и",  которое Фешин заказал на всякий случай,  если
Наташа заглянет в гости, добавил:
     --  Пожалуй, пиво  для такого повода слабовато. Ты прав, давай открывай
шампанское -- встреча того стоит!
     Ожидая Аргентинца, Тоглар раздумывал, до какой  степени ему можно  быть
откровенным: скрывать свой плен  в  Чечне нельзя, да и  ни к чему, возможно,
еще  придется искать помощи у братвы. Вешать лапшу на уши  Городецкому  тоже
бесполезно -- не лох,  еще оскорбится. И всей  правды не скажешь, не подошло
время. Да и  непонятно,  с кем тот сейчас  водится, впрочем, крупные  каталы
всегда на  поводке у ментов и кагэбэшников. Нет, разговора по душам, пока не
огляделся, не будет. Откупорив двухсотдолларовую бутылку шампанского, Тоглар
сдержанно предложил  тост  --  за  встречу. Выпили. Аргентинец тут же открыл
пиво, видимо, вчера он изрядно перебрал и насчет похмелья не шутил. Допивая,
Городецкий взглядом торопил Фешина рассказать о себе.
     Тоглар начал несколько издалека...
     -- Прежде всего спасибо за вчерашнюю  выдержку, что не засветил меня ни
в зале,  ни с посыльным.  Судя по  его молчанию, да и по самой маляве, ты не
стал объяснять -- кто я.
     -- За  кого ты меня  принимаешь?!  --  ответил  обиженно  и уже  пьяным
голосом Аргентинец.
     -- Я знаю, что заинтересованные люди три года назад сделали объяву, что
я погиб в автомобильной катастрофе.  Спасибо, что  вспоминали добрым словом,
впрочем,  и  об этом до меня доходили слухи. Ты прав, сам я не хоронился  --
грехов перед братвой у меня нет, -- меня выкрали.
     --  Выкрали?!  --  От неожиданности  Городецкий  выронил  пиво  из рук,
которое он допивал  уже из горла, и, не обращая внимания на  покатившуюся по
полу бутылку, трезвея, спросил шепотом:
     -- Менты? КГБ?
     -- Да нет, "чехи"...
     -- А зачем ты чехам-то  понадобился? У  них что, своих  "деловых" мало?
Поляки  у  них  под боком.  Да ты,  кажется,  по-ихнему  и  не  болтаешь, --
рассмеялся облегченно Аргентинец.
     -- Ты не понял. Выкрали меня чеченцы. Я их по старой  памяти так кличу.
Теперь-то мало кто помнит -- "чехи"...
     -- Нет, я помню, врубился. Верно,  их еще в Алма-Ате "чехами" величали.
Не  очень падкий на карты народ.  Вот  корейцы, казахи --  это да... Так  на
хрена ты им, "чехам", сдался?
     -- На то же, что и тебе, ты ведь сам сказал -- век нынче бумажный.
     -- Понял.  Выходит, ты им  бумаги  на пятилетку вперед выправил,  и они
отпустили тебя с миром и, как видно, щедро рассчитались.
     --  Да,  рассчитались  щедро. Но  они  меня  не отпустили, я  сбежал. И
сейчас, возможно, меня ищут по всей стране.
     -- Да, представляю,  какие бумаги  ты  им там  нахимичил! Мало  им, что
Россию на шесть триллионов за год кинули,  теперь, видимо, за Запад взялись,
за конвертируемую валюту! Бог им в помощь, не люблю я капиталистов...
     -- Всякие бумаги пришлось варганить, -- не стал вдаваться в подробности
Тоглар.
     -- Да,  крепко ты, брат, влип, --  поняв ситуацию, протянул Аргентинец.
--  Давай-ка еще шампанского пропустим, понравилось. Никогда не пил  такого,
тут с пивом-то не разберешься.
     Выпили снова по бокалу "Де Кастеллани".
