нная.
Елка  на  Таганке  была  нагая,  без  единого  украшения   и   почему-то
наклоненная, словно Пизанская башня.
   С высоты своего роста Антон стал оглядывать фойе в поисках девушки.
   Надо застать ее сейчас - спектакль, кажется, идет без антракта. И тут
он увидел ее. Она стояла  совсем  рядом  и  расчесывала  перед  зеркалом
роскошные золотые волосы. Толстухи подле не наблюдалось. Девушка увидела
отражение Антона позади себя в зеркале и  улыбнулась  ему,  как  старому
знакомому. В ее улыбке  была  радость  и  за  него,  что  он  добился  и
попал-таки на спектакль. И от того, что  судьба,  навеки,  казалось  бы,
разлучившая  их,  дает  им  еще  один  шанс.  Антон  понял,  что   будет
разнаипоследним олухом, если не подойдет к ней сейчас же, не  откладывая
ни секунды.
   - Эту контрамарку вы  будете  хранить  всю  жизнь,  -  нагибаясь  над
девушкой, сказал Антон ее  отражению  в  зеркале.  Он  ненавидел  пошлые
мужские первые фразы ("Вы не знаете, который час?")  и  с  каждой  новой
девушкой придумывал, сообразно моменту, что-нибудь оригинальное.
   -  Потому  что  мне  ее  подарил  Высоцкий?  -   спросила   она,   не
оборачиваясь, у его отражения.  Голос  у  нее  был  красивый,  мягкий  и
низкий.
   - Нет, потому что она познакомила нас с вами, - дерзко сказал он.
   Никто из них, ни  он,  ни  она,  не  догадывались,  что  это  игривое
предсказание-треп в самом деле сбудется.

***

   Москва, 1 января 1973 года Общага бушевала. То и  дело  по  коридору,
как слоны,  топотали  ребята.  То  там,  то  здесь  за  тонкими  стенами
раздавались громовые  взрывы  хохота.  В  комнате  рядом  раз  за  разом
заводили "Мисс Вандербильд" - последний  хит  Пола  Маккартни,  каким-то
чудом уже через пару недель после выхода диска в Англии просочившийся  в
СССР сквозь железный идеологический  занавес.  "Хоп!  Хей-хоп!"  -  орал
магнитофон. Народ за стенкой подхватывал припев и грохотал, танцуя.
   А в этой комнате было темно и тихо. Девушка лежала голая на кровати и
плакала. Антон стоял у окна и смотрел на огромную изукрашенную  елку  во
дворе общаги. Новый год.  Новогодняя  брачная  ночь.  Новогодняя  первая
брачная ночь.
   "Вот незадача, - подумал он. - Кто ж знал, что она - девушка.  Теперь
хлопот не оберешься".
   Антон отвернулся  от  окна.  В  темноте  комнаты  угадывались  четыре
кровати, две тумбочки, шкаф. На полу в беспорядке  валялась  их  одежда.
Свет от блеклого фонаря освещал ее обнаженную спину. Лицом она уткнулась
в подушку. Временами слышались всхлипы.
   Антон присел на кровать. "Ну будет,  будет",  -  потрепал  он  ее  по
плечу.
   Вдруг она порывисто повернулась и села в кровати. Щеки ее были мокры.
Груди, замечательные, роскошные груди, смотрели прямо на  него.  У  него
вновь возникло желание.
   - Ты меня любишь? - строго, словно прокурор, спросила она. Глаза ее в
темноте смотрели пристально.
   - Ну конечно, - вяло ответил он.
   - Скажи: ты любишь? - снова вопрошала она.
   - Да, конечно, я люблю тебя, маленькая.
   - Я тебе не маленькая! - закричала девушка. - Не называй меня так!
   - Хорошо, хорошо, - умиротворяюще проговорил он. -  Ты  -  миленькая,
хорошенькая, дорогая... И я очень тебя люблю.
   Она обхватила его руками и зарыдала теперь уже на его плече.  "Только
ни в коем случае не надо обещать жениться", - отстраненно подумал  он  и
стал целовать ее шею, волосы, щеки, мокрые от слез;
   Потом он опустил ее на кровать и принялся целовать грудь. Жар желания
затопил все его мысли...
   "Хоп! Хей-хоп!" - заорали за стеной друзья-студенты, в очередной  раз
подпевая Маккартни.

