своего  чердака  не  раз  видел,  как  развлекаются  веселые
компании, в которых несколько мужчин и только  одна  тетя.  Сначала  они
пьют и танцуют, а потом  начинают  демонстрировать  такую  гадость!  Он,
честно говоря, еще ни разу до конца не досмотрел  -  противно  было.  Но
сейчас тут происходит что-то совсем странное...
   Жак навел  бинокль  на  девушку.  Да  она  красотка!  Голубые  глаза,
золотистые волосы! Как в сказке про Золушку. А мужики, что ее охраняют -
а Жак почему-то не сомневался в том, что ее охраняют, - такие противные.
У одного по всей щеке огромный шрам. Другой какой-то немытый, все  время
чешется...
   И тут его осенило: да они же ее похитили!
   Жак мгновенно вскочил с дивана...

***

   Том не питал особых надежд на то, что  полиция  ему  поможет.  И  ему
очень не хотелось тратить драгоценное время на бесполезные разговоры. Но
что было делать? Ажан был вежлив, но настойчиво повторил, что ему  нужно
задать несколько вопросов.
   Они молча вернулись в разгромленный номер. Пока поднимались на лифте,
Том мгновенно выстроил стратегию своих ответов. С русской девушкой Таней
они познакомились случайно.  Почувствовали  взаимную  симпатию.  Оба  не
связаны супружескими узами - так что нет ничего удивительного в том, что
они стали жить в одном номере. Знал ли он, что  за  ней  следят?  Скажем
так, подозревал. Обратил пару раз внимание на подозрительных  типов.  Но
Татьяну ни о чем не спрашивал...
   Им было хорошо вместе, и не хотелось  портить  отношения  неуместными
вопросами.
   Да потом, насчет слежки он мог и ошибаться.  Кто  же  знал,  что  все
кончится вот так...
   Том решил: побольше претензий, почаще не оправдываться, но  нападать!
В конце концов во всем виновата служба безопасности  "Рица"  -  как  они
могли допустить, что людей похищают прямо из  гостиницы?  Скандал!  Этот
скандал для отеля - почище гибели принцессы Дианы! Да они  землю  должны
рыть, чтобы замять его. Тем  более  он,  уважаемые  месье,  американский
журналист!
   "Наступательная"   стратегия   сработала.   Полицейский   уважительно
рассмотрел синий американский паспорт и солидную визитную карточку и  не
стал мучить Тома лишними вопросами. Если он и догадался, что  Том  знает
больше, чем говорит, то виду не подал.
   - А вы приняли какие-то меры? Попытались задержать  похитителей?  Или
ваше невмешательство в частную жизнь распространяется до  столь  широких
пределов, что вы  не  препятствуете  похищению  людей?  -  саркастически
спросил Том.
   В разговор вступил шеф службы охраны:
   - Я запомнил номер такси, на котором они уехали. Сейчас мы проверяем,
где эта машина. Ответ должен быть с минуты на минуту...

***

   Жак мгновенно надел кроссовки. В голове мелькнуло: может, ему  самому
спасти Золушку? Позвать мальчишек и...  Он  взглянул  на  часы:  стрелка
застыла на  половине  двенадцатого.  Ого  как  поздно!  Его  воспитанные
приятели давно уже спят.
   Да и к нему  сейчас  припрется  Ворчливая  Жаклин  и  погонит  его  в
постель.
   Ну, спать его она не заставит, но вот из дома точно не выпустит. Надо
срочно выбираться отсюда!

***

   Он впервые за долгие годы не запер за собой Дверь. Не разулся. И даже
свет на первом этаже не включил. Пробежал в кабинет. Включил компьютер.
   Процессор  приветливо  загудел,  а   монитор   остался   темным.   Он
нетерпеливо нажал на клавишу перезагрузки - и ничего не изменилось.  Его
навороченный Pentium, купленный полгода назад за  Двадцать  шесть  тысяч
долларов, не работал.

