ширения взаимных связей двух
тяготевших друг к другу агрессивных стран - Японии и Германии - перед
группой Зорге были поставлены новые сложные задачи. Возник вопрос - нельзя
ли из Токио наблюдать за деятельностью германских фашистских политиков?
Пусть Япония станет как бы "наблюдательной вышкой" для дозорных из группы
Рамзая...
  Вот об этом снова и снова говорил комкор Урицкий с разведчиком, приехавшим
из Японии.
  Недели через полторы в Москве появился Макс Клаузен. После работы в Китае
он считал себя демобилизованным и занялся мирным трудом. Он жил в то время
под Саратовом, в маленьком городке Красный Кут, работал трактористом под
другой фамилией и перестал думать о разведывательной работе. Обзавелись
хозяйством, получили корову, Анна развела кур, кроликов. Жили они в
маленьком домике, окруженном тенистым садом. Что еще нужно для спокойной,
счастливой жизни?! В машинно-тракторной станции Макс был на хорошем счету,
получал премии. Жил в достатке. Единственное, что напоминало Максу о его
прежней профессии, это увлечение радиосвязью. Что-то мурлыча себе под нос,
он в свободные вечера мастерил передатчики, ставил их на тракторы,
работающие на отдаленных полях. Радиосвязь действовала километров на
пятьдесят. Конечно, это не Владивосток, но для одной МТС было вполне
достаточно.
  И вот нежданно-негаданно Клаузен получил вызов в Москву. Сначала он
заупрямился, но вторая, более категоричная телеграмма в горвоенкомат
заставила поехать. Телеграмма была за подписью Ворошилова. Кто бы мог
подумать, что рядового тракториста вызывает к себе нарком обороны!.. И все
же Макс Клаузен ехал в Москву с намерением не соглашаться ни на какую
работу - хватит! Он так и сказал Анне: "От добра добра не ищут - будем
жить здесь. Ты меня знаешь".
  И первым, кого встретил Макс в разведуправлении, был Зорге. Макс с
удивлением посмотрел на приятеля:
  - Откуда ты?
  - Приехал за тобой...
  - Вот оно что! А я-то думаю, кто ж это про меня вспомнил.
  - Так как, соленый моряк, поедем?
  Клаузен по привычке потер ладонью крепкую шею.
  - С тобой, Рихард, хоть на край света. - Он не знал даже, куда зовет его
Зорге.
  В тот день Урицкий пригласил домой Зорге и Макса.
  - Ну, как решаем? - спросил Урицкий.
  - Ехать так ехать, - ответил Макс. - Продам корову, и можно трогаться...
  Все рассмеялись.
  - Вот и хорошо! Поговорим о делах. Имейте в виду, товарищи, вы -
разведчики мира. Знаете, Клаузен, куда надо ехать?
  - Нет, Рихард не говорил.
  - В Японию. Вы сделаете все, что необходимо, чтобы предотвратить войну
между Советским Союзом и Японией, предотвратить, - раздельно и по слогам
повторил Урицкий. - Понятно? Ну, а что касается вашего отпуска, Рихард,
придется отложить... на лучшие времена. Вам немедленно надо выезжать
обратно. Клаузен приедет за вами следом.
  - Что ж, долг есть долг, - грустно улыбнулся Зорге. - Я готов, Семен
Петрович. Мы - люди пути далекого...
  - Да, именно так - люди пути далекого! - Комкор горячо пожал руку
разведчику.
  В разговоре один на один Урицкий еще сказал:
  - Запомните, Рихард, задача номер один - знать о переговорах Берлина с
Токио. И второе - следить за обстановкой в Маньчжурии. Остальное - по
вашему усмотрению.
  И вот торопливое прощанье с друзьями, последние напутствия... Дорога в
Канаду, в Штаты, старый паспорт, сохранивший силу, потому что в Москву
Рихард выехал под другой фамилией...
  Приезд доктора Зорге в Соединенные Штаты совпал с газетной шумихой,
вызванной предстоящим воздушным рейсом из Америки в Токио. Рихард подумал,
- а что, если в Японию полететь самолетом? Разведчику не обязательно быть
постоянно в тени. Быть самим собой - это лучшая маскировка. Задача
предстояла сложная, но Рихард начал действовать - как-никак, он все же
корреспондент влиятельной "Франкфуртер цайтунг"...

  - Пит, я не хочу, чтобы ты улетал, - сказала Джейн.
  - Но почему, девочка? - спросил Пит, хотя уже знал, к чему она клонит.
