щем
бутылки "кока-колы", причем пробка отлетала от бутылки с громким щелчком.  У
девицы было скуластое  личико  и  горящие черные глаза. Открыв бутылку,  она
высасывала из нее  жидкость, которую затем  выливала обратно. Насколько было
известно Конору, ни одна из девиц "У Донована" так не умела.
     Конор вдруг осознал, что  дошел как раз  до той стадии опьянения, когда
дальше алкоголь уже не действует.
     Посмотрев на боковую  сцену, Конор густо  залился  краской  -- стройное
юное создание освободилось от  платья, чтобы продемонстрировать собравшимся,
что  является  одновременно  владельцем  двух  маленьких  упругих  грудей  и
внушительных размеров  мужского полового  органа,  который,  опустившись  на
колени, взял в  рот другой "катуи".  Конор  повернулся  вновь  к центральной
сцене, на которой девица  с непроницаемым  лицом  жены  диктатора собиралась
что-то делать с большой рыжей собакой.
     -- Дайте мне виски, -- сказал Конор официантке.
     Когда жена диктатора вместе с собакой покинули сцену, на нее взобрались
невысокий мускулистый таиландец и девица с  волосами по пояс. Скоро они  уже
демонстрировали половой акт, все время меняя позы и вращаясь, как гимнасты в
воздухе.  Один  из  трансвеститов рядом  с Конором  тяжело  вздохнул.  Конор
заказал  еще  виски.  Призрак  Тима  Андерхилла  сидел  где-то  в   зале   и
аплодировал.
     Конор вдруг понял, что не может  с точностью  утверждать, кто из людей,
выступающих  на сцене, на  самом деле мужчины,  а кто  --  женщины. Тут были
мужчины с женской грудью, женщины с членами.
     Сейчас  на сцене было четверо, которые сплелись как  бы в тугой клубок,
из которого Конору удавалось увидеть то  женскую улыбку, то пышные бедра, то
внушительных  размеров зад. Затем все четверо встали и начали кланяться, как
артисты.  Эти  люди показались  вдруг  Конору  хранителями  памяти  о вечном
наслаждении, они отличались от тех, кто сидел в зале, как марсиане, они были
нетленны и неприкосновенны, как ангелы.
     "Вот это да!" -- думал Конор. Ему открылось вдруг, что  только  что  он
наблюдал  момент  полной,  абсолютной ясности  и правды жизни.  Конор увидел
самого  себя,  стоящим  перед сверкающей  стеной нерушимого и  непостижимого
мира, где стирались границы между полами а языком служила музыка, и все, что
двигалось, было настолько быстрым и ярким, что слепило глаза.
     Затем он вновь вернулся в жестокую реальность.
     Выступавшие, облачившись  в робы, сошли со сцены в  полуопустевший зал,
где  оставались теперь  в  основном  прибалдевшие  наркоманы  и проститутки,
живущие  в  хибарках   вдоль  реки.   Конор  был  пьян.  Тим  Андерхилл  был
пьяницей-неудачником, таким же, как он. Конор пытался припомнить этот момент
познания абсолютной  истины,  но вспоминались  только бары  и задние сиденья
такси, которые видел он сегодня во время своей бесплодной охоты -- настолько
бесплодной, будто он искал не человека, а единорога или  какое-нибудь другое
мифическое существо.
     Конор  думал  о  том, что, в  сущности,  вся  его  жизнь  была историей
непонимания, что происходит с ним и с этим миром.
     Конор   вытер   руки  о   джинсы  и  устало  последовал  за  остальными
засидевшимися посетителями по темному коридору к выходу.
     Несколько человек  двинулись в сторону стоящего  рядом гаража. Все  они
были  одеты в  облегающие тайские костюмы  и  напоминали  солдат-наемников в
отпуске. На одном из  них были  темные очки. Конор стоял, покачиваясь, перед
дверью клуба, соображая, что эти люди стоят и ждут, когда он уйдет.
     Ему стало вдруг ясно, что увиденное сегодня в клубе было лишь прелюдией
к главному номеру.  Эти люди не довольствовались тем,  чего  было достаточно
для  остальных.  "И я тоже",  -- подумал Конор, вспомнив, что он  испытывал,
глядя,  как  кланяются  артисты.  Должно  быть  что-то  еще  --   еще  более
захватывающее. И еще  одна вещь заставила Конора подойти к  этим  людям: Тим
Андерхилл должен был бы  быть вместе с ними. Ведь именно поэтому Чэм  привез
его  сюда.  Чего  бы  ни ждали эти  люди,  это  должно было стать  последним
действием представления, так захватившего Конора.
