Я бессилен против такого соблазна, - рассмеялся фон Дирксен.
  Послу нравился этот веселый, непоседливый корреспондент, умевший прекрасно
ориентироваться в сложнейшей политической обстановке. Фон Диркген не
первый год жил в Японии, считал себя сведущим человеком, но всегда охотно
выслушивал мнение энциклопедически образованного франкфуртского
корреспондента.
  - Ну, а что вы скажете о своей поездке? - спросил фон Дирксен. Беседа,
ради которой Зорге приехал к послу, подходила к своей кульминации. - Как
вы оцениваете обстановку в Китае?
  - Она не удивляет меня, - ответил Зорге. - Во всяком случае, поведение
Японии логично, оно вытекает из всей ее многолетней политики.
  - То есть?
  - Видите ли, за сорок пять лет до русско-японской войны в японском флоте
было только одно паровое судно - прогулочная яхта, которую английская
королева подарила микадо. Да и эта яхта стояла на приколе, потому что не
знали, как управляться с паровым двигателем. А в начале века Япония
располагала мощным современным военно-морским флотом в полторы сотни
вымпелов и водоизмещением почти в триста тысяч тонн! А сейчас, как я
слышал, японцы заложили на стапелях крупнейший в мире линкор "Ямато"
водоизмещением в шестьдесят с чем-то тысяч тонн. Это кое-что значит, кое о
чем говорит... Я привык оперировать фактами.
  - Да, но сейчас близится уже середина нашего века. - Фон Дирксен сказал
так, чтобы подзадорить собеседника.
  Зорге понял это и продолжал с нарастающей горячностью:
  - Я хочу сказать, что военный флот строят не для прогулок, хотя морскому
флоту Японии и положила начало прогулочная яхта. Подтверждением этому
может служить русско-японская война. Она началась с нападения японских
кораблей на русскую эскадру. Это уже двадцатый век. Не так ли? Флот, как и
японская армия, служит основой агрессивной политики - создания так
называемой "сферы сопроцветания Великой Азии". Для меня это азбучная
истина. Вспомните: сначала захват Кореи, потом интервенция в России,
оккупация Маньчжурии, теперь война в Китае. Я глубоко уверен, что японская
экспансия не ограничится проникновением в Китай. Кстати говоря, наше
положение там весьма сложно. С одной стороны, мы заигрываем с японцами, с
другой - помогаем Китаю, поставляем оружие Чан Кай-ши и держим в китайской
армии своих военных советников.
  Посол фон Дирксен все с большим интересом следил за ходом мыслей своего
экспансивного собеседника. Франкфуртскому корреспонденту нельзя отказать в
логике, в политической хватке. Германского посла в Токио давно тревожила
ситуация, которая сложилась на Дальнем Востоке. Фон Дирксен обладал
большим дипломатическим опытом, но в данном случае все еще не решил, как
выйти из сложного, даже щекотливого положения. Теперь многое зависело от
того, как он, фон Дирксен, будет информировать свое министерство
иностранных дел. В раздумье фон Дирксен сказал:
  - На Дальнем Востоке мы придерживаемся неуклонной политики нейтралитета.
  - И держим в Китае наших советников во главе с генералом Фалькенгаузеном и
его штабом! - иронически воскликнул Зорге. Он остановился перед фон
Дирксеном, засунув одну руку в карман, другой резко жестикулируя с зажатой
в пальцах недокуренной сигаретой. - Это не политика, а дерьмо! Германские
советники нужны были, когда Чан Кай-ши воевал против китайской Красной
армии. А теперь они действуют против Японии. Фалькенгаузену пора ехать в
Берлин. Да, да!.. Фалькенгаузен - это лакированный сапог, а не человек.
Пусть марширует себе на Унтер-ден-Линден, здесь ему нечего делать. Иначе
они наломают дров, идиоты!..
  В кабинете немецкого дипломата редко кто позволял себе такие выражения.
Фон Дирксена несколько шокировала несдержанность Зорге.
  - Если отбросить излишнюю горячность, в ваших словах есть трезвость
суждений, - невозмутимо произнес фон Дирксен, - но отзыв наших военных
советников усилил бы позиции русских. В политике не бывает вакуума.
Русские тотчас же займут освободившиеся места наших военных советников в
китайской армии. Мы окажемся в проигрыше.