***

   Полицейский долго говорил по телефону. Том силился хоть что-то понять
в его французской скороговорке, но уловил  только  одно:  с  пресловутым
такси какие-то проблемы.
   Как только разговор завершился, он нетерпеливо спросил:
   - Вы их упустили?
   Полицейский секунду поколебался. Но все-таки ответил:
   - Через квартал от отеля они пересели в другую машину.
   Том бессильно опустился в кресло.
   Шеф службы охраны осторожно прикоснулся к его плечу:
   - Но таксист запомнил номер той, второй машины.

***

   В телефонной будке Жак прокашлялся и набрал номер местной  полиции  -
этот номер висел у них на кухне.  Он  изо  всех  сил  старался  говорить
басом.  Но  получалось  плохо.  По  крайней  мере,  полицейский  сердито
спросил: "Какие проблемы... мальчик?"
   Черт, когда же у него  начнется  эта  несчастная  голосовая  мутация?
Когда он наконец начнет говорить если не басом, то  хотя  бы  нормальным
взрослым  голосом?  Своим  дурацким  дискантом  Жак   сбивчиво   изложил
подозрения насчет дома мадам Мартин.
   Полицейский слушал его невнимательно. Шумно прихлебывал кофе. Отвечал
на приветствия своих коллег. И в конце разговора равнодушно сказал:
   "Спасибо за сигнал. Мы его по возможности проверим".
   Жак швырнул трубку так, что  в  телефонной  будке  жалобно  зазвенели
стекла.

***

   Первой мыслью было мальчишеское - ударить монитор кулаком.  Второй  -
проверить, есть ли свет. Эту мысль он тут же отогнал - что за чушь лезет
в голову, ведь процессор-то работает! Он дрожащими руками  плеснул  себе
добрых полстакана виски. Выпил залпом. Выпивка освежила. Он обошел  стол
и тщательно проверил контакты.

***

   Дверь открылась без стука. Татьяна ожидала увидеть Старшего.  Ожидала
его похотливых взглядов и недвусмысленных намеков.
   Она еле сдержала вздох облегчения, когда увидела  Мышонка-Гиганта.  В
руках он  держал  поднос  с  длинными  бутербродами  на  белом  хлебе  и
стаканами минералки.
   Он молча подал еду Столовке и Бомжу.
   - Поставь, - кивнул первый.
   Второй схватил длинный сандвич и принялся запихивать его в рот.
   А  Бомж  не  притронулся  к  еде  и,  когда  Мелешин  вышел,  спросил
соратника:
   - Ну че, ты трофеи-то взял?
   Первый отрицательно промычал с набитым ртом.
   А Бомж достал из кармана своей куртешки Танин медальон.

***

   Опять зазвонил  телефон.  Полицейский  решительно  снял  трубку.  Том
раздраженно посмотрел на него - этот ажан хозяйничал тут как дома! Но  в
конце концов это пока его номер, пусть и разгромленный бандитами!
   В этот раз звонили все-таки Тому. Полицейский  неохотно  передал  ему
трубку.
   Том услышал возбужденный голос и мгновенно его узнал:
   - Через десять минут! На площади Бастилии! Все работает!

***

   - Жрете, засранцы? - ласково поинтересовался Рустам.
   - Да разве это жратва?.! - возмущений прочавкал Бомж.
   - Мелешин хреново готовит! - подтвердил Столовка.
   Татьяна промолчала. Ей бутерброд понравился.
   Хлеб свежий, ветчина свежая, салат  вполне  зеленый  -  чего  же  еще
надо?
   Зачем они все время придираются к Мышонку?
   - Приезжает Хозяин, - сообщил Рустам. - Я  еду  в  аэропорт.  Беру  с
собой Мелешина. Буду через два часа. Мне повторить  указания?  Или  сами
знаете?
   Столовка поспешно ответил:
   - С бабы глаз не спускать! Руками не трогать!
   - Умница! - пренебрежительно откликнулся Рустам и вышел.
   Они с Мелешиным поспешно направились  к  центральной  улице  -  в  их
переулке такси было не сыскать. За ними по пятам крался почти  невидимый
в темноте двенадцатилетний мальчик.