***

   Шоссе Москва - Южнороссийск, май 1999  года  "Пожалуй,  мне  все-таки
страшно", - подумала Таня.
   Она решилась на это. Она едет на юг. Сама. И не надеется  ни  на  чью
помощь. Полагается только на собственные силы и на свою машину.
   Ее "пежик" беззаботно и резво катит по Каширскому шоссе, удаляясь  от
Москвы.
   "Пежик", ее любимый и ненаглядный  автомобиль,  казалось,  ничего  не
боится. Он абсолютно уверен в том, что не сломается по дороге  и  вместе
со своей хозяйкой благополучно доберется до Черного моря.
   Таня  тоже  не  беспокоится  о  том,  что  ей  придется  чиниться   в
какой-нибудь дыре. "Пежо" - это вам  не  старая  зеленая  "копейка",  на
которой Таня училась водить. "Копейка" как будто обижалась на то, что на
ней ездит новичок, сердилась из-за того, что Таня слишком резко  бросала
сцепление и опасно тормозила... Поэтому и ломалась часто. Таня на ней не
то что на юг - в ближайший пригород  боялась  выезжать.  Особенно  после
того, как морозным ноябрьским вечером у нее "полетел"  бензонасос.  Таня
тогда так намерзлась, дожидаясь чьей-нибудь  помощи,  что  потом  неделю
валялась с тяжелейшей ангиной - ни водка, ни горячая ванна не помогли.
   Но уж "пежик" - то ее не подведет - это Таня знала.  Не  беспокоилась
она и о том, что будет делать,  когда  доберется  наконец  до  заветного
сундучка. Таня жила сегодняшним днем. До сокровищ еще далеко.  Доберемся
до них - там и будем думать.
   Сейчас ее волновали возможные дорожные приключения. Ведь  на  дорогах
встречаются бандиты - могут не только  машину  отобрать,  но  и  хозяйку
прикончить.
   А прилипчивые провинциальные гаишники - вдруг прицепятся  к  одинокой
девушке на новенькой иномарке? Есть еще  и  крутые  шутники  на  джипах,
которые обожают притираться к женщинам за рулем...
   "Надо было бы взять кого-нибудь с собой,  -  думала  Таня.  -  Только
кого, черт возьми, кого? Печального Гарика? А какой с него толк, с этого
Гарика..."
   Таня вспомнила, как однажды ее  машину  -  ту  самую  битую-перебитую
"копейку" - поцарапало крутое "БМВ". Она как раз припарковалась во дворе
и подкрашивала губы, глядя в зеркало заднего вида. Печальный Гарик сидел
рядом, на пассажирском сиденье, и восхищенно за ней наблюдал. Он  всегда
смотрел на нее так - с восхищением и с каким-то беспомощным обожанием.
   Тут-то "БМВ" и въехало ей в левое крыло. Вмятина, конечно, получилась
курам на смех, но ведь обидно! А еще обидней было то, что "БМВ" спокойно
проехало вперед и встало впереди Тани. Из машины вышли двое  "крутых"  и
не спеша направились к подъезду - как будто ничего и не случилось...
   - Игорь, сделай же что-нибудь! - отчаянно крикнула Таня. Но Гарик как
будто окаменел. Он молча сидел в машине  и  явно  не  собирался  из  нее
выходить.
   Тогда она сама фурией выскочила из своей поцарапанной "копейки".
   Догнала "крутых". И вцепилась в рукав одному из них.
   - Ты что, гад, совсем охренел?
   "Крутой" ошарашенно посмотрел на Таню -  какая-то  сопля  на  дряхлой
"копейке" посмела его обозвать?  Его  рука  автоматически  потянулась  к
внутреннему карману... "Пистолет", - как-то отстраненно подумала она.
   Ну и черт с ним, с пистолетом! Таня вцепилась в "крутого" еще  крепче
и пронзительно завизжала:
   - Ты разбил мне машину! А она  чужая  -  папина!  Что  я  ему  теперь
скажу?!
   Второй из лбов насмешливо взглянул на девушку:
   - Твою тачку что бей, что не бей - чисто конкретно рухлядь...
   Ага, они заговорили.
   Значит,  стрелять  уже  не  собираются.  Значит,  можно   попробовать
установить контакт.
   Таня жалобно посмотрела на "крутых". Она знала -  слезы  в  глазах  и
чуть наморщенный лоб ей даже идут, мужчины от этого тают, им  становится
жаль ее: красивая девушка - и так расстроена...
   - Для вас - рухлядь, а папа на нее пять лет копил... - И про папу,  и
про "пять лет копил" - все было вранье. Но это не  помешало  ей  жалобно
заныть. - А вы меня сту-у-кнули...
   Таня выдавила пару слезинок. Слезинки, она  это  тоже  знала,  хорошо
смотрятся на ее ухоженном и слегка загорелом лице.
