Николаевич,  -  азарт  тогда  был
нечеловеческий. Страсть такая, что тебе, наверно, и не снилась... Но умением
играть бог, видать, обидел... Знаешь, о чем только не думается на больничной
койке... Два-то года лежать  в  "склифовской"  травме...  Зато  я  вышел  из
больницы другим человеком. Совсем другим...
   Валентин Николаевич откинулся на спинку кресла.  Его  глаза  -  холодные,
острые, надменные - пронзали Игрека насквозь.  Игорь  -  уж  на  что  привык
владеть своим лицом! - дрогнул, отвел взгляд.
   - Я вышел из больницы, полный желания мстить, -  продолжал  свой  монолог
Валентин Николаевич. - Нет, не тебе. Точнее, не одному  тебе...  Что  -  ты?
Рука судьбы. Красиво говоря, меч провидения, который взял, да и порубал  мою
жизнь...
   А потом - ты, что ли, виноват в том, что со мной приключилось? Да нет,  я
сам же более  всего  и  виноват.  Азарт  у  меня  был,  желание  победить  -
преогромнейшее...
   А вот умения не хватало... А я, этаким неумехой - да в самую мясорубку!..
   Понятно, что ты меня порубал...
   Игрек не прерывал  Валентина  Николаевича.  Видно  было,  что  тот  и  не
нуждается в ответных репликах:  произносит  давно  перечувствованное,  давно
подготовленное... Видать, не раз в уме он прокручивал этот свой  разговор  с
Игорем.
   - А однажды в "Склифе", бессонной ночью - а ты,  наверно,  представляешь,
каково спится в больнице... - пришла мне мысль, простая, ну как мычание... -
Валентин Николаевич опять ухмыльнулся и процитировал:
   - "Как это просто, - подумал Пьер, - отчего я раньше не знал этого!"  Так
вот, подумал я, игры-то бывают разные... Что ж ограничивать-то себя  зеленым
сукном, тридцатью двумя или там пятьюдесятью четырьмя картами?!. Отчего ж на
большем-то поле не сыграть?
   Иными картами?
   Инвалид отхлебнул из стакана виски и продолжил:
   - Тебя, наверно, интересует, как несчастный инвалид, выкатившийся  восемь
лет назад из ворот "Склифа" на дрянной советской коляске, смог создать такую
систему...
   - Нет, не интересует, - быстро  сказал  Игорь,  пытаясь  сбить  Валентина
Сергеевича с толку.
   - Еще как интересует! - возразил инвалид. - Еще как!.. Тогда, десять  лет
назад, ты был хозяином  положения.  Удачник,  баловень  судьбы...  А  теперь
хозяин - я! Понимаешь - я! И ты, Игорь Сергеич Старых, сын академика и игрок
номер один, работаешь - на меня! И делаешь то, что я скажу. И не  ты  теперь
моей судьбой играешь. А я, я - твоей! Понял?
   Глаза Хозяина буравили Игрека.
   - Да ради бога, - буркнул он.
   - А знаешь, почему так получилось? - задыхаясь, с жаром и,  очевидно,  не
слушая, продолжал Валентин Сергеевич. - А?..  Знаешь?  Да  потому,  что  ты,
жалкий игрочишка, продолжал эти десять лет заниматься тем единственным,  чем
умел: шлепать картами о стол! А я - менялся! Я - рос! Я  -  осваивал  другие
игры! И потому ты, заевшийся с самого рождения, ты, которому на  блюдечке  с
голубой каемочкой подносили весь мир, сегодня работаешь  -  на  меня!  Ты-то
небось думал, что тебя притащили из Америки заради того, что ты самый лучший
в мире игрок? А?
   Молчишь!.. Льстила, льстила тебя эта мыслишка!.. Так вот: не  поэтому  ты
здесь.
   Таких, как ты - тринадцать на дюжину. Любого мог бы  взять!  А  ты  здесь
только потому, что мне хотелось, чтобы на меня работал именно ты. Понял?!