Такие разговоры повторялись каждый раз перед отлетом.
  Они сидели в баре филадельфийского аэропорта с низкими потолками и
громадным, во всю стену, окном, за которым теснились самолеты. Желтый
бензозаправщик поил горючим "Дуглас", на котором Пит должен был лететь в
Сан-Франциско. Он летел пассажиром, что бывало с ним редко.
  - Мне надоело, что ты постоянно куда-то улетаешь.
  - Зато я привезу много денег, и мы наконец поженимся
  - Оставь, Пит! Я не хочу стать вдовой еще раньше того, как мы обвенчаемся!
  Джейн была раздражена и говорила глупости. При чем тут вдова? Пит тоже
рассердился.
  - Ну, чем я виноват, что я летчик! Тебе надо бы было найти пивовара или
шофера такси.
  - Не остроумно!.. Летчики тоже бывают разные. Твой приятель Билл летает на
линии, как шофер, возит почту. После работы каждый день дома. Разве это
плохо?
  - Где же мне взять такую работу?
  - А зачем ты сам лезешь куда не надо? Я всегда умираю от страха, переживаю
за тебя, когда ты в воздухе проводишь эти дурацкие испытания. Мне это
надоело!
  Пит почувствовал: они вот-вот могут поссориться. Ему этого не хотелось.
  - Пожалуй, я выпью еще виски, - сказал он, чтобы переменить разговор. - Ты
будешь что-нибудь пить?
  - Сок со льдом и немного джину. Совсем немного.
  Пит поднял руку, к столику подошла кельнерша, одетая, как стюардесса, - в
короткой юбочке, синей кофте с погонами и авиационной пилотке. Пит заказал
напитки. Над столом мягко жужжал электрический вентилятор. Поток воздуха
легко шевелил волосы Джейн - нежные, тонкие шелковинки и совсем светлые,
почти такого же цвета, как недопитый сок ананаса в ее стакане. Маленькие
агатовые глаза с короткими бровями глядели растерянно, скорее сердито. И
вся ее гибкая фигурка, сейчас такая напряженная, красивые удлиненные
пальцы, нервно барабанящие по столу, выражали сдерживаемую ярость, протест
против неудачной своей судьбы.
  - Послушай, Джейн, - он захотел ее успокоить, - ведь это почти обычный
рейс. Смотри - вот здесь Сан-Франциско, здесь Гонолулу, - он чертил ногтем
на салфетке маршрут предстоящего полета. - А отсюда рукой подать до Токио.
Всего каких-нибудь шесть тысяч миль... Мы, как по камушкам, перескочим
через этот ручей...
  - Шесть тысяч миль и все время над океаном, - возразила Джейн.
  - Ну и что? У всех будут спасательные пояса и даже порошок, который
отгоняет акул... Тебе кажется страшно потому, что это первый рейс. Поверь
мне, в Японию скоро будут летать так же просто, как из Филадельфии в
Сан-Франциско. Я стану работать на этой линии, как шофер пригородного
омнибуса. - Пит положил руку на пальцы Джейн, они перестали выбивать
нервную бесшумную дробь.
  - Пит, обещай мне, что ты переменишь профессию, пусть это будет последний
раз. - Она подняла на него глаза, в которых была мольба. - Я так
измучилась жить в постоянном страхе. Ведь я люблю тебя, Пит...
  В глазах у нее стояли слезы. Пит решил подойти с другой стороны.
  - Не всем везет сразу, - сказал он, - ты знаешь Чарльза Линдберга, мы
вместе с ним учились в летной школе. Сначала он тоже брался за любую
работу, был воздушным циркачом, испытателем, возил почту и вдруг стал
миллионером! Перелетел без посадки в Европу и стал знаменитым, теперь
купается в долларах.
  - Я не завидую ему, твоему Линдбергу, Пит. Ты же знаешь, что шайка
гангстеров украла у него сына. Я бы на его месте отдала им любой выкуп.
Теперь его Анна несчастная женщина, я представляю себе, что пережила она,
когда бандиты в отместку прислали ей отрубленные пальчики ее ребенка...
Это ужасно, ужасно! - Джейн закрыла лицо руками.
  Пит подумал - зачем он заговорил о Линдберге. В самом деле, национальный
герой Америки собирается теперь бежать из Штатов в Англию, где надеется,
что вымогатели не достанут его. Чарльз не нашел защиты в своей стране...
Нет, зря он заговорил с Джейн о Чарльзе Линдберге.
