы я отправилась куда-то --
сказала Мэгги.
     -- Ты, ведь ничем сейчас не  занимаешься. Только помогаешь мне в церкви
и живешь со своим  старым солдатом. И уверен, что ты много всего делаешь для
его ресторана.
     -- Я пытаюсь, -- подтвердила Мэгги.
     -- А если  бы ты жила  с художником, ты разыскивала бы лучшие  кисти  в
городе. Ты готовила бы ему холсты, как никто еще до сих пор их не готовил, а
затем  добивалась  бы, чтобы его картины  выставляли  в  лучших  галереях  и
музеях.
     -- Пожалуй так, -- удивленно произнесла Мэгги.
     -- Поэтому тебе  надо решить, хочешь ли ты выйти за кого-то замуж здесь
и жить его жизнью, быть его партнером, если он тебе позволит, или же прожить
свою собственную жизнь.
     -- В Тайване, -- Мэгги знала,  что в  конце  концов разговор сведется к
этому.
     -- Это место ничуть не хуже  любого  другого, а для тебя даже  лучше. Я
спокоен за Джимми. Джимми всегда одинаковый, где бы он ни был, и  он может с
тем же  успехом  оставаться  здесь.  Но  ты могла бы  поступить в колледж  в
Тайване и начать готовиться к карьере.
     -- К какой именно?
     --  К карьере врача. Я готов оплатить твое обучение.  Изумленная  Мэгги
чуть не рассмеялась, затем она попыталась обратить сказанное в шутку.
     -- Хорошо что не медсестры.
     -- Я думал об  этом.  -- Генерал продолжал  раскладывать гимны. --  Это
займет меньше времени  и стоить  будет  намного дешевле. Но тебе,  наверное,
больше понравилось бы быть врачом?
     Мэгги вспомнила о Пумо и сказала:
     -- Возможно, мне следует стать психиатром.
     -- Возможно, -- согласился Генерал, и Мэгги поняла, что он прочитал  ее
мысли.
     --  Твое призвание -- заботиться. Помнишь, как  мать  в  детстве читала
тебе "Варвара"? Книжку про слона.
     --  Книжки, --  поправила  Мэгги.  Она  прекрасно  помнила  французские
книжки, которые читали ей в детстве отец и мать.
     -- Я вспомнил одну фразу из этой книги. Король Варвар говорит:
     "Сказать по правде, это очень трудно -- воспитать свою семью".
     -- Уж тебе-то это удалось.
     -- Хотелось бы, чтобы это удалось мне лучше.
     --  Ну  я ведь самая  маленькая из твоих семей. --  Мэгги  потянулась и
погладила руку Генерала. -- Я сто  лет не вспоминал  об этих книжках.  Что с
ними стало?
     -- Они у меня.
     -- Когда-нибудь я захочу взять их. Всегда очень любила маму.
     -- Еще одна заботливая личность.
     На этот раз Мэгги рассмеялась.
     --  Я  не хочу ничего тебе навязывать. Если захочешь  остаться  и выйти
замуж за своего старого солдата, я буду рад. Но хочу, чтобы ты понимала, что
всю  жизнь будешь  ему не  только женой, но и нянькой. Это было  уже слишком
даже для Мэгги, и она поспешила перевести разговор на более безопасную тему.
     -- Я могла бы петь ему песнь слонов. Помнишь?
     Генерал  покачал  коротко  остриженной головой. Мэгги  была  благодарна
старику  за то,  что  он не  отказался познакомиться  с Тиной  Пумо. Девушка
пообещала себе,  что  любого человека, который  будет ей небезразличен,  она
обязательно покажет Генералу.
     -- Все, что я помню, это  то, что  песня считается очень древней,  -- с
улыбкой  произнес  Генерал. -- Со  времен мамонтов. --  Последняя фраза была
сказана с таким видом,  точно  Генерал сам был  стар настолько, что когда-то
видел воочию доисторических животных. Мэгги запела песню из "Варвара":
     Патали ди ропато, Сромда кромда рипало, Пата пата Ко ко ко.
