и эту. А Эйнштейн шпарил, словно по писаному...
     --  На  месте,  где  товар  лицом, все  станет  ясно. Девяносто  девять
процентов  населения  вселенной считают, что  мир высокой  моды представляет
только дюжина, от силы две, известных  модельеров. Имена их всегда на слуху:
Карден,  Ив  Сен-Лоран,  Ги Ля Рош, Версаче,  Лагерфельд, Труссарди, Армани,
Зайцев,  Кензо.  Список  этот  можно  продолжить по  своему  вкусу.  Но  как
существуют  в  мире  серийные  машины,  сделанные  на  лучших заводах самыми
лучшими конструкторами и дизайнерами,  так существуют и  штучные автомобили,
выполняемые  только  по  индивидуальным  заказам: "мазерати",  "роллс-ройс",
"феррари" -- особенно спортивные модели или кабриолеты; или, скажем, частные
самолеты, яхты. Так и  у богатых  людей  есть  свой, особый стиль  в одежде,
который в принципе избегает  рекламы. Редко, но есть  случаи, когда товар не
нуждается  в афишировании,  примером  тому  могут служить  ча-сы "Ролекс" --
фирма уже не тратит деньги на рекламу. "Ролекс" он и в Африке "Ролекс".
     Стиль для богатых... Он  складывается из спектра всех достижений лучших
модельеров  мира,  с  использованием  лучших  тканей  на  данный  момент.  И
единичные,  удачные образцы от кутюр в чистом виде тоже  представлены в нем.
Один из известных стилей одежды  для мужчин в мире  носит название  "Ягуар".
Как  только  в России  появились богатые люди, такой салон открыли в Москве.
Конечно,  если  даже  всемирно знаменитые  дома высокой  моды из-за  больших
затрат сокращают показы и время от времени разоряются или кидаются в объятия
спонсоров,  то  можно  представить,  кто  способен  позволить  себе  одевать
амбициозных богатых  людей.  Оттого таких фирм в мире  немного, три  из  них
представлены  в Москве -- "Обвиос", "Ягуар" и франко-английская "Дормей".  В
них  работают художники,  модельеры, дизайнеры, искусники портновского дела,
ничем  не уступающие знаменитым  мастерам  с шумными именами, которых я  уже
перечислил. Только задача у  них другая -- прославлять не  себя, свое имя, а
ублажать тех, у кого есть капитал, они работают за очень большие деньги. Ну,
вот мы  и  приехали. -- Эйнштейн оборвал свой  монолог и въехал  на  платную
стоянку какой-то громадной гостиницы.
     Константин Николаевич, выглянув в окно, увидел на фронтоне  модернового
здания  броскую вывеску: "Софитель-Ирис" и  тут же вспомнил, что  его бывшие
хозяева, чеченцы, говорили про этот отель, но про магазин не упоминали.
     Гостиница  поразила изысканностью, роскошью уже с порога, с просторного
холла, и Тоглар подумал, может, ему стоит остановиться  в этом отеле, но тут
же отмел эту идею. Наверное,  ему все же следовало поселиться в "Метрополе",
рядом с Дантесом, -- страховка и поддержка на первое время не помешали бы.
     То ли  они приехали рано, то ли еще не  все богатые прознали  про салон
"Ягуар-стиль", да и не у всякого был такой компетентный консультант по части
супердоро-гой одежды, как Эйнштейн, но в магазине в этот час не оказалось ни
одного покупателя. Вероятно, потому их встретили лучезарными улыбками. Сразу
несколько  продавцов-консультантов  обступили  их, готовые  выполнить  любое
желание, и почти в один голос приветливо спросили: "Чем можем помочь?"
     Эйнштейн какой-то ловкой, не унижающей себя фразой дал понять хозяевам,
что он всего лишь сопровождает высокого гостя, и все внимание, улыбки тут же
переключились на Константина Николаевича.
     --  Наверное,  мы  сначала  посмотрим,  оглядимся  --  времени  у   нас
достаточно, -- предложил Тоглар. -- А купить, я  думаю, мы много чего купим.
Мой  молодой друг очень высоко отзывался о  вашем  салоне.  --  И  внимание,
улыбки вновь вернулись Эйнштейну.