***

   Том не сразу  узнал  ЕГО.  Исчезли  потертые  джинсы  и  безразмерная
футболка. Даже длинные  волосы  заменила  аккуратная  короткая  стрижка.
Теперь   он   смотрелся   вполне   респектабельным   человеком.   Вполне
респектабельной сволочью.
   Но что оставалось делать? Сейчас  именно  в  его  руках  был  ключ  к
разгадке. Том ни секунды не колебался,  когда  садился  на  пассажирское
сиденье черного "Пежо-406". И так же  уверенно  взял  пистолет,  который
протянул ему ОН.

***

   За 21 год до описываемых событий. Декабрь 1978 года Он стоял у окна и
смотрел на темную Красную площадь.
   Сегодня он впервые почувствовал за собой слежку.
   Как  там  пишут  в  этих  пошлых  совдеповских  фельетонах?  "Сколько
веревочке ни виться..."  Он  чувствовал  в  груди  тошнотный,  тоскливый
страх. Страх поднимался откуда-то из живота и  постепенно  затоплял  все
тело. Даже в плечах, даже в руках  был  он,  этот  страх.  Даже  кончики
пальцев ощущали его.
   Значит,  меня  возьмут.  Привезут.  Обыщут.  Разденут.   Обшарпанными
коридорами поведут к камере. "Стоять!  Лицом  к  стене!  Вперед!"  Потом
лязгнет засов.
   Потом допросы, суд...
   Интересно, меня расстреляют? Или, учитывая чистосердечное раскаяние и
молодость, дадут лет пятнадцать? В принципе это все равно.  Жизнь  будет
кончена.
   Хотя нет. Даже пятнадцать лет - лучше чем пуля в затылок.
   Очень страшно. Майк рассказывал (интересно откуда он знает?), как это
делается. В камеру входит  майор  или  капитан.  Казенно  сообщает,  что
Президиум Верховного Совета СССР отклонил ваше прошение  о  помиловании.
Врач меряет тебе давление - зачем? Потом тебя выводят. Ты  думаешь,  что
тебя просто куда-то переводят - в  особо  строгую  камеру,  что  ли.  Но
где-то там, по пути, в темном коридоре, тебе  стреляют  в  затылок.  Без
предупреждения. Очень страшно. Очень по-советски. Исподтишка.
   Он тряхнул головой, стараясь  отогнать  ужасные  мысли.  Может,  тебе
показалось? Нет. Слежка была очень настырной. Очень демонстративной  она
была.
   Вызывающей.
   Может, ошибка? Может, запугивают? Может, ничего, кроме  какого-нибудь
случайного "стука", у них на него нет? Может, все обойдется?
   А если не обойдется? Если за ним действительно "хвост"? Если они  все
знают?  Что  остается  делать?  Бежать?  Прятаться?  Куда  бежать?   Где
прятаться?
   Может,  продолжать  жить,  как  живется?  Примириться?  Не   пытаться
обхитрить судьбу?.. Нет, надо смываться. И надо прятаться. Он не из  тех
несчастных, о которых писал в "ГУЛАГе" Солженицын. Он не станет покорно,
как овечка, идти за ними, когда его станут брать.  Сейчас  не  37-й.  Он
будет  орать,  вопить,  вырываться,  убегать.   Он   сделает   заявление
иностранным корреспондентам. Он будет цепляться за свою жизнь,  за  этот
морозный  воздух,  за  этот  вид  на  Красную  площадь.   Цепляться   до
последнего.
   Не дождутся. Прошло поколение баранов, радостно идущих на  бойню.  Он
будет непокорен!
   Но если поразмыслить здраво? В  Москве  его  брать  скорей  всего  не
будут.
   Им же нужны улики. Им нужно взять его на месте преступления. А  место
его преступления - там. А туда он едет завтра.
   Нет,  надо  подождать  утра.  Утро  вечера  мудренее.  Может,  зыбкий
московский рассвет рассеет ночные страхи? Может, это все миражи?.. Глупо
срываться и бежать в два часа ночи. Может, это просто расшалились нервы?
И завтра все пойдет как прежде? Уже в девять ты сдашь номер и  сядешь  в
такси.
   Поедешь в аэропорт, в одиннадцать сядешь в самолет, в два будешь  уже
дома. И все пойдет как прежде...
   А сейчас тебе надо сделать вот что.
   Хорошенько выпить. Это раз.
   Рюмки  после  третьей  позвонить  Лидочке.  Попросить   прислать   ту
брюнетку, похожую на  Эммануэль.  Все-таки  хорошо  иметь  много  денег.
Забавно, сколько в этой девахе огня, грации и  чисто  парижского  шарма,
словно она не в Люберцах выросла, а где-нибудь в Сен-Жермен-де-Пре.
   Когда я ей сказал, что она как  две  капли  воды  похожа  на  Сильвию
Кристель,  она  спросила:  "А  кто  это?"  Девочка  ни  разу  не  видела