     --  Это  первый куплет. Я  не помню остальных, но  кончаются они также:
Пата пата. Ко ко ко.
     Пропев  эти  слова,  Мэгги поняла, что, конечно же, вернется сегодня на
Гранд-стрит.
     5
     Примерно в то же время, когда Тино Пумо открыл входную дверь ресторана,
а Мэгги Ла  поднималась по ступенькам  станции на  Сто двадцать пятой улице,
гадая, прошла ли у Пумо его утренняя дурь, Джуди Пул позвонила Пэт Колдуэлл,
зная,  что разговор  предстоит серьезный. Джуди казалось, что Пэт  --  самый
подходящий на свете человек для серьезного разговора. Она не осуждала людей,
как делали  это большинство знакомых Джуди, да и она сама. Джуди приписывала
это тому, что  Пэт родилась богатой наследницей  и  всю  жизнь  была  этакой
принцессой,  деликатно  снисходящей  до всех  остальных.  Пэт родилась очень
богатой,  богаче  даже  чем  Боб  Бане,  и  Джуди  считала,  что если бы  ее
угораздило родиться с такой огромной серебряной ложкой во рту, она бы  точно
так  же без особого  напряжения  скрывала  эту ложку  от окружающих.  Самыми
искренними  либералами могут быть  только  по-настоящему богатые  люди.  Пэт
Колдуэлл была знакома с Джуди Пул примерно десять лет, с тех пор,  как Гарри
и  Майкл  оставили  армию,  и  Джуди  считала,  что  они  неплохо  смотрятся
вчетвером.  Или  смотрелись  бы,  если  бы  Гарри  Биверс не  был  настолько
ненадежен,  -- Гарри практически разрушил их дружбу. Даже Майкл недолюбливал
его.
     -- Это все  из-за Я-Тук,  -- как-то сказала Джуди  Пэт.  -- Знаешь кого
напоминают мне наши  мужья? Людей, которые сбросили бомбу на Хиросиму.  Тех,
что потом запили и опустились. Они позволили этому взять над собой верх, как
будто ждали, что их накажут за содеянное.
     -- Гарри  никогда не ждал  наказания, -- возразила  Пэт. -- Гарри ни за
что не ждет наказания. Так что не будем слишком строги к Майклу.
     --  Я стараюсь,  --  сказала Джуди.  --  Но не  уверена,  стоит ли  это
по-прежнему моих усилий.
     -- О, Боже!
     -- Но ведь ты-то развелась.
     --  У  меня  были  на  то  причины. Причины выше причин. Причины внутри
причин. Тебе это будет неинтересно.
     Джуди было интересно  -- Майкл делился с ней предположениями, что Гарри
Биверс поколачивает жену, -- но она не решалась спросить.
     -- Майкл  звонил из Бангкока, -- произнесла Джуди после  паузы. -- И  я
ужасно с ним поговорила. Ненавижу себя, когда так веду.  Я даже сказала ему,
что иду обедать с другим.
     -- Понимаю, -- сказала Пэт. -- Когда кот выходит за порог...
     -- Боб очень симпатичный, преданный, очень стабильный человек. -- Джуди
как бы защищалась. -- Ведь со дня смерти Робби  мы с Майклом не  были близки
по-настоящему.
     -- Понимаю, -- повторила Пэт. -- Так у тебя с этим парнем серьезно?
     -- Могло бы быть. Он здоров. Он никогда никого не убивал. Он ходит  под
парусом. Он играет в  теннис. Ему не снятся кошмары, он не сеет вокруг  себя
горе и болезнь. -- К своему  собственному удивлению Джуди разрыдалась. --  Я
так одинока.  Это  Майкл делает меня  одинокой.  Все, чего  я хочу, это быть
самой обычной  женщиной  и жить самой обычной жизнью. -- Джуди  остановилась
перевести  дыхание.  Она  все  еще  плакала. Голос предательски  дрожал.  --
Неужели я прошу слишком много?
