ыл, хотя и порывался несколько раз -- и по дороге с
аэропорта, и у Городецких, -- но сработал какой-то неподвластный ему тормоз.
     Утром, когда они позавтракали внизу в ресторане, Тоглар весело сказал:
     -- А я ведь обещал тебе сюрприз,  выманивая тебя из Ростова в Москву, а
ты и не напомнила.
     --  Я думала,  что визит к  твоим друзьям Городецким  и есть  тот самый
сюрприз,  -- пожала плечами подруга. -- Я  очень довольна проведенным  у них
вечером, спасибо тебе. И если  сегодня меня ждет еще  одна подобная радость,
считай, что ты приготовил двойной сюрприз.
     -- Ну, это судить  тебе, -- несколько туманно  изрек  Тоглар.  --  Если
понравится, то это и будет главный сюрприз. Во всяком случае, я старался...
     Забрав "порше"  с  автостоянки  гостиницы,  Константин Николаевич повез
Наталью на Кутузовский проспект. Когда подъезжали к  дому, очень похожему на
тот,  в  котором  жил  Городецкий,  Наталья  заметила, что на фронтоне этого
здания  тоже  висели  два  барельефа  из  черного  и серого  гранита  и  три
бронзовые, позеленевшие от времени мемориальные доски.
     -- Значит, я  угадала, опять в  гости? -- с деланным  восторгом сказала
Наталья,  оглядывая  высокое  парадное  с  консьержем  в  униформе,  бывшего
десантника.
     --  Сюрприз может  быть и не в гостях,  потерпи  немножко, -- ответил с
усмешкой Тоглар, вызывая скоростной лифт.
     Поднялись  на шестой этаж, на просторную лестничную площадку. Поскольку
на  нее  выходили  только  две  квартиры  и  обе  принадлежали   Константину
Николаевичу, то Виленкин привел в порядок и эту территорию. Оформление стало
строгим,  изысканным, на  долгие годы: до потолка -- крупная плитка под цвет
редчайшего каррарского мрамора,  на стенах  --  хорошо  полированные дубовые
панели, из специального наборного  паркета  --  пол.  Хотя обе  квартиры  на
площадке принадлежали Тоглару,  но входные двери в них резко отличались друг
от друга и по форме, и по цвету полотна и косяков, и особенно по богатству и
дизайну хорошо надраенной бронзовой фурнитуры.  Над входом  в  двустворчатую
массивную  ореховую  дверь,  что вела  в  мастерскую-салон,  имелась большая
застекленная арка, из-за нее прихожая в светлое время суток могла обходиться
без  электрического  освещения,  что  было  очень   важно  для  художника  и
преображало квартиру до неузнаваемости.
     Конечно,   лестничная  площадка  у   Городецких  тоже   была  чистой  и
аккуратной, но в сравнение с этой никак не шла, как говорят в народе: небо и
земля.  И тут, на площадке  перед дверями, у  самого Константина Николаевича
вышла заминка: он растерялся, в какую квартиру вести Наталью прежде всего. В
конце концов он подошел к двери, что выглядела построже в сравнении с дверью
мастерской-салона  --  тоже двустворчатой,  сделанной  из  цельного  массива
могучего дуба, в середине которой было пропущено толстое восьмимиллиметровое
бронированное полотно, выдерживающее очередь  из  крупнокалиберного пулемета
-- такие двери делали  в  Англии почти семь месяцев. Открыв ее своим ключом,
Тоглар радушным жестом пригласил Наталью в дом.
     -- Чей это дворец?  --  спросила она растерянно  и отчего-то испуганно.
Кругом ее окружало  такое великолепие, что она боялась  куда-нибудь не  туда
наступить или что-то задеть.
     Заметив ее смущение, Константин Николаевич весело сказал:
     -- Ты вчера что-то говорила о собственном доме, собственной кухне. Вот,
предлагают мне  такую квартиру, а я без твоего согласия не могу  дать ответ.
Посмотри, пожалуйста, кухню, может, надо что изменить, добавить?
     Раздевшись в просторной прихожей, он провел  ее за  руку по сверкающему
паркету  в большую,  метров на двадцать  пять  комнату,  которую  он  назвал
кухней.  Наталья  даже  не  представляла,  что  могут  быть  такие  роскошно
обставленные кухни  -- с  прекрасной мебелью, со  встроенными холодильником,
морозильной  камерой, микроволновыми  и электрическими  печами  и духовками,
восьмикомфорочной  газовой  плитой,  сияющей хромом и никелем  и  снабженной
всевозможными датчиками  и приборами,  отчего она  походила  на  космический
аппарат.   Здесь   же   были   посудомоечная  машина   и   другие  агрегаты,
предназначения  которых  она  не знала  и  о которых даже  не  догадывалась.
