!
     Я вытянул руку, держа шпагу горизонтально на высоте трех футов от пола,
и крикнул:
     - Раз... два... три... хоп!
     Но вместо того, чтобы исполнить команду, он схватил свою шляпу и  шпагу
и, подражая манерам, чванному  виду  и  голосу  Пистоля,  разразился  такими
возгласами:
     - Ха! Неужто должен я совершить сей бесславный прыжок лесной  обезьяны,
пойманной в горном лесу! Смерть, убаюкай меня, сократи мои горестные  дни  и
положи мою голову на колени фурии!
     Это шутовство не оправдало его ожиданий, ибо к  тому  времени  компания
возымела желание увидеть его в  новой  роли.  Мистер  Бентер  попросил  меня
держать шпагу фута на два повыше, чтобы актер получил  возможность  показать
свое усердие.  Художник  сказал  ему,  что,  если  представление  пройдет  с
успехом, он порекомендует его, как волтижера,  владельцам  Сэдлерс  Уэлс,  а
Брэгуел, крикнув: "Прыгай во славу короля!", так искусно кольнул его острием
своей шпаги в ягодицы, что художник тотчас же прыгнул и, найдя  дверь  никем
не охраняемой, скрылся в одно мгновенье, радуясь, несомненно, что так  легко
уплатил свою долю по счету.
     Было уже около двух часов ночи, и мы, расплатившись,  вышли  на  улицу.
Художник улепетнул, не попрощавшись. Билли Четтера, лишившегося  способности
говорить и держаться на ногах, отправили в бани,  а  Бентер  и  я  проводили
Брэгуела в кофейню "Молль Кинг", где он надавал пинков  полудюжине  голодных
шлюх, после чего мы оставили его заснувшим на скамье, а сами  направились  к
Чаринг-Кросс, неподалеку откуда жили мы оба.
     Природная холодность  моего  спутника  уступила  действию  вина,  и  он
удостоил меня дорогой многих комплиментов и изъяснений в дружбе, на  которые
я давал приличествующие случаю ответы  и  выразил  удовольствие,  что  своим
поведением изгладил неблагоприятное  впечатление,  какое  произвел  на  него
вначале. Он был удивлен и попросил меня объясниться, после чего я упомянул о
том,  что  подслушал  в  кофейне,  где  он  говорил  обо  мне  Уэгтейлу.  Он
расхохотался и принес искренние извинения за допущенную  вольность,  заверив
меня, что моя внешность весьма расположила  его  в  мою  пользу  и  что  его
замечание было вызвано желанием подшутить над торжественным тоном доктора. Я
был очень обрадован, что это недоразумение разъяснилось,  и  немало  польщен
добрым мнением обо мне сего остроумца, который на прощание пожал мне руку  и
обещал встретиться со мной на следующий день за общим столом.


ГЛАВА XLVII

     Стрэп сообщает  мне  о  победе,  одержанной  им  над  вдовой  мелочного
торговца. - Убеждается, что жестоко ошибся.  -  Я  отправляюсь  в  оперу.  -
Восхищаюсь  Мелиндой.  -  Меня  предостерегает  Бентер.  -  Отправляюсь   на
ассамблею  в  Хэмстед.  -  Танцую  с  этой  юной  леди.  -  Получаю  дерзкое
предупреждение  от  Брэгуела,  чей  задор  быстро  остывает.   -   Пользуюсь
расположением моей дамы, которую навещаю на следующий день; меня обчищают за
карточным столом на восемнадцать гиней.  -  Стрэп  ликует  по  случаю  моего
успеха, но потрясен моими расходами. - Бентер является ко мне, делает весьма
саркастические замечания на мой счет и в доказательство своей дружбы берет у
меня взаймы пять гиней,

     Утром, покуда я еще лежал в постели, Стрэп вошел в мою спальню и, видя,
что я не сплю, несколько раз откашлялся,  почесал  в  затылке,  уставился  в
землю и с глупейшей улыбкой дал понять, что имеет нечто мне сообщить.
     - Судя по твоей физиономии, -  сказал  я,  -  надеюсь  услышать  добрые
вести.
     - Не плохие и не хорошие, - отвечал он  хихикая,  -  там  видно  будет.
Следует вам знать, что я подумываю изменить свое положение.
     - Как! -  с  удивлением  воскликнул  я.  -  Матримониальные  планы?  О,
бесценный Стрэп, наконец-то ты меня обскакал!