   - Да все я понял, - брезгливо ответствовал Игорь. -  Ты  б  не  горячился
так. А то еще кондратий хватит. Годы-то уже немаленькие...
   - Ладно, пащенок, ладно... Язви  в  бессильной  злобе.  А  что  тебе  еще
остается! Сколько ты там мне должен? Пятьсот тысяч? Четыреста? И это -  все,
чего ты добился за годы  своей  великолепной,  мажорской  жизни!  Весь  твой
капитал!
   Основной и оборотный!
   Игорь ничего не отвечал, но, надо сказать,  слова  Валентина  Николаевича
задели его. Да, определенно задели.
   - А у меня, между прочим, миллионы, - продолжал хозяин; -  Ты,  я  думаю,
уже догадался. Сам почувствовал это!.. А скоро будет -  еще  больше.  Много,
много больше!
   - Да крут, крут ты, я согласен. Что дальше-то?
   - Сиди и слушай! - грозно рявкнул безногий. - Ты на меня работаешь.
   Поэтому захочу - будешь сидеть и слушать!
   - Ладно, - деланно зевнул Игорь, - время уже позднее, пора и баиньки.
   Он встал с кресла.
   - Сидеть! - прокричал Валентин Сергеевич. В руке его появился револьвер.
   - Как скажешь, - вздохнул Игрек и снова опустился в кресло.
   - Я скажу: сидеть! Уйдешь, когда разрешу!.. Так о чем это я?  Ах,  да,  -
продолжил Валентин Николаевич, -  очень  я  мечтал  все  эти  годы  обыграть
тебя... до самого последнего времени мечтал... Мне  даже  снилось  это...  А
потом, когда тебя сюда-то, ко  мне,  привезли,  я  понял:  а  ведь  все  уже
произошло. Я... Тебя...
   Уже... Обыграл... - произнес он раздельно.
   - Я согласен, - кротко проговорил Игрек. - Обыграл.
   - Ты ничего не понимаешь! - выкрикнул  инвалид.  Кажется,  он  не  вполне
владел собой. -  Я  вышел  восемь  лет  назад  из  больницы.  Без  ног!  Без
профессии!
   Меня никто не ждал!.. Я  был  на  самом  дне,  ты  понимаешь?  Но  правду
говорят: чтобы подняться на вершину, надо сперва достигнуть дна.  Опуститься
к нему, оттолкнуться от него - и вперед!.. Вперед и вверх!.. Понял?
   Игорь слушал, молчал и думал об этом человеке. Нет, он не завидовал  ему.
Нисколечки не завидовал. Ни его деньгам, ни его власти...
   - Мне, конечно,  -  мечтательно  проговорил  Валентин  Николаевич,  -  со
временем повезло! Э-эх, повезло!  Времена-то  были  -  самые  темные,  самые
смутные... Самое время - для игроков. Но не для таких игроков -  одномерных,
бескрылых, приземленных, как ты, которые знают одну профессию, умеют  дудеть
в одну дуду - и, что бы ни менялось на дворе, одну свою песенку дудят!..
   Нынче-то, оказалось, время полета! Время - для игроков по-крупному!
   Игорь   подумал:   раз   уж   хозяин   замка   разоткровенничался   столь
несоответственно и степени их знакомства, и ситуации, почему бы не выслушать
его? Глядишь, в пылу рассказа, в экстатическом упоении победителя, выболтает
Валентин Николаевич нечто полезное.
   - А что главная мера твоего выигрыша? Деньги? - спросил Игорь, усаживаясь
в кресле поудобнее. Подыграл собеседнику.
   - Да! Да! Деньги! И власть!.. И мысль о  том,  каким  я  был  -  и  каким
стал... Когда я из "Склифосовского" вышел, в девяносто первом-то  году,  вся
страна была вроде меня: лежала, побитая,  с  отнимающимися  ногами...  Люди,
если помнишь, в очереди за подсолнечным маслом  по  четыре  часа  стояли.  О
кусочке сыра мечтали, как о чуде!.. Ну, тебя-то это, наверно,  не  касалось:
ты тогда, поди, в кооперативных ресторанах питался...  А  у  меня  -  пенсия
инвалидная... Брат, полковник милиции, в отставку  вышел,  тоже  с  деньгами
негусто...