Обратила Наталья внимание и на то, что на всем оборудовании стоит знак одной
фирмы -- Сименс". Константин Николаевич подошел к громадному холодильнику и,
распахнув его, сказал:
     -- Будет  тебе где хранить продукты,  -- потом  щелкнул  переключателем
газовой плиты, которая тут же сама, без огня, зажглась,  но о таких чудесах,
плитах на пьезоэлементах, она уже слышала.
     Наталья заметно осмелела  и,  подойдя к  хромированной мойке,  включила
воду -- полилась холодная и горячая. Константин Николаевич отодвинул один из
четырех тяжелых деревянных стульев с высокой спинкой и объ-явил:
     -- Вот это место будет моим, не возражаешь?
     -- А я займу вот  это, чтобы лучше видеть тебя и быть  поближе к плите,
-- озорно ответила  Наталья, включаясь в  игру или подстраиваясь под веселое
настроение Тоглара.
     Затем они  осмотрели  зал, комнату  с камином,  которая понравилась  ей
больше всего. Особенно  огромная,  похожая на фантастическую птицу люстра из
цветного венецианского стекла и схожие по  стилю торшеры в углах комнаты, да
и все изысканное освещение,  выполненное  итальянскими дизайнерами,  будущая
хозяйка  дома приняла с  нескрываемым  восторгом -- это радовало Константина
Николаевича, ревниво следившего за  ее реакцией.  Из каминного зала  Наталья
никак  не хотела  уходить  -- даже  не обставленный до конца мебелью  он был
уютен. Но  Константин Николаевич  сказал, что им есть  еще что  посмотреть в
этом    доме,    и    увел   ее    в    сле-дующую    комнату,   оказавшуюся
кабинетом-библиотекой.  Она выглядела более завершенной и  обставленной, чем
остальные, хотя  Тоглар  обронил,  что еще  должны привезти  сюда  массивный
двухтумбовый  письменный  стол, рабочее кресло  и комплект  кожаной мебели с
диваном, креслами и журнальным столиком.
     Наталья Зимина, выросшая  в рабочей семье в заводском микрорайоне, ни у
себя,  ни  у  подружек дома  никогда  не  видела  столько  книг.  Не  всякая
городская,  не говоря  уже о  сельской,  библиотека  могла  гордиться  таким
собранием,  и  речь  шла  даже  не о  тщательности  подбора и  встречающихся
раритетах, а просто о их  количестве. В библиотеке от соседства с множеством
мудрых  фолиантов  Наталье  почему-то сделалось даже  неуютно,  и, увидев на
одной из стен,  между уходящими до потолка стеллажами  с  книгами, еще  один
вход с аркой, она спросила:
     --  А эта  дверь куда ведет? Неужели есть еще одна комната?  -- Она уже
сбилась со счету от холлов, прихожих, гостиных...
     -- А мы сейчас  посмотрим! -- сказал заговорщицки Константин Николаевич
и, взяв ее под руку, увел к потаенной двери, которую не сразу и заметишь, но
женщины -- народ всевидящий и любопытный.
     Из  бесшумно отворившейся  двери  будущего кабинета они  сразу, как  по
волшебству,  попали еще в один холл с камином. Но этот  камин  был поменьше,
попроще, чувствовалось,  что зал и камин не рассчитаны на большие посиделки,
а словно специально предназначались для одиночества, для часов раздумий.
     --  Я  так  поняла, что мы попали еще в одну квартиру, -- вопросительно
глянула она  на Константина Николаевича, но тот уже приглашал ее в следующую
комнату. -- Ух ты! --  восхищенно ахнула  Наталья. Она увидела  на  одной из
стен, почти на всю ее ширину, огромную сюрреалистическую работу Шагеева.