     - Так оно и есть, уверяю вас, - сказал он, самодовольно расхохотавшись.
- Я приглянулся вдове торговца сальными свечами  -  такая  славная,  веселая
дама, жирная, как куропатка, живет здесь, по  соседству.  У  нее  есть  дом,
неплохая мебель, торговля идет бойко и  наличных  денег  много.  Я  могу  ее
получить, стоит только предложить. Она говорила одному моему приятелю,  тоже
лакею, что извлекла бы меня даже из вонючих лохмотьев. Но я  отказался  дать
окончательный ответ, покуда не узнаю вашего мнения об этом деле.
     Я поздравил мсье д'Эстрапа с  победой  и  одобрил  его  план,  буде  он
удостоверится, что именно таково ее состояние, однако же посоветовал ему  не
поступать опрометчиво и дать мне возможность увидеть эту  леди,  прежде  чем
все закончится полюбовно. Он заверил меня,  что  ничего  не  предпримет  без
моего согласия и одобрения, и в то же утро, когда  я  завтракал,  представил
мне свою возлюбленную.
     Она оказалась низенькой толстой женщиной лет тридцати  шести  с  сильно
выпяченным  животом,  на  который  я  сразу  обратил  внимание,   заподозрив
нечестную игру. Однако я предложил ей сесть и угостил чаем; разговор зашел о
прекрасных качествах Стрэпа, коего я изобразил чудом трезвости, трудолюбия и
добродетели. Когда она распрощалась, он  проводил  ее  до  двери,  вернулся,
облизываясь, и спросил, не нахожу ли я ее лакомым кусочком. Я не скрыл своих
опасений и высказал свое мнение о ней без утайки, чему  он  не  удивился,  и
сообщил мне, что и сам это заметил,  но,  по  словам  его  приятеля,  у  нее
просто-напросто распухла печень, а через два-три месяца талия  у  нее  будет
такой стройной, какой ей и полагается быть.
     - Так, так... Полагаю, это случится через две-три недели, - сказал я. -
Коротко говоря, Стрэп, тебя, по моему мнению, отменно надувают, а этот  твой
приятель - отъявленный негодяй, который хочет  навязать  тебе  в  жены  свою
потаскуху, чтобы сразу избавиться и от назойливости матери и от издержек  на
ее отпрыска. Вот почему я советовал бы тебе не доверять слепо его  рассказам
о ее богатстве, несообразным  с  его  поведением,  и  не  лезть  опрометчиво
головой в петлю, которой, может случиться, ты предпочтешь впоследствии петлю
палача.
     Он, казалось, был ошеломлен моим  внушением,  обещал  смотреть  в  оба,
прежде чем прыгать, и с жаром сказал:
     - Чорт побери! Если я узнаю, что он  собирается  надуть  меня,  мы  еще
посмотрим, кто из нас останется в дураках.
     Меньше чем через две недели мое предсказание сбылось: ее большой  живот
произвел на свет младенца, к невыразимому изумлению Стрэпа,  который  вплоть
до этого события склонен был думать, что моя  проницательность  завела  меня
слишком далеко. Его неверный друг  скрылся,  а  спустя  несколько  дней  был
наложен арест на ее имущество и  домашнюю  обстановку,  которые  перешли  во
владение кредиторов.
     В один прекрасный день  я  встретил  за  общим  столом  моего  приятеля
Бентера, а вечером отправился в оперу вместе  с  мим  и  мистером  Четтером,
который  указал  мне  на  сидевшую  в  одной  из  лож  Мелинду  и  предложил
представить меня ей, заметив, что это "королевский кусочек", стоящий  десять
тысяч фунтов. При таком известии у меня сердце екнуло  от  радости,  и  я  с
величайшей охотой принял его предложение, после чего он уверил меня,  что  я
буду танцевать с ней на следующей ассамблее, если  его  влияние  чего-нибудь
стоит. С этими словами он подошел к ней, поговорил несколько  минут  и,  как
мне показалось, указал на меня, затем, вернувшись, сообщил, к  неизъяснимому
моему удовольствию, что я могу положиться  на  его  обещание,  так  как  она
согласна быть моей дамой.
