принуждал. Отбывая в  Москву, он обещал
коллегам, как  только обустроится сам, обязательно востребует  всех под свое
начало, знал,  что  в  столице спрос  на  спецназовцев, особенно  в  элитные
подразделения, высок.
     Если когда-то, задумываясь о московской жизни, Кольцов мечтал  о работе
в службе безопасности какой-нибудь солидной фирмы или преуспевающего  банка,
то теперь планы у него резко изменились. Пообтершись во Владивостоке, он уже
твердо  знал, что ему нужна  служба в  самом МВД, при  отделах по  борьбе  с
экономическими  преступлениями,  там-то  как раз  находится банк  данных  на
людей,  которых  он собирается  тряхнуть  как следует. На  худой конец,  его
устраивала работа  в налоговой полиции, да и то только в  самом  центральном
районе  столицы,  где  сосредоточены  крупные  банки,  нефтяные  корпорации,
финансовые группы, -- там тоже знают, кто есть кто.
     Вернувшись в Москву с прекрасными рекомендациями  и характеристиками от
своего  владивостокского  начальства,  не  подозревавшего  о  двойной  жизни
новоиспеченного офицера, Кольцов не  без труда устроился в заветный для него
отдел  по борьбе с крупными экономическими  преступлениями  при МВД  России.
Работы  для  милиции   в   столице   было  невпроворот,  и  Кольцов   быстро
зарекомендовал себя как бесстрашный, решительный боец, что позволило ему уже
через  полгода  возглавить  отдельную  группу  из  восьми  человек,  которых
привлекали на самые ответственные и опасные задержания. При ликвидации одной
из  кавказских   банд  в  районе  международного  аэропорта   Шереметьево-2,
замыслившей угон самолета, у Кольцова погибли сразу четверо из его группы. И
вот  тогда-то он и обратился к  начальству с просьбой,  чтобы  ему позволили
принять старых  сослуживцев,  тоже спецназовцев, из Владивостока, за которых
он ручается  головой. Как водится, послали запрос  во  Владивосток,  провели
соответствующую проверку, положенную  в  таких  случаях, и старые подельщики
Кольцова оказались под крылом у Самурая в Москве.
     С  Неделиным после  возвращения из Владивостока Гера Кольцов встречался
несколько раз  и только однажды был с Леночкой. Тогда же понял, что контакты
эти могут  погубить его семью, откройся жене правда с фотографиями. Это была
одна из причин,  почему он не откликнулся  на приглашение в "Пекин". Вторая,
на взгляд Кольцова, казалась не менее весомой. Он не хотел, чтобы эта дружба
возобновилась вновь, она  еще  не один  раз  нанесла бы Неделину вред.  Ведь
спались  Кольцов на чем-нибудь, это сразу рикошетом ударит по всем, с кем он
работал или дружил.  Эта  мысль щекотала ему самолюбие -- было в этом что-то
благородное  и  как  бы  смыло  с  него  какую-то грязь,  компенсировало  ту
подлость, что он допустил к своему армейскому корешу.

        "Глава 7. Человек с особыми полномочиями"

        "1"
     Утром следующего  дня, после праздника  в  "Пекине", Неделин  проснулся
чуть позже обычного. По пути в ванную комнату он увидел на столе микропленку
от своего фотоаппарата, называвшегося "Соглядатай", и веселые воспоминания о
вчерашнем вечере  в китайском ресторане мгновенно  испарились. За завтраком,
состоящем из скромных  холостяцких бутербродов  и  большой  чашки кофе,  ему
невольно припомнился роскошный стол накануне, но философствовать на сей счет
сегодня не было  времени -- нужно  было как можно скорее прояснить ситуацию.
Тут же,  на  кухонном  столе,  он  наскоро  набросал  запрос:  "Прошу срочно
выяснить  личность  молодого  человека, одетого на снимке  в  серый твидовый
пиджак  и  вишневого  цвета  рубашку.  Убежден,  что  он  проявляет  ко  мне
повышенный интерес. Никого из этой компании прежде не встречал. Филипп".
     Потом Картье набрал номер телефона  в доме на Кутузовском проспекте, и,
когда услышал в трубке бодрый старческий голос, поздоровавшись, сказал:
     -- Дедуля, если будет  время, я, возможно,  сегодня заскочу,  -- и,  не
дожидаясь ответа, положил трубку.
