Леночка. -- Я ведь их сама видела, мне их Герман однажды показал. Много было
и  цветных,  и  черно-белых,  хотя, честно  скажу, твоя  избранница  мне  не
понравилась, да еще и старше тебя... Или это нынче так модно?..
     Только теперь  просек Неделин трюк, который разыграл с  ним  его лучший
армейский друг и земляк Герман Кольцов, но на всякий случай он переспросил:
     --  ...Такая полненькая...  с  короткой  стрижкой...  больше в  профиль
заснята, наверное, из-за короткой шеи?
     --  Наконец-то  вспомнил! --  усмехнулась  Леночка. --  У  тебя ведь  в
изголовье кровати вся стена была увешана ее портретами... -- Молодая женщина
замолчала и отвернулась к окну, за которым проносились подмосковные пейзажи.
     Молчал и Картье. Молчание становилось тягостным, и Слава не выдержал:
     -- Ах, Леночка,  как все-таки сурово обошлась с нами судьба. Это ведь у
него, у Германа, невеста была, и над его кроватью висели эти фотографии. Это
он  почти  каждый  день  получал  письма,  посылки,  бандероли,  телеграммы,
приглашения на переговоры. Тебе проверить это  не составит труда, она до сих
пор  в ресторане "Иртыш" завпроизводством работает, я однажды проезжал мимо,
решил глянуть на нее...
     В общем, поговорили...  Лучше  бы  владивостокский  рейс опоздал  в тот
день, как обычно. Но для Леночки этот разговор  был важен, как и для Картье.
Хотя  Славик  и  не напомнил,  что хотел  на ней тогда  жениться, но  она-то
женским  сердцем чувствовала, что он  любил ее,  да и  сейчас,  спустя годы,
остался таким же ненавязчивым.
     Конечно же на другой день она  отыскала ресторан "Иртыш"  и  увидела ту
женщину,  чьи фотографии почти пять  лет назад  показывал ей во Владивостоке
Кольцов. И почему-то сразу поняла, что эта  женщина из ресторана  никогда не
могла быть невестой Неделина. Не могла -- и все!
     С тех пор у Германа начались осложнения в семье. Он на время даже забыл
и о  беглом бухгалтере, и о многомиллионных счетах в швейцарских  и немецких
банках,  и  о вилле  на берегу  Средиземного  моря.  Хорошо,  что  к периоду
размолвки  Леночка  уже  работала в  модном  салоне  обуви  в  Столешниковом
переулке, недалеко от Пушкинской улицы, там, где прежде находился  известный
комиссионный магазин "Меха", а еще раньше, до революции, ломбард  с огромным
подвалом, куда москвичи, спасая от моли, сдавали на лето  на сохранение свои
шубы,  палантины,  песцовые  и  горностаевые  накидки.  Чтобы  добраться  из
Солнцево к  открытию магазина, она уходила из дома в половине восьмого утра,
когда Кольцов еще спал.  В дни, свободные от дежурства, он любил покемарить,
видимо, отсыпался за бессонные ночи в юности, когда не имел своей кровати. К
возвращению жены Герман старался  исчезнуть из дома, иногда оставлял записку
--  "вызвали  на  работу",  "срочное совещание", "поехал  к матери",  "нужно
помочь Виктору  с переездом" и тому подобное, возвратиться старался попозже,
когда  Леночка уже спала. Кольцов  понимал: неприятную историю  его женитьбы
может загладить только время. Оправдания казались ему  излишними и только бы
нарушили хрупкий мир в семье. Конечно,  он не раз повторял,  что  лишь из-за
любви к ней пошел на такую  осознанную подлость, не  хотел, чтобы она  вышла
замуж за Славку. Да разве красило его такое оправдание? Конечно нет, все это
он понимал... Оттого избегал крупной ссоры, знал крутой нрав жены. Как жалел
Самурай,  что  нет  в  данный  момент  какой-нибудь локальной  заварушки или
межнационального конфликта,  куда его на  время отправили бы в командировку.
Жаль было  и  себя, и жену, все-таки  прожили столько лет вместе,  прикипели
друг  к другу. Часто приходило на память  в эти  дни,  как  Леночка,  еще во
Владивостоке,  на чье-то  ехидное замечание, что ее  муж не одолел и средней
школы, ответила ласково, но твердо  словами  Высоцкого: какой  ни есть, а он
родня. Да, ближе и роднее у него никого не было.