     Бентер шопотом поведал  мне,  что  она  неисправимая  кокетка,  готовая
удостоить такой же чести любого  молодого  человека  в  Англии,  обладающего
приличной внешностью, только бы включить его в  толпу  своих  поклонников  и
иметь удовольствие видеть, как количество их с каждым днем  возрастает;  что
натура у нее холодная и бесчувственная, что она не ведает никаких  страстей,
кроме тщеславия, и столь слепа к достоинствам человека, что - тут  он  готов
биться об заклад - ее в конце  концов  заполучит  самый  богатый  глупец.  Я
приписал большую часть этих сведений сатирическому складу ума моего приятеля
или же встреченному им отпору у названной  леди;  во  всяком  случае  я  так
уверен был в своих способностях, что, по моему разумению, ни  одна  леди  не
могла устоять пред моим пылким ухаживаньем.
     Исполненный такой уверенности, я отправился в Хэмстед  в  сопровождении
Билли Четтера, милорда Хобла и доктора Уэгтейла. Там я увидел  блистательное
общество, перед коим имел честь пройтись в менуэте с  Мелиндой,  очаровавшей
меня своею прямотой  и  непринужденным  обхождением.  До  начала  контрданса
неизвестное мне лицо передало по поручению  присутствовавшего  на  ассамблее
Брэгуела, что никто  из  знающих  его,  Брэгуела,  не  дерзнет  танцовать  с
Мелиндой, раз он сам находится здесь, и что я поступил бы нехудо,  если  бы,
не поднимая шума, отказался от нее, ибо он намерен открыть с ней  контрданс.
Это необычайное сообщение, сделанное при упомянутой леди, отнюдь не  смутило
меня, так как к тому времени я успел познакомиться с нравом моего соперника.
Посему,  не  проявляя  ни  малейших  признаков  беспокойства,   я   попросил
джентльмена передать мистеру Брэгуелу, что, имея счастье  получить  согласие
леди, я не собираюсь хлопотать также и о его согласии, и предложил  вестнику
впредь не являться ко мне с такими дерзкими поручениями.
     Мелинда пришла в некоторое  замешательство  и  притворилась  удивленной
тем, что мистер Брэгуел позволяет себе такие вольности по отношению  к  ней,
ничем с ним не связанной. Я воспользовался случаем доказать свою доблесть  и
предложил призвать  его  к  ответу  за  наглое  поведение,  но  она  наотрез
отказалась под тем предлогом, будто заботится о моей безопасности; однако по
сверкающим ее глазам я заметил, что она не почла бы себя обиженной, если  бы
послужила причиной дуэли. Мне весьма не понравилось это открытие, так как ее
мысли свидетельствовали не только о непростительном тщеславии, но и о  самом
жестоком равнодушии, однако меня соблазняло  богатое  приданое,  и  я  решил
польстить ее гордости, публично поссорившись из-за нее с Брэгуелом, который,
в чем я не сомневался, никогда не доведет дела до опасной развязки.
     Покуда мы танцевали, я заметил сего грозного противника в другом  конце
комнаты, окруженного кучкой щеголей, с которыми он  разговаривал  с  большим
жаром, время от времени  бросая  на  меня  высокомерные  взгляды;  я  угадал
предмет его разглагольствований и, как только усадил свою  даму,  подошел  к
тому месту, где он стоял, и,  сдвинув  перед  самым  его  носом  свою  шляпу
набекрень, громко спросил, имеет ли он что-нибудь  мне  сказать.  Он  угрюмо
ответил: "В настоящее время ничего, сэр" и повернулся на каблуках.
     - Прекрасно! - сказал я. - Вам известно, где меня можно найти  в  любое
время.
     Его приятели с удивлением переглядывались, я же вернулся  к  леди,  чье
лицо просияло при моем приближении, а по комнате тотчас же  пронесся  шопот,
после чего столько глаз обратилось на меня, что я готов был  провалиться  от
смущения. По  окончании  бала  я  проводил  ее  до  кареты  и,  как  истинно
французский кавалер, хотел встать на запятки, чтобы охранять ее в дороге, но
она решительно отвергла мое предложение и выразила огорчение, что  в  карете
нет для меня свободного места.
     На следующий день я, с ее разрешения, посетил ее вместе  с  Четтером  и
был весьма любезно принят ее матерью, с которой она жила;  там  было  немало
модников, главным образом молодых людей; тотчас же после чая  поставили  два
карточных стола, за одним из коих я имел честь  играть  вместе  с  Мелиндой,
которая, меньше чем за три часа, ухитрилась облегчить мой кошелек на  восемь
гиней. Я был непрочь проиграть небольшую  сумму,  чтобы,  пользуясь  удобным
случаем, нашептывать ей тем временем нежные слова, которым внимают еще более
благосклонно, когда им сопутствует удача в картах; но я был отнюдь не уверен
в ее честной игре - обстоятельство, очень  меня  возмутившее  и  заставившее
изменить мое мнение о ее бескорыстии и деликатности.