  Джейн осторожно, чтобы не размазать тушь на ресницах, прикоснулась платком
к глазам.
  - Мне не нужно, Пит, ни славы, ни денег, только будь со мной рядом. Я так
измучена!.. - Такого приступа страха, как сейчас, у Джейн никогда не было.
  - Что с тобой, Джейн? Повторяю, это обыкновенный рейс, я даже лечу в нем
не пилотом, а бортмехаником, почти как пассажир.
  Он не сказал, что летчиком его просто не взяли, потому что не было
вакансий.
  - Тем более, - сказала Джейн, - ты даже не сможешь применить свое
искусство. Нет, нет, то, что ты получишь, это только плата за страх...
Знаешь что, - вдруг решительно сказала она, - я полечу с тобой в
Сан-Франциско.
  - Но зачем?
  - Не хочу с тобой расставаться... Потом... Потом - у нас скоро будет
ребенок... Понял ты меня наконец?!
  Пит даже раскрыл рот от изумления.
  - Так что ж ты мне об этом не говорила!.. В самом деле - полетим. И знаешь
что, в Сан-Франциско мы обвенчаемся. Нечего ждать, когда мы разбогатеем!..
Но как же с твоей работой?
  А Джейн же улыбалась. До сих пор она не знала - и это тревожило ее, - как
Пит отнесется к тайне, которую она ему сообщила. Значит, он тоже рад...
  - Я позвоню на завод, скажу, что приду в понедельник, завтра уже суббота,
мне разрешат.
  Джейн работала копировщицей в техническом бюро на авиационном заводе под
Филадельфией. Там и познакомилась с Питом, безработным
летчиком-испытателем.
  На самолет в Сан-Франциско уже объявили посадку. До отлета оставалось
пятнадцать минут. Пит торопливо расплатился с кельнершей и побежал за
билетом, а Джейн пошла звонить по телефону. Встретились они у выхода и с
последними пассажирами поднялись в самолет. Через несколько часов они были
на побережье Тихого океана.
  Гидросамолет, отправлявшийся первым, рекламным рейсом из Соединенных
Штатов в Японию, улетал вечером следующего дня. С утра Пит занимался
делами, проверял моторы, систему управления, подачу горючего, заполнял
какие-то карты, а после полудня встретился в отеле с Джейн. Она была в
белом подвенечном платье, которое успела купить в магазине, и вернулась в
отель перед самым приездом Пита. В свидетели взяли летчиков, улетавших в
Японию, и прямо из мэрии вернулись к самолету.
  Среди провожающих у самого барьера стояла высокая, стройная девушка в
белом подвенечном платье с букетом красных роз. Она стала предметом
внимания многочисленных фоторепортеров, нацеливших в нее свои объективы. В
толпе кто-то сказал:
  - Это ловко придумали такой трюк с невестой, для фирмы отличная реклама...
  На другой день в газетах появилась фотография Джейн - с поднятой рукой, в
которой она держала букет цветов.
  "Миссис Джейн Флеминг, - говорилось в подписи под фотографией, - провожает
в полет своего мужа, бортмеханика Питера Флеминга, с которым она
обвенчалась за час сорок пять минут перед началом первого воздушного рейса
Соединенные Штаты - Япония".
  В первый рейс, соединявший Штаты с японскими островами, полетели главным
образом журналисты. Среди них был корреспондент влиятельной немецкой
газеты "Франкфуртер цайтунг" - Рихард Зорге.

  КАНАДЕЦ ИЗ МОНРЕАЛЯ

  Мистер Файф, канадец из Монреаля, поселился в Лондонской гостинице,
выходившей фасадом на зеленый бульвар, буйно заросший деревьями, сквозь
которые просвечивала теплая синева моря. В Одессе стояла тропическая жара,
канадец изнемогал от зноя, и его безукоризненно чистый воротничок быстро
темнел от пота. Трижды в день приходилось менять сорочку. Гостиница была
старая, с громоздкой мебелью, тяжелой деревянной кроватью посреди комнаты
и плотными, малинового цвета, коврами. От этой душной купеческой
обстановки в номере казалось еще жарче. Днем мистер Файф по нескольку раз
погружался в прохладную широкую ванну, тщательно причесывал щеткой
непросохшие волосы, менял сорочку, а через полчаса снова обливался потом.