     Салон  "Ягуар-стиль"  был  построен с  размахом, не то  что бутики даже
самых  известных  в Москве кутюрье,  занимающие  в центре  какие-то закутки,
каморки   или  вестибюли  престижных  зданий.  Здесь   не   претендовали  на
особенность, изыск -- тут все дышало великолепием, изяществом, гармонией, во
всем был правильно найден стиль.  Да, именно стиль  был отличительной чертой
этого   заведения.   Честно   говоря,   Тоглар   некоторое  время   не   мог
сосредоточиться на одежде, разглядывая, как  оформлен и обставлен салон. Ему
сразу  пришлось  по  душе  выдержанное  по  тональности  пространственное  и
световое  решение, цветовая гамма  отдельных  предметов интерьера --  он все
теперь  примерял к  своему  дому,  к  своей  мастерской. Мужчины неторопливо
переходили из зала в зал, от стеллажа к стеллажу, и учтивые продавцы просили
обратить  внимание на  ту  или  иную  вещь.  В  какой-то  момент  Константин
Николаевич заметил,  как загорелись глаза у Георгия, когда показывали что-то
особенно элегантное,  кажется  костюмы  "Дормей-престиж",  пошитые  вручную,
выдержанные большей частью в классическом  стиле,  но тем не менее был в них
какой-то особый шик -- то ли  из-за качественного  материала, то ли удачного
кроя,  а может  быть, и выгодной расцветки.  Глядя на  оживленного  Георгия,
Тоглар усмехнулся, но тут же  едва  набежавшая ироническая улыбка  исчезла с
его лица. Он вспомнил, как когда-то  в  Актюбинске, в таком же вот возрасте,
что  и этот картежный гений,  он мечтал купить  себе  после армии  китайский
габардиновый  костюм, пальто  из ратина с шалевым воротником, пару приличных
штиблет и  шелковых  рубашек, чтобы появиться в обнове на  танцах  во Дворце
железнодорожников.  Ради  этой  мечты  он  согласился   подделать   богатому
снабженцу диплом, хотя  и знал, что  совершает преступление.  Тюрьмой, тремя
годами  неволи  и  сломанной  навсегда  судьбой он заплатил за свой первый в
жизни модный прикид...
     Цены, судя по  реакции Эйнштейна, кусались даже  для него, и Константин
Николаевич, выбрав удачный момент, шепнул:
     -- Георгий,  я вам очень обязан за визит  в "Софитель-Ирис". В память о
нашем знакомстве  отберите  себе  несколько вещей и  аксессуары  с логотипом
"Ягуар": ну, там галстуки, ремни, шарфы --  пусть это будет от меня подарок.
--  Тоглар  вдруг  остро  почувствовал,  что  этот  неординарный, болезненно
самолюбивый юноша когда-нибудь очень пригодится ему в жизни.
     В прошлые годы в  "Березке" можно было выбрать любой костюм или пиджак,
а  вот  найти  подходящий,  да  к тому же модный плащ  или пальто,  особенно
зимнее, советскому  человеку было  куда как  нелегко. Видимо, из-за скудости
выбора  у  русских  мужчин  дубленка  и  стала  униформой.  Поэтому  Тоглара
обрадовал  зал,  где  были выставлены  знаменитые  пальто  "Дормей" из ткани
"викуния",  один  метр  которой  стоил шесть тысяч долларов. Его  размера, а
точнее роста,  не нашлось, но хозяева, видя  искреннее огорчение покупателя,
сказали: не волнуйтесь, ничего страшного,  сейчас снимем  мерки, и через две
недели из Лондона  придет ваше  пальто,  идеально  сшитое по  вашим  меркам.
Поразила Фешина и лазерная съемка размеров --  что-то наподобие привычного и
знакомого рентген-кабинета: входишь, не  раздеваясь,  в  темную  кабину, и в
течение  минуты с тебя делают  три снимка: профиль, анфас и со спины. Тоглар
решил заказать сразу два пальто: одно -- зимнее с подкладкой из баргузинской
норки  и таким  же, из  норки,  большим  воротником; второе --  демисезонное
традиционное   пальто  "Дормей".  Когда  он   заплатил  наличными   за  оба,
коммерческий  директор  магазина  объявил,  что все, купившие  хотя  бы одно
пальто  из  "викунии",  традиционно  вносятся в  почетный список покупателей
фирмы "Дормей", а их портновские параметры хранятся в особом компьютере.
     Услышав  о  большой  покупке,  появилась  и  сама  хозяйка салона.  Она
сказала, что пока это первый случай, когда у них заказывают сразу два пальто
"Дормей", и что это следует особо отметить. В зал тут же вкатили две тележки
с напитками  и кофейными  принадлежностями,  и хозяйка  сама  стала  угощать
важных покупателей.