видеомагнитофона. А кто у нас в СССР вообще его видел? Члены Политбюро?
   Нет, черт возьми, прожил он хоть, похоже,  недолго,  зато  ярко.  Что
было бы сейчас с ним, когда б он был  как  все?..  Он  представил  себе.
Служил бы он нынче в какой-нибудь московской конторе... Ну,  получил  бы
двести  -  нет,  триста  рублей  премии  к  Новому  году.  Прослушал  бы
поздравление секретаря парткома.
   Напился бы со всеми сослуживцами прямо в отделе, нажрался  бы  салата
"оливье", прямо у кульмана зажал бы какую-нибудь  практикантку...  Потом
ехал бы на мерзлом трамвае домой, в  коммуналку...  Ф-фу...  представить
страшно... Хуже любой камеры...
   Ледяной Василий Блаженный - словно вазочка с  шариками  мороженого...
На улице - ни души. Москва  стынет.  Замерзает.  Сколько  сейчас?  Минус
сорок, наверное. Таких морозов в столице еще не бывало.  Старожилы,  как
говорится, не припомнят. Говорят, во всех этих панельных многоэтажках на
окраинах люди пальто не снимают. Хорошо, что хоть в "России" топят как в
сауне. Цековская блатная гостиница. Еще б здесь не топили!
   Громкий стук в дверь.
   В сердце, в животе, в горле - все мгновенно  оборвалось.  Все  клетки
тела заледенели. Вот оно. Пришли. Как быстро!.. Боже, что делать?
   Секунду он стоял, надеясь, что ошиблись дверью.
   Громкий стук повторился.
   Он решительно шагнул к двери и, не спрашивая -  что  там  спрашивать,
неужто не ясно, кто пожаловал? - распахнул дверь.
   На пороге стояла она.
   Пылающие с мороза щеки. Гневные голубые глаза.
   - Боишься? - презрительно спросила она.
   Он не мог вымолвить ни слова, пораженный внезапной радостью. Все  его
клетки затопляло чувство освобождения. Он жив, он жив! Он на свободе!
   - Позволишь войти? - в том же суховато-надменном тоне продолжала она.
   Он отступил  и  сделал  преувеличенно-широкий,  барский  приглашающий
жест.
   Она вошла в номер.
   - Раздеваться не буду, - бросила она.
   - А я хотел бы, - скабрезно хмыкнул он.
   - Паяц! - обдала она его презрением. Презрение-то презрение,  гнев-то
гнев, но ты приехала ко мне. Без предупреждения и без приглашения. В два
часа ночи приехала. По стылой Москве. По ледяным улицам,  где  не  ходят
трамваи, а такси будешь ловить два часа - не поймаешь.
   -  Позвольте,  сударыня,  предложить  вам  с  морозца  добрую   рюмку
коньяку...
   Она не ответила, внимательно и  быстро  оглядывая  номер.  Номер  был
роскошным. Приемная,  спальня...  На  столе  стояла  бутылка  армянского
коньяка "KB" и валялся распечатанный блок "Мальборо".
   - Значит, ты и вправду стал обыкновенным жуликом... -  высокомерно  и
грустно протянула она. Он пожал плечами.
   - Но сколько веревочке ни виться... -  произнесла  она  ту  же  самую
клишированную фразу из судебных очерков в  "Известиях",  которая  и  ему
сегодня приходила в голову.
   - Теперь слушай, - продолжила она. - Тебя возьмут. Очень скоро.
   Наверно, даже завтра...
   - Ты служишь на Петровке?
   - Не перебивай. Раз я говорю - я знаю.
   - Откуда?
   Она продолжала, словно не замечая его вопросов:
   - У тебя еще есть время. Бросай  все.  Уезжай.  Бросай,  бросай  все,
сматывай удочки и беги! Беги! В тайгу, в тундру, в пустыню!.. Может, они
тебя не найдут... А может, лучше, чтоб нашли. Тебе же лучше.
   - Ты меня любишь?
   - Я ненавижу тебя. Негодяй. - Она развернулась, отворила дверь:
   - Прощай, мелкий жулик.
   Он бросился к ней, схватил за рукав каракулевого пальто:
   - Постой!
   - Если ты думаешь, что я тебя простила, ты очень сильно ошибаешься. -
Она брезгливо вырвала рукав из его рук. - Прощай!
   Дверь  номера  с  силой  захлопнулась.  Ее  каблучки   застучали   по
гостиничному коридору.
   Объясняться бесполезно.
   "О, эти русские женщины, - подумал он. - О,  эти  советские  женщины!
Они любят и ненавидят, спасают и презирают, оскорбляют  и  жертвуют  для
тебя собой - и все это одним махом, одновременно. В едином, так сказать,
порыве!.."
   Он задумчиво  выпил  рюмку  коньяку.  Постоял  в  раздумье,  а  потом
решительно вышел из номера.