   И "крутые" сдались. Они вместе  с  Таней  вернулись  к  ее  машине  и
осмотрели царапину. (Она во время осмотра все время испуганно повторяла:
"Папа  меня  просто  прикончит  за  эту  вмятину!")  "Крутые"  брезгливо
потрогали битое крыло.
   - Сотни тебе хватит выше крыши!
   - Если баксов - то хватит, - уверенно ответила Таня.
   - Ты что,  мать,  охре...  -  начал  один.  А  второй...  второй  его
остановил.
   Он сунулся в карман и небрежно протянул Тане стодолларовую бумажку:
   - Держи, детка. За царапину. И на мороженое еще останется...
   "Крутые"  повернулись  уходить.  На  прощание  они  окинули  взглядом
красивую Таню, ее старенькую машину и - парня,  который  во  время  всей
этой сцены даже не высунул на улицу носа.
   Таня потерянно стояла во дворе. Напряжение спало, ее охватила ужасная
усталость. "Ведь убить могли, гады", - думала она.
   И только когда "крутые" скрылись в  подъезде,  из  машины  наконец-то
вылез Печальный Гарик и стал ее утешать.
   - Где ж ты раньше-то был? - презрительно поморщилась Таня.
   Гарик промямлил:
   - А что я мог сделать? У них же пушки!..
   После этой истории она месяц не отвечала на его телефонные звонки.
   Потом они все-таки помирились, но уже было ясно,  что  полагаться  на
этот экземплярчик нельзя. Таня по-прежнему  играла  с  ним  в  теннис  и
спрашивала совета, когда у нее ломался компьютер. Но взять его  с  собой
на такое серьезное дело? Да никогда!
   ...Может, стоило позвать Димку? Он-то посмелей: и в драку полезет,  и
защитить сможет. Только уж слишком безалаберный. Таня его так до конца и
не раскусила - что ему, Диме, вообще-то нужно от жизни?
   Останавливало ее и еще одно - Дима очень любил деньги. Можно сказать,
преклонялся перед ними. И кто его знает,  как  он  себя  поведет,  когда
увидит, что за богатства находятся в сундучке. Ведь по большому счету он
ей ничего не должен...
   Таня проехала километров двести. Она мельком взглянула  на  мобильный
телефон - уже вне зоны приема. Теперь заработает только  в  Воронеже.  А
километров пятьсот она будет совсем одна. Даже без связи.
   Тане стало грустно. Почему ей так не везет на личном  фронте?  Почему
она до сих пор не с кем-то?
   Ведь с карьерой-то и  деньгами  все,  наоборот,  складывается  вполне
удачно. Поступить в престижный институт без блата и связей  -  разве  не
лотерея, в которой она победила? Попасть на работу в надежную и  богатую
фирму, чтобы тебя выбрали из  нескольких  сотен  претендентов?  Выиграть
конкурс на учебу в Америке? Со всем этим у Тани  получилось.  Получилось
легко.
   Зато - наверно, в качестве компенсации - в личной жизни Тане не везло
абсолютно. Влюбляться до смерти - так, чтобы голова кругом и  все  мысли
только о НЕМ, - она не умела. Не влюблялась ни разу, хотя  и  дожила  до
двадцати пяти лет.
   А просто приятели ей  попадались  какие-то  неудачные.  К  ней  часто
тянулись слабаки типа Печального Гарика, которых притягивали ее  красота
и уверенность в себе. Но ей-то зачем такой задохлик?
   Нравилась Танечка  и  уверенным  в  себе  мужчинам.  Но  они  -  тоже
удачливые в плане денег  и  карьеры  -  никогда  не  имели  на  ее  счет
серьезных намерений. Они искали себе тихую, послушную и  домашнюю  жену.
От сильных и смелых женщин-коллег они уставали на  работе.  А  какая  из
Тани тихая жена? Если что не по ней - никогда не уступит.
   Вот так Таня и оставалась всегда одна.
   Ей совсем взгрустнулось. На глазах выступили слезы.
   И тут... щелкнул прикуриватель. Таня точно помнила, что  не  включала
его.  Она  ошеломленно  рассмотрела  приборчик  -  действительно,  сияет
красными угольками. Таня на  ощупь  прикурила,  почти  не  отрываясь  от
дороги.
   Она открыла окошко, пепел от сигареты сдувало теплым летним ветром.
   Ветер же высушил слезы. Таня погладила  своего  "пежика"  по  рулю  с
выдавленным львенком и нежно прошептала: "Спасибо тебе, мой мальчик".
   Она была абсолютно уверена, что НЕ  ВКЛЮЧАЛА  прикуриватель.  Это  ее
"пежик" понял, что  ей  плохо,  и  предложил  покурить  и  отвлечься  от
грустных мыслей.