     Телефонный текст означал, что в  течение получаса он положит в почтовый
ящик отставного полковника милиции важное сообщение.
     Апартаменты  старого  полковника,  вдовца,  служили   Неделину   еще  и
конспиративной явкой для встречи  со своим начальством. Место  расположения,
да и сам хозяин дома,  бывший начальник уголовного розыска одного из районов
Москвы,  Картье  вполне  устраивали.  Шумный,  оживленный  проспект, дом  на
двенадцать подъездов, возможность подъехать прямо к парадному с разных улиц,
окна,  выходящие на  Триумфальную  арку, --  все  основательно продумали  на
Лубянке.
     Имя   Филипп   было   его   профессиональным  псевдонимом,   под   этим
зашифрованным именем он  проходил в документах на Лубянке и на Петровке, 38.
С этим именем он сжился, уже более трех  лет добывая серьезную информацию об
экономических  диверсиях  против страны,  о  крупных  финансовых  аферах,  о
готовящихся  ограблениях,   о  государственных  чиновниках  высшего   ранга,
связанных  с  мафией, о  правительственных служащих-взяточниках,  об  утечке
важной для России секретной информации.
     ...Отслужив в армии,  Неделин вернулся в  Москву в  конце декабря  1988
года и еще раз упустил возможность поступить в  МГИМО, о чем, конечно, очень
сожалел.  Если  раньше  он  не  поступил  в институт  только из-за  придирок
приемной комиссии, то уж  в следующей своей  попытке ничуть  не  сомневался.
Армейский  срок засчитывался вровень с производственным стажем, к тому же  с
флота  и  характеристики  привез отменные: комсорг части, отличник  боевой и
политической    подготовки,   спортсмен-разрядник,   английским   владел   в
совершенстве.
     Полгода  до  новых  вступительных  экзаменов  в МГИМО  Картье занимался
переводами с английского языка для одного частного издательства, куда пришел
по  объявлению  в  газете.  Ближе  к  августу вплотную  засел  за  учебники,
рисковать он уже  не мог -- годы подпирали. Но осечка вышла и  на  этот раз,
хотя до проходного  он  не  добрал  всего  один  балл.  Когда  он,  донельзя
расстроенный,   пришел  в  приемную   комиссию   института  за  документами,
секретарша,  вернувшая  личное дело,  вдруг спохватившись, сказала, что  его
попросили заглянуть в спецчасть МГИМО, и объяснила, как туда пройти.
     Неделину не надо было объяснять, что такое спецчасть и чем она ведает в
таком  серьезном  институте,  но,  удивившись, решил  все-таки  заглянуть  в
названную  комнату  в  глухом   коридоре-тупике.  Встретил  его  пенсионного
возраста, высокий, еще сохранивший  военную  выправку  мужчина,  наверняка в
молодые  годы занимавшийся куда более серьезными делами.  Предложив Неделину
сесть, он вдруг, без наигранности, сказал:
     --  Жаль,  не  разглядели  преподаватели  вас  раньше,  да и наш  отдел
промашку дал. Такого студента упустили... жаль...
     Потом он  еще минуту-другую  раздумывал о  чем-то и лишь тогда, взяв со
стола заранее заготовленный листочек, протянул его недоумевающему Картье. На
отрывном листке  из блокнота  размашистым  почерком  было написано:  "Виктор
Степанович"  и указан служебный телефон,  судя по  первым  цифрам,  где-то в
центральных районах Москвы.
     Хозяин встал и, считая встречу законченной, сказал:
     -- Обязательно позвоните. И подумайте над предложением поступить в одно
из закрытых учебных  заведений. Желаю удачи. --  И  добавил на прощанье:  --
Надеюсь, понимаете, что наш разговор и будущее предложение вы не должны ни с
кем обсуждать.
     Возвращаться  домой  с  личным  делом  под  мышкой и  объявлять  бедным
родителям, без предварительной подготовки, что он опять провалился, Слава не
хотел. И потому, дойдя до первой же телефонной будки, позвонил по указанному
телефону некоему  Виктору Степановичу, который  мог  что-то  изменить в  его
судьбе.
     На  другом конце провода тотчас  подняла трубку секретарша, и  Неделин,
назвавшись, попросил  соединить его с  Виктором Степановичем, что  тут же  и
сделали.