     Полотно  действительно  притягивало внимание -- со  вкусом оформленное,
прекрасно освещенное произведение смотрелось великолепно! Наверное, примерно
так  обставляются выставки одной картины. Привычное окно, выходящее во двор,
расширили  в  четыре раза,  и  вся  торцевая  стена  стала  сплошным  окном:
причудливое переплетение рамы  было рассчитано на движение  солнца, и оттого
мастерская  была ярко  освещена  в течение  всего дня. Поэтому комнату никак
нельзя было принять за обыденное жилье, и гостья поняла, что попала в студию
художника.  С  трудом оторвав  взгляд  от  полотна  знаменитого  московского
сюрреалиста, Наталья вдруг увидела у сдвинутого к стене  мольберта с забытым
этюдом картину с обнаженной женщиной и невольно  шагнула к ней и  тут вблизи
разглядела еще два городских пейзажа: один летний, другой зимний. Картины ей
понравились,  но  какое-то внутреннее  чутье подсказывало,  что  висят они в
мастерской неспроста, было видно, что  даже каждый гвоздь тут продуман, -- и
она молча прошла к  другим полотнам, возможно они  подскажут разгадку тайны.
Она и подумать  не могла,  что  все виденные  ею старые  картины принадлежат
художнику, который имеет непосредственное отношение к хозяину дома.
     Внимательно  вглядываясь в полотна,  перебегая  взглядом  с  одного  на
другое, она  почувствовала  уверенную  руку  одного  мастера,  хотя,  честно
сказать, особенно глубоко в искусстве  никогда не  разбиралась, хоть и имела
друга-художника. Машинально  глянув на год написанной работы --  эта  деталь
для нее казалась в тот момент важнее, любопытнее, -- автоматически прочитала
фамилию  автора:  "Фешин".  И  до   нее  неожиданно  дошло,  что  Константин
Николаевич --  тоже Фешин,  не  часто встречающаяся в России  фамилия. Тогда
Наталья вернулась к первой картине,  там  тоже стояло  "Н.И. Фешин",  и она,
повернув  удивленное  лицо к  молча наблюдавшему  за  ней Тоглару,  спросила
неожиданно:
     -- Неужели твой отец писал эти прекрасные картины?
     -- Нет,  -- ответил  спокойно, обнимая  ее за плечи, Тоглар, -- это мой
дед, академик Николай Иванович Фешин.
     -- А кто  был твой отец?  -- пользуясь  моментом, задала  новый  вопрос
Наталья.
     -- Тоже художник. Настоящий художник, кормился кистью. Жаль, рано умер,
в сорок лет. Военные ранения дали себя знать.
     --  Ты  никогда  мне об  этом не  говорил. -- Наталья  обиженно дернула
плечом, освобождаясь из его объятий.
     -- Не было повода.  Не сердись. Сегодня другая  ситуация,  ведь вчера я
сделал тебе предложение... Ты еще не забыла?
     --  Наверное, тебе вернули жилье, ранее принадлежавшее  вашей семье? --
спросила  Наталья, пытаясь что-то уяснить для себя. Слишком уж все  было для
нее  неожиданно:  и  дом, и квартиры,  и  изысканный  ремонт, и намечавшаяся
обстановка  -- Константин  Николаевич по ходу осмотра  рассказывал вскользь,
где, что будет стоять, как выглядеть.
     --  Не  совсем  так,  Наташа,  --  покачал головой  Тог-лар. -- Дома на
Кутузовском --  сталинской эпохи, тогда строили капитально, с  размахом,  на
века. А  Фешины родом из Казани, там родились и жили  мой дед, мой отец, моя
бабушка.  Сегодня  там  никого  в  живых  не  осталось.  Зато  в  Казани,  в
Государственном  музее  Татарстана,   есть  специальный  фешинский  зал,  мы
как-нибудь съездим  туда...  А я родился  и  вырос в Западном  Казахстане, в
далеком местечке Мартук. Там остались могилы  отца и матери... Вот и вся моя
родословная, -- заключил он невесело. -- Будем  начинать все сначала. Вместе
с  тобой,  надеюсь, мы  возродим некогда достойный русский род Фешиных. Если
ты, конечно, согласна...
     --  Я сразу,  еще  в  Ростове,  почувствовала, что  в  твоей жизни есть
какая-то тайна,  но никогда не думала,  что  это  может быть связано с твоей
фамилией, с родословной, -- призналась неожиданно Наталья, прильнув  к нему.
--  Еще  на  выставке  у  Вартазарова,  когда  все  так  восхищались  твоими
рисунками, мог бы признаться, что ты из семьи известных русских художников.
     --  Зачем?  Тогда  мы  с  тобой  были еще  мало  знакомы, а родословную
человека  не всякому  следует  знать, это глубоко  личное. Теперь-то  другое
дело... Не поверишь, мой дед пятьдесят лет был под запретом. Слава Богу, что
не уничтожили его работы в запасниках. Только  теперь  по-настоящему у  него
начинается  жизнь в новой России. К сожалению, до сих пор он известен только
узкому кругу специалистов, искусствоведов, да,  пожалуй, жителям Казани. Там
его знают и любят. До сих пор нет ни одного каталога его  работ... Этим мы с
тобой займемся в ближайшее время...