     -- Поэтому я еще не совсем разобрался, стоит ли мне громко объявляться.
Если пойдет слух, что Тоглар жив, то мне долго на свободе не  гулять -- либо
грохнут,  либо снова выкрадут, третьего не дано. Я действительно много знаю,
и не из-за своего любопытства, но  это сути дела  не меняет,  даже если бы и
поклялся по-ихнему, на Коране, держать язык за зубами.
     Городецкий долго сидел, раздумывая, потом вдруг радостно встрепенулся:
     -- У тебя была когда-нибудь другая кликуха?
     --  Была...  --  вяло  ответил хозяин номера, не  понимая,  куда клонит
всезнающий Аргентинец. --  Да  ты  сам  должен помнить,  как  я  когда-то  в
"Пекине" за столом рисовал карандашом ваши  портреты, и  Шакро-старый  тогда
назвал меня  Модильяни. Но  кликуха не  прижилась,  хотя мне и  нравилась --
Модильяни...
     --  Вот  и хорошо,  что отыскалась старая кликуха.  Я вернусь в  Москву
раньше тебя дня  на три и устрою,  где смогу, толковище насчет тебя. Мы ведь
за  годы твоего  отсутствия  тоже перестроились,  по  национальным квартирам
разбрелись:   славянские    группировки,    дагестанские,   азербайджанские,
грузинские, ну и "чехи", конечно, они особняком стоят, не признают воровских
традиций. Один  Султан Даудов живет по  нашим законам,  через него братва на
чеченцев выход имеет. Мы с тобой, выходит, в славянской организации состоим.
А нынешние три года,  братан, все равно что раньше пятнадцать -- год за пять
по  старой  тюремной шкале. Тебя помнят старики. Мы  ведь с тобой,  кажется,
годки --  к  юбилею  дело  катит.  Я свой  задумал в  "Метрополе"  отметить.
Скорпион я, так что в ноябре приглашаю...
     -- А мне  в  декабре полтинник стукнет. Не  знаю,  где  отмечать  буду,
никогда не думал, что до юбилеев доживу, -- перебил гостя Тоглар.
     -- Ну, тебе вряд ли  дашь  полтинник, я, пожалуй,  твоим очень  старшим
братом выгляжу, -- рассмеялся Городецкий и продолжал:  -- Так вот, память  о
тебе  за  это время поугасла,  дни-скакуны год за пять  пробежали, как я уже
говорил, но это все тебе  в  нынешней ситуации  на руку.  Раньше,  в золотое
время, Москва нам,  славянам,  принадлежала.  Конечно, были тут и братаны  с
Кавказа и Средней Азии, но  без своих единокровных бригад, как нынче. Теперь
вся их братва -- мелкая шпана, щипачи, кидалы, домушники -- с окраин империи
хлынула в  Москву.  Не  преувеличиваю,  сам увидишь  все  -- дома  у них  ни
воровать, ни  грабить уже нечего:  холод, голод, нищета. Да еще на  окраинах
быстро  строгие  законы ввели,  там адвокатами-краснобаями суд не запутаешь.
Украл  в России,  например,  "Мерседес-600" за сто двадцать тысяч долларов и
тебя  застукали на  месте,  не  теряйся, говори:  я, дяденька, покататься на
буржуйской машине захотел, проверить, так ли  она хороша, как ее хвалят. Ну,
раз ты хотел  только покататься, милок, иди с миром. А вот в Азии, например,
сказочкам шустрых  адвокатов  не верят:  сел в чужую машину "покататься"  --
получи пятнашку. Говорят, теперь  в Ташкенте машины  даже не  закрывают. Ну,
это, может,  для красного словца, а все же результат  налицо. Та же ситуация
там и с квартирными кражами: хоть сто лет  в тюрьме сиди, пока хозяину  весь
ущерб не  выплатишь, в том числе и моральный.  А  в тюрьмах нынче  с работой
плохо: заработки низкие, можно всю жизнь в кандалах по своей воле проходить.