     В эти дни  семейного  разлада  Кольцов  пристрастился  почти  ежедневно
бывать в "Золотом петушке". Ходил он туда один,  хотя и порывался  захватить
за  компанию  кого-нибудь  из своих ребят, но осторожность  брала  верх:  не
хотелось   объясняться,   почему   это  перед   ним  расстилают  каждый  раз
скатерть-самобранку и при этом заискивающе улыбаются. Дней десять он ходил в
ресторан  регулярно,  сидел  там  до   самого  закрытия,  слушал  концертную
программу  или смотрел приглашенное из ближнего зарубежья варьете. Даже стал
раскланиваться с завсегдатаями, а таких было немало, но что странно, ни разу
не повстречал там  Хавтана, хотя пайцза его действовала  по-прежнему и никто
его ограничивать ни в еде, ни в спиртном не собирался.
     То  ли  Петрович,  шеф-повар "Золотого  петушка", каждый  раз  старался
обслужить особо важную персону по  высшей масти, то ли  организм у  Кольцова
был  выдающийся,  могучий,  за  что   некогда  и  полюбила  его,  салажонка,
пышнотелая  Люся  из  "Иртыша",  то ли  душа  у  него  горела по-настоящему,
по-русски, -- сколько бы он ни  пил, не пьянел. А  выпивал порою за вечер не
меньше  двух больших штофов шведского  "Абсолюта", не  считая пива, -- этому
факту  удивлялись  официанты  и  завсегдатаи  за  соседними  столиками,  да,
впрочем, и  он сам. Уходил, как  говорят  на Руси, чист как  стеклышко, ни в
одном глазу.
     Хавтан объявился у себя в  ресторане  почти через месяц после того, как
Самурай  зачастил  в "Золотой  петушок":  то  ли доложили ему, то  ли  счета
непомерные  увидел,  то  ли понадобился  сам  по  важному  делу. Появился он
неожиданно, Кольцов и не заметил, откуда тот возник, увидел его уже  сидящим
напротив за столом. Был Хавтан, на взгляд Самурая, расфранчен дальше некуда:
в белой  бабочке, при белом пикейном жилете с отворотами, сказал, что только
что с концерта.  Честно говоря,  Кольцов до сих пор никак не мог привыкнуть,
что  Хавтан  ходит  при  галстуке, бывает в театре, для него  тот при  любой
перемене  --  даже стань  он президентом  страны  --  оставался бы  навсегда
фиксатым  Хавтаном,  хотя железной фиксы уже давно не  было, как не  было  и
синюшной татуировки на тыльной стороне правой руки. Была у Хавтана еще  одна
татуировка, на предплечье левой руки,  --  в память о первой  любви выкололи
ему  в  карагандинской  тюрьме  жирными  буквами  "Соня". И  Кольцова  вдруг
отчего-то заинтересовало, уцелела "Соня" или нет? А может, он ее тоже вывел,
чтобы  спокойно  гулять  на  пляжах  Коста-Браво  или  Лазурном  берегу,  не
отпугивая наколками новых друзей и компаньонов.
     В тот вечер первый штоф "Абсолюта" был опорожнен только наполовину и до
горячего еще не дошло, хотя стол оказался щедро заставлен закусками. Кольцов
не пьянел, но  аппетит имел отменный,  да и  кухня, что говорить,  нравилась
ему, особенно дорогие рыбные блюда  --  Петрович поистине был русский повар,
знал множество старинных рецептов.
     Не успел Леонид Андреевич подсесть к столу, как официант принес бутылку
"Русской  водки" кристалловского завода  -- оказывается, Хавтан  и на дух не
переносил никакого  заморского зелья.  Халдей  опередил  Кольцова, занесшего
бутылку  над  рюмкой Леонида  Андреевича,  и эта расторопность  была оценена
владельцем ресторана  улыбкой  и благодарным  кивком. Такие  знаки  внимания
Хавтан уделял обслуге не часто, но сегодня он пребывал в добром настроении и
был рад, что застал Германа в "Золотом петушке":  всего час назад в "Пекине"
вспоминали о  Самурае --  опять понадобилась  его помощь. Выпили,  закусили,
повторили  --  потихоньку шел разговор о том  о сем, но  Леонид Андреевич не
стал расспрашивать, отчего Герман  вдруг зачастил  в "Золотой  петушок", что
случилось да отчего душа болит? Не лезть в душу -- одна из главных воровских
заповедей. Захочет  --  расскажет -- так учили  Хавтана с младых  ногтей  во
дворе,  так  вразумляли  "профессора"  в  тюрьме.  Хавтан   гордился  своими
университетами, да и успех был налицо.