  - Русские прежде всего знают, чего они хотят, а мы не знаем, - возразил
Зорге. - Кремль не желает усиления Японии, выступает против ее агрессивной
политики и поэтому кроме советников посылает в Китай своих
добровольцев-летчиков. Это же не секрет!.. У русских позиция ясная.
Вспомните генерала Гелена, он же советский генерал Блюхер, главный
советник китайской армии, который отлично знал, чего он хочет в Китае -
победы национальных сил. А чего мы хотим? Может быть, помогать русским? Я
этого не понимаю! Получается, что мы сотрудничаем с Советами в
японо-китайском конфликте. Это не делает чести германскому рейху. Мы
оказываемся в одной лодке с большевиками, с нашими идейными противниками,
скажу больше, с врагами.
  Зорге зажег погасшую сигарету и зашагал перед фон Дирксеном, который не
сводил с него глаз.
  - Теперь возьмите другой аспект: Чан Кай-ши ведет двойную политику,
двойную игру. Он ненавидит коммунистов больше, чем японских империалистов.
Японская армия сильнее китайской. Япония оружием и подкупом победит
продажных китайских генералов. Я не удивлюсь, если она купит и самого Чан
Кай-ши вместе с его предприимчивой супругой. Что тогда? Вы представляете
себе, в каком положении окажется Фалькенгаузен и его сотрудники?! Мы не
можем рисковать престижем германских вооруженных сил и делить с китайцами
ответственность за поражение Чан Кай-ши. Его разгром свалят на германских
советников... Вот что я думаю... Фалькенгаузену нужно уезжать, и
немедленно, пока он не сел в лужу и не посадил туда же наш генеральный
штаб. Не думаю, чтобы фюрер остался доволен потерей военного престижа
Германии. Тогда полетят головы. Да, да! И это будет правильно! Это тоже
надо принимать во внимание... Впрочем, я человек штатский, может быть, не
во всем разбираюсь, но полковник Отт тоже так думает. В военных вопросах
он для меня куда больший авторитет, чем кто-либо другой. К тому же он
умеет мыслить не только узко военными категориями...
  Рихард заговорил уже спокойно, расхаживая по кабинету.
  - Ну, а что касается нашей политики в Китае, то здесь мы должны укреплять
свои экономические позиции... Япония, господин посол, не посмеет вытеснить
нас из промышленной, торговой, банковской, какой угодно экономической
сферы. Вульгарно выражаясь, мы должны разделить с японцами китайский
рынок. Пока они воюют, надо занимать ключевые позиции в Шанхае, в Нанкине,
во всех районах страны. Делать это надо сейчас, иначе мы рискуем опоздать
на автобус... Вы не согласны со мной, господин фон Дирксен? В экономике я
считаю себя более компетентным, нежели в военных вопросах, ведь я много
лет изучал банковское дело в Китае... Правда, банкира из меня не
получилось, я стал лишь корреспондентом...
  В рассуждениях Зорге была железная логика. Вместе с тем в его словах
скрывался глубокий тайный умысел. Вытеснить немецких военных советников в
Китае означало усилить фронт борьбы с милитаристской Японией. Тогда
возрастет влияние советников Красной Армии.
  Совсем не случайно Рихард Зорге упомянул в разговоре с фон Дирксеном и
фамилию военного атташе полковника Отта. Зорге начал большую и сложную
игру, которая в случае удачи сулила большие перспективы. Он всячески, где
только возможно, стремился раздувать авторитет военного атташе. Дело в
том, что за последнее время в немецкой колонии упорно распространялись
слухи о том, что фон Дирксен покидает свой пост в Токио. Человек,
связанный родственными узами с одним из рурских магнатов, Герберт фон
Дирксен пользовался непререкаемым авторитетом в германском министерстве
иностранных дел. Поговаривали, что Дирксен займет пост немецкого посла в
Лондоне. Зорге подумал: а почему бы полковнику Отту не занять место фон
Дирксена?
  Сначала эта идея показалась столь невероятной и дерзкой, что Зорге сразу
же отбросил ее как негодную. Но потом снова и снова возвращался к ней.
Почему не рискнуть?.. Игра стоит свеч!.. Он просто задохнулся, прикинув,
какие необозримые возможности открылись бы перед ним в случае удачи. А
если не выйдет, Рихард ничем не рискует.