Нет, грабить и воровать, убивать и мошенничать нынче только в России выгодно
-- братва в Думе  силу имеет, ни один закон против  нас не пройдет. Да и как
же они  закон  такой,  как,  к примеру, у  узбеков,  примут, если  депутатов
помощники  --  сплошь  воры  в  законе.  Вот  тебе  крест,  у  самого  главы
администрации президента  все пять помощников  наши люди, какие-то репортеры
даже фотографии  удостоверений  братвы  добыли.  Да кто  ж  с  такой  ксивой
осмелится их задержать, даже если они с "калашниковым" будут разгуливать. Да
что там  помощники, если  Пудель,  ты ведь его знаешь, из  Приморья, тот уже
представляет Россию  в  международных организациях,  в  ООН  по  российскому
мандату как на малину  вхож, интервью  "Аргументам и фактам"  дает, а Отарик
собирается даже партию свою организовать. Оттого  у нас в  Москве теперь  --
только не падай в обморок -- и китайцы, и корейцы, и монголы, и вьетнамцы, и
даже  африканцы промышляют  -- полный интернационал, рвут Москву,  да  и всю
матушку-Россию, на куски.
     -- Да, ты, я вижу, тоже в Думу лыжи навострил, чистый политик, радетель
за судьбы Отечества! -- рассмеялся от души Тоглар.
     --  Извини,  заносит иногда,  люблю поговорить, мое  оружие  не  только
умелые  руки,  но  и язык. У  меня  за  столом  в  гранд-люксе  разные  люди
собираются. Вчера, например,  играл с бывшими партийными  чиновниками -- они
тут, в Ростове,  все предпринимателями и банкирами  стали, все за Отечество,
которое сами со своими вождями и профукали, плачут. Ну и я им в масть, иначе
по идеологическим соображениям катать со мной не станут, а с кем мне играть,
не с тобой же. Вернемся лучше к Модильяни... Хороший художник был, гуляка, и
карт  не  чурался,  мир  праху  его. Жаль, ты не  рисовал поэтесс, может,  и
прославился бы, Москва ведь кишит поэтессами, -- съязвил Аргентинец.
     -- Тогда бы ты не  смог в  Ялте  два  года  отсиживаться  под  фамилией
Охлопкова Сергея Александровича, если бы я на чистое творчество перешел,  --
не замедлил с ответом Тоглар, и оба от души рассмеялись.
     --  Перефразируя  известное  изречение:  король  умер,  да  здравствует
король,  --  продолжал Городецкий,  -- скажу:  Тоглар  умер,  да здравствует
Модильяни! Хотя понимаю, тебе  трудно расстаться с легендарным  Тогларом, да
что поделаешь -- жизнь дороже славы. Но ты не переживай, безработица тебе не
грозит, дай  Бог  сил  и здоровья  хотя бы старых клиентов  обслужить.  Ведь
многие наши  кореша, кого  ни возьми,  хоть  Васю Головачева, кликуха Сапер,
хоть  Олега  Лозовского  из  Днепропетровска,  Дантес  его   кличут,  теперь
владельцы  компаний,  фирм,  ассоциаций,  фондов,  концернов,  финансовых  и
трастовых  групп  и  еще  черт  знает чего,  вот  они  тебя  на  дню  не раз
вспоминают.  Дантес однажды  показал  мне бумагу  в своем  кабинете... Он  в
"Метрополе" целое крыло на  пятом этаже снимает, я у него иногда ключи беру,
когда горячий  клиент  под  руку  попадает, да  и  Дантес  сам  перекинуться
картишками  всегда рад,  дела  фирмы ему  по  боку,  там есть  кому  за  все
отвечать... Да-а, вот он  и говорит: был бы жив Тоглар, сработал подпись  на
бумаге,  адресованной  мне,  а  я  уж  нагрел  бы  компаньона  миллионов  на
пятьдесят,  в баксах. "А дальше как? -- спрашиваю я. -- Он ведь откажется от
подписи".  А  Дантес  смеется и говорит, ты что, забыл, как Тоглар работает,
сам хозяин  подписи не отличит.  Ну, подаст на разборку,  а любой разводящий
возьмет  в  руки  штук  двадцать  его старых писем, которые  мы  поднимем из
архива, выложит  их на стол,  при  свидетелях с обеих  сторон,  только  одни
подписи, а тексты  на  фирменных  бланках прикроет, и  скажет истцу:  найди,
какая подпись фальшивая. Найдешь -- признаем твой  иск, нет -- плати Дантесу
за  утерянный финансовый  интерес, вытекающий  из вашего предложения, еще  и
штраф за  оскорбление на него  наложат. Мы  ведь не  на  каждого  компаньона
наезжаем,  знаем,  кто  нам по  зубам. Понял, Модильяни,  как  нынче  деньги
делаются, без фомки и кастета.