     Конечно,  официант  и  метрдотели  рассказали  Леониду  Андреевичу, что
Кольцов бывает в ресторане почти каждый день и сколько он выпивает. Теперь в
этом  убедился и  сам  Хавтан,  подливавший  Самураю заморской водки  уже из
второй  бутылки. Задачу перед Хавтаном  братва поставила серьезную, и она не
шла у  него  из  головы.  Неожиданная встреча  с Германом через пять  лет  в
собственном  ресторане,  а  вернее,  оказанные  им  важные   услуги  подняли
авторитет  Хавтана  в криминальных кругах  очень высоко.  Особенно крепко он
выручил Шамана, а тот  добро не забывает, об  этом знают все. Раньше Леонида
Андреевича  в   Барвиху  не  часто  приглашали,  слишком  высокие  люди  там
собирались,  большие  государственные вопросы  решали,  а теперь,  когда  он
доказал, что и сам не лыком  шит  и может пригодиться  даже таким всесильным
тузам, он зван туда всякий раз и даже получил право голоса.
     Поэтому Хавтан не  стал откладывать дело в  долгий ящик,  до следующего
раза, спросил как бы вскользь, но заинтересованно:
     -- Гера, а ты со следователем Шкабары знаком?
     Герман, хотя и приканчивал вторую бутылку, внутренне напрягся -- Хавтан
никогда не задает праздных вопросов, -- но виду не подал. В последнюю неделю
беглый бухгалтер по кликухе Гном  не шел у Самурая из головы.  Разыщи он его
-- и уладились бы, наверное, сразу  все  проблемы, включая и семейные. Кинул
бы он к ногам Леночки  виллу на берегу теплого моря, утопающую в кипарисовом
саду среди цветов, показал бы ей  жизнь на Лазурном берегу да  Париж во всей
красе, может, и оттаяла бы, простила давнюю подлость, поверила бы,  что ради
нее, из-за любви к ней подставил он лучшего друга Славу Неделина.
     -- Так знаешь или нет? -- повторил хозяин ресторана.
     -- Самойлова, что ли? -- как можно беспечнее спросил Кольцов.
     -- Да, да, Самойлова, -- сблефовал на всякий случай Хавтан:  вроде он в
курсе следствия и знает тех, кто занимался делами новокузнецкой банды.
     --  Конечно, знаком, -- усмехнулся Герман.  -- Он ведь не раз  меня  на
третий  этаж к  себе вызывал, грозился  под суд отдать, что  я пятерых ребят
потерял. Да и очную ставку  со Шкабарой не  раз устраивал. Волокитное у  них
дело, у следаков, про всякий пустяк сто раз спрашивают: а это не видел ли? А
этого не  было  ли? А это  вы случайно  не прихватили? Не выкинули? А я что,
должен   ему   признаться,  что   присвоил,  мол,   знаменитый  американский
пистолет-автомат "айграм", принадлежавший Шкабаре? Я  что, дурак? За кого он
меня держит,  я ведь  тоже  высшую ментовскую  школу  закончил,  кое  в  чем
шуруплю... -- нарочито распалялся Кольцов.
     -- Да, "айграм" -- серьезная штука. Не хочешь продать? Сейчас же десять
кусков  отвалю...   --  загорелся   Хавтан,  забыв   о  главном,  --  оружие
действительно было редчайшее.
     -- И ты меня  за  лоха держишь. Сейчас немецкий "люгер" не  меньше семи
стоит, да и тот еще поискать, а ты "айграм" за червонец хочешь, -- вроде как
обиделся Самурай.  На самом же деле он хотел размагнитить внимание  Хавтана,
чтобы понять, для чего ему понадобился следователь Самойлов.
     -- Ладно,  не лезь в бутылку, -- примирительно сказал Хавтан. Ссориться
с  Самураем ему было ни к  чему... -- Если хочешь продать, назови  цену, мне
эта штука  нужна больше, чем  тебе. А  с Самойловым  надо  завести  контакт,
подружиться с ним, понять, на что он слабак: на баб, на деньги, может, он от
машин балдеет или от охоты, нам надо все о нем знать, чтоб не промахнуться.
     Но  Герман,  продолжая  ослаблять  внимание Хавтана,  сделал  вид,  что
потерял  интерес  к  разговору,  стал  демонстративно  разливать  водочку по
бокалам и, как бы закругляя и заканчивая тему, обронил:
     -- Я думаю, следак Самойлов вам не понадобится: Шкабара ведь повесился,
и дело его закрыто. Но вы с братвой об этом знать не  могли, мы объявления о
смерти не даем -- это тебе по старой дружбе. Так что обрадуй братву: Шкабара
больше соврать  следствию  не сможет, даже  если и  захочет, нет вам от него
угрозы. -- И Самурай нарочито громко рассмеялся.