***

   Зять опять напился. Да она почти не  сомневалась  в  том,  что  он  и
сегодня напьется.
   - Давай, баб Маня, собирайся, щас домчим в момент! - браво кричал он.
   Схватил  "Приму",  долго  не  мог  состыковать  огонек  зажигалки   с
сигаретой и пошел во двор заводить "Москвич".
   Дочка Лена смотрела на мать испуганным взглядом.  Они  обе  понимали,
что ехать ему нельзя - убьется.  Со  двора  послышалась  ругань  -  зять
споткнулся на пороге и растянулся на сырой после дождя земле.
   - Опять нажрался, урод... - грустно  прошептала  Лена.  Она  виновато
смотрела на мать. "Видать, помнит, как я уговаривала за него не идти", -
поняла Мария Петровна.
   У Марии Петровны слегка поплыло перед глазами. Она вспомнила  свадьбу
- свою красивую Леночку в белоснежном платье,  лихого  зятя  в  шикарном
галстуке, веселую толпу,  тосты  и  крики  "горько".  И  вспомнила,  как
увидела в церкви: стоят у алтаря ее доченька с женихом, а между  ними  -
крошечный  человечек,  весь  в  черном.  Расталкивает  их   и   злорадно
ухмыляется.
   Видение было таким ясным, что  Мария  Петровна  тогда  даже  чуть  не
закричала: "Сгинь, проклятый!" Она закрыла на секунду глаза  -  и  когда
снова их открыла, все было по-прежнему - красивая невеста,  мужественный
жених, веселые гости и счастливая жизнь впереди.
   И только Мария  Петровна  знала  -  счастья  в  их  жизни  не  будет.
Крошечный злой человечек не даст ее дочери построить семью.
   Мария Петровна грустно оглядела бедненько обставленную хату - а каким
может быть скарб у горького пьяницы? Выглянула в окно - зять все пытался
отпереть машину (Леночкино приданое) и никак не  мог  попасть  ключом  в
дверь...
   - Останови его, доча, - решительно сказала она. - Я доберусь сама.