     -- Да,  круто,  ничего не  скажешь... Это  какими  же  деньгами  Дантес
ворочает, если  он  за раз компаньона на  пятьдесят лимонов в  баксах  хочет
кинуть? -- растерянно спросил  Константин Николаевич, три года назад он знал
Лозовского совсем другим человеком.
     --  Да  кавказский  плен  для  тебя,  брат,  на  воле  точно  пятнашкой
покажется. За эти годы в России, в Моск-ве особенно, такое  произошло, сразу
не   понять   и   не  оценить.   Вчерашняя  фарца,  мэнээсы,   преподаватели
марксизма-ленинизма, стали  депутатами,  членами  правительства,  банкирами,
нажили миллионные и миллиардные состояния, разумеется  в "зеленых".  Кстати,
не  обмишулься  в  Москве,  все  цены  подразумеваются  в  долларах.  Дантес
рассказывал,  как  его  коллега,  занимающийся нефтью,  пригласил к  себе  в
городскую квартиру, а  затем в загородный дом своих американских  партнеров,
тех, кого называют нефтяными магнатами. Так вот, эти буржуи  все удивлялись,
как  это  за  два-три  года,  после  двухкомнатной  хрущобы  в  Чертаново  и
стопятидесятирублевого  оклада  в  райкоме  комсомола,  хозяин  сумел  стать
владельцем   настоящих  апартаментов,   замков,  забитых   антиквариатом   и
картинами,  которые  редко  попадают  и  на знаменитые  лондонские  аукционы
"Кристи" и "Сотби". Вот этот шанс  ты, Тоглар, проморгал в  чеченском плену,
теперь  шальные состояния лепить сложнее, но еще можно. А чтобы ты  поверил,
что не заливаю,  я покажу тебе свою квартиру, на Кутузовском проспекте, я ее
в  карты  выкатал. Так  вот,  хозяин для ее оформления дизайнеров,  и  очень
известных, из Италии и Франции выписал, а сам ремонт делали финны.
     Городецкий разволновался от  своей  длинной пылкой  речи,  но видя, как
внимательно  слушает его  Тоглар,  быстро  осушил  еще  одну  бутылку пива и
продолжал:
     -- Но это не весь расклад московской жизни. Пойдем, братан, дальше. Как
теперь Модильяни не пострадать  за  Тоглара, сегодня ведь не знаешь, за кого
мазу держать. Ты, наверное, еще и не слыхал, что нас с тобой могут  называть
"синими".
     -- Почему "синими"? Ну, понятно, белые, красные, -- взвился Фешин, -- а
мы что, баклажаны?