  Полковник Эйген Отт считал Зорге своим старым и закадычным другом. Они
были знакомы несколько лет, давно перешли на "ты" и часто вели самые
доверительные разговоры. Зорге подчас снабжал военного атташе такими
материалами, которые тот вряд ли мог раздобыть помимо Рихарда. И в
компании за столом Зорге тоже был незаменим...
  Зорге полагал, что продвижение полковника Отта по иерархической лестнице
могло бы открыть доступ к обширной секретной и пока недоступной
информации, поступающей в германское посольство. И еще одно немаловажное
обстоятельство - через нового посла можно было бы как-то влиять на
политические события. Ведь удалось же Рихарду убедить Отта в необходимости
отзыва германских советников из Китая.
  Чем больше Зорге раздумывал над возникшей идеей, тем больше убеждался, что
она вовсе не так уж невыполнима. Перемещение военного работника на
дипломатический пост будет выглядеть как усиление влияния генеральских
кругов в Берлине. Рейхсверовский офицер, годами связанный с немецкой
разведкой, Отт располагает отличными связями в высших военных кругах
рейха. Там его кандидатуру поддержат. Даже советник Гитлера генерал
Кей-тель всячески протежирует исполнительному офицеру, кстати сказать,
дальнему родственнику супруги военного советника фюрера... Нужно только
очень осторожно подбросить эту мысль, чтобы казалось, будто она сама собой
родилась у того же Дирксена, Кейтеля... Надо всячески поднимать авторитет
Отта.
  В разговоре с фон Дирксеном Зорге очень хотелось спросить о предстоящих
переменах в посольстве, но он удержался. Рихард давно взял за правило -
никого ни о чем не расспрашивать, не проявлять малейшего намека на
любопытство. С годами наблюдая людей, он сделал один немаловажный
психологический вывод - люди чаще всего говорят для самих себя. Это
доставляет им удовольствие. Либо они хотят блеснуть своей
осведомленностью, эрудицией, произвести впечатление, либо просто что-то
рассказывают, предаваясь воспоминаниям, совсем не задумываясь - интересен
ли их рассказ собеседнику. Точно так же с секретами - если человек
доверяет другому, он так или иначе посвятит его в тайны, которыми
обладает. Хотя бы частично. Надо только умело навести разговор на нужную
тему и терпеливо ждать. И никогда не выспрашивать. Главное - завоевать
доверие.
  Фон Дирксен принадлежал к породе тех человеческих особей, над которыми
Зорге производил свои психологические эксперименты. В тот вечер посол сам
заговорил о возможном своем отъезде из Токио. Правда, говорил он
отвлеченно, полунамеками, предположительно. Потом спросил Зорге - что он
думает о полковнике Отте. Зорге отметил про себя: значит, система,
разработанная им, уже действует...
  - В каком смысле? - будто не поняв, спросил Зорге. - Он член
национал-социалистической партии, хороший семьянин.
  - Я спрашиваю о его деловых качествах, - прервал его фон Дирксен.
  Зорге уклонился от прямого ответа.
  - Во время последних маневров в Бад Киссингене полковник Отт был в
Германии и его представили фюреру. Фюрер больше часа беседовал с ним в
своем вагоне. Как я слышал, фюрер был очень внимателен к Отту и высказался
одобрительно по поводу его суждений о нашей дальнейшей политике.
  Зорге бил по верной цели - для фон Дирксена мнение фюрера было решающим в
оценке людей, даже в том случае, если сам он придерживался иного мнения.
  Деловая часть беседы была исчерпана, и посол вновь заговорил о народном
искусстве, о ваятелях, резчиках.
  - Скажите, вы бывали в Москве? - спросил он Зорге.
  - Нет, никогда, - ответил Рихард и тут же поправился: - Только проездом,
когда ехал в Китай. Я предпочитаю морские путешествия...
  - В Москве вы можете купить очаровательные кустарные изделия - ватки,
кохлому, палех.
  Фон Дирксен до приезда в Токио несколько лет проработал послом в Москве и
считал, что неплохо знает Россию. Он принялся объяснять франкфуртскому
журналисту достоинства и различия русских народных изделий.