     -- Значит, в  тебе тоже живут гены художника,  раз твои рисунки вызвали
восторг у Игоря, моего одноклассника,  -- он  не всякому скажет  комплимент,
тем более коллеге по цеху...
     --  Да,  пожалуй,  так  оно и есть.  Я  чувствую тягу  к живописи, хочу
рисовать. Раньше  жизнь складывалась иначе, не до холстов и мольбертов было.
Теперь и я хочу попытать  свой шанс, может, что и получится, не  возражаешь?
-- шутливо спросил он.
     -- Нет, конечно, -- задумчиво ответила Наталья,  уж очень  все это было
неожиданно  для  нее.  -- Рисуй на  здоровье,  если душа лежит. Да  и  грех,
наверное,  с  такой  родословной  не попробовать  себя  в живописи.  --  Она
огляделась  вокруг.  -- И  мастерская  твоя мне нравится, здесь  так удобно,
уютно, красиво, столько света!
     -- Тогда давай продолжим  осмотр квартиры, ведь тебе  предстоит решать,
подходит она  нам  или  нет?  -- шутливо  предложил Тоглар  невесте. --  Нам
немного осталось  инспектировать, хотя  и  в  этой половине есть и  кухня, и
ванная, и  комната для гостей, если они вздумают у нас заночевать, или вдруг
нагрянут твои  родственники.  Моих, американских, к сожалению, еще предстоит
отыскать, а других у меня нет, -- закончил грустно Константин Николаевич.
     -- Кухня -- моя  слабость, -- загорелась будущая хозяйка фешенебельного
дома, весело приказала: -- Веди!
     Кухня  в  студии-мастерской  оказалась   гораздо   меньше,   не  больше
шестнадцати -- семнадцати метров, но и она вдвое превышала все известные  до
сих пор Наталье. И ванная комната, и кухня, и гостевая на этой половине дома
были  решены  в  другой  цветовой гамме,  по-иному  обставлены  и  освещены.
Например,  кухня  в  мастерской  была  укомплектована  фирмой   "Бош",  тоже
немецкой.  Константин  Николаевич отдавал предпочтение  технике из Германии,
мебели из Италии, посуде из Англии, часам из Швейцарии,  винам из Франции, и
это будущей хозяйке следовало учесть.
     Особенно  понравилась  Наталье просторная, хорошо  освещенная прихожая,
свет сюда попадал из огромной  застекленной арки  над входной  дверью, из-за
этого решения архитектора-дизайнера квартира оказалась полна воздуха, света.
И разумеется, поражавшее ее только вчера жилье Городецких не  шло ни в какое
сравнение с  тем,  что задумал Константин Николаевич. Она  запоздало поняла,
почему он  так настойчиво напоминал ей о  сюрпризе. Такие сюрпризы, казалось
ей, бывают только во сне или в мечтах, а тут... В какой-то момент на Наталью
словно   нашло  озарение:   она  увидела   эти  двухквартирные  апартаменты,
соединенные тайным ходом, во всем убранстве и блеске, как подробно описал ей
Константин  Николаевич.  Увидела и себя в доме, принимающей гостей,  друзей,
родню, воспитывающей  будущих  детей, ведь  он  сказал ей:  начнем  с  тобой
возрождать старинный русский  род Фешиных, и ей стало  так тепло и радостно,
что она тут же бесхитростно выпалила:
     -- Ну, если выбор зависит  от меня, мне тут все нравится, и я не хотела
бы ничего  менять. Спасибо, дорогой, сюрприз действительно великолепный, так
меня еще никогда не радовали.
     -- Я  счастлив,  что  в  праздничный  день  мне  удалось  поднять  тебе
настроение  и  мой  подарок  пришелся  тебе  по  душе,   --  со  старомодной
галантностью  ответствовал Тоглар и шутливо поклонился. -- Давай вернемся  в
гостиницу,  оставим машину на  стоянке и погуляем по Москве пешком. Я покажу
тебе  одну  дивную антикварную лавочку,  познакомлю  с  ее  хозяином Кузьмой
Митрофановичем, потом пообедаем  в  одном испанском  ресторане,  ты  ведь  в
Ростове проговорилась, что Испания тебя чем-то притягивает...