     --  Не гогочи  прежде времени!  --  вдруг  зло оборвал  его  Хавтан. --
Запомни, мы всегда  знаем, чего хотим, на пустяки у нас времени нет. То, что
Шкабара повесился, нам тоже известно...
     -- Тогда зачем вам его следователь понадобился? -- вроде тупо размышлял
вслух Кольцов.
     --  А  вот  это пока  не твоего ума  дело. Тебе поручено войти с ним  в
контакт, подружиться, а что дальше делать, узнаешь позже...
     -- Чтобы дружить со следователем, деньги большие  нужны, они обхождение
любят...  --  Герман  намекающе  постучал  пальцем   по  опустевшей  бутылке
"Абсолюта".
     -- Деньги будут,  не боись,  -- заверил Хавтан.  -- Задарма  интереса у
людей не вызовешь,  ни у тебя, ни у  твоего Самойлова. После ужина  я отвезу
тебя домой в Солнцево. Деньги в машине получишь...
     Конечно,  Кольцов сразу  разгадал тайну задания Леонида Андреевича,  он
понял, что  бухгалтера Звонарева выкрали если не люди Хавтана,  то братва, с
которой он близко  якшается. Это  была чрезвычайно важная, приятная новость.
Не нужно  будет теперь искать  бухгалтера  по  всей  России  или  в  странах
ближнего зарубежья, ведь это  все  равно  что искать иголку в  стоге сена...
Гном  находился  где-то рядом,  в  Москве,  и  место,  где держат  в темнице
бухгалтера, наверняка было известно хозяину "Золотого петушка".
     На  радостях Самурай  перестал ходить в  ресторан,  потерял  интерес  к
скатерти-самобранке, надежда  вспыхнула  вновь, и  он  решил не  упустить ее
любой ценой. Теперь он только и думал, как вызнать у Хавтана местопребывание
Звонарева: силой или  хитростью? Ошибиться он не  имел  права, теперь-то  он
понимал, что шкабаровские миллионы были действительно  его последним шансом,
единственной путевкой в другую жизнь.
     Дней через  десять Герман, чувствуя, что Хавтан  вот-вот объявится, как
обычно,  у подъезда  в  Солнцево, решил заглянуть  в  "Золотой  петушок"  на
разведку. Плана  конкретного у него  не  было,  хотя  рассчитывал  выведать:
Хавтан  ли держит шкабаровского бухгалтера, или, на худой конец,  тот знает,
кто, а главное -- где. Впрочем, кто держит  Гнома, теперь не имело значения:
Самурай созрел и знал, что  на  этот  раз он ни перед кем  не остановится --
завалит  любого,  будь то  сам Дантес или Шаман, которых он пока в глаза  не
видел, не говоря уже о  Хавтане.  Этого  задохлика  ему было совсем не жаль,
вообразил   себя   хозяином   жизни,   видишь   ли,  в  Барвихе  с   Шаманом
государственные вопросы решает... Конечно, если Звонарев  у Хавтана, можно и
без крови обойтись, не хотелось Кольцову новую  жизнь  с  мокрухи  начинать,
можно было и полюбовно  разойтись, он готов был даже отстегнуть бухгалтеру и
Леониду Андреевичу половину того, что найдут на зарубежных счетах Шкабары...
     Пришел Самурай в "Золотой петушок" раньше обычного,  давая  возможность
халдеям  разыскать  хозяина  по  сотовым  и  спутниковым  телефонам  или  по
пейджеру. В том, что он нужен Хавтану и его дружкам-покровителям, Кольцов не
сомневался, он  ведь  знал, о каких  суммах  шла  речь, -- такой куш блатные
постараются  не  упустить,  их  аппетиты Герман  изучил хорошо.  Неторопливо
изучая меню -- а оно кардинально менялось каждую неделю, -- Самурай подумал,
что скатерть-самобранка в "Золотом петушке" скоро для него может и перестать
расстилаться, ведь совсем другие отношения могут теперь сложиться с хозяином
ресторана.  Впрочем, если глядеть дальше,  в случае  удачи всесильная пайцза
скоро и не понадобится вовсе. Он уже выправил заграничные паспорта на себя и
на жену,  хотя  она  ни о чем не  догадывалась. Он хотел поставить  ее перед
фактом в последний  момент. Вырви он бухгалтера Звонарева из рук  "синих" --
Самурай и дня не стал бы задерживаться в России.  В  стране,  где он задумал
поселиться,   основным  условием  получения  гражданства  являлось  вложение
средств в ее экономику. И  сумма, на взгляд Кольцова,  была небольшой, всего
триста--четыреста  тысяч  долларов.  И почему  бы их не  вложить, это  же не
подарить! Выбирай отрасль  по  вкусу,  дело по  усмотрению  и  живи  в  свое
удовольствие!  Не зря  же "новые русские" уже весь мир  облагодетельствовали
своими капиталами,  подготовили запасные  аэродромы на всякий случай, только
для самой России-матушки завалящейся медной копейки не находится.