     Однако я решил  извлечь  пользу  из  ее  поведения  и  в  свою  очередь
обходиться с  ней  не  столь  церемонно;  и  вот  я  приступил  к  осаде  и,
убедившись, что ей вовсе не противна моя грубая лесть, в тот же вечер сделал
открытую декларацию в любви. Она очень весело принимала мои ухаживания и  со
смехом притворялась, будто отклоняет их, но в то же время обходилась со мной
с такой благосклонностью, что я не сомневался в победе,  одержанной  над  ее
сердцем,  и  почитал  себя  счастливейшим  смертным.  Воодушевленный   этими
приятными  мыслями,  я  снова  сел  после  ужина  за  карты   и   с   полной
беззаботностью позволил ей плутовать и выиграть у меня еще десять гиней.
     Было поздно, когда я распрощался, получив приглашение посещать их  дом;
когда же я улегся в постель, приключения минувшего дня мешали  мне  заснуть.
То я услаждал себя надеждой обладать прелестной женщиной с десятью  тысячами
фунтов; то я задумывался над описанием ее нрава,  слышанным  от  Бентера,  и
сопоставлял его с ее  поведением  по  отношению  ко  мне,  казалось,  весьма
соответствовавшим нарисованной им  картине.  Эта  мысль  повлекла  за  собой
меланхолическое раздумье о  понесенных  мною  расходах  и  о  скудости  моих
средств, которые, кстати  сказать,  были  не  моими.  Коротко  говоря,  меня
осаждали сомнения и колебания, не дававшие мне спать большую часть ночи.
     Поутру Стрэп, с которым я  два  дня  не  беседовал,  явился  ко  мне  с
принадлежностями для бритья; я спросил, каково его мнение о  леди,  которую,
как он видел, я проводил в Хэмстеде до кареты.
     - Очаровательное создание! - вскричал он - И с богатым приданым, как  я
узнал. Жаль, что вы не добились разрешения проводить ее домой. Вероятно, она
не отказалась бы от  вашего  общества,  потому  что  производит  впечатление
любезной особы.
     - Всему свое время, - сказал я. - Да будет тебе  известно,  Стрэп,  что
вчера я был вместе с нею до часу ночи.
     Едва произнес я эти слова,  как  он  принялся  прыгать  по  комнате  и,
прищелкивая пальцами, в восторге восклицал:
     - На нашей улице праздник!
     Я дал ему понять, что его торжество преждевременно и что мне  предстоит
преодолеть такие препятствия, о коих он не подозревает. Затем я передал  ему
сведения, полученные от Бентера, причем он изменился в лице, покачал головой
и заявил, что женщинам нельзя доверять. Я сказал ему, что тем не менее решил
сделать смелый ход, хотя, по моим предположениям,  он  сопряжен  с  большими
издержками, и предложил ему угадать, какую сумму я проиграл вчера вечером  в
карты. Он поскреб себе подбородок и объявил, что питает отвращение к  картам
и при одном упоминании о них его от огорчения прошибает  пот,  так  как  они
воскрешают в его памяти негодяя, обронившего деньги.
     - Однако же, - сказал он, - теперь догадки должны быть иные. Ну что  ж!
Если вчера вам  не  повезло,  думаю,  ваш  проигрыш  не  может  быть  меньше
десятидвенадцати шиллингов.
     Мне досадна была такая простоватость, которую я принял  в  ту  пору  за
притворство, вызванное  желанием  попрекнуть  меня  за  мою  глупость,  и  с
раздражением спросил, неужто он думает, что я  провел  вечер  в  погребке  с
носильщиками портшезов и  ветошницами,  а  затем  сообщил,  что  истратил  я
восемнадцать гиней.