     Когда  Конор  сделал шаг  в сторону кучки людей, тот, что  был в темных
очках, что-то сказал своим  приятелям и пошел ему навстречу. Он поднял  руку
вверх, как полисмен, регулирующий движение, затем жестом показал Конору, что
ему надо уходить.
     -- Представление закончилось, -- сказал мужчина. -- Вы должны идти.
     -- Я хочу посмотреть, что еще здесь покажут.
     -- Больше ничего. Вы должны идти, -- мужчина повторил свой жест.
     Остальные таиландцы, хотя и не было заметно, чтобы  они двигались, были
теперь гораздо  ближе  к  Конору.  Он  почувствовал хорошо знакомые  чувства
возбуждения и ожидания  при встрече с  опасностью. Насилие витало в воздухе,
эти люди как бы излучали его.
     -- Тим Андерхилл посоветовал мне прийти сюда, -- громко произнес он. --
Вы ведь знаете Тима, так?
     Мужчины стали переговариваться вполголоса. Конор услышал что-то похожее
на "Андерхилл", затем  последовали смешки. Он  расслабился. Человек в черных
очках глянул на него, как бы беззвучно отдавая команду не двигаться. Мужчины
снова стали переговариваться,  один  из них, видимо, отпустил шутку, которой
улыбнулись даже Темные Очки.
     -- Давайте посмотрим, что еще у вас тут приготовлено, ребята.
     --  Крэп кроп крэп, -- громко крикнул один из группы, и остальные снова
заулыбались.
     Темные Очки,  демонстрируя  офицерскую  выправку,  подошел  вплотную  к
Конору.
     -- Вы знаете, где находитесь? -- спросил он.
     --  Бангкок. О, Боже,  я  не до такой  степени  пьян! Бангкок, Таиланд,
чертово королевство Сиамское.
     Мужчина обнажил в улыбке желтые зубы.
     -- На какой улице? В каком районе?
     -- А плевать я хотел, -- ответил на это Конор.
     По крайней  мере  несколько мужчин  наверняка  поняли,  что  он сказал,
потому что они стали по очереди что-то кричать  человеку в темных  очках.  В
тоне  их  Конору  послышалось  что-то  циничное,  интонации  людей,  которым
наплевать на все и вся,  которые он не слышал вот уже  лет четырнадцать. Они
говорили одно  из двух:  либо "Убей его скорее  и пойдем", либо  "Пусть этот
балбес-американец идет с нами".
     Темные  Очки смотрел  на  Конора  с таким  видом, будто в нем  боролись
сомнения и желание позабавиться.
     -- Двенадцать сотен, -- изрек он наконец.
     --  Это  шоу  должно,  черт  возьми,  оказаться  раза  в  четыре  лучше
предыдущего,  -- пробормотал Конор,  доставая  из  кармана очередную  порцию
мятых бумажек. Остальные  мужчины уже подходили к высокому бетонному гаражу.
Конор пристроился в хвост цепочки, стараясь изо всех сил шагать по прямой.
     Мужчина в темных очках  забежал  впереди остальных  и открыл  дверь под
пандусом.  Все  стали  спускаться по  крутым  ступенькам в тускло освещенный
колодец. Темные Очки помахал рукой в  воздухе, призывая Конора  следовать за
остальными.
     -- Я здесь, -- успокоил его Конор.
     3
     На следующий день Конор все пытался  убедить себя, что он не может быть
на  сто процентов уверен  в  том,  что  произошло  вчера, после того  как он
спустился вслед за  остальными  в глубину  гаража. Ведь  он  выпил  за вечер
столько,  что  еле  держался  на ногах.  В секс-клубе  он увидел видение  --
видение чего? ангелов? света? -- которое овладело его  мозгом. Из всего, что
говорили  в гараже,  он понял только одно слово, да  и в нем не  был уверен.