   - Как же ты выкарабкался? - подал  реплику  Игорь.  Ему  и  вправду  было
интересно. Хозяин ухмыльнулся.
   - Тогда, в девяносто первом, были такие, если помнишь, товарные  биржи...
Туда все тащили на продажу, что могли из-под плановой  экономики  упереть...
Автомобили, средство от тараканов, книжку "Эммануэль", пуховики,  повидло...
Бирж этих расплодилось немерено: штук четыреста по стране...  Ну,  один  мой
дружок, студенческих еще времен, затеялся торговать - на  самой  крупной  из
бирж, Российской товарно-сырьевой. Было у него там брокерское место.  Ну,  и
позвал меня - в подмогу. Он-то сам зашибать любил.  Вечером  сделку  обмоет,
потом - по  бабам,  потом  -  спит  до  двенадцати...  А  торги  в  половине
одиннадцатого открывались. Ну, он, видать, и решил: возьму  инвалида.  Пусть
присутствует на торгах, для меня прайс-листы собирает.  Он,  убогий,  любому
куску будет рад...
   Тем более что на официальных торгах - я это довольно быстро понял  -  все
равно ничего не решалось. На них люди просто узнавали:  у  кого  какой  есть
товар. А потом между собой втихаря договаривались о покупке... А еще чаще  -
менялись...
   Машины - на мазут, шило на мыло...  Бартер!..  Братан  мой,  полковник  в
отставке, вечная ему память, с утра меня на своей машине на биржу  доставлял
- на Мясницкую, в здание почтамта. А вечером, уже  часов  в  восемь,  оттуда
забирал. И так как мне никуда невозможно было отлучиться - куда я  денусь  в
инвалидной коляске! - я там все время сшивался. И очень скоро стал там знать
всех и все.
   Начал сам дела проворачивать... Первую большую сделку помню...  Узнал  я,
что завод "Москвич" десять своих колымаг продает - все вместе  за  восемьсот
тысяч рублей... А на бирже "Москвичи" тогда можно было за сто кусков  каждый
продать...  Хорошая  арифметика:  за  восемьдесят  тысяч  купил,  за  сто  -
продал...
   Но восемьсот тысяч, чтоб за машины с заводом рассчитаться, нужно сегодня,
сейчас... Подъезжаю я к одному армянину, Тофику Байрамову - потом убили его,
веселый был человек... Говорю: "Подай инвалиду на пропитание!" Тот хохочет:
   "Сколько нада?" - "Восемьсот "дубов". Через  неделю  восемьсот  пятьдесят
отдам".
   - "Ишь, - говорит, -  богатое  у  тебя  пропитание!"  Но  деньги  дает...
Покупаю я "Москвичи" оптом, продаю поодиночке... Отдаю долг Тофику...  Навар
- сто пятьдесят штук... Хорошо! А у меня была мечта: "Запорожец"  инвалидный
купить,  да  коляску  хорошую...  А  тут  -  сто  пятьдесят  штук.  На  пять
"Запорожцев"!.. Но...
   Взял я, и на эти тысячи купил свое собственное место на бирже... Перестал
отдруга-алкаша зависеть, с ним  делиться...  А  тут  -  путч...  Демократия,
трехцветные знамена, Гайдар...  "Вперед,  к  рынку!"  Я  еще  тогда,  осенью
девяносто первого, понял: раз рынок - значит, все эти товарные  биржи  скоро
никому на фиг не нужны будут. Ведь на "Чикаго боард оф трэйдинг"  пуховиками
не торгуют. И средствами от перхоти - тоже. И в  Америке  товарных  бирж  не
четыреста, а всего одиннадцать. Значит, и у нас лавочка скоро прикроется.  А
тогда места на  бирже  -  а  что  такое  место?  Воздух,  больше  ничего!  -
продавались уже по пятьсот тысяч "деревянных". Ну, я и продал свое. И вместе
со всеми моими накоплениями оказался у меня - миллион. Первый мой миллион...