     --  Когда  мы  сможем  с  вами встретиться?  --  без долгих предисловий
перешел к делу неизвестный собеседник.
     -- Да хоть сейчас. Я могу  подъехать, куда  вы скажете,  -- обрадовался
Картье.
     После небольшой паузы  его  спросили, где он сейчас находится, и, когда
Неделин ответил,  что звонит с улицы Горького,  с  автоматов у  Центрального
телеграфа, Виктор Степанович сказал, что будет там через двадцать минут.
     Как ни  выглядывал Слава подъезжавшие к  Центральному телеграфу машины,
все же  человека, которого ожидал, просмотрел.  Молодой мужчина лет тридцати
пяти -- тридцати семи, элегантно одетый, неожиданно возник рядом и, протянув
руку, представился:
     --  Здравствуйте,  Вячеслав  Михайлович.  Меня  зовут   Королев  Виктор
Степанович,   будем  знакомы.   --   И   они  обменялись  крепкими  мужскими
рукопожатиями.
     И  тут же Королев широким жестом пригласил Славу в бесшумно подъехавшую
к  ним серую,  неприметную  "Волгу".  Через  полчаса  они  сидели и неспешно
беседовали. О том, что это квартира не Королева, Неделин догадался сразу, но
чувствовал себя здесь Виктор Степанович уверенно.
     Уже в самом начале разговора, увидев в руках у Неделина папку с  личным
делом, Виктор Степанович, улыбнувшись, заметил:
     --  Зря  вы  поспешили  забрать  документы,  при  любом  исходе  нашего
разговора мы решили помочь  вам. Нам звонили из института,  из  спецчасти, и
сказали,  если мы не сговоримся, чтобы вы снова  зашли  к  ним. Если  вас не
устроит наш вариант получения  высшего образования, можете начинать  учебу в
МГИМО, это гарантировано. Балл туда,  балл сюда -- не  имеет значения, у вас
прекрасная для нашего времени биография, достойная семья, родители.
     После такого вступления Неделин задышал ровнее,  жизнь уже  не казалась
потерянной, и он внимательно стал слушать неожиданно возникшего из  ниоткуда
благодетеля, ангела-хранителя -- так думалось ему в те минуты.
     Беседа не сразу набрала нужный ритм: Виктор Степанович задавал какие-то
вопросы,  Картье,  не вдаваясь  в  подробности, отвечал, но  даже  из такого
корявого диалога Неделин понял, что собеседник знает о нем достаточно много,
а о последних годах даже в деталях. Удивило Славу, что Королев хорошо знал о
случае с  "бандеровцами" и  о "подвиге" Кольцова, и он еще раз пожалел,  что
они  не  вместе  вернулись  в  Москву,  --  он знал,  что  Гера  остался  во
Владивостоке с молодой женой. Но постепенно вопросы иссякли, и  вялый диалог
незаметно перетек в монолог хозяина явочной квартиры.
     -- ...Сегодня, когда могучее государство сотрясают внутренние неурядицы
и  оно  все  же  решается  резко изменить курс и пойти по  пути реформ,  мы,
работники органов, по опыту и анализу событий, происходящих в стране, видим,
что общество стоит на пороге грандиозных потрясений. Передел власти, передел
госсобственности,  передел сложившихся национально-территориальных границ --
особенно при ослабленном государстве -- вызовет локальные военные конфликты,
которые могут перерасти в настоящие войны. Как следствие военных конфликтов,
национальной нетерпимости друг к другу  появятся потоки беженцев.  Бедность,
безработица,  отсутствие   моральных   и  политических   ориентиров  вызовут
небывалое  для  нашего  пуританского общества падение  нравов. Скорее  всего
произойдет  резкий, невиданный  доселе взлет преступности,  насилие,  террор
могут  затопить  волной  наши  города  и   села.  Казнокрадство,  коррупция,
гигантские   финансовые   и  промышленные  аферы   всегда  являются  верными
спутниками   смутного  времени.  Об  этом  что  ни  день  докладывают   наши
аналитические центры, а ведь  у нас -- так уж сложилось -- работают не самые
слабые кадры.
     Но сегодня мы не  будем говорить  о печальных  перспективах, рассмотрим
реальное положение в стране и самые  ближайшие события, которые  нам кажутся
очевидными.