Просто он  был  достаточно глуп и легкомыслен, чтобы  позволить себе слышать
то,  чего  не  говорили,  и  видеть  то, чего не  было  на  самом  деле. Это
легкомыслие овладело  им  еще на  борту  самолета,  когда  они  с Майклом  и
Биверсом  летели  в самолете из  Лос-Анджелеса. После этого сама реальность,
казалось, как-то причудливо изогнулась, поместив  Конора в мир,  где смотрят
из темного зала на сцену, на которой пухленькие девчонки пускают из влагалищ
колечки дыма, где мужчины превращаются в женщин, а  женщины -- в мужчин. Они
приближаются  к  Тиму  Андерхиллу,  сказал  Майкл,  и  Конор   действительно
чувствовал  близость этого человека всякий  раз,  когда  думал  о  том,  что
происходило в  гараже.  Приближаться  к  Андерхиллу -- видимо  это  означало
ступить на некую территорию,  где все по самой природе своей было поставлено
с ног  на  голову,  где  нельзя  доверять собственным  чувствам.  Андерхиллу
нравились такие места, -- ему нравился Вьетнам. Андерхиллу, подобно  летучей
мыши, всегда хорошо было в  темных углах. Как и Коко,  предположил Конор. На
следующий день он решил никому не говорить о том, что он видел или не видел,
-- даже Майку Пулу.

     Конор  последовал "низ  за остальными, размышляя о том, что гражданские
люди ничего  не  понимают  в настоящей жестокости и насилии. Они думают, что
насилие  --  это  действие. Один парень бьет  другого, трещат кости,  льется
кровь. Простые  люди считают: насилие -- это нечто, что  можно  увидеть. Они
думают, что можно спрятаться от этого,  если смотреть  в другую  сторону. Но
насилие  --  это не действие. За любым насилием прежде всего стоит  чувство.
Как ледяной конверт вокруг ударов, ножей  и  ружей. Это чувство исходит даже
не от  людей,  которые используют оружие, --  они  просто кладут свои мысли,
свои головы внутрь конверта. И делают то, чего требует содержимое конверта.
     Конор думал об этом  холодно и как бы отстранение, продолжая спускаться
по лестнице.
     Он скоро перестал считать, на сколько  пролетов они  спустились. Шесть,
или  семь, или восемь... бетонные ступеньки кончились этажа на два ниже того
места, где Конор в последний раз заметил припаркованные машины. Они вошли на
этаж неправильной формы, с полом, который сперва показался Конору цементным,
но при ближайшем рассмотрении оказался земляным. Лампа, стоявшая  у подножия
лестницы, бросала  рассеянный свет  на  двадцать-тридцать футов вокруг,  где
полная теней серая мгла  постепенно переходила  в абсолютную черноту. Воздух
был холодным и одновременно спертым.
     Один из мужчин что-то выкрикнул, видимо, вопрос.
     Послышались какие-то  звуки и осветилась  дальняя часть подвала.  Перед
вошедшими стоял,  все  еще держа руку на  шнуре  выключателя, таиландец  лет
шестидесяти  и весьма  натянуто  улыбался. На длинном  столе перед  мужчиной
громоздилась импровизированная стойка бара с высокими и  низкими  бокалами и
двумя  рядами  бутылок.  Мужчина  медленно развел  в  стороны  руки,  как бы
предлагая  выбирать  напитки,  и  слегка  наклонился.  Лучи  блеклого  света
отразились на его макушке.
     Таиландцы подошли к  бару.  Они говорили тихо,  но в звуках  их голосов
Конору  по-прежнему  слышались воинственные нотки. Темные Очки  подвел его к
бару.
     Он заказал виски,  решив, что теплый горячительный напиток  придаст ему
сил, а не собьет с ног.
     --  Немного льда,  -- попросил он бармена,  замечая про себя,  что  вся
лысина его покрыта почти идеально круглыми большими каплями пота. Виски были
с каким-то  непроизносимым шотландским названием и подозрительно отдавали на
вкус дымом, туманом,  древесиной  и старыми веревками.  Глотать этот напиток
было все равно, что жевать кусочек земли с дальнего побережья Шотландии.
     Темные  Очки сухо  кивнул  Конору и взял у  бармена  свою порцию виски,
налитую из той же бутылки.
     Кто были  эти  парни? В  своих дорогих облегающих костюмах они могли  с
равной долей вероятности оказаться гангстерами, банкирами  или же страховыми
агентами.  От  них веяло  уверенностью в  себе  людей,  которым  никогда  не
приходилось заботиться о хлебе насущном.
     Конор вспомнил Гарри Биверса. Эти  тоже  сидели, откинувшись  на спинку
кресла, и ждали, пока деньги сами войдут в дверь.
     Темные Очки отошел от остальных и махнул рукой куда-то в другую сторону
подвала.
     Где-то там, в темноте, раздались тихие шаги. Конор  глотнул еще немного
виски. На краю освещенного  пространства появились  две человеческие фигуры.