     -- Не кипятись. Синие мы и есть синие. Ни я, ни ты отменить кликуху уже
не  можем, прочно вошло  в  обиход, в определенных кругах,  как говорится. А
"синие" -- называют  так  всех, срок  мотавших, даже без  наколок,  как  ты,
например. Усек? За эти годы, пока ты "чехам" бумаги правил,  печати  лазером
вырезал и планы  строил, как дернуть из  Ичкерии, и  на нашем  фронте  новые
расклады  резко обозначились. Выросли отморозки,  без роду,  без племени, не
говоря  уже о  наших  понятиях, традициях. Эти  тюрьмы не нюхали, законов ни
государственных,  ни  воровских  не  приемлют,  им  что  мента завалить, что
авторитета, что лоха -- без  разницы. За  деньги на что угодно готовы, у них
нет понятия -- западло. Конечно,  их прихода никто не ждал, и что можно было
поделить из  сфер влияния,  уже давно  поделено.  Но они не признают никакой
власти, никаких границ, ничьих сфер влияния,  и  первым,  кому они  объявили
войну, -- нам,  людям, знающим,  что  такое тюремная баланда и нары, кому по
праву должен принадлежать контроль за теневой экономикой, за всеми деньгами,
что  плывут  мимо  государственного  кармана,  мимо  казны.  Проще,  украл у
государства  --  отстегни  в  общак   братве,  это  касается  и  банкира,  и
предпринимателя, и  торгаша. Так было  всегда,  так во всем мире. Но у нас и
тут свой путь. Это с их легкой руки нас теперь стали называть "синими"...
     Аргентинец так  увлекся несвойственной  для него миссией  наставника  и
возможностью  быть  полезным  легендарному  Тоглару,  что  напрочь  забыл  о
завтраке, лишь налегал на пиво и изредка посматривал на бутылку шампанского.
"Де Кастеллани" пришлось ему по душе.
     Константин  Николаевич  на  правах  гостеприимного хозяина снял  крышку
блестевшей  хромом  посудины,  стоящей на горящей слабым огнем  спиртовке, и
запах   хорошо   прожаренной  молодой  индейки,  фаршированной  черносливом,
заставил старых корешей потянуться к тарелкам. Но Городецкого, видимо, ничто
уже  не могло удержать, возможно, он по каким-то  причинам хотел  не  только
поставить Фешина в  известность  о событиях  в Москве  и России,  но и желал
выговориться, высказать  свое  отношение к происходящему  вокруг беспорядку.
Накипело в душе у старого каталы, ой как накипело...
     -- Так что  сам  видишь,  выросла новая  разновидность преступников  за
два-три года, и это время совпало с твоим "курортом" в Чечне.
     -- Ничего себе курорт, -- усмехнулся Тоглар.
     --  Ты  слыхал  про такой  город,  как  Новокузнецк?  --  спросил вдруг
Городецкий, отодвигая тарелку.
     --  Нет, -- искренне ответил Фешин, -- хотя я  много поездил  по свету.
Судя по названию, из городов-новостроек, короче, провинция, тмутаракань...
     --  Верно.  Я тоже до  некоторой  поры,  а  точнее, до прошлого года, и
слыхом не слыхал о нем ничего. Ни ты, ни  я, никто другой и  представить  не
могли, чтобы  банда из этой самой глухомани могла терроризировать московских
банкиров и  предпринимателей. За год с небольшим, после появления в столице,
эта банда  убила более пятидесяти  человек. Да  каких  людей!  Которые могли
постоять за себя, имели деньги, телохранителей, свои команды, вооруженные до
зубов. Да и наших, "синих", они грохнули немало.
     --  И кто  же это  такой лихой  выискался? --  заинтересованно  спросил
Тоглар.  Он,  кажется,  что-то слышал  об  этих  отморозках  от чеченцев. --
Неужели братва  не среагировала  на  беспредел?  Так ведь  под  корень  нас,
живущих по понятиям, могут вывести.