     Нужен был карандаш Хогарта *, чтобы изобразить  изумление  и  огорчение
Стрэпа при этом известии. Таз, в котором он взбивал мыльную пену  для  моего
подбородка, выпал у него из рук, и некоторое  время  он  стоял  недвижимо  в
нелепой позе, разинув рот и выпучив глаза, едва не выскочившие из орбит; но,
вспомнив  о  моем  нраве,  отличавшемся  строптивостью  и  обидчивостью,  он
постарался заглушить печаль и притти в себя. С этой целью он сделал  попытку
засмеяться, но, несмотря на все свои усилия, захныкал; взял круглое  мыло  и
оловянный котелок, поскреб мой подбородок мылом и выплеснул мне в лицо  воду
из котелка. Я не обращал никакого внимания на  его  смятение,  но  когда  он
окончательно  оправился,  напомнил  ему  о  его  правах  и  заявил  о  своей
готовности  вернуть  его  вещи,  как   только   ему   заблагорассудится   их
потребовать. Он был уязвлен моими словами, вытекавшими, по  его  мнению,  из
недоверия к его дружеским чувствам, и попросил, чтобы я больше  никогда  так
не говорил с ним, если не имею намерения разбить его сердце.
     Неизменная  преданность   этого   добряка   исполнила   меня   глубокой
благодарности и пришпорила в моем решении приобрести состояние, чтобы я имел
возможность в свою очередь доказать мое великодушие. Поэтому я  вознамерился
в своем ухаживании за Мелиндой стремительно итти к завершению, хорошо  зная,
что еще несколько таких вечеров,  как  прошлый,  сделают  меня  окончательно
неспособным вести какую бы то ни было любовную интригу, сулящую выгоду.
     Покуда я обдумывал дальнейшие шаги, мистер Бентер почтил меня визитом и
после утреннего завтрака спросил, как я провел прошлый вечер. Я отвечал, что
был весьма любезно принят в одном доме.
     - Да,  вы  заслужили  необычайно  любезный  прием  за  ту  цену,  какую
заплатили, - сказал он с саркастической улыбкой.
     Я был удивлен этим замечанием и притворился, будто  не  понимаю  смысла
его слов.
     - Полно, полно, Рэндом! - продолжал он - Незачем делать из этого тайну,
весь город ее знает. Хотел бы я, чтобы меньше народа присутствовало при этой
глупой ссоре между вами и Брэгуелом в Хэмстеде. Благодаря ей  все  хлопотуны
принялись за работу, стараясь  разузнать,  каковы  в  действительности  ваши
репутация и положение; вы и представить себе не можете, какие догадки в ходу
на ваш счет. Один подозревает, будто вы переодетый  иезуит;  другой  думает,
что вы агент претендента; третий считает вас выскочкой и  игроком,  так  как
никто ничего не знает о вашем семействе  и  состоянии;  четвертый  полагает,
будто вы ирландец, гоняющийся за богатыми невестами.
     Это последнее предположение столь близко меня затрагивало,  что,  желая
скрыть смущение, я  поневоле  должен  был  прервать  его  подробный  рассказ
ипослать к чорту светское общество - сборище завистников, которые  суют  нос
не в свое дело и не дают джентльмену жить спокойно. Он не  обратил  внимания
на мою речь и продолжал:
     - Что касается до меня, то я не знаю и не желаю знать, кто вы и что вы,
но в одном я уверен: из тех, кто может похвастаться своим происхождением или
состоянием, очень немногие делают из этого тайну. Мое мнение таково: вы были
ничем,  но  благодаря  собственным  своим  усилиям  заняли   нынешнее   ваше
положение,   которое   пытаетесь   сохранить   с    помощью    какого-нибудь
матримониального плана.
     Тут он посмотрел на меня в упор и, видя, как лицо мое залилось  краской
стыда, заявил, что теперь удостоверился в своей правоте.
     - Послушайте, Рэндом, - сказал он, - я разгадал ваш замысел и  убежден,
что вы никогда не преуспеете. Вы  слишком  честны  и  слишком  плохо  знаете
столицу, чтобы заниматься плутнями,  необходимыми  для  достижения  цели,  и
раскрывать заговоры, которые будут составлены против вас. Вдобавок вы  очень
застенчивы, Чорт возьми! Выступать как охотник за богатыми невестами раньше,
чем вы победили чувство стыда! Может быть, ваши достойные качества дают  вам
право - и я с этим согласен - получить жену богаче и лучше, чем Мелинда, но,
верьте моему слову, этим вы ее не покорите,  а  если  вам  и  посчастливится
завладеть ею, то, говоря между нами, вы можете сказать,  как  Тиг:  "Клянусь
душой, я выиграл проигрыш!" Она позаботилась бы о том,  чтобы  во  мгновение
ока  растратить   свое   состояние,   и   скоро   надоела   бы   вам   своею
расточительностью.
     Я был встревожен, приняв близко к сердцу его вольные  речи,  и  выразил
свое неудовольствие, заявив, что не угадал моих