     Константин  Николаевич   решил  воспользоваться   случаем  и  сказал  в
открытую, что  недавно  приобрел квартиру и делает  в ней ремонт и  что он в
восторге  от оформления салона и хотел бы познакомиться с  этим  талантливым
дизайнером.  Польщенная   владелица   салона  ответила,   что   делает   это
исключительно для  почетного покупателя фирмы "Дормей", и,  назвав  фамилию:
Евгений Виленкин, дала его телефон.
     Из разговора с хозяйкой выяснилось, что  по своим меркам, сделанным для
фирмы,  он  может заказать  у  них костюмы,  рубашки, пиджаки,  халаты, даже
шелковое постельное белье, любых расцветок, с маркой "Ягуар". Что он тут  же
и  сделал,  пролистав альбомы и каталоги фирмы. Особенно  обрадовала Тоглара
возможность заказать рубашки -- вечно с ними проблемы:  то  рукава короткие,
то не подходят по длине, то на груди мешком, то садятся после первой стирки.
     В магазине они пробыли почти три часа, экипировались так,  что ни осень
не была  теперь страшна, ни зима. Не забыл Тоглар и про Наталью  -- купил ей
несколько бархатных платьев  от Шанталь Томасе, в  которых,  как выяснилось,
любила блистать на приемах сама любезная хозяйка салона. Приобрел он для нее
и несколько осенних нарядов от  Лауры Бьоджотти, они  особенно гармонировали
по стилю с тем, что он только что купил для себя в "Ягуар-стиль".
     Когда они вернулись к автомобилю, Тоглар  спросил  у Георгия, есть ли у
него в салоне  телефон? Эйнштейн тут же передал лежавший в специальной  нише
радиотелефон. Набрав номер риэлторской конторы, Тоглар попросил хозяина.
     -- Послушай, Серега, -- начал он  сразу о  деле, -- запиши, пожалуйста,
телефон одного дизайнера. Я только что случайно познакомился с его  работой.
Позвони ему  сейчас же, договорись,  и пусть  он  подключается к делу. Будет
отказываться, артачиться -- забей деньгами, соглашайся на любые его условия.
Расходы на него приплюсуешь  отдельно, не возражаю. Особенно налегай на  то,
что  придется оформлять  не просто  частный заказ,  а  студию-мастерскую, не
должен художник отказать художнику. Если не уговоришь, позвони, поставь меня
в известность, сам поеду договариваться. Добро?
     Видимо, Эйнштейн, скептически относившийся к плохо одетым гражданам, не
воспринимал всерьез и людей  старшего поколения,  к  которым он, безусловно,
причислил и  Константина Николаевича, --  считал,  что их время прошло и они
мало  что  смыслят в  нынешней  жизни.  Но  после  визита в  "Софитель-Ирис"
отношение  его  к Тоглару резко  изменилось,  и не  потому, что  тот  сделал
широкий жест, позволив  приобрести в  качестве  подарка немыслимо дорогие  и
престижные вещи, а оттого, что увидел  в нем не просто нувориша, а человека,
знающего  себе цену,  имеющего вкус, -- это он  отметил по  покупкам. Там, в
са-лоне,  он  не  давал  Тоглару  никаких  конкретных  советов -- Константин
Николаевич  все  подбирал   сам,   не  прислушиваясь  даже  к  рекомендациям
консультантов "Дормея", явно старавшихся угодить состоятельному клиенту.
     Эйнштейн  и  Тоглар возвращались из  "Софитель-Ирис"  на Кутузовский  в
хорошем  настроении,  и Фешин,  почувствовав по манере вождения,  что парень
знает толк не только в одежде, но и в машинах, спросил:
     -- Георгий, а какую  вы  бы  порекомендовали мне  купить машину? Теперь
такой широкий выбор, что можно и растеряться.
     Эйнштейн, польщенный вниманием  и радуясь, что  еще в чем-то может быть
полезен другу своего наставника Аргентинца, небрежно сказал:
     --  Я думаю,  что лучшие  в  мире  машины все-таки немецкие.  Любая  из
известных моделей: "мерседес", "БМВ",  "ауди",  "порше"  -- стоят  внимания.
Если бы  у меня были деньги, я  бы  купил только последнюю  модель  "порше".