     Виктор  Степанович  подошел  к окну, выходящему на  Тверской бульвар, и
долго стоял там, о чем-то задумавшись. Неделин почувствовал, что эта пауза в
разговоре  никак  не  связана  лично  с  ним.  Даже  результаты  сегодняшней
приватной встречи вряд ли особенно волновали Королева, его беспокоила судьба
России,  Отечества,  Державы, --  наверное,  ему  было известно  такое,  что
другому, даже осведомленному человеку, и в  голову не  могло прийти. Вот это
горестное  знание и  личное бессилие перед  надвигавшимися на  родину бедами
держало его у пыльного окна. Дом был старый, построенный еще в прошлом веке,
прекрасно сохранившийся,  ибо во все времена  тут проживал непростой люд,  и
Картье  вдруг увидел  Королева  не в модной цивильной одежде,  а  в  мундире
офицера той  прежней, дореволюционной России. Наверное,  поздней осенью 1917
года или  ранней весной 1918-го у этого же окна, глядя  на  оживленный внизу
бульвар, тоже стоял  какой-нибудь офицер, ясно  видевший,  что  ждет великую
Российскую  Империю, раскинувшуюся  от океана  до океана и объединившую  под
своим крылом сотни народов, и то-же в  бессилии сжимал кулаки. На протяжении
одного века Россия во второй раз собиралась круто менять свою судьбу.
     Видимо, Картье точно уловил  настроение Виктора Степановича. Вернувшись
за стол, тот начал с грустью и издалека:
     -- Я, дорогой Вячеслав Михайлович, как и вы, коренной москвич, русский.
Мой дед, Иннокентий Христофорович Королев,  занимал в тайной полиции царской
России довольно высокий пост и революцию встретил  в звании генерала. В 1918
году, в разгар холода, голода, интервенции, анархии, пошел работать во вновь
организованную  советскую милицию. Нет, не оттого,  что  разделял  убеждения
большевиков, а потому,  что не  хотел  развала России, хаоса вокруг. Он  был
профессионалом и знал,  как  навести в  стране  порядок,  даже если режим не
подходил ему по политическим и моральным воззрениям.
     Преступность -- она при любой системе и есть преступность, и бороться с
ней  могут  только  профессионалы,  специалисты. Вор, бандит,  насильник  --
категория  не политическая, не  национальная, а уголовная. Мой отец пошел по
стопам деда, уже в  сложившейся социалистической системе,  при относительном
порядке.  В  те  годы  организованная  преступность  была   ликвидирована  и
воровской  мир  не  имел   никакого  влияния  ни   на  политическую,  ни  на
экономическую  жизнь  страны.  Сегодня  многим такое  положение  преступного
сообщества может показаться нереальным, но что  было, то было -- улицы наших
городов, парки,  вокзалы, подъезды не представляли никакой угрозы населению.
Хотя преступности, особенно хулиганства, хватало с избытком.
     Вы об  этом можете  и не  знать, но в  пятидесятые годы любой человек в
форме, и  не только  в  милицейской,  не имел права равнодушно  пройти  мимо
хулигана, дебошира, не говоря уже о том, чтобы не откликнуться на конкретный
призыв о  помощи, -- форма означала государственную службу, и несоответствие
ей грозило большими неприятностями, а то и трибуналом.
     Сегодня  в  милицию   входят  ГАИ,   ОБХСС,   ОВИР  и  десятки   прочих
подразделений,  сотрудники  которых  даже при погонах никогда не вмешаются в
конфликт, пройдут мимо хулигана, бандита, мошенника, вора, ибо это не входит
в  их прямые  обязанности. А  ведь простому гражданину  все равно, по какому
ведомству ты проходишь:  если носишь  мундир, получаешь зарплату, будь добр,
огради,  защити меня. Кстати, тогда, в  пятидесятых, если  человек работал в
органах, то и без формы,  вне  служебного времени, не имел права пройти мимо
правонарушения --  и  преступный мир  знал об этом. А сейчас любой домушник,
увидев милиционера-гаишника, даже не подумает  свернуть с дороги, знает, что
тот и пальцем не пошевелит против него.
     "Уж не в  милицию ли меня сватают? Что же он так-то рассыпается и перед
кем? -- мелькнула у  Неделина  веселая мысль.  -- Хорошенький скачок  --  от
МГИМО  до  мента..."  Но  он  не стал  перебивать хозяина, а  тот  продолжал
неторопливо  рассказывать  о  себе.  И ничего  не  поделаешь  -- приходилось
слушать.