  - Конечно, русские кустари не имеют ничего общего с японскими мастерами,
но ватки очаровательны своим примитивом...
  Зорге мысленно усмехнулся - ватки! Конечно, речь идет о знаменитых
российских вятках - ярко размалеванных глиняных фигурках.
  Если бы фон Дирксен знал, что русский язык - язык матери Зорге, которая
сейчас живет в Гамбурге! Именно ей, русской женщине, обязан он тем, что на
далекой чужбине, сохранив чистоту русской души, она пронесла ее через годы
и передала сыну. Рихард без конца мог бы пересказывать ее рассказы о
России, петь песни, которые она ему пела, наслаждаться звучанием русского
языка. Но за все эти годы жизни в Японии Рихард не произнес ни единого
русского слова, не спел ни одной русской песни. Зорге знал китайский,
японский, английский, конечно, немецкий, говорил на любом из этих языков и
только знание русского языка хранил как самую сокровенную тайну. Даже
думать Зорге заставил себя по-немецки, чтобы во сне не выдать себя, не
произнести русское слово.
  Расхаживая по кабинету фон Дирксена, он вспомнил почему-то занятнейший
случай. Года два назад его встретил человек, который представился
сотрудником адмирала Канариса из военной разведки. Он долго убеждал Зорге
сотрудничать с абвером, предлагал ему сочетать корреспондентскую работу с
агентурной разведкой. Рихард не согласился, объяснил, что вряд ли будет
полезен абверу. В секретной службе он ровным счетом ничего не смыслит.
Представитель адмирала настаивал: пусть господин Зорге подумает - умение
приобретается опытом, его обучат, дадут нужные советы... Огорченный
отказом, он все же сказал: "Не говорите "нет", господин Зорге. Мы дадим
указания, чтобы вам создали условия..." Позже Отт тоже говорил об этом, -
значит, из абвера в Токио прислали обещанные рекомендации... Наедине с
собой Рихард от души хохотал, вспоминая эту историю.
  Было совсем поздно, когда Зорге, распрощавшись с фон Дирксеном, уехал из
посольства.
  Прошло еще несколько недель, и германский посол фон Дирксен отправил в
Берлин пространное донесение, в котором настоятельно предлагал отозвать
немецких военных советников из Китая. Он писал:
  "Нашим военным советникам во главе с Фалькенгаузеном придется разделить
ответственность в случае поражения китайской армии...
  Казалось бы, что в случае отзыва немецких военных советников из Китая их
места немедленно займут русские. Однако для представителей германской
армии тесное сотрудничество с представителями Красной Армии и
большевистской России не представляется возможным...
  По причинам, приведенным выше, в согласии с военным атташе господином
Оттом, высказываюсь за немедленный отзыв всех немецких советников, еще
находящихся в Китае. Что же касается Северного Китая, то он долго будет
находиться под контролем японцев, и нам надо активизировать здесь
экономическую деятельность германских фирм".
  В незримой борьбе за отзыв германских советников из Китая победил Зорге.
Посол фон Дирксен не мог и предполагать, что его донесение фактически было
продиктовано советским разведчиком Рихардом Зорге. Но в то время, когда
шифровальщик готовил телеграмму посла для отправки ее в Берлин, Зорге уже
не было в Токио - он находился в самой гуще военных событий, разгоревшихся
в Северном Китае...

  ДРОКИ ЦВЕТУТ ВЕСНОЙ

  Дальше ничего не было... Только небо, море и берег, усеянный плоскими, как
скрижали, известковыми камнями. Такими ослепительно белыми, что на них, не
прищурившись, невозможно глядеть.
  Между горизонтом и дачей, стоявшей на отшибе и обнесенной со всех сторон
верандой, застекленной, точно парник, рос непроходимый кустарник, который
называли здесь "держидерево". Если не знать тропинки, петлявшей среди
колючих зарослей, никак нельзя было пробраться к берегу. Шипы держидерева
цеплялись за платье, кололи руки, ноги, неистовствовали в молчаливом
упорстве держать и не пускать.
  И все это с утра и до ночи было погружено в звенящую, знойную тишину...
  Кругом все безлюдно и дико. Ирина наслаждалась одиночеством.