Пусть старыми, советскими, обесцененными, но - миллион!
   Игрек слушал Валентина Николаевича с неподдельным интересом. Бледное лицо
Хозяина разрумянилось,  глаза  стали  вдохновенными  (насколько  могут  быть
вдохновенными глаза у акулы). "А ведь он, -  подумалось  Игорю,  -  все  это
делал тогда не только ради денег или там импортной колясочки. А  еще  затем,
чтобы со мной поквитаться. Мне - доказать. Чтобы рассказать когда-нибудь мне
эту свою историю. Историю успеха".
   - Когда я миллион срубил, - продолжил инвалид, - тут уж  я  жмотиться  не
стал. Купил себе "Москвич" с ручным управлением, хорошую  коляску  шведскую,
квартирку однокомнатную в центре... А остаток денег - в "зелень"  вложил.  Я
ведь видел, куда дело клонится. Все кричали:
   "Либерализация цен, свободная экономика!.." Деньги в  "деревянных"  никак
хранить нельзя было... Дурачки, которые хранили, теперь до сих  пор  плачут,
Гайдара проклинают... Ну, а потом - приватизация...
   Глаза Валентина Николаевича мечтательно замаслились. Он подъехал в  своем
супер-кресле к бару, плеснул себе еще  раз  на  два  пальца  неразбавленного
виски. Игорь украдкой глянул на часы.  Было  уже  двадцать  минут  седьмого.
Марина, может быть, уже проснулась и волнуется по поводу его исчезновения  -
вместе с ее магнитным пропуском.
   - Я ведь тогда что делал...  -  продолжил  Валентин  Николаевич,  хлебнув
виски. - Садился в своей  колясочке  в  переходе  между  станциями  "Площадь
Свердлова"  и  "Площадь  Революции"  -  там  много  всегда  народу  ходит...
Чистенький такой, аккуратненький... Милиция у меня прикормленная была...  На
груди табличка: КУПЛЮ ВАУЧЕР. Аккуратными буковками - на картонке. Кто-то  и
вправду свой  ваучер  продавал  -  причем  мне,  как  инвалиду,  дешевле.  А
большинство - просто этот самый  ваучер  действительно  подавало.  Тут  ведь
расчет на психологию был. Мол, государство нам  в  виде  ваучеров  милостыню
подало - так давай мы их  убогому  отдадим.  Пущай,  мол,  пропьет  за  наше
здоровье, за помин коммунизма.
   Верный, скажу тебе, оказался расчет! В  иной  день  до  трехсот  ваучеров
собиралось!.. А когда мне надоедало в метро  сиднем  сидеть  -  я  на  биржу
ездил, там на скромные свои сбережения еще ваучеры подкупал...  Но  если  ты
думаешь, - улыбнулся Валентин Николаевич, - что я эти ваучеры в какие-нибудь
"Московские недвижимости" или  "Нефтьалмазинвест"  потом  вложил,  то  очень
сильно ошибаешься... Ни единого они от меня не получили! Я сразу понял:  все
эти ребята - жулики первостатейные... А вот реальное производство... Вот что
ценно, думал я, вот что стоит миллиарды - а продается  за  гроши!  Вот  куда
бумажки эти чубайсовские вкладывать надо! Да не в  какой-нибудь  ВАЗ  с  его
убогими автомобильчиками, не в парфюмерную фабрику и не в "Красную  швею"...
Истинные, как говорится, надо покупать ценности. Все то, чего у нас  навалом
и что  мы,  не  считая,  на  Запад  тащим.  Все  эти  наши  нефтяные  вышки,
медно-плавильные комбинаты, алюминиевые заводы! Валентин Николаевич  перевел
дух.