     -- Я пришел в органы в конце  семидесятых, после  МГУ. Конечно, второе,
специальное,  образование  получил в закрытых учебных  заведениях. Мой выбор
был сознательным, да и  традиция  в  семье уже сложилась -- Королевых  много
работает в органах. К чему я это говорю, Вячеслав Михайлович? Да потому, что
приглашаем вас работать  у нас в смутное время, когда неясно, по какому пути
пойдет  Отечество.  К тому же, честно  говоря, мало, что можем предложить...
Квартиру, например,  ежегодное  санаторное  или курортное  лечение,  хорошую
пенсию и  оплату  за выслугу  лет? Все это было раньше.  Сейчас ничего этого
гарантировать   невозможно.  Страна  на  перепутье,   и  наш  долг   в  этот
ответственный исторический  момент  не  допустить  хаоса,  анархии,  грабежа
национального достояния. А это  не  так просто,  когда у руля государства, в
важнейших его  институтах, оказались продажные, беспринципные политики, если
партии  и движения финансируются  извне,  а  средства массовой  информации и
телевидение прибрали  к рукам нечистоплотные люди. Потому мы столь тщательно
приглядывались  к вам, подробно изучили вашу биографию, историю вашей семьи,
всей родни,  ближайшего окружения  --  хотим предложить  вам  работу и учебу
одновременно, в органах, в особых подразделениях.
     --  Сразу  работу?  --  не  удержавшись,  удивленно   перебил   Неделин
собеседника.
     -- Да, работу. Полученная вами в армии подготовка так основательна, что
вы вполне  пригодны для службы в правоохранительных органах. Плюс интеллект,
знание языков, характер,  возможность пройти  какие-нибудь особые ускоренные
курсы.  И  конечно, заочное образование в наших закрытых учебных заведениях,
обязательные  стажировки  в  зарубежных  университетах  для  ознакомления  с
разными странами, образом жизни в них, закрепление языковых навыков. Все это
в конце  концов  сложится в прекрасное  образование,  -- заключил с  улыбкой
Виктор Степанович на чистейшем английском.
     -- Интересно... -- вырвалось неожиданно у Неделина.
     -- Что интересно, это вы точно  подметили.  Но  будет  трудно, зачастую
опасно,  и  я  должен  об  этом  предупредить,  прежде  чем   получить  ваше
принципиальное  согласие.  Сегодня,  -- продолжил Виктор Степанович, -- наши
враги неожиданно получили невиданный  шанс развалить гигантскую супердержаву
-- Советский Союз, и помощь, как нам видится, придет к ним изнутри. А цель у
них ясная, конкретная -- в мире  должна остаться только одна могучая держава
-- США, она и станет диктовать условия миру, ибо противовеса в лице СССР уже
не будет.
     Вы читаете  прессу  и наверняка заметили,  какая  мощная атака  идет на
правовые органы:  МВД, КГБ,  прокуратуру, да и на армию и флот тоже. И здесь
четко  прослеживается  цель   --   развалить  следственный  аппарат  страны,
дискредитировать  все силовые структуры,  ослабить их насколько  удастся,  а
главное, подорвать  к ним доверие  народа -- чтобы в час  "Х" государство не
имело  опоры. Наверное, заметили, опять же по газетам,  как Запад вдруг стал
приглашать читать лекции за щедрые гонорары некоторых наших "интеллектуалов"
и  как  после  возвращения  появляются  их  статьи, а  по  сути  инструкции,
рекомендации,  как  добить  наше государство,  кого опорочить  или  хотя  бы
высмеять в первую очередь  или как  настроить  одну  часть населения  против
другой.   Начавшийся   в  Карабахе  межнациональный   конфликт,  первый   за
десятилетия, -- лучший тому пример.
     Сегодня  вы  можете  прочитать такую невообразимую грязь  про  нас, про
органы, про  историю государства,  его завоевания и успехи, что  человек, не
имеющий своей позиции, своего мышления -- особенно это касается молодежи, не
задумывающейся над тем,  по-чему это вдруг  хлынуло потоком,  да еще из  уст
вроде авторитетных  людей, -- может испытать к нам,  да и к своему Отечеству
только ненависть. Мы это осознаем. И в это трудное  для органов время мы т