***

   В парижском  пригороде  Марн-ле-Вилле  малыш  Жак  в  темноте  своего
переулка  сразу  приметил  "Пежо"  с  парижскими  номерами.  Может,  это
полицейские так маскируются? Да нет, они бы приехали как  полагается,  с
мигалкой... Жак мрачно подумал:
   "Сейчас в полицию еще один сигнал поступит...
   Ворчливая Жаклин позвонит, скажет, что я пропал".
   Из машины вышли два  человека.  Они  говорили  по-английски.  Надежно
скрытый кустами Жак прислушался: как хорошо, что с английским у него все
тип-топ!
   - Их там может быть сколько угодно, - мрачно сказал  один,  тот,  что
постарше.
   - Не больше четырех, - возразил второй, помоложе.
   Жак  решительно  выскочил  из  кустов  и   возбужденным   полушепотом
проговорил:
   - Месье! Пока их там всего двое! Я покажу, где черный ход!

***

   Столовка громко рыгнул:
   - Тошнит меня от этих долбаных сандвичей! Бомж сердито буркнул:
   - А меня тошнит, когда ты рыгаешь... Пойду отолью.
   Он лениво поднялся и направился к двери. Его остановил Столовка:
   - Тормозни... Кажись, кто-то ходит.
   Бомж среагировал мгновенно. Он одним прыжком подскочил  к  Татьяне  и
приставил к ее виску пистолет.
   А Столовка осторожно подкрался к двери.
   Часы показывали начало первого.