Кстати,  не  удивляйтесь,  у этой  славной  фирмы с  некоторых пор  японская
администрация. Хозяева "порше", желая выйти на новый, качественный  уровень,
наняли  вышедших  на  пенсию известных японских  служащих и  дали им  полный
карт-бланш  в   организации  производства.  "Порше"  всегда  мешала  высокая
себестоимость  ее классных машин.  И старым японским волкам задача оказалась
по  силам:  "порше" удалось не только улучшить, но и удешевить,  и она стала
конкурентоспособной лучшим европейским машинам. А  что касается дизайна этой
фирмы... можно  сказать, что в мире давно уже устоялся стиль "Порше-дизайн".
Я, например, ношу очки "Порше", и даже кофеварка у меня такая же. Вы же сами
видите,  насколько удобна  машина, хотя это  старая  модель  -- выпуска 1987
года. Только покупать автомобиль надо на самой фирме "Порше", в Москве у них
есть свое представительство.
     -- Почему  я  не могу  купить  машину  в  магазине?  Ведь десятки  фирм
предлагают автомобили, и "порше" в том числе? -- удивился Фешин.
     --  Все  очень  просто,  Константин  Николаевич...  Большинство  машин,
продаваемых  в  России, -- угнанные.  Они проходят  тщательную предпродажную
подготовку,  и вряд  ли  кто заметит, что на этой машине уже поездили месяца
два-три.  Другие, старые, сбывают, минуя магазин.  Угонщики-асы,  особенно с
Кавказа и Средней Азии, да и российских хватает,  работают только по заказу,
когда учитывается  все, даже цвет машины. Поэтому  вам, человеку  солидному,
лучше покупать  у официальных  дилеров,  они  продают уже  адаптированные  к
российским дорогам модели. Такую, законную, и продать легче в случае нужды.
     --  Спасибо  за дельный совет...  А  не  смогли  бы вы, скажем  завтра,
заняться  этой проблемой: отыскать представительство "Порше" и подобрать для
меня машину, желательно вишневого цвета, с темным салоном?
     На  станции  техобслуживания  "Порше" Эйнштейн  постоянно  встречался с
представителями  самой фирмы  и  ее  дилерами  и иногда поставлял им богатых
клиентов. Он  знал, какой  процент  причитается  ему  с  продажи!  А тут шел
разговор о варианте люкс! Поэтому картежник обрадовался предложению, так как
уже  вторую  неделю  сидел на мели, мэтр не приглашал его на серьезную игру.
Там,  где он играл сам,  нравы  царили  самые  суровые: деньги предъявлялись
хозяину  катрана  на входе,  и стремление  сесть  за  стол  с суммой  меньше
двадцати  пяти  тысяч баксов  расценивалось  как  наглость. К  тому  же  ему
хотелось сделать приятное этому  мужчине с непонятной кликухой  Тоглар --  о
нем он раньше никогда не слышал и в Москве не встречал, хотя в последние три
года благодаря Аргентинцу вплотную терся возле крутых людей.
     В телефонном  разговоре с  неким Сергеем Тоглар назвал себя художником,
хотя  люди  этого круга  вряд ли могли позволить себе одеваться у  "Дормей",
покупать  квартиру на Кутузовском, подбирать  последнюю  модель  "порше"  по
цвету  обивки  салона.  Правда,  непонятно,  что  вкладывал Тоглар в понятие
"художник". Однажды, когда пронесся слух о чеченских авизо, Эйнштейн слышал,
что и дело  по  бесшумному изыманию  триллионов  прямо из  банков разработал
гениальный худож-ник. Может, и Тоглар был таким же уникальным художником?
     Незаурядность Константина  Николаевича  все больше поражала  его,  и он
понимал,  что судьба предоставила  ему редкий  шанс приблизиться к человеку,
который, возможно, поможет  ему  по-настоящему встать на ноги, сблизиться  с
высокими  людьми,  --  мэтр не спешил  с этим,  давал лишь  время от времени
заработать. Поэтому он не замедлил с ответом:
     -- Хорошо, с удовольствием. Могу я отобрать самую-самую?
     Тоглар от души расхохотался:
     -- Конечно!  Как  говаривали  во времена моей мо-лодости:  пить  -- так
шампанское, любить -- так ко-ролеву!
        "4"
     Через три дня после приезда  из Ростова Тоглар переехал от Городецких в
"Метрополь", правда не на  пятый этаж, рядом с  Дантесом, а, как обычно,  на
второй. Он не любил лифты, даже такие скоростные и бесшумные, которые возили
постояльцев в этом помпезном отеле.
     Эйнштейн  оказался парнем  проворным:  на  второй день после переезда в
гостиницу,  внизу,  на  автостоянке  "Метрополя",  он припарковал  последней
модели  "порше",  вишнево-перламутровой раскраски, с  обитым  черной, хорошо
выделанной  телячьей кожей салоном, -- таким  автомобиль и виделся  Тоглару.