     --  Смотря у кого просить, --  рассудительно ответила  Пэт.  --  Но ты,
очевидно, так не думаешь.
     -- Не думаю, -- Джуди почти что выла. -- Я так тяжело работала вею свою
жизнь. Ведь ты  знаешь,  я  не родилась в  Уэстерхолме. Я горжусь  тем, чего
достигла  в  жизни,  --  своим  домом,  своими  успехами  в  работе,  своими
знакомыми. Это  важно для меня.  Я никогда  не  просила  ничьей  помощи,  не
пользовалась ничьей благотворительностью. Я завоевала себе место под солнцем
в  одном  из самых престижных,  самых дорогих  городов  во  всей стране. Это
что-нибудь да значит.
     -- Никто и не спорит, -- утешила ее Пэт.
     -- Ты не знаешь Майкла, -- сказала Джуди. -- Он хочет все это  взять да
и выкинуть.  Мне кажется, он  ненавидит Уэстерхолм. Он  хочет бросить все  и
переехать жить в трущобы.  Ему нравится посыпать голову пеплом. Он ненавидит
все красивое.
     -- Он болен? -- спросила Пэт. -- Ты сказала что-то о горе и болезни.
     -- Война поселилась внутри него. Он носит в себе смерть, видит весь мир
перевернутым. Единственный человек, который дорог ему  здесь,  это  девочка,
которая  умирает от рака.  Он  носится с ней,  достает ей  книги, выдумывает
разные предлоги, чтобы навестить ее. Все это ужасно, ведь он так заботится о
ней, потому что девочка умирает. Потому что она, как Робби. Наш милый Робби.
-- Джуди снова плакала. -- Я тоже  любила сына,  но когда он умер, заставила
себя забыть  обо всем, сказала себе, что  должна  оставить это позади и жить
дальше.  О, боюсь, ты  никогда не простишь  мне,  что я позволила  себе  так
распуститься.
     --  Конечно же прощу, да здесь и прощать  нечего. Ты расстроена. Уж  не
хочешь ли ты сказать, что  Майкл страдает от  какой-то болезни,  связанной с
Эйджент Оранж?
     -- Ты жила когда-нибудь с врачом? -- Джуди нервно рассмеялась.  -- Если
бы жила, то знала бы,  что  доктора невозможно заставить  сходить к доктору.
Майкл   нездоров,   но  это  все,  что  я  знаю.  Он  и  не  думает  сходить
обследоваться.  Он  как  какой-нибудь  упрямый  старик  -- ждет,  пока  само
пройдет. Но я-то  знаю, что это. Это Вьетнам! Это Я-Тук! Он проглотил Я-Тук,
он  разжевал его, он  его выпил, как выпивают яд, и  теперь все это пожирает
его изнутри. Но Майкл предпочитает обвинять меня во всех своих проблемах. --
Джуди сделала  паузу  и  попыталась взять  себя в руки. -- И как будто всего
этого мало, еще анонимные звонки. С тобой когда-нибудь бывало такое?
     -- Что-то было пару раз. И Гарри имел привычку звонить мне после  того,
как я заставила его съехать с моей квартиры. Он никогда не назывался, просто
дышал и  дышал в  трубку, видимо надеясь,  что во мне  проснется жалость или
что-нибудь в этом роде.
     --  Может,  это  Гарри  звонит  мне? --  Джуди  издала сдавленный звук,
который, очевидно, должен был изображать смешок.
     6
     Всю дорогу к дому Пумо  Мэгги  преследовало предчувствие, что что-то не
так. У самого выхода из метро ее окружила толпа подростков. Приплясывая, они
кричали наперебой:
     -- Пойдем со мной, косоглазая  малышка.  Мы  хорошо  проведем  время. Я
покажу тебе, как это делается.