***

   Самолет приземлился в полночь. Виза ему была не нужна. Семь лет назад
он за пять штук "гринов" купил паспорт гражданина  Государства  Израиль.
Теперь мог ездить, куда душа пожелает.
   Сонные французы быстро произвели все формальности, и уже  в  двадцать
минут первого Михаил Ефремович Шлягун  пожал  руку  Рустаму  и  небрежно
кивнул Мелешину.

***

   В полночь удалось выйти на связь с водителем того  такси,  в  которое
пересели бандиты вместе с заложницей. Тот сообщил адрес, по которому  он
отвез подозрительную компанию.

***

   В двенадцать ночи дошло дело до телефонного звонка  маленького  Жака.
По адресу дома мадам Мартин отправили наконец освободившуюся  патрульную
машину.

***

   В голове плескалось море, кричали чайки. Промелькнула  южнороссийская
Набережная и ее красный "пежик"... Вспомнилось почему-то, как она первый
раз пришла на лекцию  в  университет.  Выплыло  озабоченное  милое  лицо
Валеры и встревоженные глаза мамми.
   Татьяна закрыла глаза еще крепче. Она тоже слышала, что в доме кто-то
есть. Но если этот кто-то - спаситель? - сейчас войдет  в  комнату,  она
мгновенно получит пулю в голову.
   Татьяна так сильно зажмурилась,  что  теперь  перед  глазами  плавали
оранжево-красные круги.

***

   Том недаром служил в морской пехоте. Когда его напарник с  непонятным
угрожающим русским криком ворвался в дверь, он бросил с платана, росшего
перед домом, булыжник в окно.
   Пистолет, прижатый к виску Тани, дернулся в сторону обманки.
   Первый  бандит  выстрелил  в  сторону  русского,  но  тот  уже  успел
отпрыгнуть в угол. Том бросился с дерева прямо в окно, раздирая  руки  и
лицо стеклом.
   Пистолет стал поворачиваться в его сторону.
   Хватка, сжимающая Таню, ослабла.
   С подоконника Том выстрелил прямо в лицо бандиту. Струя  раскаленного
газа ударила тому в глаза.
   Второй бандит стал переводить пистолет на Тома.
   И в этот момент лежащий на  полу  напарник  в  нечеловеческом  прыжке
кинулся на бандита и сшиб его с ног.
   Выстрел, предназначенный Тому, угодил в потолок.

***

   Таня не поняла, что случилось.
   Она  только  слышала  грохот  распахнувшейся  Двери  и  дикий  выкрик
по-русски:
   - Спецназ! Всем лечь!
   Затем прогремело два выстрела, зазвенело разбиваемое стекло, на  долю
секунды мелькнуло, кажется, в окне  лицо  Тома,  а  потом  снова  чей-то
нечеловеческий крик. И дикая боль в голове. Неужели  человек  чувствует,
когда его голову разносит на куски?
   Она потеряла сознание.

***

   Рустам успел  остановить  таксиста.  Машина  свернула  в  проулок  за
пятьдесят метров до дома мадам Мартин. На подъездной  аллее  стояли  три
полицейские машины.

***

   Первой мыслью было: "Неужели на том свете так сладко пахнет?"
   Она двигалась куда-то. Голова по-прежнему болела. Но она  чувствовала
руки и  ноги,  она  могла  пошевелить  ими  и  почему-то  была  уверена:
ничегошеньки плохого с ней не случилось. И уже не случится.
   Таня осторожно приоткрыла глаза. Она в машине. На заднем сиденье.
   За рулем сидел Том. Его затылок она узнала бы  из  тысячи  -  даже  в
призрачном мелькании фонарей автострады.
   А голова ее лежала на чьих-то коленях. Мужских коленях.
   Мужчина погладил ее по голове. Она дернулась и перевела взгляд на его
лицо. На нее смотрели  пронзительные  светлые  глаза  загадочн