Машину  еще  на  фирме  снабдили всевозможными  хитрыми приспособлениями  от
угона. Аргентинец,  оказавшийся  в тот момент в  номере у Тоглара, мимоходом
обронил,  что на  днях у самого Иосифа Кобзона  угнали  новенький шестисотый
"мерседес",   и,  хотя  на  уши  поставлена   вся   Москва,   официальная  и
криминальная, следов автомобиля пока отыскать не удалось. А  Эйнштейн, также
немало знавший об  уголовной жизни столицы, добавил, что скорее всего на ней
уже  катаются  где-нибудь  в  Средней  Азии  или  на  Кавказе.  А  чтобы  не
сомневались,  пояснил...  Оказывается,  летчики  занялись  новым   бизнесом:
угнанные машины загоняют в  чрево военных  самолетов, а те,  не подверженные
контролю,  стартуют в любом направлении, лишь  бы  хорошо заплатили. Раньше,
еще в  брежневские времена, военные  промышляли тем, что со своих аэродромов
нелегально возили на Север,  Дальний Восток,  Чукотку ранние  овощи, фрукты,
зелень, цветы с Кавказа и Средней Азии, называя  свои  бизнес-рейсы учебными
полетами. Теперь, значит, и краденым не гнушаются.
     Дни  в  Москве  проходили на  удивление  удачно.  Дизайнер, оформлявший
магазин  "Ягуар-стиль", согласился переоборудовать его квартиру и мастерскую
на  Кутузовском.  И теперь по  утрам Тоглар  заезжал к  себе  "на объект"  и
виделся с  архитектором, прорабом, дизайнером --  все  нужно было  утрясать,
согласовывать, консультировать, а главное, утверждать окончательное решение.
Завел  он  у  себя в машине и  сотовый  телефон,  и  пейджер, но большинство
звонков были из его будущих апартаментов.
     Каждый день он  звонил  Наталье в  Ростов,  иногда они говорили часами,
счета за переговоры приходили сумасшедшие.  Все чаще и чаще он  заглядывал в
художественные  салоны, запасался  инвентарем,  материалами и удивлялся, как
быстро  западники  освоили наш рынок.  Станки,  мольберты, кисти, мастихины,
карандаши, краски, эмали, лаки, десятки видов необходимых художнику товаров,
включая маркеры, скобы для крепления  холста, какой хочешь багет -- все было
итальянским, французским, немецким, голландским, японским, китайским, вплоть
до специальной бумаги для акварелей и темперы.
     Выбор,  конечно, поражал, и он, вспоминая отца в эти минуты, жалел, что
тот и представить себе не мог, какой на свете есть качественный инструмент и
какие дивные краски.
     После возвращения из  кавказского плена Константин Николаевич поражался
переменам в Москве за последние три  года,  особенно удивляло  его появление
множества художественных  галерей. Но интерес его  к частным галереям быстро
истаял, там  пропагандировали  нечто  такое,  что он  едва ли  осмелился  бы
назвать   искусством.   В   галерее  "Риджина",   которую   ему   непременно
рекомендовали  посетить,  прошла  нашумевшая  выставка   "Грязь".  Настоящей
уличной грязью оказались залиты  мраморные  полы  роскошного  зала, а поверх
накинуты  грязные доски с ближайшей стройки, выполнявшие роль мостков, чтобы
посетитель  мог  убедиться,  что и в самых  дальних углах выставки настоящая
грязь.  Вот и  весь  художественный  изыск. Всевозможные  выставки с  живыми
животными:  свиньями,  ослами,  быками,   кроликами,  с  раздеванием  догола
художников обоего  пола -- и прочими  бредовыми  фантазиями совсем отвратили
Тоглара от модных  галерей, часто упоминаемых  прессой. А  вот  Третьяковка,
которую он любил больше  всего  и где имелись работы его знаменитого деда, в
том  числе и портрет  Ленина, сделанный  им  в 1918 году, --  кстати, первый
официальный портрет вождя революционной России, -- до сих пор находилась  на
ремонте.
     К  концу сентября неожиданно  распогодилось,  надолго исчезли  обложные
дожди,  небо  посветлело,  вновь заиграло солнышко, и  в  городе,  одетом  в
багряный цвет, исчезли зонты,  плащи, казалось, горожане вдруг приосанились,
помолодели, повеселели. В  эти  погожие  осенние  дн