   - Стал я своим человеком в Хаммеровском центре. Там заочные  аукционы  по
продаже  бывшей  государственной  собственности  начались.  Народное   добро
распродавали по дешевке. Налетай - торопись!.. Я налетал - да не  торопился.
Ох, и хорошие я комбинации прокручивал! Вот тебе одна, просто для примера...
   Безногий  подрулил  к  столу,  покопался  в  ящиках.  Достал   копеечный,
производства фабрики  "Восход",  ежедневник  с  цифрами  на  обложке:  1992.
Полистал страницы.
   -  Вот  смотри.  Одну  тысячу  ваучеров  я  вложил  в   акции   Братского
лесопромышленного комплекса. Ваучеры эти обошлись мне, .если  брать  среднюю
цифру, всего в сто одиннадцать долларов. Далее: на эту  тысячу  ваучеров  на
аукционе я приобрел четырнадцать тысяч акций. Тогда, в девяносто втором, они
еще ничего не стоили... А вот более поздняя  пометка:  акции  Братского  ЛПК
проданы пятнадцатого мая тысяча девятьсот девяносто  шестого  года  по  цене
тридцать восемь долларов за штуку. Итого мною получено: пятьсот тридцать две
тысячи американских долларов. Еще раз: пятьсот тридцать две! Тысячи!
   Долларов!.. При вложениях - сто долларов с небольшим! На каждый доллар  -
больше пяти тысяч!.. А, Игрек? Один к пяти тысячам! Ты когда-нибудь по такой
ставке играл?!.
   Валентин Николаевич был явно упоен самим собой.
   - И ведь это только один завод, только одна тысяча ваучеров... А  у  меня
их было... Ладно, не буду говорить - а то расстроишься...
   - Не расстроюсь.
   Это была не правда. После  вдохновенного  монолога  Валентина  Сергеевича
Игоря булавочкой уколола мысль: "А, может, он прав? Я не использовал  своего
шанса? Прошлепал, как он говорит, картами самое благодатное время... А  ведь
я умней его... Мог бы тоже сколотить состояние... А теперь,  выходит,  он  -
победитель, а я, несчастный неудачник, работаю на него..." Игрек  постарался
отогнать эти мысли, но от них осталось неприятное ощущение, словно изжога.
   - Нет, ну конечно, - продолжал распинаться Валентин Николаевич, - были  и
у меня проколы... Покупал  задорого...  Не  успевал  продать  вовремя...  Но
сальдо - в мою пользу. Ох, в мою... Ведь я  потом  еще  и  на  акциях  "МММ"
играл, и "Чары", и "Тибета"(Имеются в  виду  акции  наиболее  котируемых  на
фондовой бирже,).. И "Властилину" подкармливал... И везде - везде, Игорек! -
успевал вовремя соскочить... Это ж самый главный для  брокера  закон,  самая
его удача - почувствовать, когда  акции  на  пике  (может,  по  инерции  еще
вырастут чуть-чуть) - и сдать их. За день-два до того, как все эти "Чары"  -
"Тибеты" рухнут...Ну, с теми-то вурдалаками было просто: финансовые пирамиды
еще в прошлом веке описаны. Просчитать, когда все это развалится,  труда  не
составило. С ГКО  несчастными  -  принцип  тот  же,  но  все  было  сложнее:
правительство вело себя, как параноик, а поведение  параноика  формулами  не
опишешь... Но и тут мне удалось выскочить без потерь... А интереснее  всего,
конечно, "голубыми фишками" играть... Сейчас, жаль, этот рынок  сдулся  -  а
пару лет назад такие страсти кипели!.. И скажу я тебе,  Игоряша,  -  интимно
проговорил Валентин Николаевич, - что те страсти, которые  ты  за  карточным
столом испытываешь, ни в какое сравнение не идут с тем, когда ты на фондовой
бирже играешь... Или на валютной... Даже если у вас там за зеленым столом по
тысяче долларов ставки...
   Все равно эта ваша  игра  -  в  картишки,  в  рулеточку  -  детский  сад,
ползунковая  группа...  Так  что  казино  это  мое  -  так,  причуда.   Дань
ностальгии...