     Кольцов не  ошибся, что  о его появлении тут же  доложат Хавтану. Через
два часа,  когда в "Золотом  петушке" началась  концертная  программа, к его
постоянному столику подошел старший метрдотель и вежливо предупредил,  чтобы
он  не уходил, не дождавшись Леонида Андреевича, мол, тот недавно из Барвихи
звонил,  сказал,  что  скоро подъедет. Хавтан  появился гораздо раньше,  чем
рассчитывал  Кольцов,  видимо,  в  Барвихе  он  не  был,  решил  лишний  раз
покозырять связями.  Шаман,  как  навел справки Самурай,  действительно  был
крутой мужик, да и тюменская нефть, которой  он ворочал и на  которую раньше
жила вся трехсотмиллионная страна, сильно  спеси тому прибавила.  Хавтан  за
столом   опять  появился  неожиданно,   был   навеселе,  пребывал  в  добром
настроении, причину которого объяснил сразу: похвалился,  что  сегодня  всех
обкатал в бильярд. Но где играл и  с кем, уточнять не стал,  а жаль,  может,
это косвенно вывело бы Самурая на тех, кто выкрал Звонарева-Гнома.
     -- Ну как успехи? Докладывай, -- сразу взял быка за рога Хавтан.
     --  Докладывать-то  особенно  нечего.  Третьего дня  следак  неожиданно
вылетел  в  Новокузнецк в срочную командировку.  Не знаю,  связано ли  это с
бандой  Шкабары или  случайно  вышло,  а так  я до  отъезда  пару раз с  ним
пообщался.  Неплохой   мужик,  но  работа  его   осторожным  сделала.  Время
требуется, чтобы понять, что он за человек.
     --  Ну,  для  начала совсем неплохо,  --  похвалил Леонид  Андреевич  и
самолично  налил  Герману  все  той же шведской водки. --  Жаль, ты сразу не
сообразил  мне  позвонить,  что  Самойлов  в  Новокузнецк  улетел.  Надо  бы
посмотреть, чем он  там занимается, с кем  общается. Можно было бы у него  в
номере и шмон устроить, если он бумаги какие с собой брал...
     -- Ты же предупредил, что не любишь разговоров по телефону, -- обиженно
напомнил Кольцов, -- вот  я сам  и заявился  сюда, надеялся тебя  встретить.
Деньги ведь отрабатывать надо...
     -- Верно, все верно. Я не люблю разговоров по  телефону, --  согласился
Хавтан, -- но это был бы не разговор,  а  всего лишь  информация, а это вещи
разные. В следующий раз, если что-то экстренное надо сообщить, звони,  иначе
момент можно упустить. Дорога ложка к обеду...
     Сообщение не испортило настроение Хавтана, и он с удовольствием выпил и
закусил вместе с Кольцовым. Тут Самурай и закинул удочку -- а  вдруг  что  и
удастся вытянуть из него...
     --  Слушай,  Хавтан,  если вам нужен свой человек  в нашем следственном
отделе, может, я вам другого подберу, там хлопчики  есть  более покладистые,
чем  Самойлов,  да  и  возрастом  помоложе, у  них только  деньги на уме.  А
Самойлов  в  свое время следователем по особо важным  делам  при Генеральном
прокуроре  страны работал, потому  вряд ли на контакт с вами пойдет,  опасно
очень, а  он  стреляный  воробей... Правда, сейчас он  в разводе, ни кола ни
двора,  снимает,  как   и  я,  комнату  в  Солнцево,   иногда  в  электричке
встречаемся, --  напропалую откровенничал Кольцов, хотя задача  у  него была
совсем  иная.  Да и  про Самойлова заказчики  наверняка  все знают, если так
настойчиво ищут к нему ходы.
     Хавтану показалось,  что Самурай хочет перед ним выслужиться, попасть к
нему  в особую милость. А  сильнее всего хавтановскую душу согрело лакейское
"а деньги-то  отрабатывать надо...",  и он,  вальяжно  откинувшись на спинку
стула, менторским тоном изрек:
     -- Хороший ты парень, Гера, а как бойцу тебе вообще цены нет. Не зря мы
тебя Пересветом  звали. Но ты  как был  люберецкий качок,  таким и  остался,
каз