     Они  были всего-навсего изнывающими от безделья юнцами, которые боялись
женщин, чтобы заговаривать с ними  по одному, но Мэгги вдруг испугалась и не
нашла ничего лучше, как поглубже засунуть руки в карманы, отвернуться и идти
прямо  вперед.  Вокруг подростков  висел в воздухе  запах марихуаны.  Где же
Пумо?  Почему  он  не  отвечал на  телефонные  звонки?  Один  из  подростков
продолжал тараторить:
     -- Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня!
     Мэгги  повернулась  и  одарила  его таким  взглядом,  что  парень  даже
попятился.
     Остальные подростки шли за ней примерно с квартал, бормоча и выкрикивая
что-то  невразумительное. Стало  очень  холодно, ветер  обжигал лицо  Мэгги.
Уличные фонари освещали тротуар зловещим желтым светом.
     Мэгги требовалось время, чтобы  обдумать предложение  Генерала  Она  не
должна отвергать его, не обдумав как следует, возможно, она вообще не должна
отвергать его. Может быть, Генерала удастся уговорить согласиться, чтобы она
поступила в медицинский колледж  здесь в Нью-Йорке, если только ее  примут в
какой-нибудь из них Если Мэгги будет студенткой,  у  нее будет своя  комната
где-нибудь  на Вашингтон Хейт в Бруклине; если она будет  занята больше, чем
пятеро владельцев ресторана, если Пумо  увидит, что у нее своя жизнь  что ж,
тогда он не сможет винить ее в том, что приходится готовить самому.
     Эти приятные мысли вновь были  прерваны беспокойным чувством. С другого
конца квартала  Мэгги заметила  перед  дверью какой-то странный  серебристый
свет. Она решила, что это  кусок стекла или  диск металла, который  ожидает,
пока его употребят по  назначению строители. Сейчас Мэгги осознала  наконец,
что время слишком позднее для рабочих. И они наверняка не стали бы оставлять
что-то на ночь на улице в этом районе.
     Подойдя ближе к ресторану, Мэгги заметила, что входная дверь приоткрыта
и свет изнутри падает на тротуар.  Предчувствие неприятностей превратилось в
колокол, бьющий тревогу в голове. Пумо не мог оставить дверь открытой. Мэгги
прибавила шагу.
     Взявшись рукой за  дверь,  она  сказала себе, что если не  Пумо оставил
дверь  открытой,  то это  должен был сделать кто-то другой.  Она позвонила в
звонок, соединяющий вход с  квартирой Пумо  и,  едва  услышав звук,  тут  же
отдернула руку.
     Несколько секунд Мэгги стояла в дверях,  не зная, что делать. Затем она
нажала на кнопку звонка, проведенного в ресторан, подумав, что возможно Винх
уже дома. Она жала и жала на кнопку, но ничего не происходило. Винха дома не
было.
     За углом ресторана был телефон-автомат, и Мэгги уже двинулась к выходу,
чтобы вызвать полицию. Но вдруг Пумо просто  забыл  запереть дверь  и просто
сидит теперь у себя  наверху, мучимый очередным приступом черной меланхолии?
Или это Дракула вернулась, чтобы вновь поживиться чем-то в квартире Тино? На
Мэгги  нахлынули воспоминания о том, как она нашла Пумо лежащим на простынях
в лужах  засохшей  крови, и вновь  подняла  руку к звонку.  На сей  раз  она
звонила  еще  дольше,  чем в  ресторан, слушала, как переливаются  трели  за
закрытой дверью.
     --  Посмотри-ка  на эту бездельницу  Мэгги.  Держу  пари,  она  кого-то
выслеживает.
     Оглянувшись, Мэгги  увидела у себя за спиной Перри, своего друга из Ист
Виллидж, который держал под  мышкой  большой  черный портфель. Рядом  с  ним
гримасничал