   Хозяин вздохнул, глянул на экран Монитора.
   - Ладно, заговорил я тебя. Иди. Твоя Маринка, я вижу, уже проснулась.
   Волнуется: где ты, где карточка ее...
   Кровь бросилась Игорю в лицо. Он вскочил, сжал кулаки:
   - Ты подсматривал за нами!
   - Тише, тише, не ерепенься...  -  Хозяин  выразительно  продемонстрировал
револьвер. - Подсматривал - не подсматривал... Когда свет включали  -  тогда
подсматривал. А инфракрасных объективов в твоей комнате нет...
   Игорь развернулся и не прощаясь вышел из комнаты.
   Входная дверь в апартаменты хозяина сама раскрылась передним.
   Пока Игорь ждал лифта, пока спускался на свой четвертый этаж, подумал;
   "А вряд ли он  рассказал  мне  все.  Чересчур  уж  благостной  получается
картинка: инвалид-миллионер сделал состояние на ваучерах... Было, было  и  у
него, как и у всех сегодняшних миллионщиков, что-то за душой криминальное...
Иначе откуда здесь в особняке столько бандитских рож?"
   Он открыл дверь своего номера магнитной  картой,  которую  он  похитил  у
Марины.
   Марина стояла посреди комнаты, одетая и злая.
 
Глава 10 
 
БЕЗ НАРКОЗА 
 
   Римма сидела за компьютером, закутавшись в  ярко-алую  кожаную  куртку  и
обмотав горло кроваво-красным шарфом. Она  не  отрывалась  от  монитора.  На
рабочем столе исходила паром огромная кружка с чаем.
   Татьяна постаралась изобразить крайнее удивление:
   - Риммочка, вау... ты ногти сегодня не красишь. Римма, которая уже  давно
не обижалась на Танины подколки, продемонстрировала  ей  руки,  затянутые  в
красные лайковые перчатки:
   - Условия не позволяют! Не топят, гады, уже неделю. Таня удивилась:
   - А с чего мерзнуть - на улице плюс  десять?  Но  Римма  ей  доверительно
сообщила:
   - Ты еще не присиделась... Побудешь тут с полчаса - сразу задубеешь. А  я
в офисе с восьми сижу, - гордо добавила она.
   - С во-осьми? Это подвиг! - почти без иронии оценила Татьяна.
   От Паши она знала, что Римма всегда приходит не раньше десяти. В ответ на
упреки та заявляла - с самоуверенностью секретарши, знающей себе  цену:  "Ну
может же у меня быть хотя бы один  недостаток!"  Павел  воспитывать  ее  уже
прекратил - все равно бесполезно.
   Из  кабинета  выглянул  Синичкин.  В  отличие  от  Риммы,  он  был   одет
по-спартански - всего лишь в двух свитерах и без  шарфов-перчаток.  В  руках
Паша держал отвертку, которой и сделал приглашающий жест: проходи, мол.
   - Только не раздевайся, - добавил он.
   - Отвертка-то зачем?  -  машинально  поинтересовалась  Таня.  Она  решила
ничему не удивляться.
   - Обогреватель разбираю. Римка ему  кнопки  с  мясом  вырвала  -  пытаюсь
подключить напрямую. Римма обиженно ответила:
   - Да не вырывала я ничего... Они сами провалились.
   - Ладно-ладно, делом занимайся.
   В Пашином голосе прозвучали  начальственные  нотки.  Татьяна  знала:  это
означает, что дела идут. Когда Павлу Синичкину было что сказать клиенту,  он
всегда старался выглядеть респектабельным и чрезвычайно занятым начальником.
   Татьяна прошла в кабинет и. опустилась на гостевой стул. Тут же вскочила:
"Ого, как лед!" Павел вынул из шкафа пушистый шерстяной шарф:
   -  Мой  личный!  На,  подстели...  Сейчас  я  камин  доделаю  -  и  будем
ш