  Место это называлось Плоским мысом. Мыс вдавался далеко в море и тоже
казался большой скрижалью, краем своим погруженной в синие воды. Скорее
всего, Моисей забыл здесь ее, так и не написав вечные заповеди для
человечества... По другую сторону просторной бухты стоял южный город с
каменной балюстрадой вдоль набережной, с пляжами, крикливыми и
суматошными, как птичий базар.
  В первый же день, когда Ирина, переправившись через бухту на деловито
тарахтящем катере, выслушала все семейные новости от нетерпеливо ожидавшей
ее тети Шуры, она отправилась к скале, возвышавшейся на острие Плоского
мыса. Издали скала походила на парус рыбачьей шхуны. Было непонятно и
удивительно, откуда взялась здесь скала-парус, венчавшая приземистый
полуостров. Ирина долго бродила среди зарослей держидерева, пока не нашла
тропинку, которая вывела ее к Парусу, и перед ней раскрылась зеленая
синева, необъятная, ошеломляющая. Ирина первый раз в жизни видела южное
море.
  На скале-парусе росли желтые дроки точно такого же цвета, как ее легкий
халатик. Скала подковой огораживала кусок берега, образуя причудливую
игрушечную бухту. Рядом с плоскими камнями лежала матовая, будто
припудренная пылью, бесцветно-серая галька. Омытая волной, она вдруг
оживала, превращаясь в яркую россыпь. И все вокруг - скалу, берег, синеву
моря - заливало горячим солнечным светом. Зной поднимался от земли, от
выгоревших трав, от слепящих камней и темно-зеленых кустов держидерева.
  Ирина долго сидела на горячем камне. Охватив колени и опершись на них
подбородком, она зачарованно глядела в синеву. Потом, сбросив одежду и
стыдясь своей наготы перед непривычным простором, осторожно вошла в воду.
Ноги скользили по гладким, отшлифованным волнами камням, и она,
погружаясь, поднимала руки, чтобы сохранить равновесие, потом поплыла
вдоль берега - легко и свободно...
  Сюда, за скалу на острие мыса, Ирина приходила теперь каждое утро,
расстилала на гальке соломенную циновку и укладывалась на солнцепеке.
Когда становилось нестерпимо жарко, Ирина шла в море, саженками,
по-мальчишески, плавала на волнах и возвращалась в тень под скалой.
Читала, думала, наслаждалась непривычным бездельем.
  Еще две недели назад, измотанная бессонными ночами, экзаменами, защитой,
она мечтала как о недосягаемом счастье поспать лишний часок, хотя бы
полдня провести на пляже. Теперь она врач-эпидемиолог с дипломом и
направлением на работу. Даже не верится!
  В полдень, когда по ту сторону бухты звучал в санатории гонг, Ирина
возвращалась домой, запрятав циновку в заросли дроков. Тетя Шура, перед
тем как уйти на работу, варила обед на летней, похожей на паровоз
Стефенсона печке, стоявшей посреди двора. Ирина доставала из прохладного
погреба кастрюли, разогревала обед на керосинке, неторопливо ела, мыла
посуду, дремала на веранде и опять, когда спадала жара, уходила к скале.
  Но через неделю девушка ощутила вдруг что-то похожее на скуку. Ей не
хватало людей, привычной занятости. Ирина подумала: "Значит, я избавляюсь
от усталости". А тут еще тетя Шура:
  - И чего же ты, доченька, - говорила она, - как монашка в скиту, сидишь
одна-одинешенька... На танцы сходила бы в санаторий, кино бы посмотрела.
  Ирина отшутилась - не с кем!
  - Эка беда какая - не с кем! Степана вон возьми нашего - чем не кавалер.
  Степан, сын тети Шуриных соседей, закончил весной среднюю школу и
безвылазно сидел за книгами, готовясь поступить в вуз. Он застенчиво
согласился сопровождать Ирину. В субботу Ирина надела свое выходное платье
с нежно-лиловыми цветами, которое показалось ей тесным, белые
туфли-лодочки.
  Тетя Шура одобрительно оглядела племянницу:
  - Вот теперь дело другое, а то обрядишься, как рыбачка...
  Степан предложил идти на пристань берегом. Он стеснялся появиться на улице
с приезжей нарядной девушкой. И очень боялся, как бы Ирина не заметила его
смущенья. От одного этого Ирине стало