Низенький  таиландец в костюме  цвета  хаки,  лысый,  как  бильярдный шар, с
глубокими складками  и оспинами  на  неулыбчивом лице  подошел  к  мужчинам,
стоящим у бара, держа за локоть красивую азиатскую женщину, одетую  в черный
балахон,  который был явно  велик ей на несколько размеров. Свет,  казалось,
слепил ее.  "Она  не  тайка,  --  подумал  Конор, -- не те  черты лица. Она,
наверное,  китаянка  или  вьетнамка". Мужчина  сжимал ее  руку  и, казалось,
заставлял двигаться. Голова ее безвольно свисала на плечо, губы раскрылись в
полуулыбке.
     Мужчина подвел ее  еще  на несколько шагов ближе к бару. Только  теперь
Конор заметил  на носу  его  очки в  тонкой металлической оправе. Конор знал
этот тип  людей -- бойцы, вояки до  мозга костей. Лысый  явно не был богатым
человеком, что не мешало ему иметь апломб по меньшей мере генерала.
     Конору  показалось, что  один из  стоящих  рядом мужчин прошептал слово
"телефон". Когда мужчина и его спутница оказались в самом центре освещенного
пространства, он убрал руку  с ее  локтя.  Она слегка покачнулась, но тут же
выпрямилась,  расставив  пошире  ноги и  расправив  плечи. Девушка  смотрела
сквозь полуприкрытые веки и таинственно улыбалась.
     Генерал  зашел ей  за спину  и спусти робу  с  плеч девушки. Теперь она
выглядела как  бы больше, внушительней  и  меньше напоминала пленницу. Плечи
девушки были узкими,  и в том,  как  беспомощно висели ее округлые руки, как
проступали    вены     с    обратной    стороны    локтя,     было    что-то
трогательно-беззащитное, хотя все ее  тело в целом было достаточно округлым,
гладким,  так  что казалось даже, что женщина  отлита из бронзы. Ее  смуглая
кожа, напоминавшая мокрый песок на пляже, окончательно убедила Конора в том,
что перед ним китаянка -- мужчины,  собравшиеся в подвале, казались  рядом с
ней бледно-желтыми.
     Первым   побуждением   Конора,   вызванным,  видимо,   отрешенностью  и
беспомощностью  этого очаровательного  создания, было желание  завернуть  ее
вновь в балахон и забрать с  собой. Затем сорок лет тренировки американского
прагматика-мужчины взяли свое. Ей хорошо заплатили -- или заплатят, -- и то,
что девушка выглядела намного здоровей и чище девиц из  секс-клуба, означало
лишь  то,  что она стоит раза  в три больше  любой из  них  и заработает эти
деньги   за   участие  в  бардаке,  который   пожелали   устроить  несколько
добропорядочных  граждан   Бангкока.   Конору   вовсе  не   хотелось  к  ним
присоединяться, но теперь ему уже  больше не казалось, что девушка нуждается
в  его защите.  То, что  она  была  безукоризненно красива, было как  бы  ее
профессиональным качеством.
     Конор  оглядел своих спутников. Каждую неделю или  около того эти  люди
собирались   в  каком-нибудь  тайном  уединенном  месте,  чтобы  по  очереди
насладиться сексом с накачанной наркотиками красоткой. Наверное, они говорят
о женщинах так  же,  как настоящие  знатоки  о хороших винах.  Все это  было
как-то гадко. Конор попросил у бармена еще порцию виски и пообещал себе, что
уберется отсюда, как только все остальные займутся делом.
     Если это  то, чем  занимался Андерхилл, желая  встряхнуться, значит, он
стал  теперь гораздо более ручным, чем был в те  времена, когда  Конор  знал
его.
     Но  зачем бы  Андерхиллу присоединяться  к  группе,  которая  собралась
заниматься любовью с девушкой!
     "Если они начнут трахать друг друга, -- подумал Конор, -- то я -- пас".
     В следующую секунду  Конор  очень сильно обрадовался тому, что взял еще
одну выпивку, потому что Генерал  встал перед девушкой, размахнулся и ударил
ее  настолько  сильно,  что  она  попятилась на несколько  шагов  назад.  Он
выкрикнул несколько  слов -- "Крэп, крэп!", -- и девушка выпрямилась и вновь
подошла к нему. Голова  ее была высоко поднята и она по-прежнему  улыбалась.
На всей левой  щеке  девушки  наливался кровоподтек в форме ладони Генерала.