***

   К  обеду  Таня   отмахала   уже   больше   трехсот   километров.   Не
останавливалась ни разу - зачем тратить время, если она не устала? Да  и
привлекать внимание не хотелось. Но поесть на ходу она никак не  сможет.
Таня свернула на проселочную  дорогу.  За  лесополосой  оказалось  поле.
Тишина,  свежая  зелень,  ни  домов,   ни   машин...   Она   постаралась
припарковать "пежик" так, чтобы его не было видно с шоссе,  и  заглушила
двигатель. На заднем сиденье лежал пакет с ее фирменными бутербродами  -
маленькие кусочки хлеба, а на них - много-много сырокопченой колбасы.  В
другой пакет она набрала соленых помидоров производства Юлии  Николаевны
- таких острых, что их не могли съесть  ни  сама  мама,  ни  один  Танин
гость. Обед дополнял термос  с  кофе.  "Ничего  вредней  для  желудка  и
придумать  нельзя",  -  сказала  бы  по  поводу  этой  ее  трапезы  Юлия
Николаевна. Но Таня считала, что главное в жизни - это  делать  то,  что
нравится. И если ей нравится соленое и острое, то и наплевать на  всякие
возможные гастриты и  колиты.  Может,  ее  желудку  даже  полезно  такое
питание - вдруг он от него, наоборот, не разбалтывается, а закаляется  и
крепнет?
   Только вот одной есть скучно. Поболтать бы сейчас с кем-нибудь.
   Посмеяться.  Обсудить   приключения,   что   наверняка   начнутся   в
Южнороссийске. Но вокруг были только поле и тишина раннего  лета.  И  ее
друг "пежик" рядом. Ее единственный друг.

***

   Лена проводила Марию Петровну на автобусную остановку и  заторопилась
домой. "Вдруг он там без меня еще дом спалит?" - виновато сказала она  о
муже.
   Они скупо попрощались. Говорить было не о чем: и мать все понимала, и
дочь знала, что та все понимает...
   Мария  Петровна  пристроила  тяжелую   сумку   на   скамейку,   чудом
сохранившуюся на разоренной остановке. Расписание было вырвано с корнем.
Да и без расписания ясно, что сидеть ей тут  и  сидеть.  Может,  час,  а
может, и два...
   Пока автобус не соизволит приехать. Попутку ловить бесполезно - кто ж
ее, старуху, да еще и без денег, возьмет?
   У остановки мягко притормозила красивая заграничная машина.

***

   Таня до того соскучилась и загрустила наедине  с  собой,  что  решила
взять попутчика. Даже бесплатно -  просто  поболтать  по  дороге.  После
обеда ее клонило в сон, да и  одиночество  надоело.  А  попутчик  и  сон
разгонит, и расскажет что-нибудь интересное...
   Она держалась в правом ряду и смотрела, не проголосует ли  кто-нибудь
с обочины. Два парня в кирзовых сапогах... Не подходит. Крашеная  девица
в вызывающей "мини"...  Нет,  эта  ждет  явно  не  ее,  а  какого-нибудь
изголодавшегося по ласке дальнобойщика. Наконец на остановке она увидела
сухонькую бабулю.
   Бабуля не голосовала - она терпеливо сидела на  лавке  и  явно  ждала
автобуса.
   Долго  же  ей  ждать  придется!  Таня   помнила,   что   единственный
междугородний автобус она обогнала с час назад.
   "Пежик" притормозил аккуратно и плавно - чтобы не испугать старушку.
   Таня высунулась из машины и приветливо предложила:
   - Давайте подвезу!
   Увидев испуг в глазахстарой женщины, добавила:
   - Я в машине одна. И подвезу бесплатно!