  К вечеру иностранец спускался обедать в маленький внутренний дворик под
сенью раскидистых платанов, потом шел на бульвар в кафе "Лето",
расположенное рядом с широкой лестницей, ведущей в порт, к морю. Здесь
было прохладно, столики под разноцветными тентами стояли вдоль балюстрады
над крутым обрывом. Канадец усаживался так, чтобы видеть море, не
замиравший и ночью порт. Сюда, сквозь городской шум, доносился лязг и
грохот якорных цепей, лебедок, гудки пароходов, нервные свистки лоцманов.
Зеленые, рубиновые звезды, вспыхивая и угасая, будто подмигивали канадцу.
Он наслаждался наступившей прохладой, тянул холодное пиво и задумчиво
созерцал жизнь порта.
  Мистер Файф, промышленник средней руки, возвращался из туристской поездки
по Советскому Союзу. Он побывал в Ленинграде, Москве, Киеве и через Одессу
отправлялся в Канаду. Билет до Пирея, где мистер Файф намеревался
пересесть на океанский лайнер, уже лежал в бумажнике, но пароход уходил
через несколько дней, и иностранец томился в вынужденном безделье.
  Наконец пришло время отъезда. Туристу подали черный лакированный
"Линкольн", погрузили его чемоданы, и мистер Файф отправился на морской
вокзал. Пароход с белыми, как накрахмаленный воротничок, палубными
надстройками и красным околышем с серпом и молотом на трубе стоял у пирса.
  В зале ожидания оставалось все меньше людей, пассажиры, получив паспорта,
уходили на корабль.
  Канадец ждал, попыхивая сигарой, но его будто забыли. Он несколько раз
подходил к окошечку, где сидел молодой пограничник, называл свою фамилию,
но сотрудник контрольно-пропускного пункта, извиняясь, просил его
подождать еще несколько минут.
  Пароход дал два гудка, зал опустел. Мистер Файф снова подошел к окошку.
Его пригласили почему-то пройти внутрь.
  - Где вы получали визу на въезд в Советский Союз? - спросил дежурный,
разглядывая паспорт мистера Файфа.
  - В Вене, - ответил канадец, - в советском консульстве.
  - Но в Вене нет советского консула с такой фамилией, - возразил дежурный.
  - Я этого не знаю, в моем паспорте стоит виза.
  - Ваш паспорт не в порядке, мы не можем вас выпустить.
  Мистер Файф в раздумье потер рукой шею. М-да!..
  Оказывается, прямая между двумя точками служит кратчайшим расстоянием
только в учебнике геометрии... Положение неожиданно осложнилось. Мистер
Файф попросил, чтобы ему разрешили пойти к начальнику
контрольно-пропускного пункта. Когда он остался наедине с
капитаном-пограничником, за окном прозвучала тройная сирена уходящего
парохода.
  Канадец еще раз выразил свое возмущение. Капитан развел руками:
  - Я ничего не могу сделать, господин Файф, граница закрыта, пароход
выходит на рейд. - И снова та же фраза: - Ваш паспорт не в порядке.
  Тогда мистер Файф перешел на русский язык и сказал:
  - Видите ли, товарищ капитан, моя фамилия другая, не та, что указана в
паспорте. Я Клаузен, Макс Клаузен, еду по специальному заданию. Прошу вас
связаться с комкором Урицким...
  Капитан никак не выразил удивления. На границе бывает всякое.
  - В таком случае, товарищ Клаузен, возвращайтесь в гостиницу, - сказал он.
- У меня нет никаких указаний относительно вас. Ждите. Известим вас, как
только получим указания из Москвы...
  И снова "мистер Файф" изнывал в гостиничной духоте. Потом выяснилось: дело
было совсем не в фамилии мифического советского консула в Австрии, Клаузен
никогда не бывал в Вене. Пограничники обнаружили иной дефект в паспорте
канадского туриста. На последней странице наклейка, на которой стояла
сургучная печать, была сдвинута на какие-то доли миллиметра. Это и вызвало
подозрение. Очевидно, техник, изготовлявший паспорт, не совсем точно
поставил наклейку на место.
  Так или иначе Максу Клаузену пришлось возвращаться обратно в Москву.
Прошло уже три недели, как Рихард Зорге уехал в Японию, а радист все еще
ждал, когда подготовят документы для другого маршрута.
  Прошло еще около месяца, и на этот раз уже другой иностранный турист, уже
другой национальности, под другим именем выехал из Ленинграда в Хельсинки.
Оттуда направился в Стокгольм и через несколько дней самолетом прибыл в
Амстердам. Впервые за много лет Клаузен пролетел над родными местами - над
островом Нордстронт на Фризском архипелаге.