     И снова  они одолели комнату  за  комнатой, и  вновь Наталья постояла у
понравившихся картин  и гравюр, посмотрела  на окрестности с  высоты шестого
этажа в огромное окно в большом каминном зале, включая и выключая диковинные
люстры под высокими потолками, заглянула еще  раз на кухню -- честно говоря,
уходить ей  совсем не хотелось... В какие-то минуты  она была готова ликующе
закричать в гулкой тишине пустых комнат: "Это мой дом! Это мой дом!"
     Когда  в  прихожей  он подавал ей манто из  золотистой  каракульчи, так
поразившее  пресыщенных французов в Париже, Тоглар, обняв и целуя ее  в ухо,
спросил:
     -- Ну, так как, выходишь за меня замуж? Квартирный вопрос, как  видишь,
решен...
     И она, повернув к нему счастливое лицо, прошептала:
     -- Да, милый, я согласна продлить род Фешиных...
     Поздний  обед  в испанском ресторане "Реал" плавно перетек в  ужин,  но
Тоглар с Натальей не замечали времени, темени за окном, мокрого снега -- они
были по-настоящему счастливы, потому как определили день свадьбы: 20 апреля,
как раз в день ее рождения.
     Суеверная  Наталья вычитала  в каком-то  гороскопе, что браки,  которые
заключаются в день рождения невесты, оказываются необыкновенно  счастливыми.
Она уже однажды выходила замуж  в мае и, опять же по поверью, -- промаялась.
Теперь   она  не  хотела  рисковать.   Константин  Николаевич,   с   улыбкой
выслушивающий  доводы  возлюбленной, был  согласен на  любые сроки.  Наталья
хотела непременно  венчаться  в какой-нибудь  известной церкви  или  соборе,
обязательно в  белом  свадебном платье с длинным шлейфом,  чтобы  этот  день
запомнился  на  всю  жизнь.  Видимо,  она  помнила  свою  первую  свадьбу  в
студенческом общежитии и скучную регистрацию в районном загсе, в обшарпанной
комнате,  с  задерганной  жизнью  заведующей,  которая заодно  выписывала  и
свидетельства о смерти.
        "5"
     Все  почти так и  получилось, как  задумывала  невеста, только  заметно
изменились сроки в грандиозных и пышных планах. В конце марта, когда Наталья
сдавала свои дела  в  магазине "Астория", умерла  в больнице ее  мать,  хотя
врачи   уверяли,  что  больная  идет  на   поправку.  Пришлось   Константину
Николаевичу срочно вылетать в  Ростов, организовывать  похороны и поминки --
все,  как  положено у  православных.  Теперь,  до  истечения  сорока дней  и
очередных поминок,  о  свадьбе не  могло  быть  и  речи,  греховность такого
поведения  казалась очевидной  обоим,  впрочем, и поводов особых  спешить не
было. Виленкин,  которому  была  названа  дата  свадьбы,  к  середине апреля
подготовил дом к встрече молодой хозяйки:  в  обеих квартирах  укомплектовал
все, вплоть  до  обувных щеток для любого цвета обуви. Так что в квартиру на
Кутузовском  Наталья въехала невенчанной,  вопреки  задуманному.  Поминки по
матери, сороковины, отметили в Ростове, куда они поехали вдвоем и жили уже в
гостинице  "Редиссон-Ростов", где  прошли  первые счастливые свидания  после
побега Тоглара из чеченского плена.
     С Ростовом, где  родилась, училась  и  прожила все свои двадцать девять
лет,  Наталья  расставалась  без  сожаления.  Со  смертью  матери оборвалась
последняя ниточка, связывавшая ее с  этим городом. "Мы  с  тобой теперь  оба
сироты", -- сказала Наталья Тоглару после похорон матери. Отца своего она не
знала вовсе, хотя носила его фамилию -- Зимина.
     Отметив  в  апреле вместо  назначенной свадьбы похороны и сороковины  в
мае,  они  задумались, когда же назначить  венчание.  Май невеста  исключила
наотрез,  по уже известной причине. Лето  выпадало  как-то само по себе, эти
месяцы, на  взгляд  невесты,  тоже считались несчастливыми.  Остановились на
второй половине августа, ближе к осени, когда люди возвращаются из отпусков,
отдохнувшие,  загорелые, энергичные. И тут  Георгий-Эйнштейн  вновь  выручил
умным   советом,  предложив  Тоглару  оригинальный  ход:  сделать  свадебное
путешествие наоборот -- поехать покататься по ми-ру, отдохнуть где-нибудь на
море, а потом уже венчаться в церкви, как  пожелала ростовская невеста. Этот