     -- Не спеши. Эту историю я обязан, хоть вкратце, рассказать. Тебе нужно
это  знать, чтобы  не  влететь  в новую  передрягу. Ты ведь  не  только  для
"чехов",  как я  понял,  представляешь  интерес.  Так  вот,  банда  молодая,
появилась  в девяносто первом году. До этого ее  главарь, Владимир Лабоцкий,
лично знал всех  до единого, кто  позже составит костяк его бригады. Да, да,
опять  десантные войска, даже  их  спецподразделения,  -- они все служили  в
одной части. Элита элитных войск, к слову сказать.
     Уже  занимаясь  рэкетом,  они  каждый  день по  нескольку часов  подряд
тренировались  в  спортивном  зале  под  руководством Лабоцкого,  владевшего
официально салоном  физической  культуры,  и  бегали  пятнадцатикилометровые
кроссы,  опять же  ежедневно. Вот какая сила противостоит властям и  братве,
уверяю тебя, Тоглар, такого порядка теперь ни в КГБ, ни в милиции, ни даже в
президентской  охране  нет. Начали  они,  конечно, с кооперативов, с лотков,
палаток.  Главное  оружие у них было психологическое -- устрашение. Они были
невероятно жестоки. За месяц подмяли под себя город  и близлежащие районы --
платили все. Лабоцкий слетал в Англию и купил оборудование для прослушивания
телефонов,  разговоров сквозь  стены и  во  впереди идущих машинах,  приборы
ночного видения и всякую другую технику; что приобретать, он знал, как я уже
говорил, в спецподразделениях десантных войск обучили его прекрасно.
     Городецкий, заметив  интерес Тоглара,  воодушевился, словно рассказывал
увлекательную, недавно прочитанную повесть.
     -- В прошлом году Лабоцкий появился в Москве и, как всегда, все заранее
продумал,  взвесил, тщательно  подго-товился.  Для  своих ребят  он купил  с
десяток  квартир  в Юго-Западном округе столицы,  для  молодняка также  снял
хаты, все телефонизировал, раздал всем пейджеры. Приобрел с дюжину иномарок,
включая  пятисотые  и шестисотые "мерседесы".  Но завидовать его  команде не
при-ходится  -- никто без разрешения  не имел права и носа высунуть из дому:
за  нарушение  -- смерть, расстрел.  С  подачи всяких  шестерок в Москве  --
предпринимателей, которых он успел подмять под себя,  а также своих людей  в
милиции и ФСК, наверное, за большие бабки, --  быстренько завел картотеку на
всех  видных  воров  в  законе  и авторитетов, контролирующих  белокаменную,
собрал данные и на крупные коммерческие структуры и банки.
     Тут напрашивается  небольшой  комментарий...  -- Городецкий  неожиданно
встал  из-за  стола.  --  Но  прежде,  с  твоего  позволения,  звякну одному
человеку... Сегодня после обеда  предстоит большая игра, если интересуешься,
поднимайся, я представлю тебя как известного художника...
     --  Спасибо,  но  я после обеда тоже  буду занят,  --  сразу  отказался
Константин Николаевич -- у него на вечер была назначена встреча с Натальей.
     Гость прошел к телефону, стоявшему у зеркала,  и, набрав номер  нужного
абонента,  говорил минуты две, не  больше.  Вернулся  он к  столу,  радостно
потирая руки. Судя по всему, игра не отменялась и куш предстоял немалый.
     --  Значит,  -- продолжал Аргентинец, -- прежде чем  закончить  о банде
Лабоцкого -- обещанный комментарий...  Тебя ведь не фабула интересует, конец
ты и сам можешь просчитать, верно?
     Тоглар согласно кивнул.
     -- Важно тут другое -- понять расклад сил:  кто за кем стоит, кто с кем
повязан и в  какую сторону  кто движется, за кем возможен успех, а значит --
власть. Наверное, молодые бандиты не смогли  бы так борзеть, пойти на нас  в
открытую, если  бы "новые  русские" на первых порах откровенно не приняли их
сторону. Сотрудничество с "синими", как казалось нуворишам, их принижало. Но
на  деле