  Прямо с аэродрома он зашел в бельгийское консульство за транзитной визой
и, получив ее, выехал в Париж. Там он порвал свой паспорт, достал из
чемодана другой, поехал в Вену, потом обратно во Францию и, запутав следы,
взял билет на морской экспресс "Лафайет", уходивший из Гавра в Соединенные
Штаты.
  Но и на этом еще не кончились приключения недавнего тракториста. Уже в
океане, рассматривая свой новый паспорт на имя Ганемана, Макс с тревогой
обнаружил, что одна из страничек начала выцветать. Вместе с этой
страничкой бледнел и Клаузен, в предвидении встречи с эмигрантскими
властями в нью-йоркском порту.
  Но все обошлось благополучно. Офицер из эмигрантского бюро небрежно взял
паспорт, мельком перелистал его, посмотрел на транзитную визу.
  - Сколько имеете денег? - спросил он.
  - Восемьсот долларов.
  - Сколько времени намерены пребыть в Штатах?
  - Дня три.
  - С такими деньгами можно бы погулять и подольше.
  - Не могу, кончается отпуск. К сожалению, в субботу должен быть в Монреале.
  - О'кей! Желаю успеха!... - Офицер поставил штамп и отдал Клаузену паспорт.
  "Пронесло!" - подумал Макс и спустился по трапу. Он распорядился, чтобы
его багаж доставили в ближайший отель, где он рассчитывал получить помер.
Здесь уже не требовалось документов, и Клаузен назвал портье вымышленную
фамилию: - Никсон. - Портье выдал ключи.
  - Прошу вас, мистер Никсон!..
  И в этот момент Макс услышал за спиной знакомый голос:
  - Гер Ганеман?.. Как тесен мир! Вы тоже поселились в этом отеле!?
  Перед Клаузеном стоял улыбающийся сосед по каюте на "Лафайете". Портье не
обратил внимания на его возглас, и Клаузен поспешил отвести общительного
знакомого в сторону. Нелепая опасность, мелькнувшая как молния, прошла
стороной.
  Какое-то время Макс затратил на восстановление старого, но уже настоящего
паспорта. Моряк Клаузен явился в германское консульство, сказал, что
последние месяцы работал под Нью-Йорком слесарем в мотеле, в подтверждение
чего показал справку. До этого плавал на американском грузовом пароходе,
ходил в Европу, в Южную Америку. Старый паспорт Макса Клаузена был
испещрен самыми разными визами, штампами, печатями, на нем не было живого
места. Паспорт давно был просрочен, и немецкий моряк просил консула дать
ему новый, потому что он намерен поехать в Китай.
  Через день в кармане Клаузена лежал новый паспорт, выданный ему на
пятилетний срок. Клаузен снова сделался самим собой. Китайский консул, к
которому он обратился за въездной визой в Шанхай, при нем поставил штамп с
лиловыми иероглифами, и радист в тот же вечер выехал в Сан-Франциско. Он
пересек весь Американский континент и на японском парохода "Тациту-мару"
отплыл в Иокогаму. Кроме паспорта для выезда из Штатов требовалась справка
об уплате налога. Макс предъявил и ее - документы немецкого
предпринимателя, уезжавшего на Дальний Восток, были в, полном порядке.
  А Рихард Зорге нетерпеливо ждал своего радиста в Токио. Каждый вторник в
условленное время - от четырех до шести он сидел в ресторанчике
"Фледермаус", рассеянно поглядывая на входную дверь, ожидая, что вот-вот
появится плотная фигура Макса. Прошло уже три месяца с того времени, как
Рихард выехал из Москвы. Он не мог себе представить, что случилось, почему
Клаузен задерживается. На запросы в Центр он не получал ответа. Впрочем,
на быстрый ответ Зорге и не рассчитывал - радиосвязь нарушилась,
передатчик вышел из строя, и радисты - супруги Бернгардт - не могли его
восстановить. Неопытных радистов Рихард отправил в Москву, а связь с
Центром поддерживали только кружным путем с помощью курьеров.
  Осенью в немецкой колонии устраивали большой вечер-маскарад. Рихард
придумал себе костюм уличного продавца сосисок. Одетый, как заправский
берлинский торговец боквурстами, он расхаживал по клубу, спускался в сад,
и отовсюду доносился его веселый голос заправского саксонца, говорившего
на уморительном диалекте.
  Вместо "бротхен", он называл булочки "бротчен", и одно это вызывало улыбки.
  - Сосиски Ашингер!.. Сосиски Ашингер! - выкрикивал он. - Они вечн