***

   Мария Петровна уютно устроилась  на  переднем  пассажирском  сиденье.
Сумку они положили в багажник. Мария Петровна сначала  хотела  взять  ее
себе на колени, но девушка сказала:
   - Зачем вам такую тяжесть на руках держать? А заднее сиденье  у  меня
все завалено...
   Марии Петровне никогда раньше не доводилось ездить в  таких  шикарных
машинах. Дороги не чувствовалось - они вроде как по реке  плыли.  Не  то
что этот автобус, который прыгает на каждой кочке. И сидеть так мягко  и
удобно - ее спина как на перине, ни одна косточка не ноет.
   Девушка молча смотрела на дорогу, с вопросами не приставала -  давала
ей возможность прийти в себя.  Машину  она  вела  уверенно  и  спокойно,
обгоняла грузовики непринужденно и быстро.
   Старушка устроилась на сиденье еще удобнее  -  оказалось,  что  можно
спокойно вытянуть  ноги  и  они  ни  во  что  не  упрутся,  -  и  завела
разговор...
   Они ехали вместе три часа. И все три часа  проговорили,  как  равные.
Как будто и не было у них разницы в возрасте. Как давние  друзья  -  без
секретов, без недомолвок. Таня  рассказывала  о  своей  семье,  о  своей
жизни, о том, как ей везет в работе и не везет в любви.  Мария  Петровна
говорила о дочке и о своей  нелегкой  жизни  на  одну  только  пенсию  -
помочь-то некому, муж давно умер...
   За окном пролетел Воронеж. Они объезжали город по  кольцевой  дороге,
которая проходила через чудесную сосновую рощу,  и  остановились  там  -
подышать  волшебным  хвойным  воздухом  и  перекусить.  На  том,   чтобы
остановиться, настояла Мария Петровна:
   - Ты, дочка, с лица уже совсем спала. Отдохнуть тебе пора!
   Мария Петровна попробовала Таниных "не правильных"  бутербродов  и  с
удовольствием съела целых два острейших  помидора.  Сказала,  что  очень
вкусно и она в свои соленья теперь тоже станет добавлять больше уксуса и
перца.
   Поев,  они  стояли  у  машины  и  наблюдали  чудесный  летний  закат.
Смотрели, как молодое, сильное солнце неохотно опускается  все  ближе  и
ближе к сосновым вершинам...
   И вдруг Марию Петровну как кольнуло. Она почувствовала что-то не то.
   Перед глазами поплыло, как тогда, в день свадьбы ее дочери Лены. Таня
же ничего не замечала - она не сводила глаз с  уже  неяркого  солнечного
диска. Мария Петровна тихонько оглянулась... и увидела. Рядом с  машиной
стоял человек в черном. И внимательно смотрел на Таню,  протянув  к  ней
руки. От этой мнимой фигуры - Мария Петровна ни секунды не сомневалась в
том, что ей опять видится,  -  исходила  какая-то  огромная  тревога.  И
мольба. Мольба, обращенная к Тане.
   Через секунду черный человек слился с наступающим сумраком и исчез.

***

   - Танечка, а зачем ты едешь в Южнороссийск? - первым  делом  спросила
Мария Петровна, когда они наконец отправились дальше.
   Таня пожала плечами:
   - Да так, маленькое семейное дело.
   Она совсем не собиралась  посвящать  попутчицу  -  пусть  и  милейшую
бабулю!
   - в свои планы.
   "Как  же  ей  рассказать  о  видении?  Да  чтоб  поверила?  Чтоб   за
психическую не приняла?" - ломала голову старуха.
   Они уже свернули с трассы и подъезжали к ее дому.
   - Дочка, переночуй-т