Конор  сделал огромный глоток виски.  Генерал  ударил  китаянку  еще раз.  У
девушки подогнулись колени, но она выпрямилась, не успев упасть. На этот раз
по щекам ее покатились слезы.
     Тогда  Генерал ударил  кулаком по  скуле  девушки,  и  она опрокинулась
навзничь.  Что-то бормоча,  она  перекатилась  на  живот,  продемонстрировав
пыльные  ягодицы  и длинную  царапину  на  спине.  Ей  удалось  подняться на
четвереньки, при этом волосы ее волочились по полу. Генерал сильно ударил ее
в  бедро. С  каким-то  почти  животным вскриком женщина снова  упала. Сделав
несколько шагов вперед, Генерал  чуть послабее ударил свою жертву под ребра.
Женщина  отлетела  в  тень,  куда  не  достигал   свет  лампы,   и  Генерал,
наклонившись,  подал  ей   руку,  чтобы  помочь  выбраться   на   освещенное
пространство. Затем  он  вновь очень сильно ударил ее  в  бедро, на  котором
сразу же образовался синяк величиной с блюдце. Генерал  ходил я ходил вокруг
распростертого на полу тела, осыпая девушку с разных сторон градом ударов.
     "Действительно  то же, что и в секс-клубе", -- думал  Конор. Но  в этом
случае секс-клуб  был лишь прикрытием. Когда приподнимался занавес, грубый и
сильный  мужчина  избивал  перед  зрителями девушку.  Вот так и развлекались
здесь в гараже, этом секс-клубе насилия и беспредела.
     Теперь ему было абсолютно понятно,  почему над собравшимися витали тени
жестокости и насилия.
     Генерал тщательно изучил  безжизненно  валявшееся на полу тело,  прежде
чем принять  из  рук Темных Очков свою порцию выпивки. Он набрал полный  рот
жидкости, как бы пополоскал зубы и лишь затем проглотил. Он  стоял и смотрел
на результат своей работы, держа в руке полупустой бокал. У Генерала был вид
человека,  остановившегося передохнуть во время  тяжелой  работы с  приятным
сознанием того, что до сих пор он выступал отлично.
     Конору захотелось поскорее выбраться отсюда.
     Генерал  поставил  бокал и  наклонился,  чтобы помочь  девушке  встать.
Поднять ее было  не  так  просто.  Каждое движение явно вызывало  у  девушки
жгучую боль,  но она охотно ухватилась за руку Генерала. Ее красивое смуглое
лицо было теперь красно-черным от синяков, подбородок распух. Она встала  на
колени и, тяжело дыша, остановилась передохнуть. Она была солдатом, она была
бойцом.  Генерал легонько  подтолкнул девушку  пониже  спины ботинком, затем
ударил довольно сильно.
     --  Крэп  кроп крэп,  -- пробормотал он, как бы смущенный  тем, что  их
разговор  слышат  остальные.  Девушка подняла голову  к свету, и  только тут
Конор  осознал,  насколько  далеко  она  готова была  зайти.  Они  не  могли
остановить ее. Они не могли ее даже коснуться. Лицо ее снова  было бронзовой
маской, а нераспухшая часть рта сложилась в некое подобие былой улыбки.
     Генерал ударил девушку в висок тыльной  стороной ладони. Она качнулась,
но подставила руку  и снова выпрямилась. Женщина вздохнула, уголок ее левого
глаза  налился  кровью. Губы  Генерала  задвигались  в  беззвучной  команде,
девушка взяла себя в руки и  поднялась на одно  колено, затем встала. Конору
захотелось аплодировать. Глаза китаянки сияли.
     Конор издал горлом какой-то странный клокочущий звук. Все вокруг весело
рассмеялись. Конор с удивлением отметил, что женщина тоже смеется.
     Генерал  снял  пиджак  тайского  костюма  и  достал  из   кармана  брюк
револьвер, который, сняв с предохранителя, положил на ладонь. Конор не очень
разбирался в  оружии. Револьвер был инкрустирован каким-то блестящим белесым
материалом, вроде слоновой  кости или  перламутра, а ствол и  часть рукоятки
покрывала затейливая гравировка. Шикарная штучка.
     Конор  попятился на  несколько  шагов назад.  Затем  еще. Мозгу наконец
удалось овладеть непослушным телом. Он не мог стоять вот так и смотреть, как
Генерал  пристрелит девушку.  Он не мог спасти ее, а главное, у Конора  было
смутное подозрение, что если  бы он попытался это сделать, девушка  стала бы
со